Она пытается ему объяснить, как плохо он поступает. Она даже рассказывает ему о своем друге, который приехал из Баку и с которым она познакомилась двадцать четыре года назад. Но он по-прежнему остается глухим ко всем ее доводам. Тогда она понимает, что и ей не удалось достучаться до его сердца. И она покидает квартиру.
— И вы тоже поднимались к нему? — спросил Мелентьев у женщины. — Это уже не квартира, а какой-то проходной двор.
— А теперь наконец мы переходим к самому решающему акту этой трагедии, — продолжал Сафаров. — Итак, Марина Борисовна вышла, и буквально через несколько минут совершается убийство. Убийца наносит удар кухонным ножом и покидает квартиру. Несчастная жертва успевает вытащить нож и умирает от большой потери крови. Вот таковы факты.
Теперь давайте рассмотрим их несколько с другой стороны. Когда первый раз появилась Наталья Фролова, которая пришла без предупреждения, он долго не открывал ей дверь, а когда открыл, пытался говорить тихим голосом, якобы он был простужен, чтобы его не услышал другой человек, который был в это время в его квартире. Кто был этот человек?
Это не мог быть мужчина, так как Измайлов не хотел, чтобы эта женщина слышала о его возможном ребенке. И поэтому он понизил голос и старался говорить достаточно тихо, чтобы его не услышали. При этом дверь в спальню была закрыта. Затем Наталья уходит, и вместо нее появляется ее мать. Измайлов уже успел снова войти в спальню, и дверь была открыта. При этом спальня выглядит беспорядочно, кровать явно не застелена, и Вера Дмитриевна успевает увидеть этот бардак. И наконец в квартире появляется Марина Борисовна. Она слышит его крики, но это не крики человека, говорящего по мобильному телефону, а крики человека, который спорит с кем-то находящимся внутри. И спорит так громко и яростно, что захлопывает дверь, а гостье кажется, что в доме кто-то даже выстрелил.
— Да, — кивнула Марина, — все так и было.
— Он снова не хочет с ней беседовать, просит прийти в другой день, но она настаивает. Тогда он впускает ее, и она видит, что дверь в спальню закрыта. Чтобы снова попасть в ту комнату, он обходит все остальные и входит в спальню с другой стороны.
Марина Борисовна уходит, а он снова остается вдвоем с убийцей. Но за эти дни, пока я беседовал со всеми участникам этой драмы, убийца невольно выдал себя. Мне сказали, что все мечтают выйти замуж за азербайджанцев. Фраза, явно выхваченная из контекста какого-то разговора. А ведь это Марина Борисовна вспомнила, что у нее был друг из Баку. И убийца услышал эту фразу. Более того, в разговоре со мной убийца допустил еще одну непростительную ошибку. Он сказал, что у Натальи Фроловой дурная наследственность. Два незначительных слова. Но Фролова в отличие от своей подруги почти никогда не бывала в квартире Измайлова, не ходила к нему на вечеринки. Откуда убийца знает про дурную наследственность, если лично не находился в квартире и лично не слышал все эти разговоры насчет ребенка Виктории? Ведь если убийца был рядом, то он слышал разговор не только Фроловой, но и ее матери и бабушки. Вот откуда роковая фраза о дурной наследственности. При этом убийца сам заявил мне, что знает Наталью недостаточно хорошо и вообще считает ее какой-то жеманной.
— Кто этот убийца? — крикнул, не выдержав, Мелентьев. — Скажите наконец, кто это был.
— Когда я сюда приехал, я попросил присутствующего здесь сотрудника генерального консульства Сергея Алиева дать мне короткую характеристику погибшего. И тот сообщил, что Фамиль Измайлов нравился всем сотрудникам, работающим в консульстве. Всем. Но почти все живут далеко за городом, а делопроизводитель даже взяла отпуск по уходу за болеющей мамой. Однако у одной из сотрудниц нашлась добрая подруга, которая пускает ее к себе на ночь. Это Альбина, секретарь генерального консула. Я специально уточнял, у нее нет такой подруги. И сразу после убийства Измайлова она снова начала ездить домой.
Все посмотрели на Альбину. У нее дрожали губы, она не могла успокоиться.
— Это вы сказали мне, что не знаете Наталью Фролову, но точно знаете, что у них дурная наследственность. Это вы говорили о тех, кто хотел бы иметь друзей из Баку. Вы услышали эту фразу от Марины Борисовны. Наконец, именно вы были в квартире, оставаясь там на ночь, когда не хотели возвращаться в дом к своей тете.
— У вас нет доказательств, — выкрикнул Мелентьев, — все это пока ваши домыслы.
— У меня уже есть доказательства, — возразил Муслим. — Пошлите людей в дом ее тети. И она подтвердит, что в тот день ее племянница вернулась домой очень поздно и долго стирала свои вещи. Я думаю, что мы сможем найти пятна крови на ее одежде. Но самое главное, что она не смогла сдержать своего возмущения, когда услышала о его ребенке. Ей казалось, что он должен относиться к ней совсем иначе. Очевидно, погибший что-то предчувствовал. И даже боялся своей ревнивой подруги.
— Это правда? — спросил Вячеслав Евгеньевич, обращаясь к Альбине.
Она молчала. У нее тряслось уже все лицо.
— Спросите, где она обычно ночевала в те дни, когда не возвращалась к тетке? — предложил Сафаров.
Следователь взглянул на нее. Но он не успел ничего спросить.
— Да, — закричала она изо всех сил, — это я его убила!! Такого лощеного и такого богатого. Он думал, что ему все дозволено. Сделал ребенка одной, обманывал другую, тащил в постель третью. Это я, я его ударила. Я его убила. Я стояла в спальне и все слышала. Он всех обманывал, он не хотел на мне жениться…
— Вызовите «Скорую помощь», — тихо предложил Сафаров, обращаясь к генеральному консулу. Тот кивнул атташе, разрешая вызвать врачей.
— Но как вы догадались? — спросил пораженный Мелентьев. — Как вы поняли, что это была именно она?
— Фраза про «дурную наследственность», — пояснил Муслим. — Такое словосочетание могла выдать только женщина, которая последовательно слышала, как его уговаривали сначала дочь, потом мать, потом бабушка. И, конечно, обращала на себя внимание ее резкая смена приоритетов. Почему до убийства Измайлова она так часто ночевала у своей подруги? Я специально узнавал все подробности у Сергея. А после смерти дипломата она ни разу так и не осталась у своей знакомой. Ей просто негде было оставаться.
Альбину колотил какой-то нервный озноб. Не выдержав ее поведения, к ней бросилась Наталья, чтобы помочь несчастной женщине. За ней поспешили остальные. Альбина продолжала что-то бессвязно выкрикивать.
— Вы оказались правы, — подошел к Сафарову потрясенный следователь. — Я даже не мог предположить, что такое возможно. Это самое настоящее чудо.
— Нет. Просто я обратил внимание на некоторые несовпадающие детали. Остальное было делом несложным.
Глава 14
За столом они сидели все четверо. Это был такой необычный семейный обед. Он сидел во главе стола. С правой стороны расположилась Вера Дмитриевна, с левой — Марина Борисовна, напротив — Наталья. Они сидели за большим столом, и двое официантов подносили им все новые и новые блюда.
— Ты молодец, — громко сказала Радволина. — Я, похоже, тебя просто недооценивала. Как будто ты ничего не делал. Просто сидел в своем номере на кровати и о чем-то думал. Задавал какие-то нелепые вопросы, про двери, крики, опоздания. А сам хитро расставлял ловушки и выяснял, кто и где был. И потом вдруг захлопнул ловушку и поймал убийцу.
— Я бы никогда на нее не подумала, — призналась Наталья, — мне она казалось такой милой и скромной девушкой. А оказывается, внутри ее были такие демоны.
— Представьте себе ее состояние, — напомнил Муслим. — С одной стороны, он разрешает ей оставаться в своей роскошной квартире, и она считает, что вправе рассчитывать на его благосклонность. Она уже строит планы, как переедет сюда из своего пригорода, как будет с ним жить, когда появляется Наташа с таким невероятным известием о ребенке. Конечно, она должна была просто потерять контроль над собой. Он, очевидно, это понимает и поэтому старается говорить тихо, чтобы Альбина его не услышала. Но она услышала все, что должна была услышать. И, как только Наташа выходит, она устраивает ему дикую сцену, настоящую истерику. В это время поднимается Вера. Но он думает, что это еще Наталья, и поэтому быстро открывает дверь. Возможно, он хотел таким образом даже избежать очередной ссоры. Но Вера тоже уходит, и здесь начинается самое неприятное. Они кричат друг на друга, хлопают дверью. И, когда приходит Марина, он уже находится в таком взвинченном состоянии, что ничего не хочет понимать. И когда Марина уходит, между ними, очевидно, состоялась последняя ссора. И тогда Альбина в отчаянии хватается за кухонный нож и ударяет своего ветреного друга. А потом сразу уходит. Он успевает достать нож, но погибает от большой потери крови.
Альбина снова вынуждена ездить и добираться до своего пригорода. Она умело маскирует свои чувства и никому не выдает своего истинного отношения к случившемуся. Она даже выражает свои соболезнования семье погибшего дипломата. Но в душе у нее по-прежнему все фурии ада. Поэтому она в разговоре со мной допускает несколько незначительных ошибок. Ведь она не профессиональный киллер, и даже такое убийство в состоянии аффекта вызывает у нее нервное потрясение. Она все время думает о случившемся. И поэтому в разговоре со мной невольно выдает себя, цитируя в разговоре Марину или вспоминая, как одна за другой туда приходили дочь, мать и бабушка.
— Даже подумать страшно, что ей пришлось пережить, — задумчиво произнесла Наталья. — Сейчас она в больнице.
— Нам тоже пришлось несладко, — напомнила ее мать. — Мы с ума сходили из-за тебя, когда следователь объявил, что ты пока единственная подозревемая. Мне все время снился один и тот же сон, что тебя увозят отсюда на лошадях какие-то кавказские джигиты, которые затем решают продать тебя в один из западных борделей. Я каждый раз просыпалась в холодном поту, ходила и проверяла, как ты спишь.
— Нужно было с самого начала доверять господину следователю, — усмехнулась Марина, показывая на сидевшего рядом Муслима, — и понять, что это не тот человек, который может отступить или сделать плохую работу. Он настоящий профессионал. Поэтому я была так спокойна, когда узнала, что именно он прилетел сюда проводить расследование. Я была убеждена, что рано или поздно он найдет доказательства нашей невиновности и сумеет изобличить настоящего убийцу.
— Ты была о нем лучшего мнения, чем я, — иронично заметила Вера.
— Да, — кивнула мать, — я действительно была о нем лучшего мнения.
— Это потому, что он тебя не бросал, а меня бросил, — напомнила Вера, — и поэтому я ему не верила. До самого конца не верила. Пока он всех нас не убедил.
— Когда ты возвращаешься в Баку? — спросила Марина.
— Завтра утром, — сообщил он.
— Ты по-прежнему холостой? — спросила она.
— Да. Так и не сумел найти женщину, похожую на твою дочь.
— Раньше нужно было об этом помнить, — проворчала Марина, — а сейчас к ней трудно подступиться. У нее такой огромный штат сотрудников. И она такой важный человек, уже депутат.
— Да, — невесело кивнул он, — жизнь с таким большим чиновником я просто не потяну.
— Мама, — укоризненно произнесла Вера, — может, вы наконец закончите этот десерт и уйдете отсюда, чтобы мы могли нормально с ним поговорить? Неужели ты не понимаешь, как сложно я чувствую себя в твоем присутствии рядом с ним? Мне все время кажется, что он нас сравнивает.
— Нас трудно сравнивать, — возразила мать. — Я уже старая, пожилая грымза, которая должна думать о внуках и у которой все лучшие дни уже позади. А ты женщина в расцвете сил. Тебе только сорок. Ты еще можешь рожать, любить, встречаться, ненавидеть. У тебя все впереди.
— Если ты оставишь нас одних, мы сумеем обсудить и эти моменты, — мрачно заявила Вера.
— Тогда мы уходим, — согласилась Марина, поднимаясь со стула. — Я не знаю, к чему вы придете, но такой зять, как ты, — просто мечта. К тому же не каждый зять может похвастаться тем, что в молодости соблазнил свою тещу.
— Мама! — крикнула Вера.
— Бабушка, — покраснела Наталья, — что ты несешь?
— Правду, — спокойно ответила она. — Он был такой молодой и сильный. И я была молодой и сильной. Мне было только тридцать четыре. А ему двадцать четыре года. Представляете, какими мы были? Может, это лучший возраст и для мужчины и для женщины.
Она подошла к Муслиму и поцеловала его в голову.
— Это за то, что не дал обидеть Натали, — сказала она, — и сам ее не обидел. Спасибо тебе за мою внучку.
Он пожал плечами, но не стал ничего говорить.
— До свидания, — протянула ему руку Наташа.
Он пожал и ей руку.
— У нас просто европейская семья, — недовольно проворчала Вера, — такая свобода нравов. Выбирай, с кем встречаться. Широкий диапазон — от бабушки до внучки. Вы уйдете наконец или нет?
— Уходим. — Марина взяла за руку внучку, и они пошли к выходу.
— И все-таки она постарела, — екнуло сердце Муслима.
Вера взглянула на него, когда наконец мать и дочь скрылись за дверью.
— Что ты обо всем этом думаешь?
— Не знаю. Абсолютно невозможная и фантасмагорическая ситуация. Честное слово, не знаю. Но я точно знаю, что всегда любил только тебя.
— И поэтому бросил на столько лет.
— У нас каждый раз все начинается сначала. Я рассказываю, как тебя люблю. Ты вспоминаешь, что я тебя бросил. Я начинаю объяснять, что была война, ты говоришь, что это не причина. Все время одно и то же.
— Верно, — согласилась она, — и именно поэтому нам не следует строить дальнейших планов. Этот явно не тот случай, Муслим. Мы уже не молоды. У каждого из нас своя устоявшаяся жизнь. Ты мне тоже тогда нравился. Очень нравился. Но то время ушло. А сейчас другая эпоха и другое время. И ты обязан это понимать.
— Я понимаю.
— Боюсь, что нет. И моя мать всегда будет стоять между нами. Что бы мы с тобой ни говорили, как бы себя ни вели. Это просто невозможно, неприлично, в конце концов, непристойно. И как Наталья будет к тебе относиться? Как к другу бабушки или как к другу мамы? А может, как к отчиму?
— По-моему, ты все усложняешь. Можно просто как к другу.
— Так просто ничего не бывает. Тебе уже сорок восемь лет, скоро выходишь на пенсию. Как ты себе представляешь нашу совместную жизнь? Я готовлю тебе по утрам яичницу и хожу в халате и в бигудях? Но эта жизнь размеренной провинциалки не для меня. Я уже привыкла к тому, что не должна стоять на кухне, заниматься какими-то бытовыми проблемами, готовить, убирать, стирать за кем-то. У меня совсем другой ритм жизни, Муслим. Ты обязан это понять.
— Зачем так много слов? Я уже понял, что ты не можешь и не хочешь быть рядом со мной. Вот это и есть подлинная реальность. Все остальное — мишура, словесная шелуха. И даже моя случайная встреча двадцать четыре года назад не должна была влиять на твое решение. Но она повлияла. Повлияла на многое…
— Значит, не судьба, — горько усмехнулась Вера. — Значит, все так и должно было быть. Я должна была выйти за Радволина, прожить с ним столько лет и остаться вдовой. А тебе предназначено судьбой развестись и остаться холостым. На всю оставшуюся жизнь. Будем иногда встречаться или перезваниваться, вспоминая, как нам было хорошо в молодости.
— Ты и сейчас молодая.
— Нет. Это общие слова. Такие удобные, обтекаемые, вежливые. Мне уже сорок. Сорок лет, Муслим. И у меня взрослая дочь. Для женщины после сорока начинают постепенно закрываться некоторые возможности, которые были раньше. Мы острее это чувствуем, сильнее. Приближение неминуемой старости.
Он молчал. Разумом он понимал, что она права. Представлял, что она принимает решение, в том числе и за него, за них обоих. И это решение единственно правильное. Они слишком разные люди. Когда-то, в другое время и в другую эпоху, они оказались близко, рядом друг с другом, словно сама судьба решила испытать их союз, подарив им этот уникальный шанс. Но центробежные силы развели их в разные стороны. На самом деле никто в этом не был виноват. Ни война, ни развал государства, ни их личные желания или пристрастия. Сама судьба свела и развела их. Жаловаться было глупо. Это все равно что жаловаться на свой пол или цвет кожи, который дается при рождении, как некий код, носителем которого раз и навсегда является любой человек. И даже противоестественное изменение этого кода, когда пытаются изменить пол или цвет лица, не делает человека сразу счастливым. Хотя бывают и редкие исключения. Он снова почувствовал, как у него колотится сердце.
— Когда ты снова приедешь сюда, мы встретим тебя уже нашим правнуком, — улыбнулась Вера, — ровно через двенадцать лет. Тебе будет только шестьдесят. А мне пятьдесят два. Мы будем еще молоды, и я покажу тебе девочку или мальчика, которого родит наша Наташа.
— Ты считаешь, что я должен появляться в вашем городе только раз в двенадцать лет? — горько усмехнулся Муслим.
— Ты сам выбрал себе такую судьбу. Или судьба выбрала тебя. Я не знаю. Но три подряд совпадения — это слишком много, даже для судьбы. Три года Обезьяны. Следующий будет в две тысячи шестнадцатом году.
— Говорят, что Баку подаст заявку на проведение Олимпийских игр шестнадцатого года, — вспомнил Муслим. — В восьмом они пройдут в Пекине, а в двенадцатом будут в Лондоне. Значит, у нас появляется шанс увидеться на Олимпийских играх в Баку.
— Или ты снова приедешь к нам. Но надеюсь, что в этот раз повод будет гораздо более счастливый.
— Что вы думаете делать с Викторией?
— Уже поздно что-то думать. Она должна рожать. У нее будет мальчик. И она по секрету сказала мне, что хочет назвать его Муслимом. Ей всегда нравилось это имя.