Тот, кто получал такой удар, на какое-то мгновенье обалдевал, зато потом пускался наутек со всех ног, потому что удары продолжали сыпаться с неимоверной быстротой.
Антонио отскочил в одну сторону - у него под одним глазом красовался синяк; Хулиан - в другую, у него из разбитой губы текла кровь.
Домой ребята шли налегке, но тоже торопились - всем хотелось успеть к началу праздника, который приходился как раз на сегодня.
И все же они чуть не опоздали.
Шагах в десяти от поворота дороги Ансельмо заметил в кустах большого мохнатого паука. Размером он был в его две ладони.
Паук, подняв передние черные мохнатые лапы, чего-то ждал.
- Аранья! Аранья! - закричал Ансельмо, показывая пальцем на паука.
От звонкого голоса мальчика паук шевельнулся, опустил лапы и, наклонившись вниз с ветки, вдруг мгновенно исчез.
Ребята бросились к кусту, окружили его, но паук как в землю провалился.
- А жаль! - сказал Ансельмо. - Его можно было продать какому-нибудь пассажиру на станции!
Аранья - самый крупный паук в парагвайской сельве - паук-птицеед. На опушке леса он растягивает свою паутину из прочных клейких нитей. Чаще всего в эту паучью сеть попадают небольшие птички - колибри.
Паук убивает их своим ядом, затем обволакивает паутиной и подвешивает за прочную нить к низу паутины. Это не только запас пищи, но в то же время убитые колибри служат грузом, который не дает раскачиваться и рваться паутине при сильном ветре.
* * *
В деревню ребята прибежали к самому началу праздника.
В каждой деревне в Парагвае есть свой святой (или святая) покровитель деревни. Раз в году по случаю этого святого устраивается большой церковный праздник.
Ребята прибежали на деревенскую площадь, когда вот-вот должны были открыться двери маленькой каменной церкви. ...Наконец фейерверк взорвал прозрачное небо над церковью.
Программа праздника была весьма обширной: пение мессы и карусель, скачки на лошадях, намыленный шест для лазания, ярмарка с разными аттракционами - от набрасывания колец на бутылки до азартной игры в кости и долгожданная процессия в честь девы Росарио, покровительницы деревни.
К празднику начали готовиться ещё накануне. На небольшой площади у церкви установили импровизированные палатки и киоски, в которых женщины готовили местные традиционные блюда, такие, как штуфат и лапша.
Дети носили дрова и воду для котлов, где кипел сос-иосопи - суп из мясного фарша. На жаровнях готовили тушеное мясо с овощами, пирожки из маниоки. Посетителям предлагали сок из кукурузы, сыр, чипа-сос - кукурузную лепешку с мясной начинкой.
Было только девять часов утра, а казалось, будто уже жаркий полдень. Женщины вытирали пот, стоя у огня и кастрюль в своих крошечных киосках.
- Ансельмо! Куда ты запропастился? - позвала нья Франсиска своего сына, осторожно переворачивая лопаточкой большую лепешку.
- Он, должно быть, на карусели, - ответила ей из другого киоска с прохладительными напитками нья Канталисиа.
- Этот мальчишка просто без ума от карусели, - согласилась мать Ансельмо. - Я ведь ему сказал, что, если он сходит утром на станцию, то я ему разрешу кататься весь вечер, а так я его накажу, останется он у меня без карусели!
- Да нет, нья Франсиска, вместе с моим Антонио они уже были на станции.
- Пошлите тогда Марию, пусть позовет его.
- Иди, дочка, позови Ансельмо.
Вскоре Ансельмо был около матери. "Как он вырос", - подумала она. Ансельмо был высоким смуглым мальчиком с черной растрепанной шевелюрой, блестящими карими глазами и толстыми губами, нос его был немного широковат.
Мать покормила Ансельмо и отпустила снова на площадь.
Ровно в двенадцать часов, когда площадь перед церковью заполнилась народом, а солнце жгло немилосердно и тело, казалось, купалось в поту, раздались удары церковного колокола. Распахнулась церковная дверь, и из неё вынесли статую девы Росарио - покровительницы деревни.
Ансельмо вместе с толпой попятился от двери, чтобы освободить проход. Из церкви шла процессия: четверо мужчин несли на носилках деревянную, ярко разукрашенную фигуру святой Росарии. За носилками шли священник, молодые служки, одетые в белое, молящиеся верующие.
Ансельмо подождал, пока процессия не удалилась с площади и направилась в обход всей деревни. Каждый год он видел одно и то же, и ему показалось скучным идти вместе со всеми, поэтому он остался на площади. Здесь играл небольшой оркестр местных музыкантов, крутилась карусель, между столами с едой и дощатыми киосками с напитками бродили взрослые и ребята. Одни ели и пили, другие пытались танцевать, но было ещё жарко.
Настоящее веселье началось во второй половине дня, когда процессия вернулась к церкви, а покровительницу Росарио вместе с её носилками водворили на прежнее место - в темный угол и закрыли занавеской до следующего года.
После процессии селяне разбрелись по домам, помылись от пыли, отдохнули и снова вышли на улицы.
Большинство направились к таверне. Вместе со взрослыми мужчинами туда пошли и ребята и с ними Ансельмо.
Большой утрамбованный двор таверны, окруженный скамейками без спинок, заполнялся людьми. Густой высокий кустарник в глубине двора и бамбуковая рощица слева отбрасывали тени на площадку, освещенную лучами заходящего солнца. Индейская арфа и три гитары громко звучали в ночи. Легкий ветер ритмично качал стройные стволы бамбука.
Разноцветные прямоугольные флажки, приклеенные на веревочках, тянулись во все стороны, украшая в какой-то мере праздник.
Арфа и гитары приглашали к танцам. Стоявшие группами мужчины беседовали и громко смеялись. Многие носили повязанные на шее большие красные платки, другие - белые или синие.
- Пийййпууу!.. пи... пи... цуууу! - вырвался крик изо рта низкого и худого мужчины. По его смуглому лицу обильно катился пот. Изрядно пьяный, он пошатывался при ходьбе.
- Я храбрее всех! - кричал он и, вытащив нож, начал чертить в воздухе сверкающие круги и линии.
Ему никто не ответил.
- Посмотрим, кому это мешает... - добавил он, рассекая воздух ножом, как будто сражался с невидимым врагом.
С ножом в одной руке, в другой - с небольшим пончо1, он бегал, прыгал, нагибался и разгибался; удар вверх - удар вниз; воображаемая драка продолжалась: прыжки влево и вправо; глаза вращались и наливались кровью. Потея, он наступал, пыхтел от усталости и уклонялся от ударов, в свою очередь нанося их. Он дрался, словно затравленный бык, и стальным острием ножа царапал пол.
- Кто здесь мужчина... пусть выйдет... Я - настоящий мужчина!
Битва в одиночестве продолжалась. Нож угрожающе танцевал в руке пьяного, который начал сдавать. Никто не обращал на него внимания, его все знали. Он был добряком и работягой, неспособным на зло, но, хватив лишку, начинал буянить. Никто не принимал все это всерьез.
- Кажется, здесь нет мужчин! - просипел он осевшим голосом, уже не в силах говорить. Сняв свой платок, поднял его в воздух на кончике ножа, потом спрятал нож, повязал платок вокруг шеи и не спеша направился к выходу с площадки.
Веселый танец щекотал сердца; превращаясь в электричество, опускался к ногам. Пары танцевали, кружась вправо и влево, - круги, ещё круги; наступали - отступали; ещё круги; при поворотах головы поднимались и опускались. Словно лихорадка, музыка вошла в каждого из танцующих, и каждый отдавался ей. Цветастые платья женщин, красные, черные, белые, синие платки мужчин слились в удивительную комбинацию и были похожи на цветущий сад.
Ансельмо и Антонио тоже танцевали.
Танцы продолжались. Таверна дала первый урожай пьяных мужчин.
- А-а-а!.. я мужчина, черт побери!
Около музыкантов стоял высокий мужчина в большом сомбреро2 из волокон пальмы каранданы, в похожем на пижаму пиджаке. В вытянутой руке он держал небольшое пончо, конец которого волочился по земле. Держа в левой руке пончо, он правой сжимал рукоятку ножа и искал противника; налитые кровью глаза придавали ему зловещий вид. Весь его облик кричал: "Кто наступит на мое пончо?!"
- Я - мужчина! - закричал другой пьяный, стоявший недалеко от музыкантов. водка придала ему смелость и отняла рассудок.
- Сыграй мне польку! Сейчас же!..
Арфист и гитаристы отказались. Озлобленный мужчина выхватил нож и одним его ударом порвал все струны арфы, которые лопнули, словно срезанные мачете стебли сахарного тростника. Рядом прогремели выстрелы. Матери отчаянно стали звать дочерей. Люди скопились у выхода. Женщины бежали в глубь двора под прикрытие кустов и бамбука. В одном углу площадки дрались двое мужчин. Откуда-то снова раздались выстрелы.
Ансельмо и Антонио, перепрыгнув проволочное заграждение, побежали в сторону площади. Там вот-вот должна была начать работать карусель.
По дороге к площади Ансельмо вспомнил такой же день, такой же праздник, когда подрядчик с плантаций уговаривал у таверны сильно захмелевших мужчин, в том числе и его отца, наняться на работу. Ансельмо был тогда рядом с отцом: все видел и слышал.
- Хоакин! - говорил подрядчик его отцу. - слушай, у меня есть распоряжение выделить по две тысячи гуарани пеонам, которые согласятся работать на плантации. Ты должен решиться, сейчас, немедленно! Мы сейчас пополняем списки. Это много денег, не будь дураком, приятель...
- Но... смогу ли я быстро вернуть эти деньги? - спросил отец Ансельмо. Он был заинтересован в работе, которую ему предлагали, и в большом задатке.
- Два-три месяца, приятель! Потом ты будешь работать, пока не накопишь много денег, и, когда вернешься, купишь все, что захочешь.
Предложение было весьма соблазнительным.
С этим предложением подрядчика для его семьи открывался новый мир возможностей, надежд, связанных с лучшей жизнью.
Решившись, Хоакин спросил:
- Когда я должен ехать?
- Завтра вечером.
У подрядчиков была привычка отвозить пеонов на плантации как можно быстрее, раньше, чем кто-либо из них одумается, потратив задаток.
- Хорошо, распишись здесь, - заторопил Хоакина подрядчик и протянул ему какую-то растрепанную, засаленную книжку.
Тот не ответил, молчал в смущении и как-то странно смотрел туда, где ему велел подписаться подрядчик.
- Не умеешь писать - тем лучше! Нам больше нравятся те, кто не умеет ни читать, ни писать. Те, кто может читать, начинают спорить о счетах и о другом. Можешь вместо подписи оставить отпечаток большого пальца и все!
Хоакин машинально обмакнул свой большой палец в чернила и прижал его к книжке. Он не знал, что было написано на этой грязной странице. Ни на одну минуту он не заподозрил, что обязуется своей работой погасить долг в четыре тысячи гуарани. В два раза больше, чем задаток в две тысячи.
Подрядчик отсчитал деньги и вручил их Хоакину.
Хоакин взял деньги и прижал их к себе так, что помял. Никогда в жизни у него не было столько денег сразу. Теперь эти цветные бумажки были его! Он хотел потратить их, как это делали все батраки, когда им давали задаток.
Когда прошло первое волнение, он пересчитал банкноты.
- Дон1... Здесь не хватает половины гуарани.
- Да не будь ты дураком: конечно же, не хватает! Эти деньги - мои комиссионные, плата за то, что я тебя нанял.
- Не сердитесь, дон... Я ведь только спросил.
Вечером того же дня подрядчик организовал праздник для Хоакина и других нанятых им пеонов, чтобы напоить их и пьяных отвезти на плантацию.
Хоакин оставил часть денег жене, чтобы она купила продуктов впрок, и с той ночи Ансельмо больше отца не видел.
Подходя к карусели, Ансельмо тряхнул головой, отгоняя от себя грустные воспоминания.
Работать карусель начинала ещё до захода солнца, но тогда, когда становилось не так жарко, как днем.
Карусель крутил старик Сепи. Силы ещё у него были, и хозяин карусели нанимал его за небольшую плату.
Когда ребята подбежали к карусели, старик Сепи сидел в её тени на старой ивовой табуретке, свесив руки почти до земли и прикрыв глаза.
- Сепи, давай заводи карусель! - воскликнул Ансельмо, первым подбежавший к старику и тронувший его за колено, так как понял, что старик задремал.
Сепи вздрогнул и приоткрыл один глаз.
- Не могу, хозяина нет, - тихо произнес он, не желая пробуждаться окончательно от дремы.
- Дедушка... Ну, может быть, можно, а хозяин ничего не узнает?
- Что ты, Ансельмо! Хозяин рассердится и ничего не заплатит мне, а я с утра ничего не ел...
Ансельмо посмотрел на пересохшие губы старика, на медленные движения его руки, молча повернулся и побежал к своему дому.
- Куда ты, Ансельмо? - крикнул ему вдогонку Антонио.
Но Ансельмо, на бегу махнув рукой, ничего не ответил.
Не прошло и двух минут, как запыхавшийся от быстрого бега Ансельмо вернулся.
В одной руке он держал миску с кусочками мяса, густой подливой и вареным рисом, в другой - большую кукурузную лепешку.
- На, дедушка, - Ансельмо протянул старику еду. - Только мама велела не забыть вернуть миску.
- Добрый ты, Ансельмо, - тихо сказал Сепи, с благодарностью в глазах принимая миску. Он хотел ещё добавить, что Ансельмо весь в отца, которого он хорошо помнил, но промолчал, не желая волновать душу мальчика напоминанием о пропавшем отце.
Когда старик поел, ребята окружили его плотным кольцом и стали просить рассказать сказку.
Старику не очень хотелось: ему бы соснуть немного после еды перед работой.
Ансельмо стоял в стороне и в просьбах не участвовал. Он считал неудобным это делать, так как не хотел, чтобы старик подумал, что нужно рассказывать сказку за еду, которую он ему принес.
Сепи все-таки сдался на уговоры ребят. В конце-концов ему было приятно, что его просят и будут слушать внимательно.
- Расскажи сказку про Курупи! - попросил Антонио.
- Про Курупи! Про Курупи! - поддержали Антонио другие ребята.
Увидев, что Сепи готов рассказывать, подошел поближе и Ансельмо. Может быть, потому, что старик наконец-то поел в первый раз за день, он сказал ребятам:
- Сегодня я вам расскажу про обед Курупи.
Ансельмо, услышав эти слова, почему-то взглянул на свою миску, которую он положил под дедушкину табуретку, чтобы на неё никто не наступил и чтобы потом, после карусели, он сам не забыл её забрать.
- Как-то Курупи, - начал рассказывать Сепи, - поймал рыбу. Пока она жарилась на костре, он собирал фрукты. Проходивший мимо костра мальчик увидел рыбу и съел её.
Вернувшись к костру, Курупи не нашел рыбы и стал кричать:
- Рыба моя, где ты?
Рыба ответила из желудка мальчика, который не успел далеко уйти:
- Я здесь, хозяин!
Курупи засвистел и побежал вдогонку.
Мальчик, видя, что его настигают, спрятался в пещере, где жила жаба Куруру.
Курупи подошел ко входу в пещеру и закричал:
- Куруру, отдай мой обед!
- Не отдам. Рыба была моим лучшим другом.
- Я обещаю тебе с сегодняшнего дня есть только Тату обезьяну. Тату твой враг. Отдай мне мальчишку, и я съем его!
Жаба отказалась отдать мальчика. Курупи пригрозил, что сам войдет в пещеру и вытащит его.
- Хорошо, - сказала Куруру. - Принеси мне одну черепашку, и я обменяю её на мальчика.
Курупи пошел за черепашкой, но, когда вернулся, не нашел в пещере ни жабы, ни мальчика.
Поняв, что его обманули, Курупи стал визжать от злости так сильно, что сельва зашумела, закачались деревья.
Жабы решили, что приближается ураган, и начали выползать из своих пещер.
Курупи беспощадно давил их, но не смог расправиться с Куруру. Это потому, что Куруру очень хитрая и Курупи не может её обмануть, она на этот раз так спряталась вместе с мальчиком, что никто не мог её найти.
Как только старик кончил, ребята закричали как один:
- Короткая! Короткая! Еще одну... пока не пришел хозяин!
- Хорошо, расскажу вам ещё одну, слушайте:
- Один старый многодетный охотник возвращался домой грустный, потому что не смог поймать никакой дичи. Ему уже слышались издевательские слова его жены:
- Беспомощный старик! Ноги тебя не держат! Вот вся дичь и уходит у тебя из-под носа!
Вдруг охотник услышал ласковый голос:
- Отчего ты такой невеселый?
Это был Курупи. Охотник не испугался, но все же рассказал о своем несчастье.
- Я дам тебе дичь, - сказал Курупи. - о прежде ты должен меня научить вырастить такие красивые волосы, как у тебя на голове.
Охотник подумал и сказал:
- Сначала нужно постричься наголо, а потом растереть на голове перец.
- Сделай мне это ты!
- С удовольствием!
Охотник обрил Курупи и растер на его голове перец.
Курупи взвыл от боли и бросился бежать прочь.
Прошло немного времени. Однажды к вечеру охотник снова возвращался домой и снова встретил Курупи, который угрожающе загородил ему дорогу:
- Не ты ли обрил мне голову?
- Я? Нет! Это был мой брат. Он рассказал мне все, и в наказание я убил его.
- Покажи мне его скелет.
- Пойдем. - И охотник повел Курупи в одно место, где лежал человеческий скелет.
Курупи остался доволен.
- Хорошо, - сказал он. - Я благодарю тебя за то, что отомстил за меня. Идем ко мне домой.
Охотник пошел за ним.
Дойдя до двери дома, где жил Курупи, охотник отказался войти: он увидел за дверью, когда открыл её, множество ползавших и шипевших змей.
Курупи крикнул:
- Уай-уай-уай!
Змеи притихли, и охотник вошел.
Курупи дал ему веревку.
- Пойдем на охоту!
Когда они пришли на большую поляну, Курупи засвистел.
Прибежало стадо кабанов.
- Свяжи их веревкой, - сказал Курупи.
Охотник было побоялся это сделать, но потом осмелел и приблизился к кабанам. Как только он касался их веревкой, которую ему дал Курупи, они становились послушными и совсем ручными.
Дома охотник сделал загон и поместил туда своих кабанов.
КАРУСЕЛЬ
Старик кончил рассказывать вовремя - пришел хозяин.
Подбежала ещё ватага ребят, среди них были и девочки, а с ними и Хуанита - соседка Ансельмо.
Хозяин распорядился пустить карусель, и старик Сепи подлез под круг, на котором были укреплены деревянные кони, коляски, фигуры различных животных, и встал на свое привычное место - за длинный деревянный брусок, нажимая на который, толкал его перед собой. Так он вертел карусель.