– Жемчуга обладают странной магией – они идут всем.
– Тебе они были бы необыкновенно к лицу, – откликнулся он искренне.
– О да, я себя в них вижу!
И вдруг он увидел ее, как она видела себя, – она была бы великолепна! – и из-за этого он более ясно понял, о чем она думает. Королевское украшение Милли сейчас, под влиянием не вполне магическим, стало символом различий – различий, видение которых и отразилось так явно на лице Кейт. На лице ее, вероятно, отразилось еще, что, как прекрасно она ни выглядела бы в таких жемчугах, они были как раз тем, чего он, Мертон Деншер, никогда не смог бы ей купить. Не заключалось ли в этом их огромное различие, которое сегодня символизировала Милли? Милли, не сознавая того, показала Кейт, и Кейт восприняла это каждой своей порой, что не существует человека, с кем у нее было бы меньше общего, чем с замечательно красивой девушкой, выходящей замуж за мужчину, неспособного сделать своей жене хотя бы маленький подарок в том же духе. Впрочем, о таких нелепостях Деншер подумал несколько позже. Сейчас он мог думать, сколько-нибудь целенаправленно, только о том, что говорила ему перед обедом миссис Стрингем. Ему ничего не оставалось иного, как вернуться к вопросу, какой Кейт задала ему минуту назад.
– Она вполне хороша, как ты выразилась, в том смысле, что, насколько меня заверили, ей стало лучше. Миссис Стрингем, час или два назад, была по этому поводу в великолепном настроении. Она явно верит, что ей лучше.
– Ну, если они предпочитают так это называть…!
– А ты сама как это назовешь, раз ты против?
– Я никак и никому это не стану называть. Кроме тебя. И я не против! – добавила Кейт, будто ее вновь стало слегка раздражать, сколь многому его приходится учить.
– О чем я и спрашиваю, – сказал он. – Как ты назовешь это мне?
Вопрос заставил ее задуматься.
– Ей не лучше. Ей хуже. Но это к делу не относится.
– Не относится? – поразился он.
Но она ответила очень ясно:
– Это не наше дело. Это нас не касается. Если исключить то, что мы делаем для нее все, на что способны. Мы заставляем ее хотеть жить. – И Кейт снова принялась наблюдать за Милли. – Сегодня она действительно хочет жить. – Она говорила с добротой, которая показалась ему странно непоследовательной – настолько сильно и, несомненно, несправедливо звучала для него в ее ясности подозреваемая им жесткость. – Это чудесно. Это так красиво!
– И правда красиво.
Ему самому был противен его, почему-то беспомощный, тон. Однако Кейт не обратила на него внимания.
– Милли делает все это для него. – И она кивнула в сторону медицинского гостя подруги. – Она хочет выглядеть для него как можно лучше. Но его она обмануть не сумеет.
Деншер смотрел в ту же сторону, что побудило его через минуту спросить:
– А ты полагаешь, что сумеешь? То есть если предполагается, что он побудет здесь с нами, сумеешь ты скрыть свои чувства? Если тетушка Мод так тесно с ним общается…!
Тетушка Мод в это время действительно заняла место под боком у доктора и явно старалась изо всех сил его развлечь, хотя ее усилия все же не смогли изменить направление его взгляда – решительно, как случаются такие вещи под влиянием внимания собеседника, – что вдруг осознал Деншер и что тут же отметила Кейт, – обращенного к нашему молодому человеку.
– Он смотрит на тебя. Ему надо с тобой поговорить.
Деншер рассмеялся:
– Вот и миссис Стрингем сообщила мне, что он этого хочет.
– Так пусть поговорит! Подойди к нему сейчас. А мне вовсе нет необходимости, – продолжала она, отвечая на его вопрос, – его обманывать. Тетушка Мод, если понадобится, сама это сделает. Я хочу сказать, что, ничего обо мне не зная, он может увидеть меня только так, как видит меня она. А она сейчас видит меня очень хорошо. Ему до меня никакого дела нет.
– Кроме как тебя отругать, – предложил Деншер.
– За то, что я тебя не люблю? Это совершенно верно. Такого блестящего молодого человека, вынужденного из-за этого завязать отношения с Милли… со всем этим я покидаю тебя на него.
– Ну что ж… – произнес Деншер довольно искренне. – Думаю, мне стоит поблагодарить тебя за то, что ты покидаешь меня на кого-то, кому, вероятно, со мной будет легче, чем тебе.
Тем временем Кейт снова оглядывала зал; дама, с которой она хотела познакомить Деншера, перешла на другое место, присоединившись к приятельнице миссис Лоудер: именно с ней Кейт говорила о том, чтобы его представить.
– Ну вот, тем больше причин вручить тебя леди Уэллс.
– Ох, постой!
Дело было не только в том, что он разглядел леди Уэллс издали и она не вызвала в нем особого энтузиазма, а в том еще, что где-то на задворках сознания он ощутил, как зарождается вопрос, с такого ли рода людьми он вынужден будет общаться, когда они поженятся? Кроме того, сознание, что он чего-то не услышал от Кейт утром и что, вполне логично, его близко касалось, значительно обострилось как раз в эти минуты – не говоря уже о сознании, что, при всегдашней ограниченности возможностей, ему приходится уплотнять каждый случайный миг до предела. Если тетушка Мод, вместе с сэром Люком, с той стороны зала заметила, что он, Деншер, чуть слишком «внимателен», это могло выглядеть как легкомысленная демонстрация со стороны этого джентльмена, что он изменил свои намерения. Кроме того, в данный момент ему было совершенно безразлично, что думает тетушка Мод, если это не относится к тому, что ему придется выказать сейчас.
– Как может миссис Лоудер думать, что от меня окончательно отделались, если меня всего-навсего отбросили к девушке, которая умирает? Если ты права по этому поводу, по поводу теперешнего состояния Милли, то ты не права в том, что с миссис Лоудер все в порядке. Если Милли, как ты выразилась, – вполне четко продолжал он, – не сумеет обмануть великого хирурга, или кто он там еще, великий хирург не сумеет обмануть других людей, которых это близко касается. Во всяком случае, он не сможет обмануть миссис Стрингем, ближайшую подругу Милли, и будет совсем удивительно, если миссис Стрингем сумеет обмануть тетушку Мод, ее собственную подругу.
В ответ на это Кейт продемонстрировала ему холодное сверкание идеи, которая реально оправдывала то, как Деншер воспринимал свою возлюбленную.
– Почему же это будет удивительно? Меня просто восхищает, как мало ты представляешь себе свой путь.
Чистое любопытство по отношению к собеседнице быстро и с чуть пугающей силой овладело молодым человеком. Мы помним, что однажды он сравнил ее с «новой книгой», с не разрезанным еще томом высочайшего, редчайшего качества, и его чувство (в оправдание этого сравнения) снова и снова походило на волнение человека, открывающего новую страницу.
– Ну, ты ведь знаешь, как меня восхищает то, как ты его себе представляешь.
– Из ситуации вовсе не следует, – продолжала Кейт, – что нечто сколько-нибудь похожее на то, что ты называешь обманом со стороны миссис Стрингем, будет, как ты выражаешься, «совсем удивительно». Почему бы ей не скрывать правду?
– От миссис Лоудер? – настаивал Деншер. – Да зачем?
– Чтобы сделать приятное тебе.
– Да с чего вдруг это должно быть приятно мне?
Кейт отвернулась, будто на этот раз реально устав от его тупости. Однако, заговорив, она снова взглянула на него:
– Ну ладно. Чтобы доставить удовольствие Милли.
И это – прежде, чем он успел задать вопрос: «Разве нет ничего такого, что Сюзан Шеперд к этому времени могла бы сделать для тебя?»
Мгновение спустя он вдруг стал по-настоящему понимать, что она имела в виду, настолько это совпадало с тем, как наша милая дама приняла его некоторое время тому назад. Это и было самое странное из всего происходящего: все они прямо-таки слились воедино вокруг него. Но это была уже старая история, и умножавшиеся объяснения Кейт вели его все дальше и дальше. Однако признался он в этом с некоторой сдержанностью.
– Она всегда так доброжелательна. Только ее взгляд на то, что правильно, не всегда совпадает с твоим.
– Как он может быть другим, если речь идет о том, чтобы услужить тебе?
Деншер на секунду – но лишь на секунду – задержался с ответом.
– О, самое сложное здесь, честью клянусь, то, что я никак не могу разобрать, каким образом твой взгляд может мне услужить.
– Он помогает тебе, скажем так, – очень просто объяснила Кейт, – услужить мне. Это позволяет тебе выиграть время.
– Для чего?
– Для всего! – Сначала она опять заговорила с раздражением; затем спокойно объяснила: – Для всего, что бы ни случилось.
На губах Деншера появилась улыбка, но он и сам чувствовал, что она получилась довольно натянутой.
– Ты слишком таинственна, любовь моя!
Это заставило Кейт посмотреть на него долгим взглядом, так что он смог увидеть, как благодаря одному из непредсказуемых движений ее души, без которых она не была бы и на четверть так интересна, глаза ее полузаполнились слезами: он неосторожно коснулся какого-то их источника.
– Она всегда так доброжелательна. Только ее взгляд на то, что правильно, не всегда совпадает с твоим.
– Как он может быть другим, если речь идет о том, чтобы услужить тебе?
Деншер на секунду – но лишь на секунду – задержался с ответом.
– О, самое сложное здесь, честью клянусь, то, что я никак не могу разобрать, каким образом твой взгляд может мне услужить.
– Он помогает тебе, скажем так, – очень просто объяснила Кейт, – услужить мне. Это позволяет тебе выиграть время.
– Для чего?
– Для всего! – Сначала она опять заговорила с раздражением; затем спокойно объяснила: – Для всего, что бы ни случилось.
На губах Деншера появилась улыбка, но он и сам чувствовал, что она получилась довольно натянутой.
– Ты слишком таинственна, любовь моя!
Это заставило Кейт посмотреть на него долгим взглядом, так что он смог увидеть, как благодаря одному из непредсказуемых движений ее души, без которых она не была бы и на четверть так интересна, глаза ее полузаполнились слезами: он неосторожно коснулся какого-то их источника.
– Я столько труда и забот беру на себя ради тебя, а мне и не снилось, что я окажусь способна на такое ради какого-нибудь человеческого существа!
О, это попало в цель, заставив его покраснеть, тем не менее он довольно скоро почувствовал, что ответ прямо рвется у него с языка:
– А разве я не настаиваю постоянно, как и сейчас, что, словно волшебной палочкой, смогу прогнать все труды и заботы прочь? – И он дал своей настойчивости вырваться наружу снова: ей ведь всю неделю необходимо было сделать всего один-два шага для этого. – Нет никакой необходимости, чтобы что-то подобное было между нами. Ничего не должно быть, кроме того, что мы чувствуем друг друга.
Его слова поначалу произвели лишь тот эффект, что Кейт снова ухватилась за одно из звеньев своей тайной цепочки.
– Ты можешь говорить ей все, что хочешь, все, что тебе заблагорассудится.
– Кому – миссис Стрингем? Мне нечего ей сказать.
– Ты можешь рассказать ей о нас. Я имею в виду, – удивительным образом продолжала она, – что ты все еще меня любишь. – Она дала остыть его веселому изумлению. – Уверена, она никому этого не передаст.
– Понимаю. Ты – про тетушку Мод.
– Ты не совсем понимаешь. Не только тетушке Мод, но и вообще никому другому. – В те дни Кейт, как он замечал, виделась с Милли гораздо больше, чем он, и она дала ему это понять, продолжив свои объяснения: – Тут, соответственно, и находится твое время.
Она в конце концов заставила Деншера задуматься, и поистине казалось, что прорвался наконец луч света, хотя не весь и не сразу.
– Ну дай же мне сказать, что я все же понимаю! Время для чего-то особенного, что, как я вижу, ты считаешь возможным. Время, которое, как опять же я понимаю, есть время и для тебя.
– Да, правда, время и для меня. – И, явно ободренная сиянием его сосредоточенности, она взглянула на него как бы сквозь воздух, очистившийся ее неимоверными стараниями. Тем не менее бдительности она не утратила. – Не жди все-таки, что я стану делать за тебя всю работу. Если тебе нужно, чтобы вещи назывались своими именами, ты должен назвать их сам.
Деншер уже целую минуту поворачивал в уме эти имена и так и сяк, и осталось лишь одно, уставившееся прямо ему в глаза, какое подходило, – единственное и ужасное.
– Поскольку ей предстоит умереть, я должен на ней жениться?
Даже теперь Деншера восхитило то, как Кейт восприняла его слова, не дрогнув и ничего не преуменьшая. Она могла бы, из чувства такта, из уважения к их обстоятельствам, промолчать, ответив ему только взглядом. Но ее уста мужественно повторили:
– Должен на ней жениться.
– С тем чтобы, когда ее смерть наступит, я естественным образом получил ее деньги?
Теперь все предстало перед ним достаточно ясно и не о чем больше было спрашивать; он смог лишь отвернуться, похолодев от мысли, что все протекшее время – при его глупости, при его малодушии – это и было – только это и было! – ее идеей. Сейчас, когда Деншер обрел это знание, Кейт не смогла удержать слов, которых она, как ни странно, еще не произнесла, они прорвались сдержанным, бесцветным тоном, словно она стыдилась, что не выдержала до самого конца и дрогнула.
– Ты естественным образом получишь деньги. Мы естественным образом получим деньги. Мы естественным образом будем свободны.
– Ох, ох, ох! – тихонько пробормотал Деншер.
– Да, да, да. – Но Кейт прервала себя. – Подойдем к леди Уэллс.
Но он даже не шевельнулся. Осталось слишком много всего.
– Я что же, должен предложить ей – выйти за меня – прямо тут же, сразу?
Ему незачем было придавать своему вопросу ироническое звучание: чем проще он говорил, тем ироничнее звучали его слова. Однако она оставалась совершенно непроницаема.
– О, я не могу обсуждать с тобой такие вещи, и с той минуты, как ты, отрекшись от меня, умоешь руки, думаю, тебе не следует меня спрашивать. Ты должен поступать как хочешь и как можешь.
Деншер снова задумался.
– Знаешь, я далек – как я вполне ясно показал тебе сегодня утром – от того, чтобы, отрекшись от тебя, умыть руки.
– Тогда, – промолвила Кейт, – все в порядке.
– Все в порядке? – Его страсть вспыхнула ярким огнем. – Ты придешь?
Но в следующую минуту ему пришлось убедиться, что она не то имела в виду.
– У тебя будут развязаны руки, чистое поле, прекрасный шанс – ну просто все идеально.
– Твои описания, – (ее «идеально» – это такой штрих!), – просто чудовищны. И мне не понять, как тебе, если ты меня любишь, может все это нравиться?
– Мне это не нравится, только я, слава Небесам, такова, что способна делать то, что мне не нравится.
Лишь позднее, возвращаясь мысленно к этому разговору, Деншер распознал в нем некий героический отзвук, характерную нотку, умаляющую его достоинство из-за неспособности действовать. Тем не менее уже тогда воочию он разглядел и великолепное состояние духа у человека, хорошо знающего, чего хочет. Более того, он рассудил далее, что знает, в конце концов, и то, что делает он сам. Однако больше всего занимало его кое-что еще, он тотчас же это и высказал:
– Даже не представляю себе, как ты вообще можешь все это выносить?
– Ну, когда ты узнаешь меня получше, ты выяснишь, сколько всего я могу вынести на самом деле. – И она продолжала прежде, чем он успел полностью воспринять скрытый смысл ее слов. Например, то, что ему предстояло еще «лучше» узнать ее духовную суть, после того как он столь долгое время жертвовал многим ради этого знания, явилось для него брошенной прямо ему в лицо истиной, которую он не был готов принять. Святая правда – Кейт всегда была окружена для него некоторой тайной, но это, пожалуй, объяснялось не столько ее загадочностью, сколько его собственным великодушием. И чему такому, при всем при том, как она, видимо, предполагала, мог он ее подвергнуть? Несмотря на возникавшие вопросы, она увлекала его дальше и дальше. – Все, что тебе предстоит сделать, – это остаться.
– И продолжать свое дело под твоим присмотром?
– Да что ты?! Ни в коем случае! Мы уезжаем.
– Вы уезжаете? – поразился он. – Уезжаете когда? Куда?
– Дня через два – прямо домой. Тетушка Мод хочет уехать сейчас же.
В ответ на это он смог подумать лишь об одном:
– Что же тогда будет с мисс Тил?
– То, что я тебе говорю. Она остается здесь, и с нею остаешься ты.
Он смотрел на нее во все глаза:
– В полном одиночестве?!
Улыбка Кейт была явной реакцией на его тон.
– Ты уже взрослый мальчик… и у тебя будет так много миссис Стрингем!
Ничто не могло бы показаться Деншеру столь странным, будь он способен сейчас к оценкам, как то, что ему удалось почувствовать, пока он вытягивал из нее ответ за ответом, что просто «воочию видит, что она сейчас произнесет», – то есть удалось вновь осознать интуицию, обозначившую для него отсутствие необходимости «узнать Кейт получше», о чем та минуту назад так несправедливо заявила. Если бы его не посещали время от времени вспышки надежды, что Кейт когда-нибудь станет в чем-то мягче, он, вероятно, не смог бы продолжать. Тем не менее, раз она мягче не становилась, ему ничего иного не оставалось, как продолжить:
– Ваш отъезд – инициатива миссис Лоудер?
– Главным образом – ее. Опять-таки тебе, конечно, понятно, что это значит для нас с тобой. – И она добавила: – Я имею в виду не только наш отъезд, но и взгляд тетушки Мод на его уместность во всех отношениях.
– Опять-таки – как ты выражаешься – мне понятно, – выждав минуту, откликнулся Деншер, – что благодаря этому все пойдет как по маслу.
– Буквально все.
Эти слова на некоторое время как бы повисли в воздухе, и Деншер, как могло показаться, вполне ясным взором смотрел на то, что они для него знаменовали. Однако на самом деле смотрел он на что-то совсем другое.
– Значит, вы оставляете ее здесь умирать?