Глава 23
На следующий день утром, где-то около восьми, ему позвонила Ольга Петровна, секретарша, и передала приказ Мих-Миха, чтобы его телохранитель был возле подъезда в машине ровно в девять. При этом повторила: ждать в машине.
Положив обе руки на руль, Тепляков смотрел на подъезд, из которого должно вот-вот появиться «тело». Стрелки часов давно миновали девять, а его все не было и не было. Двигатель тихонька урчал, обогревая салон. Слева на панели бубнил небольшой телевизор. В воздухе кружились редкие снежинки.
«Может, Ольга Петровна что-то напутала? — думал Тепляков. — Или наоборот: специально подставила меня под удар? Но зачем? Вызвать гнев Мих-Миха? Ей-то какая выгода стравливать меня с ним? Или такой приказ от хозяина?.. Странная, между прочим, баба: вся какая-то застегнутая на все пуговицы! не улыбнется, а глаза. глаза какие-то стеклянные. Как у робота. И говорит как робот — без всяких интонаций в голосе… будто в микрофон, не видя того, с кем говорит», — припоминал он подробности редких общений с секретаршей.
Местный канал рассказывал о последних событиях. События сводились к дорожным происшествиям, происшествия — к нетрезвым водителям. И вдруг:
— Сегодня, как передает наш корреспондент, всего лишь час тому назад на пересечении проспекта Свободы с улицей Дворянской столкнулись два автомобиля: самосвал и иномарка. В иномарке на заднем сиденье ехала известная у нас в городе бизнесвумен Лидия Коврова. Ее водитель скончался в карете «Скорой помощи», Коврова с серьезными травмами доставлена в больницу. Врачи уверяют, что ее жизнь вне опасности. Водитель самосвала сбежал с места аварии. Телекамеры зафиксировали неожиданный наезд самосвала на легковушку. Непонятно, то ли водитель не справился с управлением, то ли наезд был совершен преднамеренно. Покушение на Коврову, совершенное больше двух месяцев тому назад, в результате которого пострадал водитель, и до сих пор не раскрытое, заставляет предполагать, что наезд был совершен преднамеренно. Городская прокуратура завела уголовное дело. Опрошены свидетели, составлен фоторобот. Наша редакция будет следить за дальнейшим развитием событий. Не переключайтесь. А теперь — реклама.
Тепляков тупо пялился на экран, где бесстрастный глаз видеокамеры исследовал знакомую машину, смятую чудовищной силой, с трудом представляя себе свою недавнюю хозяйку на больничной койке. Вчера он обоих отвозил в офис, вечером он ее не видел, а сегодня.
«Неужели дошло до такого? — первое, что пришло ему в голову, едва он вспомнил вчерашнее утро, перестав слышать бесшабашный голос, расхваливающий стиральный порошок. — Неужели Мих-Мих решил таким способом… не потому ли следователи оставили меня в покое?.. если оставили, конечно. А еще Куценко. Всё в одну точку, — метались в его голове обрывки мыслей. Из них, точно наткнувшихся на столб, оказавшийся посреди дороги, возникло твердое решение: — Надо будет навестить Максимовну завтра же. Даже если. и без всяких если», — оборвал он себя.
Укутский вывалился из подъезда боком, волоча за собой огромный чемодан на колесиках: двери были узки для него даже и без чемодана. Вслед за ним вышла молодая женщина. Короткая стеганая куртка, будто наполненная воздухом, превращала ее тело в надутый шар, из этого шара торчали длин-
' ные ноги в шерстяных колготках и высоких сапогах, свисали толстые короткие руки.
«Эту бабу где-то я уже видел, — подумал Тепляков, напрягая память. — Ну да, в сквере возле ресторана «Таежные дали». Там всегда толкутся проститутки. Случайная встреча в лифте? Вряд ли. В лифте с проститутками случайно не встречаются».
Женщина с вызывающе громким смехом повисла на руке Мих-Миха, они спустились вместе по ступенькам и подошли к машине.
«Неужели не знают об аварии?» — подумал Тепляков, предупредительно распахивая заднюю дверь.
— Привет, Юр-рик! — весело воскликнул Мих-Мих, повернувшись к Теплякову всем телом. — Как спалось?
— Доброе утро. Спалось нормально, Михал Михалыч. Благодарю вас, — произнес Тепляков бесстрастным голосом.
— Рано благодаришь, парень. Вот когда. Поставь-ка это в багажник, — ткнул он толстым пальцем в чемодан. — Не надорвешься? А то опять. хах-ха-хах! — загремишь в госпиталь!
— Ми-ишааа! — капризно остановила его женщина. — Хватит уже! Поехали! Опоздаем!
— Мы едем, едем, едем! — пропел Мих-Мих, пропуская женщину вперед. Передохнул, продолжил: — в далекие краяяя. — попыхтел, и дальше: — Веселые со-се-еди, хорошие дру-зья-ааа.
Женщина проскользнула в салон, уселась в кресло, поерзала, устраиваясь. На Теплякова пахнуло густым запахом дезодоранта.
Вслед за женщиной, пыхтя и отдуваясь, втиснулся в машину Мих-Мих.
Тепляков, закрыв дверь и убрав чемодан в багажник, обошел машину, занял свое место.
— Слыхал про Максимовну? — спросил Мих-Мих весело. — Вот ведь угораздило бабу… на самом деле! А я ей, дуре, говорил: не доверяй этому щенку. Нет, не послушала. Вот тебе и результат. на самом деле.
Тепляков промолчал.
— Все на малолеток ее тянет, свежачка решила попробовать, — рычал Мих-Мих. — А ты, парень, случайно, не спал с ней? — хохотнул он, и тяжелая клешнятая рука легла на плечо Теплякова.
— Я со старухами не сплю, — отрезал Тепляков.
— А с кем же ты спишь? С дочкой хозяйки квартиры?
— А вам какое дело до того, с кем я сплю?
— О своих слугах я должен знать все! — рявкнул Мих- Мих, сдавливая его плечо. — А будешь вякать, выкину с «волчьим билетом». Понял?
Тепляков резким движением сбросил со своего плеча руку Мих-Миха.
— Можешь выкидывать хоть сейчас! — обернувшись к нему, процедил он сквозь зубы. И, выключив зажигание, открыл дверь.
И тут опять завизжала женщина:
— Ми-иии-ша-ааа! Ну хватит уже-еее! Поехали! Опаздываем!
— Что ж это, и пошутить нельзя. на самом деле? — бабьим голосом пожаловался Мих-Мих, откидываясь на сиденье. — Прям до кого ни дотронешься. на самом деле. так на дыбы. — И забубнил, поначалу будто оправдываясь, а затем сорвавшись в озлобление: — Распустились, бомбу в конверте! Де-мокра-а-ати-яяя! Работать надо! Вкалывать, на самом деле, как негры на плантациях! Характер будешь показывать, когда в банке заимеешь несколько штук с семью нулями! Понял? Поехали!
— Ми-иии-ша-ааа! — снова плачущим голосом завелась женщина. — Ну сколько можно? — И к Теплякову: — Юра! Не обращайте на него внимание! Он шутить совсем не умеет. Ну, пожалуйста! Я вас умоляю!
Тепляков видел в верхнем зеркале тяжелое насупленное лицо Мих-Миха и краешек испуганного лица женщины. В нем боролись два желания: уйти сейчас же, порвать сразу с этим хамом, а там будь что будет, и жаль почему-то было проститутку, тоже, видать, хлебнувшую горя по самую маковку. Второе, — даже не желание, а чувство жалости, — пересилило. Он захлопнул дверь, завел еще не остывший двигатель и стронул машину с места.
— Нам, Юра, пожалуйста, на вокзал, — попросила женщина, и в лице ее, и в голосе Тепляков различил привычную униженность.
Возвращались с вокзала. Мих-Мих велел везти его домой. Он сидел сзади, хмуро смотрел прямо перед собой. Иногда по его одутловатому лицу пробегала короткая судорога. Не исключено, что на него так удручающе подействовало расставание с женщиной, хотя Тепляков не заметил в их отношениях ни теплоты, ни взаимного расположения. Казалось, будто его подопечный мучительно ищет, что сказать в продолжение предыдущего разговора, которому мешала эта женщина, и не находит нужных слов.
Возле своего дома Мих-Мих, едва заглох мотор, заговорил таким сварливым тоном, каким говорят иные армейские командиры со своими подчиненными после взбучки, полученной от начальства:
— Ты вот что, Тепляков. Если будешь ерепениться и трепыхаться, выгоню. на самом деле. без выходного пособия. А Рассадову велю забрать у тебя лицензию. Мне нужен человек, достаточно преданный, на самом деле, на которого я могу положиться во всем. Во всем! Слышишь?
— Слышу, — ответил Тепляков.
— И что?
— Мы приехали. Я обязан проводить вас до дверей вашей квартиры.
— Обязан он, — проворчал Мих-Мих и, открыв дверь, полез, сопя, из машины. Утвердившись на асфальте, продолжил: — Ты обязан открывать мне дверь. на самом деле. А ты что? Крутой? Да? Видали мы таких крутых. на самом деле.
— Не сомневаюсь. Давайте расстанемся по-хорошему…
— Ты никак мне грозишь, щенок?
— Ошибаетесь. У меня нет ни малейшего желания ни грозить вам, ни спорить, ни даже разговаривать с вами.
— Во как! Не хочет он. Ха-ха! Ладно, пошли. Разберемся. на самом деле. Как я должен идти — впереди или сзади?
— До двери — впереди. За дверью — сзади, — ответил Тепляков, с трудом сдерживаясь, чтобы на грубость не отвечать грубостью же.
В лифте они стояли в разных углах. Тепляков первым покинул лифт, быстро огляделся: никого. За ним шагнул на площадку Мих-Мих.
В лифте они стояли в разных углах. Тепляков первым покинул лифт, быстро огляделся: никого. За ним шагнул на площадку Мих-Мих.
— В гости тебя не приглашаю, — произнес он, подходя к двери своей квартиры. И пояснил с презрительной ухмылкой: — Не заслужил.
— А мне и не положено ходить в гости к своему подопечному, господин Укутский, — парировал Тепляков с усмешкой. Затем, решив, что это их последняя встреча, добавил: — Вам, господин Укутский, не мешало бы прочитать контракт, подписанный Лидией Максимовной, тем же Рассадовым и мной. Там все указано: и что я обязан делать, и что не обязан. И даже не имею права. И какие обязательства берет на себя наниматель.
— Мало ли что там написано! Все это формальность. Бумаги пишут для дураков. на самом деле. И для прокуроров. Ты что, дурак?
— А вы, что, умный? Я знаю, чем кончилась служба у вас моего предшественника. Со мной это не пройдет, господин Укутский.
— Ты. ты. на самом деле! Я из тебя блин сделаю, бомбу в конверте! Твой предшественник оказался скотиной. на самом деле. Он пользовался моей добротой и доверием. А ты. Да я тебя. — Мих-Мих недоговорил, набычился, смотрел на Теплякова зверем. Взгляда: их столкнулись, и ни один из них в течение долгих секунд не хотел отступать. И все-таки Мих- Мих сдался первым. Он отвел взгляд, как-то сразу потускнел, обмяк. — Ладно, поживем — увидим.
— Нет уж, господин Укутский! — слегка повысил голос Тепляков, пытаясь заглянуть в щелки глаз Мих-Миха. Ему хотелось покончить с этой службой у Мих-Миха миром. К тому же на курсах им вдалбливали в голову, что «тело», которое они взялись охранять, всегда право, потому что жизнь есть жизнь, а в ней случается всякое. И он сбавил тон на примиряющий: — Давайте, Михал Михалыч, закончим этот наш разговор как нормальные мужики, то есть без всяких эксцессов.
— Ты еще меня учить будешь? Щенок! — оборвал его Мих- Мих, и лицо его покрылось красными пятнами.
— Учить я вас не собираюсь. Хотя бы потому, что это бесполезно. А вот объяснить, почему мы с вами не сработаемся, попробую. Если вы не возражаете, разумеется.
Мих-Мих, сделавший шаг к Теплякову остановился, некоторое время изучал его, щуря и без того заплывшие жиром глаза. И неожиданно согласился:
— Что ж, давай объясняй! Только пойдем на лестничную площадку… на самом деле.
Он сам открыл дверь, наполовину забранную армированным стеклом, сквозь которое ничего не видно, и шагнул на узкую застекленную площадку, с которой открывался вид на лесопарк и лежащий неподалеку рабочий поселок из пятиэтажек. Здесь, повернувшись к Теплякову, Мих-Мих встал, раскинув толстые руки, точно собирался схватить ими Теплякова, остановившегося в двух шагах от него.
— Что ж, продолжай, — разрешил Мих-Мих с угрозой в голосе и кривой ухмылкой на узких губах.
— Вот вы сегодня утром велели встречать вас у подъезда, свою даму пошли провожать — меня оставили в машине, — заговорил Тепляков, стараясь ни интонацией, ни взглядом не показывать своего истинного отношения к Мих-Миху. — Все это в нарушение инструкции. Там где-то вас могут шлепнуть, а мне сидеть и ждать, когда вы соизволите вернуться. в виде трупа? Так, что ли? Я не хочу отвечать за ваше. за ваше своеволие, господин Укутский. Инструкции писались умными людьми на основе опыта. А не просто так — тяп-ляп и готово! Да и зачем вам телохранитель?
— Много говоришь, Тепляков! — рыкнул Мих-Мих. — Я любого киллера в бараний рог скручу… на самом деле. Пусть только сунется.
— А ему и соваться не нужно. Достаточно поймать вас в прицел и нажать на спуск.
— Ты, что ли, закроешь меня своим телом? — пробурчал Мих-Мих, презрительно скривив губы.
— От пули не закроешь. А предугадать выстрел вполне возможно, — ответил Тепляков. — Но для этого необходимо взаимное доверие. А откуда оно возьмется, если вы за то время, что мы с вами знакомы, уж какой раз собираетесь размазать меня по стенке?
— И размажу, если встанешь на моей дороге.
— Я нанимался к вам телохранителем не для того, чтобы вставать у вас на дороге.
— А сам. на самом деле. вертел хвостом перед Ковровой, — перебил Теплякова Мих-Мих, все более озлобляясь. — На двух стульях решил сидеть, щенок?
— Какие стулья! Что за чепуха приходит вам в голову, господин Укутский?
— По ресторанам с нею шлялись! В отдельных кабинетах рассиживались. Домой на Дворянскую к ней таскался. Я все про вас знаю. на самом деле! У меня везде свои люди. Решили от меня избавиться?
— Выдумать можно все, что угодно, — с трудом сдерживал себя Тепляков. — У меня нет желания даже опровергать эту чепуху, господин Укутский. Так что можете искать себе нового телохранителя. Я на вас больше работать не стану.
— Получил миллионную страховку, сучонок, премию от Ковровой — и в кусты? — зарычал Мих-Мих, надвигаясь на Теплякова. — Да я тебя, мразь. — и он схватил Теплякова за предплечья, сдавив их пальцами с такой силой, какой от него Тепляков не ожидал. На мгновение он даже опешил, будто попал в железный капкан, зубья которого проникали в мышцы, разрывая их на части. Ему в нос ударило перегаром и луком, ненавистное лицо приблизилось к его лицу, черные зрачки глаз расширились, белки налились кровью, так что Тепляков откинул голову, будто Мих-Мих собирался прилипнуть к его лицу своими губами.
Это неопределенное положение длилось всего лишь несколько мгновений, пока Тепляков соображал, что ему делать, и не почувствовал, что ноги его отрываются от пола: ведь, действительно, может размазать по стенке! Но даже и почувствовав явную опасность, он, привыкший действовать в определенном русле, с трудом перестраиваясь в новых, тем более в неожиданных условиях, лишь уперся обеими руками в широкую грудь Мих-Миха, сопротивляясь давлению его железных пальцев. Даже будучи наслышан о медвежьей силе Укутского, он не мог представить себе ее безграничную мощь. Чувствуя, как затекают руки, сжавшись, Тепляков нанес удар ногой между ног Мих-Миха, но толстые ляжки заслонили самое уязвимое его место.
Мих-Мих зарычал от боли, однако рук не разжал. Он начал поворачиваться, приподнимая тело Теплякова, то ли рассчитывая пробить им стеклянный фонарь лестничной клетки, то ли сбросить его с лестничной площадки. Еще мгновение — и Тепляков мог полететь вниз. Собрав все силы, он рывком все-таки сумел просунуть свои руки между рук Мих-Миха и большими пальцами надавить на его глаза. Руки Мих-Миха ослабли, что позволило Теплякову нанести удар головой по его короткому носу. Теперь он действовал почти автоматически, противопоставив силе своего противника ловкость натренированного человека. Не давая опомниться Мих-Миху, он костяшками пальцев рубанул по сонным артериями, вздувшимся по бокам его воловьей шеи. Следующий удар нанес в челюсть с короткого разворота — Мих-Мих вякнул, изо рта его и из носа хлынула кровь. Затем носок армейского ботинка Теплякова обрушился на голень опорной ноги Мих-Миха, а каблук, завершая движение, на носок его длинноносой туфли, так что стало слышно, как хрустнули раздробленные пальцы.
Мих-Мих взревел от боли, но еще один удар в челюсть заставил его пошатнуться, попятиться и переступить ногами. Пытаясь удержаться на ногах, он успел схватить Теплякова, на этот раз за куртку. Но сто сорок килограммов собственного живого веса, выведенные из равновесия, удержать было практически невозможно. Опорная нога Мих-Миха сорвалась с верхней ступеньки, и они оба рухнули вниз, при этом Тепляков в падении успел резким движением с опорой на массивную тушу своего врага оказаться сверху и даже повернуть Мих-Миха на спину.
Удар при падении был настолько силен, что Тепляков ощутил его всем телом. Половину пролета они скользили вниз по ступеням, и голова Мих-Миха билась о каждую из них с отчетливым стуком. Тело его обмякло, руки разжались, и Тепляков успел ухватиться за решетку перил. Он безучастно провожал взглядом тело Мих-Миха, пока оно не сползло на промежуточную площадку и там, неестественно вывернувшись, застыло. Лишь задранная нога его, лишившись туфли, какое-то время шевелилась, как бы ища удобное для себя положение, да так и замерла, упершись в верхнюю часть решетки.
С трудом подтянув ноги, тяжело дыша, Тепляков уселся на ступеньку. Костяшки пальцев обеих рук кровоточили, кожа свисала с них клочьями. Болело все тело. Болели разбитые колени, особенно сильно болели предплечья, раздавленные железными пальцами Мих-Миха, так что руками с трудом удавалось пошевелить. Давало о себе знать раненное и не до конца зажитое ребро.
Тепляков сидел и некоторое время тупо смотрел на лежащую внизу неподвижную тушу, которую обязан был охранять и защищать, не щадя живота своего, на разбитый окровавленный затылок и сорванный с макушки головы скальп, на вывернутую руку и странно задранную толстую ногу, на кровавый след, протянувшийся по лестничному маршу с того места, где голова столкнулась со ступенькой.