Оправдательный приговор, вынесенный мне после гибели Спайдермена, не повлиял на отношение «Всадников» к невольному убийце их бывшего капитана. И пусть новый капитан сумел-таки вывести команду обычных середняков к чемпионскому титулу – что так и не успел сделать покойный Спайдермен, – Ахиллес до сих пор любил при случае высказать, какого великого человека лишился реал-технофайтинг благодаря моему стремлению победить любой ценой. Конечно, во многом Блондин был прав. Но когда он вновь и вновь повторял свои обвинения во всеуслышание, я начинал подозревать, что Ахиллес не столько поддерживает память о действительно великом реалере, сколько не дает высохнуть пятну позора на моей репутации. Естественно, что он делал это с определенным умыслом. Несмотря на потерю лидерства, «Молот Тора» был и оставался для «Всадников Апокалипсиса» серьезным конкурентом, бороться с которым следовало как на арене, так и вне ее. Я тоже не питал любви к конкурентам, однако считал, что выяснение отношений не должно выходить за пределы полигонов. Вне стадиума текла совершенно другая жизнь, которую я всегда разграничивал со спортивной карьерой. Многие не соглашались со мной. Даже члены моей команды порой настаивали, чтобы я отвечал на словесные нападки конкурентов адекватным образом, но втянуть меня в околотурнирные дрязги пока еще никому не удалось.
Говорят, я принадлежал к реалерам старой закалки, что выражалось и в стиле игры, и в обычной жизни. Судить не буду, со стороны виднее. Вот и сейчас я был приветлив со всеми без исключения. А то, что кто-то при этом соблюдал приличия, кто-то глядел косо, а кто-то и вовсе отворачивался – дело субъективное. По существу, я разговаривал лишь с Хатори Санада – самым дружелюбным членом этого тайного общества, – однако было заметно, что арбитр тоже относится к нам с подозрением…
Прозрачная кварцевая стена высотных апартаментов Санада, куда нас проводили хозяева «Сибири», выходила на площадь Победителей. Из окон апартаментов нельзя было видеть, что творится у подножия стадиума, но вторая половина площади просматривалась хорошо. Я заметил, что фиаскеры уже покинули подножие обелиска – падальщики не обладали терпением для долгой засады. Для них было куда проще подыскать себе новую зазевавшуюся жертву.
– Так вот, значит, кого они гоняли по площади пару часов назад, – понимающе кивнул арбитр. – Последние три недели мы на них уже не обращаем внимания – научены дегенераты кое-чему, поумнели, сюда больше не лезут. Не знаю, что творится на западных полигонах – возможно, там фиаскеры гуляют в открытую, – но в восточном секторе стадиума подобного отребья уже не наблюдается. Мы навели здесь порядок, потому что тут – сердце нашей «Сибири», согласен, капитан? Ну а теперь, когда твой друг Наум-сан разрешил для нас громадную проблему, мы восстановим порядок не только на стадиуме, но и на прилегающих территориях… Впрочем, что это я все о проблемах да о проблемах. Вы ведь наверняка проголодались. Не составите нам компанию? Обсудим возникшие вопросы, так сказать, в неофициальной обстановке.
И он подал знак одному из стоявших за нашими спинами реалеров. Тот удалился.
Я покосился на Ахиллеса и его бойцов, уже облаченных в «форсбоди» и вооруженных кое-чем помощнее обломков труб, которые реалеры единодушно побросали за ненадобностью у взломанных дверей арсенала. Любопытно, что будет, если мы откажемся от ужина и, сославшись на занятость, откланяемся? Само собой, после того, как вкратце объясним, какие цели преследуем, – мы же вежливые люди, в конце концов…
Как-то слабо верилось, что арбитр со товарищи скажут нам что-нибудь в духе: «Что ж, желаем удачи; спасибо, что зашли – приятно было пообщаться». Да уж, приятно! Удивляюсь, почему нас вообще до сих пор не разоружили. Черт бы побрал эту неопределенность! Такое впечатление, будто хозяева только и ждут, когда я выкину какую-нибудь глупость, чтобы пристрелить меня с чистой совестью. Гостеприимство, в котором навязчивости куда больше, чем вежливости! Мы с Кауфманами походили сейчас на важных арестантов, удостоившихся привилегии разделить трапезу с начальником тюрьмы. Да, похоже, выбора и впрямь нет, поэтому приглашение на ужин придется принять.
Несколько расторопных, пропахших дымом слуг, в коих я без труда узнал бывших турнир-корректоров, накрыли стол на пять персон. Ими же были поданы к столу зажаренные на огне полуфабрикаты: на вид – полная гадость, но мой желудок не согласился с такой точкой зрения и требовательно заурчал. Запивалось все это весьма дорогим, разлитым в настоящие стеклянные бутылки вином, смотревшимся рядом с неаппетитными полуфабрикатами словно блестящий жемчуг в сером прибрежном иле.
Почетный гость, для которого предназначался пятый прибор, уже присутствовал в апартаментах – это был Ахиллес. Вернув свои доспехи, капитан «Всадников» обрел более-менее привычный облик всемирно известного любимца публики. Ему оставалось лишь привести в порядок свою растрепанную шевелюру да сбрить щетину. Хатори дал знак, и мы расселись по разные стороны стола, словно на переговорах: гости – я и Кауфманы – напротив представителей местной власти.
Санада приступил к трапезе, не дожидаясь, пока остальные примутся за еду. Нелегкая сегодня была у Хатори жизнь, при его-то комплекции. Хотя что такое на самом деле потеря трех десятков килограммов для человека весом более двух центнеров? На первый взгляд даже незаметно, разве что щеки у круглолицего Санада впали, отчего его азиатские глаза перестали казаться чересчур узкими.
– Итак, Гроулер, какого дьявола тебя занесло на стадиум? Неужели ты проперся это расстояние и вскрыл арсенал только ради того, чтобы познакомить стажера с амуницией? – Ахиллес поглощал пищу не так жадно, как арбитр, поэтому мог позволить себе отвлекаться на разговоры. Заговорив со мной без разрешения, Блондин невольно выказал мне еще одну примечательную деталь: «Всадники Апокалипсиса» и прочие отиравшиеся здесь реалеры подчинялись арбитру явно не по жестким правилам турнирной субординации. Больше походило на деловое партнерство. А вот равноправное или нет – еще предстояло выяснить.
Задав вопрос, Ахиллес смерил Каролину недвусмысленным взглядом прославленного любимца женщин, неофициальный титул которого он всегда носил. А Кэрри, которая при солнечном свете смотрелась и вовсе неотразимо, продолжала играть свою не лишенную шарма роль воинственной амазонки. Она ответила Ахиллесу немым презрением, отчего тот, судя по его оскорбленной физиономии, ощутил себя отвергнутым юношей, чья подружка не оценила его пылкой любви. Вот она какая, наша Кэрри – настоящий алмаз! Способен ли ты, Ахиллес, совладать с такой, если привык иметь дело лишь с податливыми как воск и мгновенно тающими при твоем появлении болельщицами?
– Нет, конечно, Ахиллес, мы прибыли сюда не за этим, – ответил я. – В городе опасно ходить без оружия. Мы решили зайти на стадиум по дороге в штаб-квартиру маршалов.
Я решил быть откровенным, поскольку не видел смысла скрывать правду. Недоверие недоверием, но разве все мы так или иначе не стремимся к единой цели – восстановлению привычного порядка вещей?
– Вот как? – Услыхав мой ответ, Хатори даже не донес до рта ложку. – И зачем вы шли к маршалам, если не секрет?
– Наум Исаакович считает, что он мог бы помочь Макросовету разрешить кризис и вернуть обратно виртомир. – Я кивнул на дядю Наума, робко смакующего дорогое вино. – Для этого ему требуется правительственный терминал, который поблизости имеется только в Пирамиде.
Арбитр и Ахиллес переглянулись. По выражению их лиц было сложно определить, как отреагировали они на мои слова. Я не покривил душой и теперь ожидал ответной откровенности. Однако хозяева, по-видимому, сочли, что время для этого пока не настало. Вместо разъяснений Санада переключился на беседу с дядей Наумом – инициатором дерзкого проекта глобальных масштабов, в двух словах описанного мной.
– А вы, как я погляжу, весьма претенциозный человек, Наум-сан, – сказал Хатори, однако в голосе его чувствовалась не усмешка, а уважение. – Судя по тому, как легко вам удалось устранить проблему, над которой мы безрезультатно бьемся вот уже два месяца, вы – специалист высокого уровня. Наверняка в молодости работали на правительство. Я прав?
– Смею огорчить вас, любезный Хатори, но вы таки заблуждаетесь, – смущенно потупился Кауфман. – Я – скромный контролер птицеводческой фермы в Дели.
Вскрывшаяся правда заставила отложить ложку даже Ахиллеса.
– И кто научил тебя отпирать заклинившие ринголиевые двери толщиной в четыре пальца? – с присущей ему бесцеремонностью полюбопытствовал Блондин, неохотно переводя взгляд с красавицы дочери на отца.
– Будет правильнее сказать, что я – самоучка, – признался Кауфман. – Уделяю много времени изучению тех вещей, на которых в современном обществе не принято акцентировать внимание. Или которые давным-давно позабыты за ненадобностью.
– Смею огорчить вас, любезный Хатори, но вы таки заблуждаетесь, – смущенно потупился Кауфман. – Я – скромный контролер птицеводческой фермы в Дели.
Вскрывшаяся правда заставила отложить ложку даже Ахиллеса.
– И кто научил тебя отпирать заклинившие ринголиевые двери толщиной в четыре пальца? – с присущей ему бесцеремонностью полюбопытствовал Блондин, неохотно переводя взгляд с красавицы дочери на отца.
– Будет правильнее сказать, что я – самоучка, – признался Кауфман. – Уделяю много времени изучению тех вещей, на которых в современном обществе не принято акцентировать внимание. Или которые давным-давно позабыты за ненадобностью.
Я усмехнулся: метко подмечено. Вот она, формула развития современного гения: копай глубже и двигайся не вперед, а к истокам. Против течения то есть. Идти наперекор всему, порой даже наперекор здравому смыслу, – удел настоящих гениев, которых не пугает и перспектива остаться непризнанными.
– Не видел бы я собственными глазами, на что вы способны, счел бы ваши слова бахвальством излишне самоуверенного человека, – заметил арбитр, возвращаясь к еде. – А вас не затруднит, Наум-сан, хотя бы в общих чертах рассказать, как вы собираетесь искоренить всепланетное зло? И почему именно с правительственного терминала?
– Что вы, господин Хатори, нисколько не затруднит, – и не подумал отпираться Кауфман, доливая себе еще вина. – Сочту за честь поговорить с умными людьми, которым тоже не безразлична судьба этого мира.
Доверчивость – слабое место большинства добрых гениев. Дядю Наума подкупила заинтересованность, с какой хозяева отнеслись к его идеям. Любитель поговорить, в жизни он тем не менее редко оказывался перед аудиторией, готовой внимать каждому его слову. Сроду бы не подумал, что в лице арбитра Наум Исаакович найдет себе благодарного слушателя. Про Ахиллеса я бы такого не сказал: судя по его презрительно-равнодушной реакции, он бы с удовольствием заткнул рот разговорчивому Кауфману своим пудовым кулаком. Но проявленное Хатори любопытство и моя легко предсказуемая реакция на такой поступок удерживали Блондина от всплеска эмоций. Я бы на месте дяди Наума трижды подумал, прежде чем распинаться перед этой скрытной публикой, но, к сожалению, предупреждать его на сей счет было уже поздно, а прерывать на полуслове – подозрительно для хозяев.
– Если не возражаете, я хотел бы начать издалека, – приступил к делу Кауфман, пригубив немного вина. Дядю Наума просто распирало от желания выговориться – это было заметно по его возбужденному состоянию. – Так вы поймете меня гораздо лучше… Не секрет, что с некоторых пор наша жизнь протекает как бы в двух параллельных измерениях. В двух мирах – реальном и виртуальном, более известном как виртомир. Статус последнего весьма условен: мир, где можно присутствовать сознанием, но не телом, сегодня столь же реален, как и первый. Судите сами: современный человек проводит в нем больше половины собственной жизни. Больше, чем даже во сне! А некоторые пользователи «Серебряных Врат» и вовсе возвращаются в действительность лишь для того, чтобы их бренное тело не умерло от голода… Хорошо ли это для человека, естественно ли? К чему мы стремимся? Пусть прозвучит банально, но сегодня мы живем для того, чтобы есть, и едим для того, чтобы жить. Что грандиозного произошло в жизни человечества за прошедшие пару веков? Да, наши беспилотные разведчики таки добрались до Плутона и Харона и теперь производят разведку их недр. Лет через двадцать у нас появится еще один сырьевой придаток, тридцатый или тридцать первый – не помню, давно сбился со счета. Замечательно, конечно, но чем мы похвалимся еще?..
Наум Исаакович обвел вопросительным взглядом внимающую ему аудиторию и остановил глаза на бутылке вина, после чего сам себе ответил:
– Разве только тем, что наши машины до сих пор не разучились делать божественные напитки… М-да… Мы с вами живем в счастливейшее время за всю историю планеты, – продолжил он. – Мы решили почти все неразрешимые проблемы эры Сепаратизма. Мы превратили в сырьевые источники все пригодные для освоения планеты и спутники в Солнечной системе, наловчились даже из пояса астероидов извлекать наиболее богатые рудой образчики и «потрошить» их прямо на месте! Это позволило нам оставить в покое практически истощенные недра матушки-Земли. Мы устранили экологические проблемы – атмосфера в центре наших гигаполисов сравнима по чистоте с воздухом альпийских заповедников. Мы обладаем источниками дешевой неиссякаемой энергии и автоматизировали производство и быт везде, где только возможно. А связь? Когда-то я мог при желании полностью контролировать технологический процесс на птицеферме в Дели, сидя у себя дома в Западной Сибири. Сказка, да и только! Люди эры Сепаратизма мечтали о таком лишь в самых смелых мечтах… Естественно, за жизнь в раю приходится кое-чем расплачиваться. Без этого нельзя. Нам приходится жестко контролировать рождаемость, но плата эта чисто символическая, поверьте мне.
– Однако так ли уж она необходима? – заметил я, поскольку подобная тема всегда задевала незаконнорожденного Гроулера за живое. – Люди дикой эры Сепаратизма обходились и без столь радикальных мер.
– Ошибочно считать, что в эру Сепаратизма не было контроля над рождаемостью, – ответил Кауфман. – Действительно, в те годы подобная мера являлась непопулярной, однако ее с лихвой компенсировали многочисленные войны. В нашем цивилизованном мире с извечной проблемой перенаселения справляются обычные законы… На эту тему можно спорить долго, однако не будем отвлекаться от основной. Благодаря массовому повышению уровня жизни неизбежно произошло следующее: со временем научно-технический прогресс прекратил карабкаться в гору и как бы вышел на ровное плато, где и топчется по сей день. И правильно, зачем человечеству штурмовать новые высоты эволюции? Оно достигло всего, к чему стремилось тысячелетиями. О чем еще нам можно мечтать? О покорении звезд? Мечта хорошая, но нынче она непопулярна. Кому охота вкладывать капитал в призрачные мечты, когда освоение ближнего космоса окупает вложения стабильнее и быстрее? Даже без финансирования разработок нового оборудования – у имеющейся техники сроки службы исчисляются столетиями. Технический прогресс плавно перешел в застой. Прискорбно, но это уже давно свершившийся факт…
Наум Исаакович печально вздохнул и выпил еще вина; прежде чем проглотить, с видом ценителя благородных напитков долго перекатывал его во рту, рассмотрел на свет вино в бокале, затем удовлетворенно кивнул и продолжил:
– Виртуальный мир «Серебряных Врат» – одно из лучших порождений научно-технического прогресса. Но виртомир тоже прекратил развиваться, достигнув верхней точки своих возможностей, пусть потрясающих, но далеко не беспредельных. У всех на слуху его главный девиз: «Серебряные Врата» – пропуск в мир без границ». Звучит заманчиво, но разве это правда? Границами обладает любой мир, как реальный, так и виртуальный. Другой вопрос: что нужно для того, чтобы преодолеть эти границы? С реальным миром все понятно: наши межпланетные челноки сильно расширили границы околоземного пространства, со временем превратив в таковое едва ли не половину Солнечной системы. Как любой землянин, я безусловно рад за человечество. Однако вместе с этим я испытываю горечь, поскольку знаю, что мне, как и большинству землян, никогда не пересечь границ своей планеты – туристов во внепланетные промышленные зоны не допускают. А как хочется порой просто из любопытства слетать на Марс или Венеру… Впрочем, опять отвлекся… То же и с границами якобы безграничного виртомира. Не знаю, как вас, господин арбитр, – вы все-таки человек, наделенный кое-какой властью, – а лично меня «Серебряные Врата» никогда не выпустят за пределы дозволенного. Ради своей же безопасности – незачем дяде Науму соваться туда, где он мало что смыслит и может ненароком навредить. Я имею в виду Закрытую зону виртомира. Однако это вовсе не значит, что у меня не получится составить о ней представление на основе сведений, доступных широкой публике. Помните мое кредо: внимание к мелочам и поиск корня проблемы? За последний месяц я провел кое-какие любопытные исследования и изучил ряд фактов, напрямую касающихся устройства «Серебряных Врат». Благодаря этому мне удалось вывести приблизительную теорию возникновения нашего кризиса. Так что кто знает – возможно, в итоге я окажусь прав.
– А почему, Наум-сан, вы решили, что обнаружили именно корень проблемы, а не его второстепенные придатки? – осведомился Санада.
– Открою вам секрет, – хитро подмигнул ему Кауфман, заметно опьяневший от нескольких глотков вина. Мне его пространные хмельные речи не нравились все больше и больше, потому что хозяева своих карт пока не раскрыли. – Дядя Наум, господа, владеет уникальными документами. Они достались мне по наследству. Обладание этими документами я бы приравнял к владению ковчегом Завета, не иначе. Мое наследство столь же бесценно, пусть и выглядит лишь горой старых бумаг… Согласитесь, все-таки поразительно, до какой степени виртомир стал напоминать реальный. И главное их сходство в том, что мы живем по их законам, понятия не имея, кто и когда эти законы устанавливал. Правда, с виртуальным миром дела обстоят не столь безнадежно. Имена его многочисленных создателей, среди которых был и мой прапрадедушка, еще не стерлись со скрижалей истории. Но главное, остались воспоминания этих людей. Вы, конечно, можете посетить исторический сектор «Серебряных Врат» и найти там много полезной информации, однако такого вы там точно не отыщете…