Кэрри и ее отцу было нелегко. Увиденная ими воочию экзекуция произошла всего-то в десятке шагов от них. Но Кауфманы крепились и не отводили глаз от ужасающей картины. Только дядя Наум едва заметно покачал головой, осуждая столь жестокие методы превентивной борьбы. Высказывать протест во весь голос он не осмелился, хотя ему явно хотелось это сделать. Кауфман стерпел, поскольку чего-чего, но терпения у него имелось в избытке. Я уже не сомневался, что Наум Исаакович и его дочь выдержат все тяготы – на удивление жизнестойкие ребята, пусть иногда и склонны проявлять сугубо человеческие слабости…
Схватка хищников, а вернее, расправа сильного над слабым, завершилась; начался пир стервятников. Сложенные вдоль перил коробки с отобранными продуктами очутились без надзора, и их в мгновение ока растащили обрадованные этому факту горожане, которых только что едва не затоптали бежавшие хозяева эстакады. С опаской косясь на нас, люди хватали первое, что попадало им под руки, и разбегались кто куда. Их даже не волновало, что коробки забрызганы кровью, а вокруг стонут и корчатся раненые фиаскеры. Обижаемые и притесняемые жители центра дорвались до бесхозного продовольствия, оставить которое здесь было бы преступлением перед их голодающими семьями.
Как все изменилось вокруг! Мог ли я два месяца назад увидеть подобную сцену прямо в центре родного гигаполиса? Куда катится мир!..
Или уже докатился, что дальше некуда?
Арбитр равнодушно поглядел со своего паланкина на раненых и контуженых врагов, ничего не сказал и подал знак следовать дальше. Сбежавшие фиаскеры вернутся и позаботятся о пострадавших приятелях, после чего удостоверятся, что права на их территорию никто не отобрал, и непременно возобновят свое прибыльное занятие. Мы – проходимцы. Нас не беспокоила судьба тех, кто провозгласил себя здешними королями, – прежде чем короноваться, эти глупцы должны были подготовиться к тому, что права на корону придется отстаивать ценой немалых жертв. Ничего не поделаешь – издержки королевского статуса…
Нас также не беспокоила дальнейшая участь местного населения, получившего временную свободу от гнета самозваных диктаторов. В центре уже имелись крупные общины, с успехом противостоящие диким фиаскерским бандам. Ничто не мешало людям объединиться и создать новые. Если же с нашим уходом все здесь вернется на круги своя – значит, так тому и быть. Мы радели за судьбу всего мира, поэтому не отягощали себя заботами о малой его толике. Вернется порядок в мир – будет порядок и на этой земле. Как хотелось надеяться…
Я тоже возражал против той тактики, что использовали на эстакаде «Всадники Апокалипсиса», – при наличии «форсбоди» разумнее было бы обойтись простыми зуботычинами. Однако пришлось признать, что зловещая слава, которая начала быстро опережать нашу группу, сыграла нам на руку. Можно сказать, что слава эта прорубила для нас безопасную просеку в кишевших разнообразными гадами джунглях. На всем протяжении маршрута до Пирамиды нас ожидали свободные от фиаскеров улицы, пустынные эстакады и безлюдные межъярусные переходы. Почти идиллия, только плакатов «Счастливого пути!» недоставало.
Правда, изредка эту идиллию нарушали стихийные обвалы крупного мусора, сыпавшегося на наши головы с верхних ярусов. Сегодня разрушения не были в городе такой уж редкостью – частенько этому способствовали сами горожане, громившие в поисках необходимого все, что только попадалось им на дороге. Но мы не верили в случайность обвалов, поскольку происходили они подозрительно регулярно.
Униженные хозяева улиц таким образом намекали, что они о нас помнят. Потрепанный хищник теперь не лез в открытый бой, а кусался исподтишка. Поэтому следовало соблюдать осторожность и поглядывать не только по сторонам, но и вверх.
Мы не отстреливались, когда враг бомбил нас мусором, – берегли боеприпасы, да и вычислить укрывшегося на высоте противника было не так-то просто. А он под конец нашего пути обнаглел настолько, что однажды угостил натуральной лавиной из автосэйлеров. Полимерные коробки торговых автоматов загрохотали в десяти метрах впереди, рассыпая нам под ноги остатки своего неразграбленного содержимого. Лишь хорошая реакция спасла нас от вражеских поползновений – турнирные инстинкты в агрессивной среде не утрачивались, а, наоборот, обострялись еще сильнее.
Будет неправильно сказать, что за три дня пути мы сплотились в дружную команду. Свыклись друг с другом – это вернее. Мы с Кауфманами не разрушали наш маленький сплоченный коллектив: я держал их в поле зрения, потому что обещал приглядывать за ними, они не отходили от меня по той же причине. Иногда во время остановок к нам присоединялся Хатори, еще реже – Ахиллес; остальным реалерам до нас и вовсе не было дела. Беседовали о разном, но предпочитали не затрагивать серьезные темы. Просто все чувствовали себя усталыми, и ничего путного из тех разговоров не вышло бы. Я судил об этом по себе: сколько ни пытался дядя Наум за время пути объяснить мне детали своего замысла, сколько ни тряс у меня перед носом дневниками прапрадедушки, я каждый раз уходил от разговора – чересчур заумно все это выглядело для капитана Гроулера. Вероятно, в спокойной обстановке я бы вник во все премудрости и познал принцип спасения мира по Кауфману, но только не сегодня. Трудно постигать древние истины, удерживая при этом ушки на макушке и поминутно озираясь в ожидании вражеской атаки.
Я верил в идеи Наума Исааковича и без доказательств, надеясь, что впоследствии он растолкует мне все не спеша и популярно. Разумеется, когда наша грандиозная авантюра благополучно завершится. В противном случае специфические знания об изнанке «Серебряных Врат» вряд ли окажутся для меня интересными. А тем более будут мной где-либо востребованы. Тогда уж лучше потратить время более практично. Например, ознакомиться с устройством печных термоэлементов – эта наука уж точно не отложится в голове бесполезным балластом и всегда будет востребована в условиях Жестокого Нового Мира.
Почти все, что рассказывали о штаб-квартире маршалов забредавшие к нам в поселок беженцы, на поверку оказалось правдой. Все, кроме того, что она якобы сильно разрушена. В нескольких километрах к востоку от Пирамиды действительно находился участок с разрушенными зданиями, подобный тому, какой мы с Кауфманами наблюдали по прибытии в центр. Саму штаб-квартиру разрушения миновали, а обратить ее в руины могла разве что ядерная ракета эры Сепаратизма. Гигантская белокаменная пирамида с вершиной из ярко-красного кварца – там располагался знаменитый зал Закона, в котором хранился один из первых экземпляров конституции Великого Альянса, – пребывала в запустении, что было различимо уже издали. Окон в Пирамиде не имелось, так что определить, был ли внутри пожар, мы не могли. Хотя что-то похожее на следы копоти, издалека приметной на белых стенах, наблюдалось у немногочисленных выходов из здания.
Именно эти следы придавали Пирамиде пятнистую черно-белую окраску березовой коры. Фиаскеры, чьих рук дело мы наблюдали, не добрались только до кварцевой верхушки Пирамиды, хотя разнести вдребезги зал Закона должно было, по идее, считаться делом чести для любого уважающего себя вандала; наверное, лентяи просто поленились взбираться по лестницам на километровую высоту. Кроваво-красный наконечник – отличительная черта всех маршальских Пирамид планеты, как и прежде, сверкал на солнце рубиновыми искрами, отчего сразу же выделял штаб-квартиру слуг закона из массы прочих строений, тоже довольно оригинальных по архитектуре.
Главный вход в Пирамиду располагался на пятом ярусе, на который мы заблаговременно спустились еще вчера. Возле входа признаки отгремевшего здесь сражения были весьма отчетливы. Мембраны силовых полей в воротах Пирамиды отключились, как и везде, а защитники из гуманных маршалов вышли не чета защитникам стадиума – закаленным в турнирных баталиях реалерам. На полный разгром маршальского войска указывали несколько валявшихся у входа скелетов, обглоданных бродячими собаками. Скелеты и обрывки мундиров на них как бы символизировали то плачевное состоянии, в каком находился сегодня институт блюстителей правосудия. Впрочем, делать выводы из увиденного о состоянии этого института по всему миру было пока преждевременно. Хотя, принимая в расчет примитивную психологию типичного фиаскера (сыт – доволен, голоден – зол), следовало догадываться, что положение дел в остальных гигаполисах Великого Альянса вряд ли сильно отличается от нашего – бунты, погромы, грабежи…
– Сомнительно, что здесь кто-либо остался, – предположил Хатори, спустившись с паланкина и подбирая с земли маршальскую фуражку. – Нам довелось повоевать с осатаневшими глюкоманами. Если эти твари чувствуют в противнике слабость, они только звереют. Маршалам в том бою победа не светила в любом случае. И потому, что их было мало, и потому, что они не были готовы убивать…
Разбросанные останки еще двух с лишним десятков тел были обнаружены нами сразу при входе в штаб-квартиру. Уличный воздух постоянно проникал в парадный холл через широкие ворота, однако мерзкий запах тлена все равно не выветривался отсюда. Практически все скелеты были одеты в разодранные маршальские мундиры – здесь происходила даже не битва, а массовая резня. При взгляде на ее последствия версия арбитра о тотальном разгроме защитников Пирамиды показалась мне убедительной. Соотношение противников в этом сражении сложилось далеко не в пользу маршалов. Да и продлилось побоище наверняка от силы несколько минут. Я был уверен, что на других ярусах здания увижу такую же удручающую картину, но, к моему облегчению, идти туда не потребовалось.
Разъяренные фиаскеры не удовлетворились лишь убийством тех, кто всегда ограничивал их свободу и заносил правонарушителей в позорный Желтый, а особо отличившихся – в Красный списки. Обстановка холла также хранила на себе следы безудержной агрессии нападавших. Все кварцевые и полимерные детали убранства были педантично обращены в осколки, а те, что разбить и растоптать было уже посложнее, валялись раскиданными и покореженными. Некогда аккуратно подстриженные кустики были выдраны с корнями, а экзотические деревья топорщили обломанные ветви. Даже цветы – вечный символ любви и мира – были безжалостно вытоптаны. Какой удар испытала бы при виде всего этого наша соседка, любительница роз Гертруда Линдстром! Человеческие скелеты, и те, наверное, не шокировали бы ее так сильно, как варварски уничтоженная клумба…
Наум Исаакович, старательно избегавший смотреть на истлевшие тела, резонно забеспокоился по поводу сохранности правительственного терминала, чья участь также могла оказаться плачевной.
– Напрасно волнуетесь, – утешил его арбитр. – Даже самый тупой из фиаскеров не станет спускаться на нулевой уровень, где расположен терминал. Что он там забыл? Во-первых, здесь и наверху-то нечем поживиться, а внизу и подавно: раздатчиков глюкомази маршалы не держат. А во-вторых, кому захочется потом карабкаться обратно вверх по лестнице на полукилометровую высоту? Нижние ярусы Пирамиды – это полностью изолированные от внешнего мира бункеры со стенами толщиной в несколько метров.
В отличие от ленивых фиаскеров, мы были вынуждены спускаться к самому основанию Пирамиды. Ради этого пришлось напяливать шлемы со встроенными лайтерами, поскольку свет в шахте и на нижних ярусах отсутствовал. Ахиллес оставил в холле трех бойцов для охраны единственного пути к отступлению – при желании враг легко загнал бы нас здесь в безвыходную западню, – а затем мы отправились разыскивать лестницу, ведущую на нулевой ярус. Поиски пришлось вести вслепую, поскольку даже часто бывавший в Пирамиде Санада понятия не имел, где находится аварийный выход. Как и все визитеры, он всегда пользовался либо лифтом, либо транспортным экспресс-модулем.
Доступ к лестничной шахте обнаружился в одном из служебных помещений. Мы бы искали вход в него гораздо дольше, если бы фиаскеры не выломали поблизости все зеленые насаждения. Шахта скрывалась за обычной дверью, замаскированной под декоративную облицовку, и уходила вниз, во мрак и неизвестность. Лучи наших лайтеров не достигали дна шахты, растворяясь во тьме где-то на полпути. Спускаться на нулевой ярус по этой головокружительной тропе не хотелось, однако альтернативы ей не было. Разве что тоннели для модулей, но для пожилого дяди Наума и тучного Хатори они являлись вовсе непреодолимыми.
Перед началом спуска арбитр выгрузил свое габаритное тело из паланкина, решив пройти остаток пути своим ходом, опираясь на руки реалеров. Вероятно, ему уже до колик осточертела трехдневная болтанка в шатком кресле, а может, он побоялся ненароком вывалиться из него в пропасть. Широкая винтовая лестница, шедшая вдоль стен шахты, изобиловала ровными площадками для отдыха, так что пешее передвижение не стало для Санада чересчур суровым испытанием. Кауфман поглядел на Хатори и тоже без лишних напоминаний оперся на руки мне с Кэрри – ему, как никому другому, требовалось беречь силы перед предстоящей работой. Мы бережно подхватили нашего драгоценного гения под локти – сегодня, когда на нас были надеты «форсбоди», невесомое тело дяди Наума и вовсе не причиняло нам неудобств.
Мне редко доводилось посещать нулевые ярусы высотных городских районов, а в Западной Сибири я не наведывался туда еще ни разу. Сложно было сказать, какие ощущения испытал бы я снаружи Пирамиды, но когда наши подкованные ботинки наконец ступили на твердый пол, нависающие со всех сторон монументальные стены надавили мне на психику всей своей массой. Только здесь, у поверхности земли, житель гигаполиса осознает, кем он является в действительности: жалкой букашкой, копошащейся у подножия гигантских скал, пусть рукотворных, но от этого не менее внушительных. Острее всего это должно было чувствоваться в первый день кризиса, когда «скалы» вокруг вдруг начали рушиться… Мне же, чтобы испытать мерзкое чувство собственного ничтожества, хватило лишь воображения и взгляда вверх.
Пока я нервно поигрывал пальцами на рукояти «метеора» и озирался по сторонам, привыкая к непривычной атмосфере, дядя Наум узрел для себя во мраке, пронизанном лучами лайтеров, кое-что любопытное. Он тут же кинулся исследовать находку, после чего подозвал меня и попросил посветить ему, дабы он, по его словам, избавил нас от одного маленького неудобства. Кроме зловещей атмосферы, разогнать которую Кауфману было явно не по силам, неудобством здесь можно было считать только отсутствие освещения. Поэтому до меня сразу дошло, чем занимается Наум Исаакович, ковыряющий отверткой и пассатижами в обнаруженной им стенной нише.
Хатори, Ахиллес и прочие столпились вокруг нас, пытаясь вникнуть в смысл происходящего. Всем им следовало бы запомнить эту минуту, поскольку они удостоились чести присутствовать на древнем таинстве, описанном еще в Библии, а именно: превращении тьмы в свет. В данный момент дядя Наум действительно претендовал на роль бога, ибо собирался ни много ни мало отменить на планете Апокалипсис.
А вот согласится ли с этим настоящий творец, предсказывать было рановато. Зная об обидчивости этого типа, не следовало особо надеяться на его поддержку. Хотя, с другой стороны, существовала вероятность, что творцу самому надоело глядеть на Жестокий Новый Мир, поэтому он не станет препятствовать любимым детям возвращать прежний порядок вещей.
Лайтеры на стенах вспыхнули столь неожиданно, что все мы невольно вздрогнули. Окружающая обстановка сразу преобразилась до неузнаваемости, а львиная доля моих страхов бесследно испарилась. Яркий свет – это как-то привычнее и спокойнее.
– Как вам такое удается, Наум-сан? – восхитился Хатори работой гения. – Да я ключ к виску медленнее прицепляю, чем вы проделываете свои умопомрачительные фокусы!
– Прямо такие уж умопомрачительные? – разулыбался Наум Исаакович. – Нет, конечно, в жизни мне порой попадались и настоящие головоломки, но для этого фокуса много ума не надо. Все, что я сделал, – упростил схему работы освещения до элементарной. Надо было лишь исключить из схемы все связанное с дистанционным управлением. Источник питания и источник света – оба они прекрасно функционируют и без дополнительных устройств. Конечно, отсутствие автоматического контроля представляет жуткие неудобства, однако в нашем положении будет скорее неудобно без света, нежели без регулятора яркости. Что ж, любезный Хатори-сан, комфорт я вам обеспечил. Теперь показывайте дяде Науму, где терминал…
Как и предполагалось, не нашлось среди фиаскеров такого фанатичного вандала, который готов был преодолеть километр крутых лестничных пролетов ради того, чтобы побуянить в столь экзотическом месте. Именно это, а также кромешная тьма спасли правительственный терминал от разрушения.
Здесь было где разгуляться вандалам. Рассчитанная на возможность ручного управления, система удаленного доступа в Закрытую зону являлась крайне громоздкой и сложной. Ну и, разумеется, несовременной, мягко говоря. Мыслимое ли дело: для контроля в ней использовались не последние достижения видеотехнологий, пикчерз-креаторы, недавно вышедшие из обихода голопроекционные мониторы, а допотопные настенные панели псевдообъемного изображения – тонкие и гибкие; если не ошибаюсь, в старину их в шутку называли «простынями».
Да, разбить правительственный терминал – это не инфоресивер под каблук сунуть: топнул, и все дела. Для его уничтожения требовалось куда больше времени и усердия. Пять широких дисплеев-«простыней» располагались перед креслом контролера так, чтобы обеспечить работающему на терминале человеку максимальный угол обзора. Слева и справа от дисплеев виднелась добрая сотня погасших микролайтеров, каждый из которых обязан был сигнализировать о чем-то своем. Это напоминало сигнализацию на пульте ручного управления настройками «форсбоди» – примитивная, но предельно доходчивая схема.