Это учение пало на благодатную почву. Всем уже надоевший зюгавский оппортунизм был решительно отвергнув. Народ узрел истину!
Радость масс не знала придела. Тут же из ближайшего гастронома притащили стеклянный сосуд, в котором ранее плавали карпы. Наполнили его раствором из лаборатории при мавзолее, и погрузили туда Ильича. После чего, с пением интернационала, понесли его по городу. Демонстрировать наглядный символ нового религиозного учения.
Это был триумф! Полный и неожиданный триумф! Ему ничто не могло помешать! Ни сопротивление милиции. Ни просьбы ГАИшников не мешать движению автотранспорта. Ни угрозы Лужка отключить в думе (а она к этому времени превратилась в штаб религиозной (или как говорили ещё — традиционалисткой) революции) свет и воду. Ни надпись «живая рыба», на этом, первом «сакральном сосуде» в котором несли Ильича.
Свершилась мечта Тугина. Он создал новую религию! Он стал пророком! Он стал её первым магом и жрецом.
А, Зюга? Судьба его мрачна. Он не прошёл испытания погружением в Благо, и был безжалостно отвергнут революционным народом.
Так как одним из выводов из этого учения было, что если злодея поместить в сосуд, то он должен умереть. Так как он будет, не совместим с находящимся в сосуде Благом.
Что, в принципе, и соответствовало наблюдениям. Например, в случае с Зюгой.
Ясно, что о том, какой вид должна была бы иметь кутузка, чтобы соответствовать новому учению, не могло быть двух мнений.
Потому и сидели Толик и его соратники в этих мерзких аквариумах. А чтобы их несовместимость с Благом была более наглядной, их поместили в раствор кислоты.
Воспоминания Толика были прерваны появлением многочисленной публики рядом с его сосудом. Он забеспокоился. Так как, когда трибунал решал, что пришло время окончательного испытания Благом, то публика гурьбой валила к сосуду, где это испытание должно было произойти.
— Неужели конец? — заволновался он.
Но публика смотрела на сосуд находящийся напротив него. Там был погружён в Благо Егор Гавнодар. В отличие от Толика, которому внимание быдла было уже совсем безразлично, он прятался в донной мути своих испражнений, раз в пол минуты всплывая для сосания воздуха.
Публика терпеливо ждала его появления.
Наконец, толстый слой мути на дне егоркиного аквариума слегка всколыхнулся. В следующую секунду, муть словно взорвалась, выбросив вверх бурлящие струи склизких фекалий, и, в образовавшемся мутном облаке показалась жирная туша Гавнодара.
Публика взвыла от восторга. Толику было хорошо видно, как они радуются и рукоплещут.
Гавнодар завис на мгновения, вылупив свои свинячьи глазки на людей, несколько, озадаченный, столь пристальным вниманием к своей персоне, после чего быстро и энергично заработал короткими толстыми задними лапами, решительно устремляясь к соску.
Присосавшись к соску, он напрасно чудовищно надувал щёки и пучил глаза. Воздуха не было. Гавнодар заметался. Заносился по аквариуму стремительной торпедой, бурно пеня мутную жидкость. В конце концов, он со всего маху врезался в стекло своим лысым черепом. Видно в надёжде его разбить.
Удар был такой силы, что посыпалась штукатурка, публика отпрянула с невольным вздохом. Но бронированное стекло выдержало.
Потрясённый и слабеющий Гавнодар упорно цеплялся за жизнь, и в отчаяние стал судорожно биться в стеклянную стену своей разбитой головой. Но силы уже оставляли его, с каждой минутой удары слабели и замедлялись.
Всё было тщётно. Лишь вода в аквариуме окрасилась в красный цвет. Ещё через несколько мгновений, толстая туша, несколько раз спазматически дёрнувшись, безвольно зависла, и стала медленно опускаться на дно, чтобы навечно скрыться в липком слое своих взбаламученных испражнений.
Ликующая толпа повернулась и подошла вплотную к Толику.
Он видел их радостные лица. Он видел, как светящаяся радостью мать поднимает и подносит к стеклу аквариума весёлое дитя. И он лихорадочно сосал и сосал трубку, пытаясь надышаться перед пришедшей за ним смертью. Смерти, которая имела сотни ликующих лиц. Лиц радостных людей жаждущих увидеть его конец.
Скоро в трубке воздуха не осталось.
Но он всё так же её сосал и сосал, непонятно на что надеясь.
Потом наступило удушье.
Толик спазматически дёрнулся, и тяжело задышал. Ему не хватало воздуха, и он увеличил мощность вентиляции салона. Но даже мощные струи, обдувающие его со всех сторон, не приносили ему облегчения. Он нажал на кнопку открывающую стекло двери.
Тот час же раздался мелодичный сигнал предупреждающей об нарушение режима безопасности.
— Анатолий Борисович, закройте стекло. Вы нарушаете инструкцию — послышался голос начальника охраны.
Но, Толик не обращал никакого внимание на настойчивые предупреждения. Он уже дёргал ручку двери, в надежде её открыть. Дверь не поддавалась, она была надёжно заблокирована во время движения. Тогда он, нарушая все правила и инструкции, высунулся из окна, и жадно дышал, дышал и дышал. И не мог надышаться. Всё душило и давило его. Ему хотелось выйти, вырваться из давящего салона на воздух, наружу. Машина казалось ему страшным аквариумом, в котором он очередной раз мучительно умирал.
Последний раз, только что, задремав на миг, по пути к Алхимику.
Глава 11. Господин Хозяин Снов
На этот раз Толика ждали. Его быстро провели в кабинет уродов, где при свете одинокой свечи сидел Алхимик. Рядом с ним стояла банка с рыжим глистом.
— Смотрите, как он подрос. Наш рыженький малыш — Алхимик кивнул на банку.
Толика чуть не стошнило, когда он увидел какой мерзкий и склизкий, с рыжим гребнем, гад в ней затаился. Не срыгнуть ему стоило просто титанических усилий.
— Прошлый раз вы говорили, что находиться в этом помещение вредно для здоровья. Не могли бы перейти куда-нибудь — промямлил Толик, затравленно озираясь.
— Вы уже перешли черту, когда был смысл, боятся. Теперь уже ваша судьба предопределена. Вы сами выбрали её, ворвавшись в камеру уродов, и самовольно заснув в ней. Это было нельзя делать. Это действительно опасно, и всегда имеет фатальные последствия. Адепты храма допускаются в эту камеру всего один только раз, и то, после долгой подготовки и прохождения многих ступеней посвящения. И даже тогда это опасно, и никогда нет уверенности в благополучном исходе инициации. Но я даже рад, что так случилось. То, что вы сумели без подготовки пройти посвящение, и благополучно материализовали Инкуба, есть знак. Знак того, что наше деланье получило шанс на благополучное завершение. Знак того что, возможно, я, наконец, нашёл ту соль, которой мне так не доставало для успешного завершения трансмутации.
— И эта соль я?
— Нет не вы. Ваши сны.
— Как же сны могут быть солью?
— Вам надо долго учиться, чтобы понять смысл метафор учение Гермеса Трисмесгиста. Нам суждено шаг за шагом распутывать пелену ваших сновидений, в которые закутана тайна вашей судьбы, в надежде получить ответ.
— Если вы о герметизме, то хочу заметить, что я являюсь адептом хранящей огонь знания ложи, и нахожусь на ступени…
— Аде-е-епт, ло-о-ожа, ступень посвя-я-ящения… — насмешливо протянул Алхимик.
Толик осёкся. Он поймал взгляд его, и этот взгляд пронзил его. Он был точно таким, как взгляды высокородных зарубежных братьев, когда Толик, ещё на первых порах, пару раз пытался дать понять, что он то же не лыком шит, что он тоже имеет отношение, и, даже, удостоен определённых регалий. Точно так же, как сейчас, его собеседники мгновенно холодели, и смеривали его презрительным, испепеляющим взглядом, словно какого-то простолюдина, по недоумию хвастающего нацепленной на шею большой и блестящей собачьей медалью перед высокородными грандами.
— Вам придётся много узнать, прежде чем вы начнёте только догадываться, не понимать, о чем идёт речь. Но я вам помогу. Повторяю, судьба, недвусмысленно указала на вас — снисходительно приободрил, уже было совсем стушевавшегося Толика, Алхимик.
Наступило молчание. Алхимик, казалось, полностью ушёл в себя, окаменев и пристально смотря на рыжего глиста, Инкуба, как теперь понимал Толик. Толик, не решаясь его прервать, протяжно сопел и ёрзал, надеясь таким образом обратить внимание на собственную персону. Наконец, не выдержав, Толик подобострастно и жалобно пропищал:
— Господин Хозяин Снов, а вы можете избавить меня от стигматов.
Алхимик вздрогнул, и недоумённо уставился на Толика, словно не понимая, почему этот назойливый посетитель ещё здесь.
— Каких стигматов?
Толик со всем почтением, жалостливо, и всячески подчёркивая смущение, протянул ему свои перебинтованные руки.
— Сыпь по всему телу высыпала. Врачи говорят, и на лицо может перекинуться. Может, как-нибудь Вы мне поможете?
— Господин Хозяин Снов, а вы можете избавить меня от стигматов.
Алхимик вздрогнул, и недоумённо уставился на Толика, словно не понимая, почему этот назойливый посетитель ещё здесь.
— Каких стигматов?
Толик со всем почтением, жалостливо, и всячески подчёркивая смущение, протянул ему свои перебинтованные руки.
— Сыпь по всему телу высыпала. Врачи говорят, и на лицо может перекинуться. Может, как-нибудь Вы мне поможете?
— Ну что ж, пришло время нам начать с вами свой путь. Для этого мне надо увидеть ваши сны. Смотрите мне в глаза.
Лишь, только на доли мгновения встретившись с ним взглядом, Толик, словно мощным ударом, был впечатан обратно в липкое безумие измучивших его кошмаров.
Он снова и снова умирал. Снова и снова безжалостный кошмар гнал его по бесконечным спиралям всё большего ужаса.
Он умирал. Умирал снова и снова. На этот раз над ним издевались. Когда он был уже на гране удушения, в дыхательной трубке появлялся воздух, которого хватало только для несколько глотков. Жадно всасывая его, он оживал, чтобы, через несколько мгновений, вновь корчится в судорогах удушья. С каждой такой итерацией, всё больше и безумней была радость, когда, наконец, с лёгким шипением в трубке появлялась, казалось, сама жизнь, и всё мучительней и страшней следовавшие после секунд надежды, неизбежные приступы удушья после.
Наконец когда, в этой наполненной, уже казалось, не кислотой, а болью банке, этот ужас достиг апогея, в радостных лицах ликующей толпы, смакующей его страдания и жаждущей его смерти, он встретил глаза Алхимика. Это были глаза того, в чьих силах было навсегда отключить кислород, и прекратить его мучения. И тот час он понял, что он спасён, спасён! Он с жадностью смотрел и смотрел в эти глаза, пытаясь раствориться в них без остатка, всем своим существом стремясь к ним, держась за них как за последнюю соломинку, как за последнее, что ещё связывает его с жизнью, моля этот холодный, изучающий его взгляд только об одном: Позволить ему, наконец, умереть, умереть, умереть, и прекратить эти мучения!
И милосердие свершилось. Он умер.
И тут же он очнулся под этим пристальным взглядом, живой и невредимый, в почти уже родном, и таком уютном после ужасов банки, кабинете уродов.
— Да, — произнёс Алхимик, — вы редкий экземпляр. Не каждый раз встречаешь столь зримые знаки судьбы. С вами будет интересно работать.
— Что значит знаки судьбы? Это ждёт меня? Эти сны вещие?
— Все сны вещие. Только не каждая весть понятна нам — эхом отозвался Алхимик.
— Но эти сны, эти сны, они сбудутся? Это произойдёт?
— Это уже произошло. Это произошло в ваших снах. Вы зримо видели это. Значит, это уже всё сбылось.
— Но здесь, здесь, в реальности, в жизни, что будет?
Алхимик усмехнулся.
— В реальности? Я не знаю что это такое. Я живу в снах, в мире иллюзий. Ведь я хозяин снов. И я предлагаю вам путешествие, вмести со мной. Изменить жизнь можно, только поняв, что она только сон, иллюзия. Мы можем иметь власть только над грёзами. Лишь осознав, что мир иллюзорен, мы можем попытаться его изменить, больше никак. Мир сон — вот что даёт нам надежду. Надо проникнуться этой идеей. Всё только сон. Вернее множество снов. Все их нам даёт судьба. Мы это только набор данных нам сновидений, больше ничто. Я могу только попытаться помочь вам выбрать те из них, которые будут не столь ужасными как эти.
— И кошмары уйдут?
— Да, на некоторое время, но вы должны знать, что они всё равно рано или поздно вернуться. Нам суждено просмотреть все сны опущенные нам. Именно это и есть фатум, судьба. Мы должны досмотреть до конца то, что нам суждено.
— Тогда вы ничем не можете мне помочь. Извините, мне надо идти — Толик встал и направился к выходу.
— Опять дешёвая разводка! Ясно, что этот «алхимик» просто гипнотизёр. Возможно, даже, всего лишь со средними способностями. Нет, не надо было поддаваться, надо было сразу обратиться к психиатру. Ему выпишут мощные таблетки, направят в санаторий, и, через некоторое время, этот психоз оставит его. Может тогда и экзема подсохнет. Всё от нервов и психических перегрузок, а эти шарлатаны только и ждут, когда им попадётся человек в таком ослабленном состоянии, чтобы его было легче заморочить и обобрать — разозлился он сам на себя, что позволил втянуть себя в эту явную аферу.
— Постойте, — улыбнулся Алхимик. — Вы говорили, о каких-то стигматах. Позвольте взглянуть?
Толик развязал бинты, и протянул свои изуродованные руки Алхимику.
— О чем вы говорите? Я ничего не вижу. Это ваши обычные руки. Конечно, они грубы и не красивы, но вы же не прекрасная аристократка, благородной породы. Для вас сойдут и такие клешни — насмешливо улыбнулся Алхимик.
Толик, словно его стегнули хлыстом, впился взглядом в насмешливые глаза издевающегося над ним шарлатана, но что-то было в них такое, что он покорно опустил свой взгляд. Невольно он увидел свои руки. Они были чистые! Не веря своим глазам, он их поднёс прямо к лицу, щупал, тёр. Страшные язвы исчезли! Кожа была гладка и упруга! Толик лихорадочно снял пиджак, и сорвал сорочку — сыпи не было! Задрал штанину, вторую. Кожа была девственно чистой!
— Вы, вы… Как Вам это удалось сделать — с придыханием спросил он.
— Я же хозяин снов. Просто это всё осталось в прошлом сне. Я вас разбудил, а затем отправил спать снова. Сон, который вы смотрите сейчас немного другой, и в нём нет этих страшных язв. Там будут другие ужасы — с улыбкой ответил Алхимик.
— Какие ужасы?
— Пока не знаю, надо его досмотреть. Узнать это мне будет тоже интересно.
— А можно без ужасов — Толик, почувствовав небывалый интерес к собеседнику, и снова присел за стол.
— Как это без ужасов?
— Ну, например, могу я не умирать каждый раз перед пробуждением?
— Тогда пробуждения не будет. После вашего неосторожного поведения в кабинете уродов, уже чудо, что вы вообще способны продолжать видеть разные сны. Но теперь чтобы покинуть иллюзию и обрести другую, вам надо будет каждый раз умирать вместе с ней. Только тогда сон будет закончен и станет вещим. Вы ведь сами хотели видеть вещие сны? Сами вломились в Храм, и ворвались в кабинет уродов? Вам некого винить в том, что ваша судьба теперь такова.
После исцеления от язв Толика бил нервный озноб. Он был так потрясён и возбуждён, что, казалось, потерял способность к логическому рассуждению. Словно под воздействием какого-то наркотика он испытывал лёгкое головокружение и невиданное доверие к словам Алхимика.
— Но ведь вещие сны сбываются. Значит те кошмары, которые я видел, сбудутся. Значит, я умру растерзанный религиозными фанатиками и задохнусь в банке? А ведь действительно, всё это может быть. Неужели всё так и будет? — похоже, у перепуганного Толика начинался бред.
— Вы собираетесь умереть, в реальности, несколько раз? — спросил Алхимик, в слово «реальность» он вложил весь свой сарказм.
— Но ведь эти сны были такими реальными. А если они вещие, то, значит, всё так и будет — лопотал потрясённый Толик.
— Ну, тогда слушайте — ответил Алхимик, устраиваясь поудобней. — Вспомните, как выглядели храмы и ваше узилище. Это были террасы, уходящие под землю и суживающиеся к низу. Сверху, они были накрыты куполами, на высокой ротонде. Под куполом висел огромный колокол. Вы, наверное, на рождество и пасху свечку держать ходите? Неужели вам теперь не ясно, что в том сне, который вас так напугал, был совершенно другой мир. Там где вы находитесь сейчас, никогда не будет ни таких храмов, ни, следовательно, таких узилищ. Тот сон кончился. Вы уже умерли в нём. И сон умер вместе с вами, раскрывшись до конца.
— Ну а что касается аквариумов? Там то, что не реально?
— Вспомните, что ваши испражнения опускались вниз, и скапливались на дне липкой тиной. Именно в ней и прятался ваш приятель. Как там звали его? У него было какое-то странное, неблагозвучное имя. Гайда…, Гайно…, Гавно…? В общем, пёс с ним, неважно. Желаете провести эксперимент? Давайте попробуем. Думаю, что фекалии будут подниматься к поверхности. Там где вы находитесь сейчас несколько другая физика, чем там, где вы умерли в прошлый раз. Вспомните эти сны ещё раз. Обратите внимание на детали, и вы поймёте, это были совсем другие миры. Похожие, но другие. Всё кроется в деталях. Подумайте, и вы поймёте, что, то, что произошло в них с вами здесь не возможно.
— Так в чём же они тогда вещие?
— Они показывают на общую и неизбежную для всех ваших снов линию развития вашей судьбы. На то, что их делает вашими снами, только вашими.
— А можно ли изменить судьбу? — вдруг неожиданно для самого себя спросил Толик.
И только тут он понял, что только это и нужно ему. Изменить судьбу! Вырваться из надвигающегося кошмара, неизбежность пришествие которого он подсознательно предчувствовал и с ужасом ждал. Что есть только один вопрос, который ему по-настоящему интересен. И этот вопрос: Можно ли изменить судьбу?