— В левой руке девушки был зажат обрывок посадочного талона, которым снабжает пассажиров ваша компания. Насколько мне известно, к талону обычно прикалывают билет, и офицер, в чью обязанность входит проверять билеты, посадочные талоны оставляет у пассажиров. Эти талоны в общем-то не нужны, но большинство пассажиров считает их проездными документами и сохраняет. Увы, на том обрывке была лишь часть слова «Феревелл» и дата.
— А фамилия?
— Ее не было.
— Вот видите. Я же сказал, что это нелепица.
Капитан Бэннерман облегченно вздохнул.
— Но это дает основание сделать вывод, что жертва, боровшаяся перед смертью с убийцей, оторвала клочок талона, который был у него в руке. Другая часть либо осталась у него, либо ее унесло ветром.
— Но ведь могло случиться, что убитая схватила эту бумажку, когда ее несло ветром по причалу.
— Могло.
— Что я считаю вероятней всего. Ну, а вторая половина?
— Когда я выезжал утром в Портсмут, вторая половина талона найдена не была.
— Вот видите!
— Но если у ваших пассажиров сохранились посадочные талоны…
— Что это они должны у них сохраниться?
— Если не возражаете, обсудим этот вопрос чуть позже. Итак, группа из Ярда прибыла на место происшествия и произвела свои обычные расследования. Мы связались с представителями вашей компании, которые больше всего на свете опасались того, что ваше судно могут задержать…
— Никогда бы такого не допустил! — вырвалось у капитана.
— Однако мое начальство пришло к выводу, что у нас нет достаточных оснований для того, чтобы задерживать отплытие и производить на судне обыск.
— Этого еще не хватало!
— Следовательно, было решено, что я поплыву с вами, по мере возможности сохраняя все в тайне.
— Ну, а если вы не получите моего согласия? Что тогда?
— Я думаю, вы не станете чинить нам препятствия. Но давайте предположим обратное: вы против каких бы то ни было расследований, я вам подчиняюсь — чего, разумеется, никогда не будет, — еще до того, как мы ступим на сушу, на борту будет труп.
Капитан Бэннерман уперся ладонями в колени и подался вперед, вплотную приблизив к Аллейну свое лицо цвета лежалого кирпича. У него были голубые и очень проницательные глаза — именно такие, какими не без основания наделяют в своем воображении моряков сухопутные люди.
— Вы хотите сказать, что этот парень еще не утихомирился и что он не вытерпит до конца плавания? — Капитан был явно раздражен.
— До сих пор он действовал с интервалами в десять дней, так что вполне может возобновить свою деятельность где-то между Ляс-Пальмасом и Кейптауном.
— Не верю. Не верю, что он на моем судне. Кстати, какой он из себя?
— То же самое я мог бы спросить и у вас.
— Я тут ни при чем.
— Это я к примеру. Закурить можно?
— Пожалуйста.
Капитан полез в карман за портсигаром.
— Свою трубку, если не возражаете. — Аллейн достал трубку и стал набивать ее табаком. — Такие случаи, с нашей точки зрения, самые каверзные. Благодаря кое-каким уловкам мы можем изловить шулера, афериста, вора или обычного убийцу. Те, как правило, ведут себя соответствующим образом и держатся своих. Что касается человека, который никогда в своей жизни не имел дела с полицией и который, возможно, лишь на склоне лет начал сводить счеты с женщинами столь необычным способом … — Аллейн развел руками. — Тут бы очень помог психиатр. Да ведь только он ни за что к нему не обратится. Он единственный в своем роде образец. Только чего? Дурных семейных отношений или деспотичной мамаши? А может, когда-то он получил удар футбольным мячом по голове? Может, над ним измывался школьный учитель? Или всему виной наследственная болезнь? Здесь можно лишь гадать, бесспорным же является то, что он существует. В повседневной жизни это может быть обычный, незаметный человечек, который прожил в полном согласии с законом, скажем, пятьдесят лет, шесть месяцев и один день. На второй день он попирает закон и становится убийцей. Наверное, и раньше в его поведении были какие-то аномалии, которые ему до сих пор удавалось, хоть и с трудом, скрывать. Но вот они вырвались из-под его контроля и сделали его своим рабом. Они понуждают его совершать преступления. Он весь в их власти, он не способен от нее освободиться. Таким образом он становится убийцей.
— Вот тут я с вами целиком и полностью согласен, — оживился капитан Бэннерман. — Считай, в любом из нас вдруг может проснуться такое, чего сроду не ждешь. Тут вы правы. Но только не на моем судне.
Мужчины молча уставились друг на друга. У Аллейна шевельнулось недоброе предчувствие. Уж кто-кто, а он знал, к чему может привести упрямство.
Между тем «Мыс Феревелл» шел полным вперед, держа курс в дальние страны. Спокойное, залитое солнцем море с удовольствием приняло судно в свои объятия. Кильватер уверенно разрезал волны, машины работали ритмично. Англия осталась позади. Впереди был Ляс-Пальмас.
5— Итак, что вам от меня нужно? — вопрошал капитан Бэннерман. — Одним словом, что я должен делать?
— Сначала я скажу вам, чего вы не должны делать. Вы не должны говорить им, кто я и чем занимаюсь.
— Вот как?
— Понимаю, что должность ответственного за прием и выдачу грузов в наши дни несколько архаична, так что мне она вряд ли подойдет. Может, представите меня как прораба компании, который держит путь в ее дурбанский филиал?
— Нет, для вас это слишком мелко.
— Хотите сказать, не тот возраст?
— Возраст тут ни при чем. И внешность тоже. Кстати, она обманчива.
— Я что-то не совсем…
— И на больного вы тоже не похожи. А то тут у нас в позапрошлое плавание был троюродный брат нашего управляющего. Его лечили от белой горячки, а после прописали плавание. Нет, вы на него не похожи. Если уж на то пошло, вы и на сыщика-то не похожи, — обиженно добавил капитан Бэннерман.
— Боюсь, это не моя вина.
— Вы и смолоду были сыщиком?
— Нет.
— Давайте вот как сделаем. Вы — кузен нашего председателя и едете через Дурбан в Канберру с какой-то там дипломатической миссией или чем-то в этом роде. Этому по крайней мере все поверят.
— Вы думаете?
— Уверен.
— Что ж. Отлично. А кто ваш председатель?
— Сэр Грэм Хармонд.
— Такой маленький толстый заика с поросячьими глазками?
— Да, если вас интересуют такие подробности.
Капитан Бэннерман сверлил Аллейна недобрым взглядом.
— Я с ним знаком. Подойдет.
— Очень рад.
— Свою настоящую фамилию я, пожалуй, сохраню в тайне. Обо мне что-то писали в газетах. Как насчет С. Дж. Родерика?
— Что еще за Родерик?
— Это имя мне дали при крещении, но в прессе оно не упоминалось. Когда приходится жить под чужим именем, скорей реагируешь на то, к какому так или иначе привык. — Он на минуту задумался. — Нет, уж лучше подстрахуемся и назовем меня Бродериком.
— Это ваше фото было во вчерашней «Геральд»?
— Неужели? Черт бы их побрал!
— Минутку.
Капитан направился в свою каюту и вернулся оттуда с тем самым номером газеты, который так заинтриговал мистера Кадди. Он развернул ее на странице, где был помещен снимок пикантной Берил Коэн и старшего офицера Р. Аллейна (в центре).
— Он похож на меня? — поинтересовался Аллейн.
— Ни капельки.
— Слава Богу.
— Такое впечатление, что здесь ваш рот чем-то набит.
— Так оно и было.
— Понимаю, — мрачно буркнул капитан.
— Что ж, рискнем.
— Думаю, вы предпочитаете уединение.
— Напротив. Я намерен как можно больше общаться с пассажирами.
— Почему?
— У вас хорошая память на даты? — неожиданно спросил у капитана Аллейн.
— На даты?
— Могли бы вы представить свое твердое алиби на, ну, скажем, пятнадцатое число прошлого месяца между десятью и одиннадцатью вечера, а также на двадцать пятое между девятью и полуночью? А еще на прошлую ночь, на последние полчаса перед вашим отплытием?
Капитан Бэннерман с шумом вдыхал и выдыхал воздух.
— Не на все три даты, — наконец сказал он.
— Ага, вот так-то.
Капитан снял очки и приблизил в Аллейну свое внезапно побагровевшее лицо.
— Разве я похож на этого вашего секс-монстра? — злобно спросил он.
— А я откуда знаю, на кого он похож? В том-то и беда. Я думал, вы уже поняли, как все сложно. — Поскольку капитану Бэннерману было нечего возразить, Аллейн продолжал: — Постараюсь заставить пассажиров представить алиби на все три случая, и только прошу вас, не истолкуйте все превратно, я почти что убежден, что большинство из них представит куда более надежные алиби, чем, судя по всему, ваше.
— Постойте! Что касается пятнадцатого, то тут я вне всяких подозрений. Мы стояли в Ливерпуле, у меня на судне были гости, которые ушли в два часа ночи.
— Что ж, если это подтвердится, мы, надеюсь, не предъявим вам обвинение в убийстве.
— Однако вы довольно-таки странно говорите с хозяином судна, — буркнул Бэннерман.
— Вовсе нет. Просто я держу свои карты открытыми. Тем более что вам ни к чему посадочный талон.
— Вот именно.
— Я вам очень сочувствую. Постараюсь причинить вам как можно меньше хлопот.
— Держу пари на все, что хотите, что этого субъекта на моей посудине нет.
— У Ярда тоже нет стопроцентной уверенности в том, что он здесь. Иначе мы бы задержали ваше отплытие и попытались арестовать его в порту.
— Это ужасное недоразумение.
— Не исключаю и такую возможность.
— Что ж, попытаемся не ударить в грязь лицом перед тем же Ярдом. — Капитан нехотя встал. — Разумеется, вам хочется познакомиться с будущим жилищем. Так вот, на борту судна есть лоцманская рубка. На мостике. Можем вам ее предложить.
— Прекрасно. А если еще со мной будут обходиться как с обыкновенным пассажиром…
— Предупрежу старшего стюарда.
Капитан сел за свой стол, взял клочок бумажки и нацарапал на ней несколько слов, оглашая написанное вслух:
— «Мистер С. Дж. Бродерик, родственник председателя. Едет в Канберру по делам международного торгового содружества». Идет?
— Разумеется. Ну и, как вы понимаете, все следует сохранять в строжайшей тайне.
— У меня нет ни малейшего желания делать из себя посмешище в глазах офицерского состава, — сказал капитан.
Влетевший через иллюминатор порыв ветра подхватил записку, которую капитан только что нацарапал. Листок перевернулся в воздухе, и Аллейн увидел, что это был посадочный талон на «Мыс Феревелл».
— Я взял его вчера в конторе, — глядя в упор на Аллейна, объяснил капитан. — Кое-что записал для себя. — Он рассмеялся от неловкости. — К тому же он цел.
— Я это заметил.
Беззаботный удар гонга возвестил о первом ленче на борту «Мыса Феревелл», держащего курс на экватор.
Глава четвертая ГИАЦИНТЫ
1Проводив Аллейна глазами до самого трапа, Джемайма Кармайкл вернулась в свое маленькое убежище на корме и погрузилась в чтение.
Она все утро пребывала в трансе. Ей ничего не хотелось: ни плакать, ни вспоминать о своей несостоявшейся свадьбе и сопутствующим разрыву сценам, ни даже чувствовать себя несчастной. Казалось, сам факт отъезда, это ночное путешествие по устью Темзы и дальше по Каналу превратили все случившееся с ней в прошлое. Она долго бродила по палубе, наслаждаясь привкусом соли на губах, читала, вслушивалась в похожий на разряды эфира гомон чаек, следила за их таинственными маневрами в тумане. Наконец проглянуло солнце, и девушку сморил сон.
Открыв глаза, она увидела, что неподалеку стоит, облокотившись о перила, доктор Мейкпис. Она почему-то обратила внимание, что у него красивая шея. Доктор что-то насвистывал себе под нос. Джемайма, все еще пребывая в каком-то расслабленном состоянии, смотрела куда-то сквозь него. Вдруг он обернулся и с улыбкой спросил:
— Все в порядке? Никаких признаков морской болезни?
— Нет, только жуткая сонливость.
— Говорят, на некоторых море навевает сон. Вы видели, что лоцман уже сошел со сцены, а его место занял красивый таинственный незнакомец?
— Видела. Может, он опоздал на свой корабль?
— Все может быть. Вы будете у Обина Дейла?
— Чур не я.
— А я надеялся, что увижу вас там. — Он подошел и заглянул в ее книгу. — Поэзия елизаветинских времен? Итак, вам нравятся антологии. Кто же ваш любимый поэт, кроме, разумеется, Барда?[13]
— Наверное, Майкл Дрейтон, если это его «И покуда нет помощи…»
— Я восхищаюсь мелкими вещами Барда. — Он взял книгу и, открыв ее наугад, стал декламировать: — «О, да, о, да, и если дева, Которую предал коварный Купидон…» Вам нравится? Однако ж я делаю именно то, что пообещал себе не делать.
— А именно? — без особого интереса спросила Джемайма.
— Не навязываться вам.
— Какое чопорное выражение.
— Однако ж очень точное.
— Вы разве не идете в эту вашу компанию?
— Да надо бы, — уныло ответил Тимоти. — Признаться, я не сторонник возлияний в середине дня. Плюс к тому не поклонник Обина Дейла.
— Да что вы говорите?
— Я еще не встретил ни одного его поклонника среди мужчин.
— Вероятно, их всех гложет чувство ревности, — сказала Джемайма, как бы размышляя вслух.
— Возможно, вы правы. Что ж, серьезная причина для неприязни. Ведь тот, кто считает ревность недостойным чувством, глубоко заблуждается. Ревность лишь обостряет восприятие жизни.
— Что вы тогда скажете об Отелло?
— То, что ревность до предела обострила его восприятие жизни. Отныне он видел все через призму своего обостренного восприятия.
— Я с вами не согласна.
— Вы просто не даете себе труда задуматься. Поймите, он видел, как этот утонченный венецианец Кассио чудодействовал над рукой его Дездемоны. Он видел его за этим занятием уже после того, как Кассио запятнал свою репутацию. Отелло патологически воспринимал любое проявление любезности к его жене со стороны Кассио.
— Что ж, если вы воспринимаете патологически любое проявление внимания со стороны Обина Дейла к его многочисленным поклонницам, мне вас искренне жаль.
— Один ноль в вашу пользу, красавица. — Тим улыбнулся. — Однако что вы скажете насчет этой дейловской программы «Несите ваши беды»? Другими словами, приходите ко мне все, у кого болит живот, я посажу вас перед моей публикой, и вы почувствуете себя счастливыми. Будь я религиозен, я бы назвал это богохульством.
— Я вовсе не в восхищении от его программ.
— Иной раз он довольно-таки ловко делает из себя осла. Помните этот апофеоз его глупости в Мелтон-Медбери?
— Не знаю толком, что там произошло.
— Ну как же. Он был явно в подпитии. Вместе с леди Агатой Пэнтинг он вел передачу о цветах. Он сказал, что первую премию на конкурсе получил умбиликус глобулар леди Агаты, что значит круглый пуп леди Агаты, вместо агапантус умбеллатус глобосус, — пояснил Тимоти. — Думаю, на него это очень сильно подействовало, как бы там ни было, с тех пор он порой начинал безбожно переставлять звуки. Так могло продолжаться неделями. На днях, прыгая как попрыгунчик вокруг массы гиацинтов, он сказал, что для того, чтобы составить из них букеты, нужно обладать «вонким ткусом».
— Бедняга. Какой позор.
— И вот он сбрил свою сексуальную бородку времен испанских грандов и, видимо, желая развеяться, предпринял морское путешествие. Мне кажется, его здоровье находится в довольно-таки плачевном состоянии.
— И что же с ним?
— Скорей всего, один из видов невроза.
Беспорядочно затрезвонил гонг.
— Господи помилуй! Да ведь это уже к ленчу! — воскликнул Тимоти.
— И что вы скажете в свое оправдание? — поинтересовалась Джемайма.
— Скажу, что меня срочно вызвали к одному из кочегаров. Ну, мне пора. Простите, что заставил вас скучать. Разрешите откланяться, — сказал Тим, имитируя кавалера елизаветинских времен. К своему удивлению и даже некоторому негодованию, Джемайма почувствовала, что она зверски проголодалась.
2Компания «Кейп» специализировалась на перевозке грузов, и тот факт, что шесть ее судов были снабжены всеми необходимыми удобствами для перевозки пассажиров — девяти человек каждое — ни в коей мере не влиял на основное занятие компании. Для этого потребовалось незначительное переоборудование, старший стюард, стюард, обслуживающий пассажиров, бар и еще один служащий, которого в самый неожиданный момент можно было застать за чисткой кранов в пассажирских каютах. Размещение пассажиров по каютам, их стол, а также досуг — все это входило в многочисленные обязанности капитана.
В целом капитан Бэннерман предпочитал не брать на борт пассажиров, которых считал потенциальными нарушителями спокойствия. Однако же стоило на судне появиться кому-нибудь калибра миссис Диллинтон-Блик, его реакция была такой же, как и реакция девяноста процентов мужчин, которым доводилось с ней встречаться. Он отдал распоряжение, чтобы ее посадили за его столик (к счастью, перед ее фамилией стояло «VIP», что значит «очень важное лицо», так что с этим все было в порядке) и до прибытия Аллейна не без наслаждения думал о предстоящем плавании, надеясь, что оно будет изобиловать приятными интерлюдиями. Капитан Бэннерман считал, что для своего возраста вид у него моложавый.
Обина Дейла он тоже пригласил за свой столик — тот был знаменитостью, капитан же чувствовал, что, сделав миссис Диллинтон-Блик сюрприз в лице звезды первой величины, несколько повысит в ее глазах свои акции. Скрепя сердце он решил, что Аллейн будет довольно-таки впечатляющим дополнением к их столику. Размещение остальных пассажиров он поручил старшему стюарду, который посадил супругов Кадди и мистера Дональда Макангуса за столик первого помощника (он его недолюбливал), Джемайму Кармайкл и доктора Мейкписа ко второму помощнику и офицеру связи (к ним он относился доброжелательно), мисс Эббот, отца Джордана и мистера Мэрримена к главному механику, к которому не испытывал никаких чувств.