— Я на слух ориентируюсь, так же и тебя засек. Походка характерная, на правую ногу слегка припадаешь. Старая травма?
— Ранение… Ладно, надеюсь, еще свидимся.
— Планета круглая, можем, и свидимся… Лейтенант! — окликнул я командира. — Когда будешь отходить с остатками заставы, увидишь, как по дорогам нагло двигаются немцы. Стреляй в водителей, а не в грузовики. Машину починить легко, а найти замену водителю очень трудно.
— Это все? — холодно спросил командир заставы.
— Нет. У немецких танков очень маленькая дальность хода, и они возят на броне канистры. Ездят они на бензине, поэтому хорошие бойцы с винтовками и боезапасом из зажигательных пуль могут пойти и против танков.
— Ха, спасибо, — не совсем уверенно поблагодарил он и двинулся было дальше, как я снова окликнул его:
— Москалев… Есть еще одно. У деревни Михайловка в сорока километрах отсюда есть тайник. В нем небольшое количество единиц вооружения, включая ПТР. Боеприпасы, продовольствие и перевязочный материал. Хватит для десяти бойцов на неделю. Находится он на въезде со стороны Березовичей. Увидишь на опушке дуб с сожженной верхушкой. От него тридцать метров на восток. Там деревянная крышка и тайник. Бандит один себе землянку копал, а я его перехватил и создал схрон. О нем никто не знает. Помощь, конечно, крохотная, но хоть что-то. Надеюсь, вам пригодится.
— А вот знаешь, я надеюсь, что нет, — криво усмехнулся Москалев и, не поблагодарив, скрылся в темноте.
Плеснув остатки чая в костер, я затушил его пионерским способом, так как завтра не собирался разводить, сложив все вещи, чтобы через пять часов этим в спешке не заниматься, забрался в повозку, потревожив Шмеля, и, накрывшись одеялом, как-то неожиданно быстро провалился в сон без сновидений.
Разбудил меня, как и ожидалось, грохот разрывов. Заполошно вскочив, я заставил себя успокоиться, намеренно медленно попил воды из своей посеребренной внутри фляги, после чего, погладив перепуганного щенка, направился к встревоженному Красавцу. Грохот разрывов не прекращался все то время, что я запрягал коня.
Забрав из повозки «маузер» со снайперским прицелом, мгновенно взлетел на дерево. В прицел я наблюдал, как разлетелось щепками последнее строение заставы, остальные были до этого порушены и частично горели. День еще только начинался, но было уже достаточно светло. С той стороны берега можно было разглядеть технику. Четыре танка вели перестрелку с дотом прямой наводкой, выехав на самый берег. Не знаю, отвечали ли им, но все танки были целыми и азартно били по нашей стороне. Вот вперед сунулся первый, «тройка» с кургузым стволом, и на нашем берегу неожиданно подорвался на мине.
— Ай, Москалев, молодец, заминировал-таки брод! — обрадованно воскликнул я.
Один из танков на той стороне вдруг загорелся. Сквозь грохот разрывов слышался солидный перестук крупнокалиберного пулемета. По звуку, вроде ДШК, значит, у пограничников и тяжелое вооружение есть, наверняка именно из него и подожгли «двойку». У немцев первоначально было две «тройки» и две «двойки».
До брода было метров восемьсот, и из своего противотанкового ружья я ничем не смогу помочь, дальность запредельная.
Скатившись с дерева, я подскочил к повозке и, подхватив ПТР, две пачки с патронами по двенадцать штук в каждой, пригибаясь под тяжестью — больше пятнадцати килограммов на себе нес, — быстрым шагом направился в обход заставы, стараясь зайти к броду справа, чтобы танки подставили мне левый бок.
Как оказалось, тут был окоп, из которого меня окликнул знакомый пограничник.
— Ты чего тут? — пытался докричаться он до меня.
— Хочу пробку на броде организовать, — в ответ крикнул я ему, по-пластунски приблизившись.
Я уже покинул низину, и меня могли увидеть с той стороны. Скатился в окоп, где находилось двое пограничников с пулеметом Дегтярева, и, осмотревшись, велел:
— Снимай пулемет с позиции, ща ПТР тут поставим. Нужно закупорить брод битой немецкой техникой.
— У нас засадная позиция, пехоту ждем, — сообщил первый номер пулеметного расчета.
— Да пока их дождетесь, ваших на гусеницы намотают! Снимай, тебе говорю! Время упустим!
Приходилось кричать, потому что вокруг стояли грохот разрывов и стрельба.
Парни помогли мне установить ружье на сошки, и второй номер расчета подал первый патрон. Выглянув, я мгновенно оценил ситуацию. Пока я занимался перебежками на открытой местности, перенося стреляющую тяжесть и стараясь не попасть на глаза немцам, на самом броде произошли существенные изменения. Та «тройка», что подорвалась на мине, уже буксировалась на свой берег второй «тройкой» с помощью тросов. Лучшего момента для открытия огня и не найдешь.
Окоп был хорошо замаскирован, перед ним росли кустики, которые не мешали наблюдать, что происходит на броде и на том берегу.
Беглый взгляд в сторону позиций остальной заставы выдал затянутое дымом поле перед бродом. Там в полнопрофильных окопах под минометным обстрелом погибали пограничники. К сожалению, минометные позиции нам были недоступны, но зато сам брод был как на открытой ладони. Так что мы наблюдали не только танки, но и подтягивающиеся к броду бронетранспортеры и грузовики с пехотой. Кто-то отдал преждевременный приказ на движение, рано им еще тут быть, рано.
Прицелившись, я на секунду замер, вспомнив, как проводил в лесу пробные стрельбы, и, с сомнением покосившись на стоявшего рядом первого номера расчета, имевшего приличную стать, машинально потер плечо, которое отбил в прошлый раз. ПТР, честно говоря, не для моей комплекции. Оставив ружье на месте, я хлопнул парня по спине и, приблизившись к самому уху, прокричал:
— Ты стрелять будешь, я корректировать! Понял?!
— Да! — крикнул тот в ответ и еще на всякий случай кивнул.
Пока он примеривался к незнакомому ружью, пробуя провести перезарядку, я снял со спины винтовку и, приникнув к прицелу, крикнул:
— Вторая «тройка», правая гусеница!
— Готов!
— Стрельба по готовности!
Почти сразу ружье выстрелило, причем без особой пыли. Перед позицией земля была смочена.
— Второй раз! — проорал я.
Гусеница была целая, хотя я видел брызги стали на одном из траков. Пограничник из незнакомого и не пристрелянного оружия со ста метров умудрился попасть с первого же выстрела. Вторым выстрелом боец добил гусеницу, и та медленно сползла по ходу движения.
— На одиннадцать часов, «двойка» рядом с бронетранспортером. Бей в лоб, пуля берет его броню!
Так я орал, корректируя стрельбу, сам не забывая спускать курок и прореживать пулеметчиков и офицеров. Свалив очередного фельдфебеля, я заметил, что у брода появляются еще два танка, и тут же заорал:
— Валим отсюда!
В принципе все равно следовало отходить, расчет ПТР выпустил предпоследний патрон, поджигая вторую «тройку», что стояла без гусеницы, первая уже весело полыхала. Корректируя стрельбу, я пояснил парням, что восстановить подбитые танки немцам ничего не стоит, поэтому надо их жечь. Так что парни прострелили движки двум бронетранспортерам, выведя их из строя, один так вообще загорелся, и стали бить только по танкам. Брод был капитально закупорен, немцам несколько часов потребуется, чтобы его расчистить, так что убегал я из окопа с чистой совестью. Что мог, сделал.
Да и вообще за пять минут активной стрельбы мы подожгли три танка, бронетранспортер и один грузовик. Два танка, бронетранспортер и грузовик явно были выведены из строя. Плюс к этому двенадцать солдат и офицеров противника, что я настрелял, и еще сколько-то от пулеметного огня. Второй номер, умудряясь подавая патроны к ПТР, еще и садил из «дегтярева».
Так-то я собирался дать десять выстрелов и уйти с позиции, но обнаружив, что нас не видят — сам бой маскировал нас, — довел ситуацию до того, что нам пришлось буквально галопом убегать под свист пуль и осколков. Раньше надо было уходить.
Скатившись в низину, мы переводили дыхание, эти двадцать метров от окопа до низины дались нам тяжело. На адреналине, сжигая нервы, мы все-таки благополучно преодолели эти метры.
К моему удивлению, первый номер вернулся наверх и, установив ружье, на миг прицелился и произвел выстрел, выпустив последнюю пулю. Едва он успел спуститься, как по краю прошлась очередь автоматической пушки, осыпав нас землей, и в двадцати метрах рванули два разрыва от минометных мин.
— Бежим! — заорал я, и мы рванули дальше.
Низина вывела нас к оврагу, дальше мы двигались понизу, пока не вошли в лес. Свернув в сторону лагеря, я направился к нему. Бойцы, чуть помедлив, пошли следом. Парень с моим ПТР закинул его на плечо и, шагая рядом, крутил головой. Второй номер нес пулемет, так же настороженно зыркая и стараясь восстановить дыхание, оно у него было сбито, шел последним.
К моему удивлению, в лагере оказалось достаточно людно. Пограничник с сумкой, на которой был красный крест, бегал от одного раненого к другому, делал перевязки. Все раненые лежали на траве, в границах лагеря.
— Возвращай пукалку, — велел я бойцу и забрал ПТР, убрал его на дно повозки, туда же положив и винтовку, и прикрыл их мешковиной, засыпав сеном. В руки я взял «Суоми» — сейчас он предпочтительней.
Пока я возился с повозкой и оружием, оба пограничника, с которыми я вел бой, исчезли. Как я понял из объяснений санитара, они ушли в расположение основного состава заставы, то есть к окопам. А я даже не узнал, как их зовут.
— Сколько взять сможешь? — устало утирая рукавом потный лоб, спросил санитар.
— Троих. Если четвертого, то только сидячим, на задок. В ноги. А этих валетом положим.
— Как раз четверо.
— Этого не возьму, — указал я на одного из пограничников с ранением в живот. — Судя по ране, час ему осталось, не больше. Ему все равно, где умирать, а другим нужно дать шанс. Понимаю, что это бесчеловечно, но у других раненых появится шанс, а у этого его никогда не будет.
Санитар явно хотел поспорить, но тут двое бойцов принесли еще одного бойца с осколочными ранениями ног.
— Теперь нормально. Грузимся, — велел я.
Пока повозка была не загружена, я достал свой медицинский чемоданчик и щедро поделился с санитаром своими запасами. Особенно перевязочными материалами, а то у него уже к концу подходили.
Я помог погрузить четвертого раненого, бойцы, что принесли его, сразу после этого убежали обратно, поэтому, пожав руку санитару, сказал:
— Удачи.
Шмель все это время жался у моих ног, мелко дрожа от стрельбы и разрывов, но вел он себя уже не так, как в самом начале, привыкал. Подхватив его и посадив на скамейку, повернулся назад:
— Как вы?
— Нормально, — откликнулся тот, что полусидел.
— Вези осторожнее, хорошо? — негромкой попросил второй, с ранением в грудь.
Откликнулись только эти двое пограничников, двое других находились без сознания. Стегнув поводьями по крупу Красавца, я заставил его развернуться, причем так, чтобы он не зацепил повозкой деревья, и через тридцать метров вывел на дорогу, по которой вчера вечером прогнали полуторку пограничников, найденную в каком-то овраге. После этого, поглядывая по сторонам и оставляя за спиной все более удаляющуюся перестрелку и артиллерийскую стрельбу, хотя тут везде гремело, я тихонько, чтобы не растрясти раненых, двигался по лесной дороге в сторону нашего тыла. Нужно успеть отъехать как можно дальше, чтобы немцы меня не обогнали. Хотя бы завтра утром хотелось бы оказаться в Луцке.
Двигались мы по лесу часа четыре. Я трижды останавливался, чтобы дать попить тем, кто в сознании. Остальным я смачивал губы. Пока хватало. В основном шум был именно от них, стонали. Те, что были в сознании, держались и терпели, хотя изредка скрежетали зубами. Это еще повезло, что у меня повозка мягкая, не особо трясет на корнях деревьев. Как тут только полуторка ездила?
Когда появился впереди просвет, то есть опушка, я остановился и, скомандовав Шмелю охранять повозку, а то он навострился за мной, побежал вперед, осмотреться.
Держа автомат наготове, я осторожно скользил к опушке, время от времени замирая и прислушиваясь. Укрывшись за деревом, я достал бинокль и оглядел то, что было видно с моего места. Честно скажу, не очень видно. Я тут проезжал вчера и знал, что кустарник на этом открытом пространстве идет рядом с дорогой еще метров триста, а потом уже нормальные поля с полевой дорогой от деревушки до деревушки.
В это время недалеко от нас прошло двенадцать немецких самолетов, двигаясь вглубь страны. Время было девять утра, а самолеты я увидел впервые. Во время боя и бега было не до того, чтобы смотреть в небо, ж…у бы унести. Когда ехали по лесу, слышать слышали, как гудят, но деревья их закрывали, а сейчас я увидел их воочию. Шли они примерно на тысяче метров.
Вздохнув, я повесил бинокль на шею и, перевесив автомат за спину, стал взбираться по осине, которую еще на подходе заприметил, чтобы осмотреться с высоты. Очень уж мне не нравились дымы впереди. Тут буквально в пяти километрах дальше танковая часть стояла, как бы не они горят. Когда мимо проезжал, видел бочки с бензином, закрытые маскировочной сеткой. Не для маскировки, а от солнца.
Кроме этих дымов, своей чернотой показывающих, что горит техника, были еще, но пожиже. Осмотрев ближайший, я задумался, а не там ли стоял отряд, к которому была приписана двенадцатая застава. Надо у раненых спросить, уж они-то должны знать.
Когда я вернулся к повозке, раненный в ноги пограничник подтвердил мое предположение. Именно там находилось село, где располагался отряд. Весело. Придется стороной обходить.
Предупреждать местных мне задача не поставлена, к тому же Москалев по-любому отправил посыльного в отряд. Только двигался он по одной из подчищенных мной тропок. Думаю, и помощь заставе там же прошла.
Выкатившись под открытое небо, я прибавил скорости. Дорога тут не было убитой, можно. Трясло не сильно.
К моему удивлению, так мы преодолели километров двадцать, остановившись на час у одной из речушек — мне требовалось напоить раненых, в сознании теперь были все четверо, а также уставшего Красавца. Набрав воды, я помог раненым оправиться, потом завел коня в воду и помыл его, охлаждая. Сегодня жаркий день будет. Не забыл и сам окунуться.
Прежде чем двинуться дальше, я проверил повязки раненых. Кровило у двоих, не сильно, но все же, поэтому обоим наложил дополнительные повязки.
Народа на дороге хватало, но в основном гражданских. Дважды видел сгоревшие машины. По следам вроде с верха обстреляли. Если военные и встречались, что шли в одном с нами направлении, то раненые. В основном потрепанные войсковые колонны шли навстречу. Не сказать, что много, но попадались. Однажды, где-то к обеду, когда я уже хотел останавливаться — раненым питание требовалось, а то только сухари да вода, — рядом притормозила полуторка с красными крестами на тенте.
Она вырулила неожиданно с боковой дороги и почти сразу встала как вкопанная.
Дверь пассажира распахнулась, и оттуда выглянула испуганная молодая женщина лет двадцати пяти на вид со знаками различия военфельдшера.
— Вы куда раненых везете? — спросила она у меня.
— В окружной госпиталь под Луцком, — ответил я, внимательно ее разглядывая, не забыв изучить и водителя, который вышел из машины и копался под капотом.
— Мы их заберем. У нас три свободных места. Кто это и откуда?
— Пограничники двенадцатой заставы. Прежде чем передать вам раненых, хотелось бы посмотреть на ваши документы.
— Да, конечно, вот, смотрите.
Кроме ее документов я глянул в красноармейскую книжку водителя и заглянул в кузов. Действительно, раненых везут.
— Дивизия Кириленко?
— Да.
— Хорошо, вот их документы. Давайте помогу перенести в кузов.
Одного бойца пришлось усадить на пол, но я ему сена две охапки подстелил, чтобы помягче было. Эти медики фактически спасали меня, теперь я мог чуть ли не галопом скакать в Луцк. Скорость моего движения изрядно увеличится.
Буквально через две минуты машина скрылась за складками местности, а надо мной, завывая моторами, пронеслась пара аппаратов с тонкими фюзеляжами и крестами на крыльях.
— Нет, — тихо сказал я, привставая на ступеньке. — Нет… Суки, что вы делаете?!
Стегая Красавца по крупу, я заставил его гнать туда, где два «мессера» выходили из атаки. Когда я выскочил на косогор, стал в отчаянии натягивать поводья в попытке остановить коня, но тот никак не слушал меня, хотя и начал переходить на рысь, потом на шаг. Сзади скулил испуганный Шмель.
Впереди горела лежавшая на боку полуторка, а «мессеры» вернулись на высоту. Как оказалось, они сопровождали бомбардировщиков.
Остановив разгоряченного Красавца у горевшей машины, я соскочил на землю и подбежал ближе, но жгучее пламя заставило отшатнуться. На дороге лежало три тела. Видимо, их выкинуло из кузова, когда машина на скорости легла набок. Однако все трое были мертвы. Один из них был тот паренек-пограничник с ранениями ног. От удара о землю он проломил себе голову.
— Простите, парни, не довез вот, не смог, — чувствуя, как текут слезы по грязным щекам, пробормотал я.
Не знаю, наверное, я минуты полторы простоял так на коленях рядом с погибшим пограничником, когда меня отвлек чей-то наглый молодой возглас:
— Бать, гля, сколько краснопузых побило. Этот тоже из них, смотри, как горюет.
Обернувшись, я посмотрел на двух мужиков, по виду горожан. Тот, что постарше, уже по-хозяйски примеривался к моей повозке, заглядывая в кузов, а ко мне шел тот, что помоложе, играя ножиком в руке. Одет я был как крестьянин, и было понятно, что они хотели поиметь с меня повозку, вот только я думал иначе. При взгляде на них у меня мелькнуло воспоминание, что я обогнал их на дороге, когда спешил к машине.