Огонь и ветер - Екатерина Белецкая 21 стр.


Так вот. Нужная точка была расположена в незастроенной части поймы, на берегу реки. Летом там, судя по всему, цвело буйным цветом болото, но сейчас лежал снег, и теоретически ходить было вполне можно.

Не провалиться бы снова, – недовольно заметил Ри, шмыгнув носом. – Что-то это совсем не радует.

Не провалишься, – Ит пожал плечами. – И вообще, ты завтра сидишь дома и лечишься.

А вы будете подставляться на пару. Вот спасибо.

Не за что. Чудовище, пойми, или мы делаем нормально…

Ит, я тебя прошу! Мы и так делаем, кажется. Конечно, мне очень хочется поинтересоваться у Павла о кое-каких вещах…

Ни в коем случае нельзя, – Ит помрачнел. – Ри, нас подставляют.

А то я не заметил.

Слепой бы заметил. Но речь не об этом. Правда, посиди завтра дома и повозись с расчётами.

Ит, ну что это такое «повозись»… – Ри поморщился. – Что это за выражансы? Я хочу хотя бы приблизительно подсчитать, чем эта авантюра может нам грозить. Всем, замечу. Сделаю примерную раскладку этих точек на карте, попробую выстроить противофазы. А дальше надо будет каким-то образом налаживать контакт с той бригадой, которая работает на противоположных участках.

Наивный, – усмехнулся Ит. – Нет, в идеале, конечно, это так и должно быть, но ты пойми: этой второй бригадой, к примеру, могут оказаться верные слуги того же Молота, крайне заинтересованные в результате. Её может не быть, этой второй бригады. Или это вообще может оказаться подставой. Или…

Я не идиот, – перебил его Ри. – Надо хотя бы понять, что она точно есть, эта бригада. Потому что я не только не идиот, но и не убийца. Мы думали, что система может грохнуть нас. А тебе в голову не приходило, что система может грохнуть ту гипотетическую противоположную бригаду?

Приходило, – мрачно кивнул Ит. – В любом случае, Павлу с нами не повезло.

Повезло, – отмахнулся Ри. – Очень повезло. Мы повязаны по рукам и ногам.

Из-за нас, – Ит сник. – Ри, прости. Если бы не сын… мы бы сразу сказали Павлу «прощай», и только бы он нас и видел. Ты… боюсь, ты не поймёшь, как это. Да, он давно взрослый, и мы столько лет его не видели, но… Я отчасти даже рад, что у вас с Джессикой детей не было. Потому что я не вижу Фэба-младшего взрослым. И Маден я не вижу взрослой. Понимаешь?

Ри отрицательно покачал головой.

Не могу объяснить, – Ит опустил голову на руки. – Но всё равно… Когда я о них думаю, я вижу мальчика, который несёт блюдечко с семенами для птиц, и девочку, которая бежит ко мне через гостиную… Ри, это невообразимое что-то. Я могу молчать про них годами, но они часть моей души, понимаешь? Даже если я им не нужен, как стал не нужен Фэбу-младшему, они всё равно часть души. Это… это закон жизни. Дети вырастают, уходят; родители живут сами по себе, дети сами по себе, видятся раз в десять лет, и максимум – через трансивер связываются… вот только кровь не обманешь. И сволочь эта, Марина, с которой мы говорили… она про этот закон знает. И совершенно правильно всё поняла.

Вы же с младшим поссорились, – напомнил Ри.

Ну да, девяносто лет назад ещё. То Терры. Он ведь поддержал Орбели, его жена тоже. Приезжал, скандалил, честь семьи, род, будущее, всё такое… – Ит дёрнул головой, скривился, словно от боли. – Но разве это важно?

А что, нет?

Если речь идёт о том, что кто-то придёт его убивать, – нет. – Ит говорил твёрдо, в голосе его не было и тени сомнения. – Конечно, нет! Ты что?!

Он же тебя ненавидит.

Ты не прав. Просто он больше любит мать, – возразил Ит, и тут Ри понял, что спорить с ним бесполезно. Он со своей сторонней позиции мог видеть реальное положение вещей, но у Ита и Скрипача на глазах были шоры. Сын – это сын. Дочь – это дочь. Это когда любишь априори. И думаешь, что, возможно, с другой стороны она тоже существует, эта любовь…

«Чёртовы рауф, – с тоской подумал Ри, глядя на сникшего и разом на сто лет постаревшего Ит. – Чёртовы дети, чёртова Марина, чёртова жизнь и чёртов Павел».

Ит, ты прав, – успокоил он. Смотреть на друга было жалко. – Ты совершенно прав. Нельзя подвергать жизнь мальчика опасности…

Какой он мальчик, – отмахнулся Ит. – Это он для нас мальчик, а так – давно взрослый мужик, дипломат, язва, подлец, с непростым характером и материнскими амбициями. От нас он мало что взял. Это тебе не Маден.

Он всё понимает, вдруг понял Ри. Зря я думал про шоры. Всё он понимает, вот только…

В общем, в любом случае, вы поступаете правильно. А если мы оказались в одной упряжке…

Мы в ней всю жизнь, – напомнил Ит. Криво усмехнулся, потёр висок. – Давай смотреть точки. Ладно?

* * *

Выехали Ит и Скрипач спозаранку, когда Ри ещё спал глубоким сном. С собой прихватили «пирожков со всем подряд», которых вчера Скрипач напёк огромное количество, и термос с горячим кофе – это показалось очень хорошей мыслью.

Часа полтора стояли в пробках: утренний город ехать не желал категорически. Скрипач, уныло глядя в окно машины, подумал, что, будь это Индиго хотя бы третьей стадии, вопрос с пробками решили бы быстро и радикально. Просто запретив личный транспорт. А будь это Маджента того же уровня, его бы решили не так быстро, но радикальнее некуда – например, упразднили бы столицу. Или – ввели бы какие-нибудь дополнительные условия для использования транспорта. Или ещё что-нибудь бы придумали…

Проехать на берег не представлялось возможным: дорога заканчивалась съездом, стоянкой (сейчас совершенно пустой), а дальше можно было двигаться лишь по узким протоптанным в снегу тропинкам.

Что, собственно, и сделали. Выгрузили аппаратуру, навьючились и потащились. Пока тащились, успел позвонить проснувшийся Ри, который ничего более умного не придумал, как поинтересоваться, можно ли брать пирожки к кофе, и «что это такое шоколадное в маленькой кастрюльке на верхней полке холодильника»?

Скрипач, стоявший по колено в снегу и держащий в одной руке два кофра с анализаторами, вызверился не на шутку и принялся орать, что пирожками пусть хоть подавится, но крем чтобы трогать не смел! Ит, с минуту послушав этот монолог, попробовал обойти Скрипача, занявшего тропинку, и едва не угробил «дирижёра», которого нёс, приложив его об ствол росшего рядом дерева.

Такое ощущение, что он просто отупел, слов нет!.. – злился Скрипач. – Что за идиотские вопросы?

Из-за того, что Ри с ними не было, с установкой провозились чуть не вдвое дольше и едва успели – ещё хорошо, что успели. Следующий час сидели в снегу, по очереди пили кофе и снимали данные. Площадка, судя по всему, была так себе – вдвое слабее предыдущих, «тихая», с минимальной активностью.

К исходу часа Ит заметил «призрака» в первом рукаве.

Хочу посмотреть. – Он сунул термос Скрипачу, потёр иззябшие руки. – Последи пока.

Оно надо? – нахмурился Скрипач.

Не знаю… Визуально там ничего, – Ит задумался. – А датчик пишет, что очень даже чего.

Не повтори только разгромный провал гения, – попросил Скрипач. – Там берег совсем близко. Смотри под ноги.

Угу.

* * *

Позже Ит не раз задавал себе вопрос – а зачем, собственно, он туда пошёл? – и не находил ответа. И почему Рыжий даже не подумал остановить его, ведь не далее чем вчера они говорили о том, что призраки могут быть опасны? Но он пошёл, совершенно спокойно. Увязая в снегу, он прошёл метров двести в сторону реки, миновав мелкий осинник и старательно обходя места, в которых из-под снега торчали сухие, почти что белые стебли осоки. Датчик он поставил сам, примотав проволокой к стволу осины, но почему-то пошёл к нему не той дорогой, что в первый раз, а совершенно другой – этому тоже объяснения не нашлось.

…Возле датчика он остановился, огляделся. Капюшон куртки мешал, поэтому капюшон он скинул, оставшись в тонкой вязаной шапке.

Серый зимний день, подлесок, осока, дальше – замёрзшая река, которая сейчас выглядит широким белым полем; тишина, шум города почти не слышен, а слышно, как слабый холодный ветер гуляет между деревьями, шелестит высохшей травой. Начался снегопад, в воздухе закружились первые робкие снежинки, пока что совсем мало, но было ясно, что к вечеру снег может пойти уже серьёзный. Деревья поскрипывали, но это от мороза, даже не от ветра…

«Зачем я здесь?»

Придурок, – услышал он недовольный голос где-то сбоку. – Бестолочь.

Ит резко обернулся, едва удержавшись на ногах, но там, откуда послышался голос, никого не было.

Да ещё и слабак, – подытожил тот же голос с другой стороны. – Что-то придётся делать за него. Тебе хочется что-то делать за него?

Придурок, – услышал он недовольный голос где-то сбоку. – Бестолочь.

Ит резко обернулся, едва удержавшись на ногах, но там, откуда послышался голос, никого не было.

Да ещё и слабак, – подытожил тот же голос с другой стороны. – Что-то придётся делать за него. Тебе хочется что-то делать за него?

Он замер, прислушиваясь, – любой голос всегда должны сопровождать посторонние звуки. Всегда! Шорох одежды, дыхание.

Ничего.

Только ветер вздыхает в осинах да шуршит едва слышно сухая осока.

Deus ex machina, – с отвращением произнёс другой голос. – Нечестная игра. Пусть сами.

Нет, честная, – возразил другой голос. – Он же нас слышит. Значит, честная. Или почти.

Почти – не считается, – хмыкнули откуда-то сверху. – Ладно. Всё равно это только средство.

А большего и не надо. Но мне не нравится.

Мне нравится закат в Нейцвуне, запах цветов, жужжание крыльев колибри… Мне нравится пение воды и мокрый камень в бегущем Артуме, и огромные стада быков в Курцаре, что двинулись к обрыву, дабы умереть в нём…

И птиц полёт, и новая звезда, и пылевые бури, и сладострастье некоторых женщин, – со смехом закончил второй голос. – Да, да… всё так.

С каждым словом, которые произносили эти два голоса, в его сознании вдруг вспыхивали картины – словно говорили они не словами, а образами. Словно это он сам сейчас видел всё, что они сказали – и перед ним возникали неимоверно прекрасные, чарующие картины. Величественные, невероятные, они взрывались в его сознании, и вместо окружающего мира он смотрел на то, чего в реальности сейчас видеть никак не мог. Оторваться от зрелища оказалось совершенно невозможно, и он, как зачарованный, смотрел – как гигантское золотистое солнце встаёт над прямой, как стрела, рекой; ощущал, как прикасаются к лицу невесомые крылья крошечных ярких птичек, чувствовал, как медово и пряно пахнут неведомые цветы; он видел, как взрываются звёзды, становясь пылевыми облаками; видел, как превращаются в прах народы, как время подтачивает самые корни великих гор… и понимал, что всё это, наверное, имеет значение, но не для него, и непонятно, для кого вообще…

В затылок вдруг словно воткнули раскалённый металлический стержень – и тут Ит осознал, что именно эти два голоса он слышал ночью.

И голова вчера болела потому, что он их слышал.

Ага, дошло, – констатировал первый голос. – Ладно, побудь пока что в физическом теле, так и быть. Футари, оставь его, он сейчас сдохнет.

Уже? Ну ладно. А тогда, помнится, они выдерживали дольше.

Что с того? Запоминай, – вообще без всякого перехода. – Место, где садилась яхта. Сегодня. В полночь. Ри. Понял?

Ит кивнул.

Ответа не слышу, – зло сказал голос.

Да…

Что «да»? – Казалось, голос возмутился и разозлился. – Комманна, давай ты.

Пф. Сегодня в полночь быть на точке высадки, чтобы был Ри, так понятно? Все трое чтоб были. И вообще, если мы появляемся, подходить! Нас же видно!

Как – видно? – не понял Ит. Он растерялся, совсем растерялся.

Как всех, – пояснил голос.

А…

Ну можно вот так, – смилостивился голос.

Ванна появилась из ниоткуда и зависла перед ним в воздухе. На этот раз ванна была не пуста, в ней сидели какие-то два существа, при виде которых Ит опешил ещё больше. Людей эти два создания напоминали весьма отдалённо, на рауф тоже были мало похожи, и на нэгаши, и на когни… нет, они были не похожи вообще ни на кого. Одно существо оказалось высоким, тощим, с физиономией, похожей на морду грустной лошади; одето оно было в лохмотья, которые когда-то, наверное, представляли собой роскошный наряд, но вот только «когда-то» это было неимоверно давно. Его спутник выглядел толстеньким, маленьким и кругленьким, в не менее живописных лохмотьях, да ещё и держал в левой трёхпалой руке дырявый чёрный зонтик.

Голова болела страшно, в глазах темнело. Ит понял, что вот-вот может потерять сознание. Существа в ванной перед ним ухмылялись, выжидающе глядя на него.

Кто вы? – спросил он, удивляясь даже не собственной дерзости, а тому факту, что у него вообще получается говорить.

Ну, нас зовут Футари и Комманна. Иногда таких, как мы, называют Сихес, – ухмыльнулся толстенький.

08

Один

Чужие звезды

Deus ex machina

Ри сидел неподвижно, уставившись в пустоту остановившимся бессмысленным взглядом. В пустоте этой не было ничего, но осознать это ничего оказалось труднее, чем даже события прошедших шести часов.

Позади него стояли две капсулы с телами.

И самым страшным было то, что ответом на вопросы, на все вопросы, на которые они не могли найти до сих пор, были как раз эти две капсулы.

Вот только от этого делалось невообразимо плохо в душе.

Больно, страшно, отвратительно.

Но если другого выхода действительно нет?

Плохо, когда мир выворачивают наизнанку. Но гораздо хуже, когда наизнанку предстоит вывернуть свою собственную душу.

* * *

…Скрипач позвонил с дороги и звенящим от напряжения голосом приказал выйти к подъезду, а с собой взять или покрывало с кровати, или одеяло, что угодно. Или просто тряпку. Зачем? Замотать голову. На вопрос «что случилось» он отвечать категорически отказался. Позже Ри понял почему.

Ита они втащили в квартиру вдвоём, стараясь, по возможности, не запачкать пол в коридоре. У него из носа шла кровь, да так, что Ри испугался, увидев это, не меньше, чем Скрипач. Ит был в полном сознании, но говорить не мог, только озирался по сторонам, и вид имел какой-то полубезумный – это больше всего и напугало Скрипача.

Час останавливали кровь. Потом Ит кое-как собрался с силами и попросил обезболивающее.

Да что произошло?! – орать в доме с тонкими стенами они не могли, поэтому Скрипач орал шёпотом. – Говори, давай!

Не могу… голова… – Ит лежал на диванчике в кухне, прижимая к переносице полотенце, в которое они завернули собранный на подоконнике снег. – Сколько времени?

Семь вечера.

Заправь машину… – Каждое слово давалось ему с огромным трудом.

Зачем? – Скрипач в отчаянии оглянулся, ища поддержки у Ри.

Надо… через три часа выехать…

Куда выехать?!

Ит не ответил.

Часов в восемь он кое-как собрался, да и таблетки, видимо, начали действовать. Он рассказал им, что видел, – всё. И про голоса, и про картины непонятно откуда, и про двоих чудиков в ванне.

Разумеется, Ри воспринял этот рассказ скептически.

Скрипач, впрочем, тоже.

Больше смахивает на какой-то бред, – Ри задумался. – И потом, они ведь не сказали, зачем надо туда ехать?

Нет, – согласился Ит. – Но… может быть, они хотят, чтобы вы с ними тоже встретились?

Вот спасибо, – саркастически усмехнулся Скрипач. – Чтобы мы такие красивые стали, как ты? Ай, молодцы. Нет, ты, конечно, что-то этакое видел, но мне кажется, что ехать туда не нужно.

Мне тоже так кажется, – согласился Ри.

А что, от нас убудет, если мы съездим? – спросил Ит. – Ребята, пожалуйста. Я вас очень прошу…

…уважьте волю умирающего, – поддакнул Скрипач. – Всего-то дел, смотаться за город, на машине, ночью, в пургу. Фигня вопрос!

Рыжий, это действительно важно! Ну хоть раз в жизни меня послушайтесь!!!

А кого мы последние годы слушаемся, вообще не переставая? – Ри, облокотившись о кухонный стол, вертел в руках пирожок. – Не тебя ли?

Ит сник. Положил полотенце на стол, сел, опустив тяжёлую голову на руки; плечи его поникли, спина сгорбилась.

Может быть, я и ошибаюсь, – произнёс он беззвучно. – Может, ты сейчас прав. Да, вы меня послушались. Ничего хорошего из этого не вышло, ведь так? Ри, не возражай, и ты, Рыжий, тоже… я хочу хотя бы попробовать исправить. И они, эти двое…

Они тебя чуть не убили, – жёстко возразил Скрипач. – Они же сами сказали, что ещё минута разговора, и ты бы…

Сдох, – мрачно подтвердил Ит. – Вернее, покинул бы физическое тело.

Хрен редьки не слаще. И ты предлагаешь слушаться их? – Скрипач выпрямился, осуждающе посмотрел на Ита.

Я предлагаю посмотреть на то, о чём они говорили, – Ит поднял голову. Взгляд его стал умоляющим, несчастным. – Ну давайте попробуем, пожалуйста! Скорее всего, там вообще ничего не будет, потому что эти существа… доверия не заслуживают. Но…

Знаешь, мы попробуем, но только с одной целью. Чтобы ты от нас отстал, – резюмировал Скрипач. – А сейчас я позвоню Павлу и скажу, что ты подвернул ногу. Пусть хоть оборётся, но завтра мы однозначно сидим дома. Причём все.

Назад Дальше