Кто это может быть?
Опустив кота на землю — дрыхни, скотина болтливая! — я раздвинул доски забора и проскользнул в щель.
Вздох повторился, он шел от уцелевшей печи.
Может, жив хозяин? Укрылся в подполье и пересидел пожар…
Но все оказалось значительно проще и в то же время значительно сказочнее.
На краю печи сидел маленький человечек, весь заросший густой длинной шерстью. В шерсть набился пепел, и от этого он был похож на клубок серой пряжи.
Человечек вздохнул и вытер глаза. Пепел попал ему в нос, он громко чихнул, от резкого движения потерял равновесие и упал на груду дымящихся головешек.
— Ой!
Он забился, лихорадочно пытаясь выбраться, отчего погрузился еще глубже, а в воздух поднялась туча пепла.
Я поспешил на помощь, ухватил его за босую, весьма волосатую ногу и извлек на свет божий. Заодно и рассмотрел.
Роста в нем было сантиметров двадцать, от силы двадцать пять, правильное телосложение: пара рук и ног, голова с необходимым количеством ушей, глаз и прочих органов. Кроме того, бросалась в глаза принадлежность карлика к мужскому полу. Единственным, что это как-то скрывало, был естественный волосяной покров на теле.
— Спасибо, — поблагодарил меня карлик.
В моей голове ролики заходили за шарики, пока я пытался определить видовую принадлежность существа. Что-то до боли знакомое с самого детства. Вот только что? Ну точно… домовой! Если подумать, то кем он еще мог быть?
— Че пялишься?
— Да я это… — Смущенно бормоча что-то в свое оправдание, я вынес домового на чистую землю и опустил на траву.
— А-а, впервой, значицца, с нашим братом встретился?
— Да, в общем-то…
— Не тушуйся, мужик, все будет путем… у тебя.
— А ты-то как?
— Да че я? В лес подамся, к лесным братишкам, дань с прохожих собирать. Проживу…
— Нехорошо это.
— Тоже мне судия отыскался. — Домовой сплюнул сквозь зубы и уставился на меня с явным вызовом. Но что-то в его взгляде было беззащитное, словно у загнанного зверька. Который мечтает о ласковых руках, но понимает, что это будет скорее удавка.
— Домовой без дома — все равно что человек без родины.
— Издеваешься? — Волосатик оскалился.
— Нет. Предлагаю поселиться у меня.
— Правда?
— Разумеется.
— Договорились. Жилье и пропитание я отработаю.
— Значит, пошли.
— Пошли.
Мы пролезли через дырку и остановились у мирно дремлющего кота.
— Василий с нами, — пояснил я домовому.
Тот согласно кивнул и что было мочи пнул спящего котяру под ребра.
От подобной наглости баюн проснулся и обиженно мяукнул, выгибая спину и скаля клыки.
Но домового это не смутило. Он вцепился в кошачье ухо и, выкручивая его, произнес по слогам:
— Хозяин не должен ждать. Вперед.
Может, и будет толк от домового в доме…
Глава 5 ЛИРИЧЕСКАЯ ЧАСТУШКА В СТИЛЕ РОК-Н-РОЛЛА
Как только твоя жизнь вроде бы начинает налаживаться, входит, так сказать, в нормальное русло, сразу появляется сильный искус распланировать свое будущее, что, когда и как. Но, как правило, на этом твое размеренное бытие и заканчивается. На голову начинают сыпаться неожиданности. Чаще всего неприятные, потому что приятные не запоминаются так ярко и четко. А вот неприятности… О-го-го!
Как всегда, они нагрянули оттуда, откуда не ждал, и тогда, когда я только-только расслабился.
А какое утро было замечательное…
Робкий лучик солнца пробился сквозь задернутые занавески и разбудил меня. Мягко, ненавязчиво.
Потягиваясь и сладко хрустя отложениями солей в суставах, я позволил себе понежиться в постели.
Хорошо! Мух нет, жара еще не проникла в остывшую за ночь избушку… А тут еще и кот Василий под чутким, но бескомпромиссным контролем домового принес крынку парного молока и ломоть белого душистого хлеба с тоненьким слоем масла и толстым — икры. Благо ни черная, ни красная разновидности этого деликатеса не возведены пока что в ранг изысканных лакомств и цена их не взмыла до астрономических высот.
Бочонок черной икры, притом не лягушачьей, а отборной, кило на семь-восемь, я давеча выменял на рыбном рынке за мешок проса и чудесное зелье от колик в желудке. Что-что, а снадобье я наловчился готовить будь здоров. И рецепт мой собственный, фирменный. Сам додумался. Отправляюсь в мой — двадцать первого века — мир, достаю с книжной полки справочник «ЛЕЧЕБНЫЕ ТРАВЫ СРЕДНЕЙ ПОЛОСЫ РОССИИ И МЕТОДЫ ИХ ЗАГОТОВКИ ДЛЯ ПОСЛЕДУЮЩЕЙ СДАЧИ В ПРИЕМНЫЕ ПУНКТЫ ГОРОДСКИХ И СЕЛЬСКИХ АПТЕК И СПЕЦИАЛИЗИРОВАННЫХ ПУНКТОВ ПРИЕМА» и малую медицинскую энциклопедию; составляю список, с которым посещаю аптеку: в один пакет (тот, что поменьше) складываю современные фармацевтические препараты, а во второй (значительно вместительнее) разные травы и корешки. Затем наступает самый сложный этап приготовления чудо-зелья: травы измельчаются посредством миксера, дозируются, рассыпаются по коробочкам с соответствующими пометками: от головы, от живота и в том же духе. Проделав необходимую процедуру, я увеличиваю чудодейственные свойства снадобья, добавляя толченые таблетки и пилюли из расчета один к пяти от рекомендованного на упаковке: люди тамошние не избалованы разными антибиотиками и поэтому более чувствительны к воздействию лекарств. Вот таким нехитрым способом я и укрепил репутацию волхва — мастера на все руки. Подумываю выйти на мировой рынок — в стенах стольного града уже тесно.
По поводу удачной торговой операции я и шикую.
Вкуснотища!
Наслаждаясь каждым взрывом вкуса на языке, я мысленно поздравил себя с удачным приобретением — домовым Прокопом. Воистину без этого маленького шустрого и домовитого (извиняюсь за каламбур) духа, или кто там он по иерархии христианской демонологии, в общем, именно благодаря его стараниям в моей избе наметился явный крен в сторону порядка и обжитости. Исчезла паутина из углов — у меня все руки не доходили вооружиться веником и пройтись по потолку. Заблестел самовар…
Кот-баюн терпеливо дождался окончания завтрака и забрал опустевшую тару.
— А я здесь это… — начал он несмело.
— Опять? — строго спросил я.
— Да я не то… не политические…
— Уже лучше.
— Про любовь стихи.
— А что, весна на дворе? Март?
— Какая весна? — удивился кот.
— Ладно, забудь, — отмахнулся я. Не стану же я ему объяснять зависимость активности гормонов от времени года.
— Я прочитаю?
— Конечно, — милостиво согласился я, надеясь, что юное дарование ограничится чтением и не станет петь.
Не суждено было сбыться моим надеждам.
Василий притащил свою двухструнную и позвал домового.
Когда внимательные зрители заняли свои места: я на кровати, то есть без изменения дислокации, а домовой, высунувшись из-за печи и положив косматую голову на крохотные ручки, кот-баюн прокашлялся и ударил по струнам. Причем сразу по обеим.
На окраине лесной — глухой,
Но в стороне все же моей — родной,
Безобразие нарушило устой —
Это все любовь… Там русалочку лешак
Уж и так, и так, и так! Не подступится никак.
Ох, любовь… А она хвостом махнула,
В речку с дерева нырнула,
Упустила счастье — дура!
Вот вам и любовь…
Яростное балалаечное соло, затем лапа прижимает струны, разом обрывая музыку.
Кон Василий выдерживает паузу и кланяется.
Благодарные слушатели, то есть я и домовой, естественно, зааплодировали.
А что делать?
Васька напыжился от гордости за свое гениальное творение. Его шерсть поднялась дыбом, пасть расползлась в довольном оскале, отчего усы встопорщились, и весь его облик буквально вопил: «Хвалите меня, хвалите!».
Переход баюна от похабных антиправительственных частушек к лирике следовало поощрить. Но не сильно…
Я ограничился похлопыванием по загривку и плошкой молока.
Заодно угостил и домового. Он хукнул и залпом опорожнил кружку, затем, шмыгнув носом, выпалил:
— Хозяин, базар есть.
— Ну…
— Вы, конечно, мужик хороший, добрый, даже отзывчивый, корешок надежный…
— Спасибо.
— …. но неженатый.
— И что?
— Как что? В натуре, бабу в дом вести надо.
Я уже открыл рот, чтобы посоветовать ему не лезть в чужие дела, но тут Василий хихикнул и заговорщицки подмигнул.
— Хозяин у нас птица высокого полета. Ему царевну подавай.
— Цыц, волосатый!
— А что я? Я ничего. Сам видел, как вы с царевной Аленкой в садочке лобызались.
— Замолчи, а то на воротник пущу…
— Ой-ей-ей! Испугался…
— Струны порву.
— Молчу, — насупился борец за правду.
— Че, в натуре? — поинтересовался домовой.
— Угу, — подтвердил я.
— Ой, блин, засада, — схватился за голову Прокоп.
— Знаю, нелегко придется.
— Не все-то ведомо и волхву — гласу сил природных.
— А…
— Я тут на зорьке, — начал пояснять домовой, — с соседкой трепался. То, се… Так вот, она новость сообщила, паршивую, как ноне я зырю. К телке твоей сваты нынче ночью подрулили.
— А…
— Я тут на зорьке, — начал пояснять домовой, — с соседкой трепался. То, се… Так вот, она новость сообщила, паршивую, как ноне я зырю. К телке твоей сваты нынче ночью подрулили.
— Кто? — несколько сбитый с толку обилием сленговых выражений, поинтересовался я.
— Послы буфа царства тридесятого — Кощея Бессмертного.
— Да сказки это.
— Ну не знаю… Может, и сказки, а только подвалили они ополуночи. Все в черном; кони аки сажа, лишь беньками так и зыркают, вроде как огнем полыхают. Жуть! Сказано, нечисть заморская.
— Что еще?
— Сам Кощей прибыл в карете, золотом обитой и каменьями изукрашенной. Словно фраер в лепне черном, токмо морда как у упыря, белая вся, и мослы выпирают. Советник с ним — Чудо-Юдо. Здоровенный и башковитый.
— Что, умный очень?
— Да не… Бошек у него много, аж шесть. И все клыкасты и глазасты. Такой сожрет вместе с одежкой и лаптями и не поморщится.
— Не стоит беспокоиться, — проговорил я скорее для самого себя, — не отдаст же царь-батюшка родное дитятко в руки урода заморского. Любит он ее.
— Так-то оно так, но уж очень силен женишок незваный, тварь костистая. Может и войной пойти.
— А что делать? — спросил я.
— Замочить гада! — Это домовой.
— Увести невесту, — поддержал его кот-баюн.
— Короче. Вы тут сидите, а я схожу во дворец — разведаю что к чему.
В этот момент в дверь постучали.
Прокоп шмыгнул в устьице печи — лишь сажа закурилась. Васька сунул балалайку под кровать, а сам разлегся на подушке.
Я поспешил в сени и отворил дверь.
Тотчас в хату ввалился ярыжка. Тот самый, который давеча сообщил мне о царском вызове.
— Мира и процветания вашему дому, хозяин, — приветствовал он меня, кланяясь в пояс.
Растет однако же мой авторитет.
— И тебе того же, мил человек. С чем пожаловал?
— По цареву повелению, с наказом тотчас доставить тебя, волхв Аркадий, в царские палаты.
— Случилось чего?
— А то… Беда. Побежали.
— Не спеши, сперва оденусь. Все ж не в баню иду.
— Побыстрее, прошу, поторопись.
Наспех собравшись и сетуя на то, что нет времени побриться, я вышел во двор вслед за царским посыльным.
Ярыжка утер лоб и рванул ко дворцу, да так, что только пыль над дорогой поднялась, словно из-под копыт рысака.
Я тяжело вздохнул и пообещал себе купить коня помоложе моего Борьки, чтобы на нем скакать можно было.
Бег никогда не был моей сильной стороной. А до дворца, как ни крути, километров шесть, не меньше.
Сперва левой, затем правой. Снова левой. Правой… Жарко, однако… Левой, правой…
Раз такой срочный вызов, могли бы и карету прислать…
Глава 6 ЧУДО-ЮДО ШЕСТИГЛАВОЕ
— Проходи, любимец богов, присаживайся. — Царь Далдон подхватил меня под локоть и проводил до скамьи, где сел сам и велел сесть мне.
Что ж, цари, поди, тоже люди, из той же грязи вылеплены — как нужда придавит, так тотчас становятся запанибрата.
— Чем могу служить? — поинтересовался я.
— Да так, дельце у меня к тебе есть. Сослужи-ка ты мне службу малую, даже не службу — службишку… а я награжу по-царски. Не обижу.
— Не ради корысти личной, а ради отечества родимого готов любой волхв голову сложить, — с жаром произнес я, пытаясь угадать, что же все-таки царю от меня надо.
— Похвально рвение твое, волхв. Весьма похвально. — Далдон похлопал меня по плечу. — Слушай просьбу царскую. Я повелеваю тебе убедить царевну Алену выйти из своих покоев и как подобает встретить сватов и приветить жениха высокородного. А то уже не девичья робость получается, а форменный акт неповиновения власти верховной — то есть мне — выходит.
— А кто жених? — спросил я, прикинувшись валенком.
— Царь тридесятого царства Кощей Бессмертный.
— А Але… о-а-о… легко ли отказать таким сватам?
— В том-то и беда, волхв, в том-то и беда…
— Царевна против этого брака, а вы, царь-батюшка?
— Да что ж, сердце у меня каменное?! Но больно вражина настойчив: войной грозит.
— Не нам, русичам, бояться угроз.
— Ну, не все так плохо… Жених знатен, богат… Все будет у Аленки. Поплачет, да и смирится.
— А любовь?
— Какая любовь? — отмахнулся царь. — Не царское это дело. Пускай вон селяне любовию маются по полянам да прогалинам… Ну ступай, ступай ужо… Коли чего для дел колдовских потребно, зелье приворотное добавить — только кликни кого, мигом найдут и доставят.
Я послушно поднялся и направился за невесть откуда появившейся сенной девкой.
Она зашлепала босыми ногами, лихо выписывая восьмерки литыми бедрами и размахивая тугой косой.
Сенная девка проводила меня до дверей в покои Аленушки и указала на них пальцем. Старательно потупив взор, тяжело дыша, отчего туго набитый лиф затрещал по швам, и залившись краской, она замерла, ожидая моих распоряжений.
Я осторожно постучал о резной косяк костяшками пальцев.
В ответ тишина.
Я повторил стук и окликнул хозяйку этих покоев:
— Царевна Алена, отворите, будьте любезны.
— Кто меня беспокоит? — раздался самый милый для моих ушей голос.
— Волхв Аркадий.
— Один?
— Да, — ответил я, решив, что присутствие сенной девки не считается.
Прошелестели шаги, и дверь немного приоткрылась. Я проскользнул внутрь.
Аленушка закрыла дверь на засов и лишь после этого повисла у меня на шее.
Ее губы жадно впились в мои страстным поцелуем. Я не остался в долгу. Прижав ее к себе, я ощутил жгучее касание острых девичьих грудок. Мои ладони скользнули по плечам, по гибкой спинке, легли на упругие ягодицы и нежно сжали их, одновременно еще плотнее прижимая наши тела друг к другу в попытке слиться воедино. Навечно, навсегда…
К сожалению, вечность слишком скоротечна. И хотя мы ужасно соскучились друг по другу, целоваться-миловаться было некогда, нужно было думать о том, как предотвратить свадьбу.
— Я не могу без тебя, любимый, — шепчет она мне.
— Я без тебя тоже, — отвечаю я.
Вот так началось заседание подпольного комитета по предотвращению свадьбы.
— Значит, так. Моя маленькая девочка попробует уговорить папаню указать сватам на дверь.
Алена с сомнением качает головой:
— Уже пробовала…
— Попробуй еще, а я постараюсь убедить жениха изменить решение.
— Как? — Она взволнованно заглядывает мне в глаза.
— У меня свои методы, — уклончиво отвечаю я, думая о мече-кладенце, оставленном в чулане.
— Будь осторожен, — шепчет Алена и целует меня.
— Это уж точно. Мне есть ради кого жить. — Я весьма циничен по натуре — достойное дитя безумного мира, но… возможно, любовь придумана кем-то свыше, а не нами.
Снова поцелуи, еще нежнее и трепетнее.
Выпустив меня, Алена закрыла двери. Скрипнул засов, сенная девка проводила меня в гостевые хоромы. Некоторое время потолкавшись среди слуг, поскольку отчет царю о ходе переговоров с его младшей дочерью следовало предоставить после обеда, я разузнал кое-какие подробности о предстоящем банкете, на коем будут присутствовать окромя царя и бояр и заморские гости. Столы вынесли в сад. Значит, мне туда дорога.
Миновав застывших у дверей краснокафтанников, которые в ответ на мое пожелание здоровья лихо звякнули алебардами, я нырнул в тень ветвистого дуба.
Легкий ветерок приветственно зашелестел листвой, повеяло прохладой, которой не даст ни один кондиционер в мире.
Челядь закончила накрывать столы и удалилась. Остались лишь стольник, в сотый раз поправляющий блюда и смахивающий несуществующую пыль с лавок, да я.
Подождем.
Первыми появились думные бояре. Они чинно, но кучно вышли к столам и принялись переговариваться, не имея возможности сесть до того, как свое место займет царь.
Я невольно прислушался.
— Нет на земле нашей покоя, — посетовал седовласый, в кумачовой папахе, боярин с бородой по пояс. — И где ей видеть мир, коли нет почтения к былому? В прежние-то времена посмела бы нечисть бледнолицая к царевой дочери свататься?
— Так силен же Кощей, страх как силен, — возразил другой, с хитрыми, непрестанно бегающими поросячьими глазками и нервно подергивющимися руками. Не иначе казначей.
— Мы тоже не из навоза слеплены, — вступил в полемику моложавый боярин. — Есть сила в руках и отвага в сердцах.
— Не много проку от отваги, коли врага вдесятеро.
— А по мне, так гнать надо взашей Кощея с пугалом его да сватами.
— Легко сказать, да кто может сладить с Чудом-Юдом шестиглавым? Он же пламенем дышит и камень в песок разжевывает. А ручищи?
— Да, страшон…
— Боязно супротив выступать, а царевна Алена обвыкнется в хоромах Кощеевых, смотришь, и крутить им начнет. Вот нам и выгода.
— Так не люб он ей… Ох как не люб, — сверкая чистыми глазами, воскликнул молодец боярского роду.
— Люб — не люб… Главное — недостатку ни в чем не будет знать. А то, что лицом уродлив да телом чахл, так свыкнется. Такова женская доля… Сама, поди, тоже не больно сдобная девка. Кто больно на ее худобу-то позарится…