Есть что-то общее в ощущениях, которые испытываешь при глубоком и жестоком похмелье и когда приходишь в сознание после отключки вследствие удара тупым тяжелым предметом по голове. Та же ноющая боль в затылке, похожая неповоротливость мыслей и чувств и неизменное онемение затекших мышц. Но при похмелье мозг понимает, что болезненное состояние понемногу отступит и жизнь войдет в привычное русло до следующей оказии, а очнувшись после насильственного погружения в тонкий срез между жизнью и смертью, ждать чего-то хорошего — смешно. Никто не станет просто так бить тебя по многострадальному хранилищу разума без определенной цели. А цель эта может быть только либо мерзкая, либо очень мерзкая. И тебе, когда очнешься, предстоит узнать причину твоего нерадостного положения. Опять-таки при похмелье первопричина хорошо известна, средства борьбы с последствиями тщательно изучены как народными умельцами, так и медицинскими учреждениями. Изучены, многократно проверены и даже нашли отражение в скрижалях мировой мудрости. Если кто-то думает, что выражение: «Клин клином вышибают» означает некий техническим совет, — он ошибается. А что делать в моей ситуации? По большому счету остается только терпеливо ждать, надеясь на лучшее и страшась худшего…
Печальная перспектива.
От жалости к самому себе я издал скорбный стон. Даже не стон — стенание, коему позавидовало бы самое родовитое и уважаемое английское привидение.
Сам себя не пожалеешь — никто не пожалеет.
— Кажется, очнулся, — предположил чей-то голос.
— Пни — узнаешь, — посоветовал второй — мерзкий, он мне сразу не понравился.
— А коль даст в нос? — поинтересовался первый.
— Дам. И еще как, — подтвердил я, открыв глаза. Затем вновь закрыл. Еще открыл… Никаких перемен.
То ли я ослеп, то ли вокруг кромешная тьма.
— Кто здесь?
— Я, — отозвался первый голос.
— И я, — второй.
— Значит, и я, — присоединился к ним я.
— Может, и так…
— А может, и нет…
— Что может? — я влез в их спор, пытаясь завязать более содержательную беседу.
— Может быть, ты и здесь, а может, и в другом месте, — любезно пояснили мне. — Твой голос здесь — поскольку мы его слышим, а остальное — утверждать, что оно есть, не видя — глупо. А может, остального и нет вовсе?
— А что ты пнуть хотел? — полюбопытствовал я.
— Н-да, мог облом случиться…
Голоса замолчали, и я решил, что они обиделись, но, когда раздался шорох и что-то врезалось мне под ребра, я понял — они провели эксперимент по определению наличия или отсутствия у моего голоса тела.
— Ай! Больно же! — возмутился я и попытался достать обидчика кулаком, но в темноте промахнулся и врезал в каменную стену. — Ой!
— Тело есть, — констатировал первый голос.
— Везет, — позавидовал второй.
— Ты кто? — поинтересовался первый. — Как звать-величать?
— Волхв Аркадий.
— Кудесник, — уважительно отозвался голос из темноты, но очень тихо — на грани слышимости, так что определить, кому он принадлежит, было невозможно.
— А как вас зовут?
— Трое-из-Тени мы.
— Ничего. Фамилия как фамилия. А по имени-отчеству?
— Гнусик, — представился обладатель мерзкого голоса.
— Пусик. Очень приятно познакомиться.
— Взаимно.
— Угу. Можно представить…
— Где я? — Мне захотелось определить свое местонахождение, тем более что от этого зависела моя жизнь.
— Здесь.
— А здесь — это где?
— Ну ты тупой. Здесь — это здесь, а не там или там.
— А что я делаю здесь?
— Да мало ли, темно — не видно.
Подобные ответы лишь больше запутали меня, да и боль в голове забилась с новой силой. Пора кончать с этим цирком.
— Как отсюда выйти?
— А чем здесь хуже, чем там?
— Мне нужно быть там, а не здесь.
— Тогда другое дело.
— И как мне выйти?
— Через дверь.
— Логично. — Я встал на ноги и принялся ощупывать стену в поисках двери. Судя по оказанному приему, мне повезло очутиться в компании психов, поехавших на разной философской мути.
С одной стороны, это может быть хорошим знаком — меня не считают политическим, что значит — больше шансов выжить, но с другой… дураков на Руси испокон веков любят, но столь же жестоко и бьют.
Главное — не наступить на моих собеседников, а то крику не оберешься.
— Эй, Трое-из-Тени!
— Чаво?
— Поберегись.
— Ты что, воздух решил испортить?
— Нет. Боюсь наступить.
— На кого?
— На кого-нибудь из вас.
На это предположение владельцы голосов ответили диким хохотом.
— Интересно, как у тебя это получится?
Ответить на этот вопрос я не успел, поскольку скрипнул засов и дверь отворилась. В образовавшийся проход просунулась рука с факелом, а следом бородатая морда.
— Тень! — раздался сдвоенный крик у меня за спиной, но, когда я обернулся, болезненно щуря глаза, в тесной камере никого не было. Кроме меня — ни души.
Вот это меня тюкнули: я сам с собой начал разговаривать. Так и на «дурочку» можно попасть.
— Эй, волхв! Особого приглашения ждешь? Давай выходи, — заорал стражник. — И смотри без своих штучек, а то… как звездану промеж ушей.
— Понял. Никаких попыток бегства.
— То-то.
Он вывел меня из подземелья. Щурясь от яркого солнца, я осмотрелся и присвистнул от удивления — предо мной возвышался царский дворец. Это была неприятная неожиданность. От Далдона такого гостеприимства я не ожидал.
— Шевелись! Царь-надежа заждались, — грозно, но с оттенком почтения, прикрикнул стражник, понимая, что царская натура переменчива — то гневится, то лобзает троекратно…
Я послушно последовал в указанном направлении, в царскую приемную, сопровождаемый почетным эскортом из царских стрельцов с алебардами наперевес.
На троне, как и следовало ожидать, восседает царь в окружении четырех стрельцов с луками на изготовку. Рядом, на примитивном кресле, сидит Кощей, а у него за спиной стоит Чудо-Юдо.
Трус поганый!
— Что же ты, Аркаша, супротив царя сваво заговор затеял? Аль я тебя не привечал, аль не лелеял аки дитя родное? — Царь осуждающе покачал головой.
— И в помыслах, царь-батюшка, не было у меня высказывать непочтение к вашей царственной особе. Токмо о делах царских да об отечестве радею и помыслы имею.
— То все слова, — отмахнулся Далдон. И вдруг завопил: — А ну говори, изменник, куда царевну дел?
— Какую? — спросил я, чувствуя, как у меня все внутри холодеет и предательская слабость растекается по телу.
— Не юли! — Царь топнул ногой и стукнул о пол скипетром. — Где царевна Аленка? Признавайся!
— Она что, пропала?
— Врет он! — взревел Кощей, который Бессмертный. — Украл мою невесту и измену против трона замышляет.
— Не по тебе ягодка расцвела, — отпарировал я.
Кощей схватился за меч, Чудо оскалил все шесть крокодильих пастей, я же стал в боевую стойку рукопашного боя. Хотя мой кладенец и не забрали, но и достать не позволят, вмиг утыкают стрелами. А вот бросить нападающего через себя я, пожалуй, смогу, если раньше не прибьют… не зарубят… не задавят… и не загрызут.
Но драки не получилось. Далдон взмахнул рукой, и заморские гости сели на свои места.
— Не гневи меня, волхв. Скажи, где царевна, и разойдемся миром, а…
— Да не знаю я.
— Не перечь царю. — Далдон даже подпрыгнул, отчего корона слетела и закатилась под трон. Пока ее искали и водворяли на место, я попытался вникнуть в суть происходящего, но мне не дали.
— Кажется, не повезло нам с хозяином. Надолго его не хватит, — раздался за спиной знакомый по камере голос.
Я обернулся.
Никого.
Опять звуковые галлюцинации…
Может, это защитная реакция организма? Моторные рефлексы инстинкта самосохранения человека двадцатого века? Сумасшедших принято лечить, а не сажать на электрический стул. Впрочем, динамо-машину здесь не изобрели, а для казни с успехом используют обычную, слегка заточенную палку — кол. Как видим, процесс тот же, как, впрочем, и результат. Посадили — и готов жмурик.
— Не хочешь по-хорошему говорить — на дыбе скажешь как миленький, — решил царь Далдон.
Кощей одобрительно закивал головой, звеня доспехами и хрустя позвонками.
— Царь-батюшка, да за что?! Не знаю я, где царевна! Не было меня в городе. Как давеча пополудни ускакал к Калиновому мосту, так и вернулся аккурат к горячей встрече. И бояре слышали, как я договаривался с Чудом шестиглавым о бое-поединке ратном.
— Договаривался — это хорошо, — согласился царь. — А почему не было тебя на мосту в урочный час? Гость заморский тебя всю ночь там прождал. Так что, братец, не юли, а ответ держи: где царевна?
— Брешет Чудо, не было его на мосту.
— Не сознаешься, — понял Далдон. И крикнул страже: На дыбу его. В пытку, а узнать, где царевна.
Меня схватили под руки белые и поволокли во двор.
— Отпустите, изверги! — взвыл я, но напрасны стенания жертвы — нет жалости у палача, один профессионализм.
Часть II
ТРОПАМИ НЕХОЖЕНЫМИ, ПУТЯМИ НЕИЗВЕДАННЫМИ
Глава 9 ДЕЙСТВУЮ СОГЛАСНО ПРИНЦИПАМ КОЛОБКА
Желания оказаться на дыбе у меня не возникло (к чему бы это?), да еще и голоса за спиной начали стращать ужасами допроса. Поэтому не мудрствуя лукаво я решил «сделать ноги». Говоря попросту — убежать.
Где-то неподалеку сенные девки завели песню. Печальную, про несчастную любовь. Он ее любил — она умерла. Он другую полюбил, ее разлюбил — она ожила. Дальше море крови и вой упыря. Простая житейская история, рассказанная незамысловатым языком.
Если бы мне не нужно было спешить — ей-ей, дослушал бы до конца, чтобы узнать-таки, чем там все закончилось.
Не успели меня вывести во двор, как я начал действовать, направив все мысли на то, чтобы выскользнуть из рук стражников и оторваться от возможной погони.
Два стрельца за спиной, два у дверей в царскую светлицу, еще несколько бродят там и сям, и, наконец, караульные у ворот.
Через ворота не пробиться, а вот через забор…
Резко присев, я с полуоборота впечатал кулак в солнечное сплетение ближайшего конвоира, затем нырнул под пику второго и толчком в подбородок ударил его головой о стену.
Пика упала на землю и затрещала под весом осевшего без чувств стражника.
Один из прогуливавшихся краснокафтанников заметил нездоровую возню и кинулся в свару.
— Стой!
Я не стал ждать его, а рванул изо всех сил к забору.
Брошенная сильной рукой пика пролетела в полуметре от меня и жадно вонзилась в деревянный настил.
Только бы успеть!
Штурмовать трехметровую стену из бревен бессмысленно, но если подойти с умом…
Ухватившись за резной водосток у самого угла строения, я подтянулся и проворно залез на крышу какой-то пристройки. Хрустнула под пятой черепица — будет теперь в дожди протекать крыша. Оттуда перепрыгнул через забор, угодив в придорожную канаву — перепачкался с головы до ног, но ничего себе не отбил и не сломал.
Пока стрельцы, охранявшие ворота, смотрели, что происходит во дворе слободы, я со всех ног бросился прочь, слыша за спиной подбадривающие крики.
— Выноси, родимый!
— Поднажми маленько!
Если я и сошел с ума, то разобраться с психическими проблемами можно будет позже, а сейчас нужно спасать жизнь самого дорогого мне человека — меня родного.
Удалившись от дворца почти на километр, я сбавил темп.
Кажись, оторвался.
Но ненадолго.
Послышался собачий лай, поднявший на уши всех местных псов, отчего столица огласилась многоголосым хором. Озабоченные лица замелькали над заборами.
Преступник почти не имеет шансов скрыться на улицах, всякий прохожий поспешит повязать его, исполняя свой гражданский долг. Не корысти ради, а для порядка. Меня же не трогают — кто-то опасается магической силы, кто-то помнит, как я лечил его или его близких…
— Хана… — констатировал звуковой симптом моей шизофрении. — Сели на хвост.
— Эти из-под земли выкопают, — поддержал его гнусавый собрат.
— Прорвемся, — решил я и бросился бегом к ближайшему ручью. Все-таки не прошли даром уроки выживания, полученные в детстве при просмотре патриотических фильмов о Второй мировой.
Достиг я проточной воды значительно раньше преследователей, не мешкая ни секунды, прыгнул с крутого склона в воду и поплыл по течению, старательно загребая к прибрежным зарослям.
Мой прыжок в воду видели два гуляющих пацана, они наверняка укажут преследователям нужное направление. Поэтому нужно выбраться на берег как можно тише и незаметнее и так, чтобы собаки, которых пустят по обоим берегам речки, не взяли след.
Меч изрядно мешает и тянет ко дну, но его я не брошу (и совсем не потому, что «он хороший», а потому, что может пригодиться, хотя бы как символ устрашения), а вот от одежды освободился. Жаль кольчужки, но жизнь ценнее.
Окончательно выбившись из сил и вдоволь наглотавшись воды, изрядно пахнущей помоями и тиной, я остался в одних семейных трусах в горошек и с мечом на поясе. Чтобы железяка не путалась в ногах, я переместил ее за спину, молясь, чтобы кожаный ремень не выскользнул из мокрых рук во время этого акробатического номера.
— Чем это он там занимается? — поинтересовался голос, представившийся в камере как Пусик.
— Все едино голову ему снимут, как ни дергайся, — изрек Гнусик.
— Заткнитесь! — посоветовал им я, глотнув при этом водицы.
Достали, оптимисты бредовые.
Отплевываясь, я продолжил движение вперед, радуясь, что не поплыл против течения. А так — помаленьку я плыву, помаленьку река несет, а расстояние растет и растет. Вот и околица показалась. Значит, людей на улицах поменьше и всяких оврагов и овражков побольше — легче прокрасться. К тому же вечереет.
Но собаки не отстают — их лай непрестанно преследует меня, гулко стелясь над водной гладью.
Мелькнув серебряным боком, из воды выскочил крупный карп и, пролетев над моей головой, с плеском ушел в глубину. Красавец — первостатейная жареха вышла бы.
От долгого пребывания в воде тело начинает коченеть, мышцы болезненно ноют и сил совсем не осталось.
Только утонуть не хватало… на пустой-то желудок.
Я уж решил было выбраться на берег и найти какое-нибудь укрытие, когда увидел медленно приближающийся мост.
План созрел в один миг.
Сняв меч, я перевязью примотал его к ножнам и приготовился использовать как багор.
Что-то холодное ткнулось мне в ноги и испуганно отпрянуло.
— Фу-ты, гадость какая!
Голос за спиной испуганно пискнул как-то уж очень по-женски… словно воспитанница института благородных девиц при виде мыши.
Расслабившись, я погрузился в воду, оставив снаружи лишь, как выразился бы Пятачок, один пятак, чтобы можно было дышать.
Давая мышцам отдохнуть и сводя к минимуму опасность быть замеченным с берега, я позволил течению вынести меня к мосту.
Лай приближается, или это только мне кажется?
Спасибо строителям, которые построили мост так, что его нижние бревна, на которых, собственно, держится вся конструкция, расположены в полуметре от уровня воды.
Оказавшись под мостом, я принялся лихорадочно действовать: выскочив из воды, насколько позволила сила земного притяжения, зацепился перекрестьем меча за продольную балку и выбрался на одно из бревен.
Распластавшись на шершавой поверхности, я осмотрелся. Заметить меня с берега и с моста невозможно. Остается надеяться, что погоня не сообразит проверить извечное убежище бомжей всех времен и народов. Помнится, даже Незнайка побывал в подобном «тайничке» во время своего путешествия на Луну. Главное — не выдать себя неосторожным движением. При моем теперешнем «везении» меч запросто может булькнуть в реку, а я могу чихнуть.
От подобных оптимистических мыслей меня прошиб озноб. А тут еще и сквозняк начал чувствоваться. В общем, замерз я основательно.
Шум погони был пока не очень близок, поэтому я решился на одно маленькое действо. Вылив из ножен воду, снял с себя единственную уцелевшую деталь туалета, и, отжав ее, вытерся сам и протер бревно, на котором лежал. А то — не приведи господи! — будет капать и привлечет внимание.
Одеться я не успел — появились преследователи. Как и следовало ожидать, они двигались параллельно, по обоим берегам реки. Десяток стрельцов со сворой псов, рвущих поводки и роющих носами землю.
Сердце испуганно рванулось в пятки, живот свело в тугой узел. Тело покрылось гусиной кожей, и меня начала бить мелкая дрожь — разве что только зубы не клацали.
Так и свалиться недолго…
Преследователи тем временем добрались до моста и остановились передохнуть. Стрельцы остались, где стояли, а проводники со своими псинами сошлись на середине моста, чтобы о чем-то посовещаться.
Кинологи допотопные. Шли бы себе дальше…
Заскрипело дерево, и на меня посыпалась труха и противная мелкая живность.
Я затаил дыхание.
Зашуршали лапти и зацокали когти: проводники устроили встречу на Эльбе как раз у меня над головой.
Собаки принялись рыскать вокруг, что-то вынюхивая.
Я похолодел от дурных предчувствий, и, как назло, в носу засвербело. Вот уж не знал, что у меня аллергия на собачью шерсть. Раньше вроде не было.
«Теперь будет», — успокоил внутренний голос.
Секунды растянулись в вечность, а ритм сердца, наоборот, убыстрился. Кровь зашуршала в ушах, в глазах потемнело, и я едва не свалился в реку. Благо вовремя сообразил, что причина помутнения рассудка в длительной задержке дыхания. Так со страху и умереть можно.
Пока я пытался насытить легкие кислородом и при этом не издать ни звука, проводники о чем-то договорились и, каждый со своей сворой, вернулись к стрельцам. Шум затих вдали, и я смог спокойно вздохнуть. Кажется, пронесло.
Погоня двинулась прочь, оставив меня лежать в полном изнеможении, прижавшись голым пузом к шершавым бревнам.