На темной стороне Луны - Георгий Вайнер

Георгий Вайнер, Леонид Словин НА ТЕМНОЙ СТОРОНЕ ЛУНЫ

— Анарбай! — Халматов постучал в ворота.

Было еще рано, но зной, горячий и плотный, как верблюжий войлок, уже наваливался на кишлак. Во дворе у колонки кто-то набирал воду. Тугая струя из крана, дребезжа, била в край ведра.

— О-о, Анарбай!

Тура выехал из Мубека затемно, чтобы застать Маджидова. И хоть в один конец дорогу проехать по утреннему холодку.

— Иду…

Створки заскрипели. Маджидов, моложаво-осанистый, — несмотря на жару, уже в костюме, в шляпе, видимо, собирался на работу. С «Лады», только что вымытой, переливающейся искристыми брызгами, стекала вода. Машина в створе ворот, наблещенная, сверкающая, казалась витринной принадлежностью автомагазина.

— Заходите! Как ваше здоровье? Как доехали? — Анарбай посторонился, пропуская Туру, потом обернулся к шоферу Халматова — Алику. — И вас тоже прошу, заходите, пожалуйста…

Во дворе уже сновала хозяйка. Пахло свежими лепешками. С крана со звоном снова сорвалась тугая струя.

— Сюда… — пригласил Анарбай.

Халматов скинул туфли, в носках шагнул через порог. Вдоль длинной стены тускло отсвечивала стеклами полированная секция — все полки ее были заставлены расписными фарфоровыми чайниками и пиалами, среди которых залихватски мерцал голубизной и золотом гжельский самовар. Другие стены были завешаны коврами.

Жилище Анарбая было похоже на рекламный интерьер-выгородку «Дом сельского механизатора-передовика», которую Тура видел на республиканской торговой ярмарке. Может быть, Анарбай и обставлял сам эту выгородку — сообразно традиции и своему вкусу?

— Спасибо, что вы нашли время нас навестить… — поклонился Анарбай.

— Как вы поживаете?… Как здоровье?

Халматов Анарбая видел лишь раз и то очень недолго. Но заочно Тура был знаком с ним довольно хорошо.

Маджидов был признан потерпевшим. Юридически. А вообще-то, он работал в райпотребсоюзе заместителем председателя, который был стар и давно болен. Поэтому Анарбай считался официально его будущим преемником. Это был большой успех, если учесть, что Анарбаю натикало всего тридцать с небольшим. Дом Маджидова был велик и богат — у каждого из шести сыновей по комнате. Когда женятся, каждому будет куда привести жену… Тура подумал, что с ростом благосостояния руководства райпотребсоюза все в полном порядке.

— Слушайте, Анарбай, у вас такой красивый дом. Я подумал, что ваша работа и ваш быт есть система с обратной связью, — сказал, еле заметно улыбаясь, Тура.

Маджидов готовно закивал, но лицо его затвердело — он вдумывался в туманные слова Туры.

— Вы это как-то связываете с кражей? — осторожно спросил Анарбай,

— Конечно, связываю, — сказал Тура. — Дом богатый, привлекательный. Поэтому воры и пошли к вам…

Сидели на ковре, подложив ноги. Анарбай раскрыл высокую, под потолок, аккуратно сложенную стопу цветных одеял — «курпчи», подал каждому.

— Спасибо. Как сыновья? — Тура вернулся к требованиям этикета.

— Нормально. Я парней своих не щажу. — Маджидов улыбнулся, продемонстрировав верхний ряд золотых зубов, темноватых — «червонного» золота. — Все на хлопке. Я и сам, как свободное время, с ними. Несмотря что зампред. На договоре работаем. Можно хорошо заработать. Только не ленись.

— Дома никого не оставляете после того случая?

— Да нет.

— Тихо?

— Уммат-то сидит! Признался.

— Я знаю.

— И ущерб возместили. Четыре тысячи.

Жена Маджидова неслышно внесла чайник с пиалами, лепешки. Поклонившись, так же бесшумно вышла.

— «Волгу» будете брать? — с запыхом спросил шофер Алик, заветной мечтой которого была собственная «Волга».

— «Жигуль» — вот машина! — Анарбай подождал, пока чай настоится.

— Уммат что-нибудь говорил вам, когда отдавал деньги? — Халматов снова вернулся к разговору.

— Нет.

— Как все это происходило?

— Меня вызвал начальник мубекского райотдела Гапуров Равшан, — Анарбай не спеша налил в пиалу, снова перелил в чайник, потом опять разлил по пиалам и подал каждому. — Уммат уже сидел у него в кабинете…

— Вы раньше не видели Уммата?

— Нет. Только потом понял, что это он и есть… Следователь принес деньги. В конверте. Вместе с протоколом.

— Как вам объяснили?

— Ну, деньги доставил брат Уммата. Он что-то искал в доме, на балхоне[1] их и нашел, принес в милицию. Гапуров при мне спросил: «Будете возмещать ущерб, нанесенный Маджидову?» Уммат тихо так сказал: «Да…» — «Не слышу!» — крикнул Гапуров. — «Да! Теперь слышно?» — «Теперь слышу. Пиши расписку, Маджидов…» — это он мне сказал. Я написал.

— Все?

— Да, — Анарбай взглянул удивленно.

— А про шприц? Про бинт?

Шприц, поломанный медицинский шприц, обнаруженный на месте кражи в доме Анарбая. На стенках шприца экспертиза нашла следы опиума. Анарбай и Уммат одинаково единодушно на допросах заявили, что не имеют к нему отношения. Кусок грязного бинта с корочкой запекшейся крови… Ни у того, ни у другого на теле не оказалось ни повреждений, ни ссадин. Даже самых пустячных. Главное — и группа крови не совпала…

— Про шприц, про бинт разговора не было, — Анарбай поставил пиалу.

— Не с неба же они свалились… — сказал тихо Халматов. — Кто-то же принес их во двор?!

Настоявшийся зеленый чай был чуточку терпок, жена Маджидова не пожалела заварки. Анарбай провел рукой по груди:

— Клянусь — это не мой шприц. У нас в доме дряни этой никогда не бывало…

Снова появилась хозяйка — с овощами, с кислым молоком, движения ее были уверенны, хоть и неслышны.

— Может, останетесь на вечер? — предложил Анарбай. — Жена плов сделает, сегодня пятница…

— Спасибо, — поблагодарил Тура. — Вряд ли смогу…

Сюда, в Урчашму, можно было попасть с трех сторон.

Из областного центра, от Мубека, дорогой, которой приехал он, Халматов.

С запада — из тупика Дарваза, малонаселенного, горного, в основном, района с постоянным контингентом жителей.

С юга, через хребет, как вор-домушник Уммат по кличке Рыба, Балык.

Одна из этих дорог была тайной тропой опиума. Неведомо, где начиналась, известно, где кончалась. В руках Туры был обрывок этой тропы, отрезок дороги — от Урчашмы до Ашхабада.

— Езжай к чайхане, — Тура сел в машину. — Знаешь где?

— Нет. Я первый раз в Урчашме.

— В центре, недалеко от пруда. Увидишь.

Дорога шла вдоль ручья — сая, врезавшегося глубоко в грунт, по другую сторону тянулись дувалы.

Человек, которого Халматов хотел встретить, в пятницу мог наверняка оказаться в чайхане с другими стариками, собиравшимися в мечеть. Он был пенсионер, жил с дочерью и внучками. Дни коротал по-стариковски.

— Сюда? — Перед поворотом шофер замешкался, — дорога шла вверх, каменистая, узкая. Сбоку у широкого провала арыка играли дети.

— Да. Потом направо.

Давно ушли последние облака. Солнце взошло почти в зенит и заполонило все небо. Далеко на горизонте виднелись синие мазки гор, там была Дарваза.

…Ночью Туре позвонил из Ташкента начальник уголовного розыска Силантьев:

— Не разбудил?

— Нет.

— Знаю. Так спросил. Я в управление звонил, дежурный сказал — только сейчас был здесь…

— Слушаю, Виталий Иванович.

— Я получил шифровку из Ашхабада. Они сняли группу — тридцать восемь килограмм…

— Ого! — Тура присвистнул.

— Арестованные концов не имеют, но утверждают: «Яблоки»… понимаешь… «Яблоки» идут через Мубек, от вас. В Мубеке перевалочная база. С машин на железную дорогу… Когда-то, Тура, гнойник этот лопнет! И нам тогда до конца жизни не отмыться… У тебя подвешена та кража со шприцем…

— Кража вещей у Маджидова, в Урчашме.

— Что там?

— Я как раз собирался туда. Хотел кое-кого повидать.

— Не откладывай, — попросил Силантьев.

— Пожалуй, я прямо сейчас туда поеду…

О чем писали газеты в июле:

Молдавское село Пушены. Здесь утром эстафета олимпийского огня вступила на советскую землю.

С румынского берега Прута раздается звук фанфар. В воздух поднимаются разноцветные шары. Это сигнал: олимпийский огонь приближается к границе. У пограничного пункта — эмблема XXII Олимпийских игр. Эстафету приветствуют полюбившийся всем медвежонок Миша и герой молдавских сказок Гугуцэ. Над ними — транспарант — «Добро пожаловать!», «Бине аць венит!».

«О спорт! Ты радость!

Ты устраиваешь праздники для тех, кто жаждет борьбы, и для тех, кто жаждет этой борьбой насладиться.

Ты — ликование.

Ты горячишь кровь. Заставляешь учащенно биться сердце. Как радостно, как отрадно откликнуться на твой зов.

Ты врачуешь душевные раны. Печаль или скорбь одного отступают в то мгновение, когда нужно побороть всех перед многооким взглядом многих.

Доставляй же радость, удовольствие, веселье, ликование людям, спорт!»

Горячие строки из «Оды спорту» Кубертэна воскрешают из глубины веков отблески ночных факельных шествий древнегреческих празднеств!

…Впереди показался двухэтажный универмаг под кронами огромных платанов. Стволы платанов, серобугристые, похожие на конечности гигантских гороподобных слонов. Под чинарами на жестких квадратных «кроватях» — «чипаях», поджав ноги, сидели старики в синих чалмах. В ожидании дневного намаза пили чай. Дальше, за чайханой, белело здание почтового отделения.

— Здесь? — спросил шофер.

— Да. Не гони, пылью людей засыплешь…

Шофер осторожно подвел машину ближе, затормозил.

— Сначала я должен зайти на почту, — сказал Тура.

— Мне с вами, устоз[2]?

— Необязательно.

— Я тогда зайду в универмаг. Может, батарейки к приемнику куплю…

У почтового отделения на заборе висел громадный ручной работы ковер. Хозяин взглянул на Туру, подумал, что тот хочет спросить о цене. Но Тура прошел внутрь, к телефону-автомату.

Телефонная будка была похожа на жарочный шкаф. Чтобы не задохнуться в духоте, тяжелом запахе пота и бараньего сала, Тура не закрывал за собой дверь. Но тогда в кабине не включался свет, и Халматову приходилось набирать номер на ощупь. Сбился два раза, прикрыл дверь, вспыхнул свет — задохнулся, быстро прокрутил диск, распахнул дверь — вздохнул глубоко, будто вынырнул, погрузился во мрак и услышал среди потрескивания и шорохов в телефонной линии знакомый голос:

— Дежурный по областному управлению внутренних дел…

— Это Халматов. Паку уж я не стал звонить. Что у вас там?

— У нас все спокойно, — объявил дежурный. — Генерал уехал в обком. Хотите, соединю вас с полковником Назраткуловым?

Назраткулов был заместителем начальника управления по кадрам. С того дня, как он патетически крикнул Туре: «Не уважаешь меня, уважай мое кресло!» — Халматов старательно избегал всяких контактов с ним.

— Не надо. Передай Паку, что я звонил.

— Хоп.

Когда Тура вывалился в белое раскаленное пекло улицы, хозяин ковра смотрел на него выжидательно — принял проход Халматова в почтовое отделение за маневр. Но его снова ждало разочарование: почтительно кивая старшим, Тура прошел под платаны.

— О, Тура Халматович! — За столиком сидела компания — несколько шоферов мубекской межрайонной базы, доставлявшие грузы в Урчашму. — К нам, к нам! Сейчас плов будет!..

— Спасибо, друзья, мне надо старшим поклониться, — он уже увидел Тулкуна Азимова, правда, без синей чалмы. Бывший милиционер неспешно разговаривал с другими стариками. Тура направился к ним. — Ассалом-алейкум…

— Ваалейкум-ассалом!

Ему налили чай. Сделав привычный с детства жест руками к лицу, как бы умывая его всем окружающим миром — «омин», — Тура принял пиалу. Старики следили за ним.

— Как здоровье? Как семья? Настроение?

— Здоровы ли домашние?

Тулкун заметно постарел с тех пор, как они виделись в последний раз. Азимов ушел на пенсию поздно — лет сорок выслуги накопил. Никто не представлял себе управление без старшины Азимова у входа. Дежурил он через три дня на четвертый — мог поэтому работать в Мубеке, а жить у себя в доме в Урчашме. Точнее, чуть дальше — в ближнем кишлаке по дороге на Дарвазу.

— Как здоровье дочери? Как внуки?

— Все хорошо, слава Богу. Как Надежда Андреевна? — Тулкун называл русскую жену Туры подчеркнуто почтительно, чтобы не показалось, будто он его брак не одобряет.

— Как сын?

— Спасибо, все хорошо.

Разговоры разговариваем, чай пьем, внимательно смотрят старики, прислушиваются, сами спрашивают. Ну как тут к Тулкуну с вопросами нужными подлезешь?

Теперь, когда Уммат признался в краже у Маджидова, можно считать, что наркотик попал в квартиру Анарбая с юга, через хребет, вместе с Умматом. Скорее всего тянется тайная тропа опия оттуда. Надо только убедиться, что этот случай со шприцем — единственный на этой заокраинной спокойной земле. Старики в чайхане обсуждают все новости, они знают все. И, следовательно, Тулкун тоже. Вперед остальных. Он хоть и старый, но он сорок лет милиционером был. Это не проходит бесследно.

Азимов понимающе следил за Турой, больше молчал.

Солнце плавило мир, но под гигантские платаны прямые лучи не могли пробиться. Тень, иллюзия прохлады звали к разговорам несуетным, долгим. Надо отвлечь их внимание.

— В газете сегодня сообщают, что пенсию колхозникам повысят с будущего года, — сообщил Тура. — А бывшим фронтовикам вообще много льгот будет…

Интерес к Туре резко вырос. Он достал из кармана газету, встал и подошел к бывшему счетоводу Фирутдину — признанному грамотею.

— Почитай вслух, Фирутдин-ака, всех касается, — протянул газету Тура и, пока старик приспосабливал на нос связанные аптекарской резинкой очки, вернулся на место, случайно присев рядом с Тулкуном.

Стариковский интерес переключился с Туры на Фирутдина, и пока он стал читать громко и с выражением постановление, Халматов быстро шепнул Тулкуну:

— Как дела, Тулкун-ака?

— Тишина, — кивнул Азимов. — Молодежь, бывает, поспорит между собой, но старики у нас еще в почете. Прикрикнут…

— Заваривают? — Тура имел в виду чай с толчеными корочками мака — кукнар.

— Редко. Если у кого-то сохранился… Большая редкость.

Тура внимательно смотрел на громко читающего Фирутдина, лицо его ничего не выражало, кроме радости за колхозников-пенсионеров.

— Через хребет много машин идет? — беззвучно спрашивал он.

— С юга? Сейчас чаще начинают ездить…

Тура кивнул — выходит, не одного Уммата потянуло сюда…

— Есть у меня одна зацепка, — лениво заметил Азимов. — Ходил я тут в степь. Смотрю, следы: легковая машина проходила. И несколько раз…

— На юг?

— На Дарвазу! Думается, «Волга»…

— Действительно, новость…

Фирутдин уже дочитывал постановление, сейчас к Халматову вновь возникнет интерес, старики не дадут им долго беседовать.

Тура успел спросить Азимова:

— Наших мубекских видите кого-нибудь?

— Нет, пожалуй, — Тулкун подал пиалу, чтобы ее наполнили.

— Давно проходила легковая?

— Недавно. В этом месяце…

Старики не смогли завладеть Турой — приветствуемый людьми, к нему уже пробирался высокий голубоглазый узбек — начальник урчашминского райотдела.

— Мне говорят, Тура-ака приехал! А я не верю! Первым делом, говорю, он бы ко мне зашел, к другу… Тура Халматович, почему обижаете?..

Тура поднялся навстречу. Не хотелось, чтобы сослуживцы видели его рядом с Азимовым. И не надо старика беспокоить. Тем более, что главное уже известно — кто-то гоняет машину на Дарвазу в обход постов ГАИ. Интересно, выставляют ли урчашминцы круглосуточный пост у «Золотого моста»… По дислокации должен быть…

Церемонно поздоровались, обменялись вопросами о здоровье, личном, семьях, близких, общем благополучии.

— Уммат еще у вас в изоляторе? — спросил Тура, когда стало удобным заговорить о деле. Следователь, привозивший обвиняемого на место, где Уммат должен был воспроизвести обстоятельства совершенной им кражи, оставил его в Урчашме в ожидании конвоя.

— Здесь он. Нужен тебе?

— Хотел ему сказать несколько слов.

Из июльских газет:

В столичном аэропорту «Шереметьево-2» совершил посадку воздушный лайнер, на борту которого группа туристов из Испании, одна из первых, прибывших на Олимпиаду.

Уже немало зарубежных гостей, которые посетят Игры, находятся в Советском Союзе, сообщили корреспонденту ТАСС в «Интуристе». В их числе — туристы Кубы, Польши, США, ФРГ и других стран…

Казалось, что солнце выжгло из асфальта весь битум, испарилась в адской жарище вся его густая чернота, и шоссе от этого стало белым, как соляная пустыня. Колеса жирно шипели по дороге, и Большой Кореец опасливо прислушивался — не шлепает ли левый задний баллон. Все-таки — наварной протектор, на таком жутком пекле в два счета может оторваться наварок от колеса.