– Учитесь на вечернем, так? – спросила ее Марина.
– Так, – сказала девушка и заулыбалась, будто ее спросили о чем-то очень приятном. Глаза при этом распахнулись еще шире, практически достигнув размеров двух кружочков колбасы.
– У вас есть хобби? – спросила Марина.
– Кулинария и чтение, – ответила Лариса. – На прошлой неделе я приготовила борщ с рыбой. Вы когда-нибудь готовили борщ с рыбой? Получилось нечто…
– Я представляю, – сказала Марина. – Только непонятно, почему вы называете это борщом? Может, это все-таки уха?
– Оно было со свеклой.
– Уха со свеклой. Прелестно. А читаете вы что?
– О, мне нравятся романы о любви, – сказала соискательница, и ее ресницы затрепетали. – Последней книгой, которую я прочитала, был роман Александра Грина «Джесси и Моргиана». Все читали «Алые паруса» про Ассоль. Но у Грина есть и другие хорошие книги. В частности, та книга, о которой я говорю, – это роман о двух сестрах, одна из которых красива и добра, а вторая – безобразна и, вследствие этого, жестока. К тому же родители все состояние оставили младшей. Прямо-таки роман про Тома и Джерри. Джерри такой хорошенький, такой большеглазый, все любят Джерри, а Тома никто не любит, никто ему не сочувствует. Представляете?
Прекрасные глаза Ларисы выпучились на слове «представляете», как два мыльных пузыря.
– И чем закончился роман?
– Печально. Старшая сестра отравила младшую и повесилась. Кажется.
– Какой интересный роман, – сказала Марина.
– Представляете, – произнесла Лариса, наклоняя голову, – старшая отравила младшую ядом, который действует в течение месяца и не оставляет следов. И, знаете, я ее понимаю. Младшая в глубине души была не менее жестокой, чем старшая. Смотрела на сестру и думала: «О, какое счастье, что я не такая».
– Думаю, авторский замысел был не совсем таким, – сказала Марина, – подозреваю, что смысл был в том, что красавица – добра, а чудовище – воплощение зла. Это идет вразрез с русскими традициями. Вспомните «Аленький цветочек». На лицо ужасные, добрые внутри. Главное – содержание, а не внешность.
– «В человеке должно быть все прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли», – процитировала Лариса Антона Павловича Чехова.
Марина улыбнулась.
– Хорошо, я возьму вас на работу, – сказала она, – только не читайте книги в рабочее время.
Потенциальный товаровед внешне походила на добрую бабушку. Морщинки, круглое лицо, ласковый взгляд.
– Я работаю товароведом уже двадцать лет, – сказала Полина Ульяновна. – У меня, правда, нет профильного образования, только курсы товароведов, но большой опыт и преданность профессии позволили мне в совершенстве овладеть этой профессией.
Ноздри Полины Ульяновны затрепетали. Марина пробежалась глазами по резюме. Так и есть. Партийный работник с большим стажем, переквалифицировавшаяся в товароведа после развала СССР.
– Меня характеризуют высокая ответственность, энергичность и работоспособность, – произнесла Полина Ульяновна. – И мой преклонный возраст не является…
– Что вы, что вы, – ответила Марина, – я восхищаюсь вашей интеллектуальной формой.
– Спасибо, – расцвела Полина Ульяновна.
– Вы живете с детьми?
– К сожалению, одна. Мой сын, сейчас он уже взрослый, эмигрировал с семьей в Америку.
Лицо Полины Ульяновны на секунду приобрело жесткое выражение. Сухонькие ручки сжали край скатерти.
– Почему вы ушли с предыдущей работы? – сменила Марина тему.
– Надо мной смеялись из-за политических пристрастий, – ответила Полина Ульяновна. – Пытались заставить снять портрет Геннадия Андреевича Зюганова, который висел у меня над столом. Коллег раздражал «Интернационал», который играл у меня в мобильном телефоне, а когда мне запретили вести партийную агитацию и распространять листовки, то… вы, надеюсь, не за демократов так называемых, милочка, нет?
Полина Ульяновна наклонила голову и с подозрением посмотрела на Марину.
На физиономии сидящего перед Мариной парня не было заметно ни одной мысли. Шея была такой же ширины, как и голова, и переходила в фундаментальные плечи. Взгляд был прямым и честным. Бритый череп подчеркивал толщину надбровных дуг.
– Вы уже работали охранником?
– Нет, – прогудел молодой человек.
– А кем работали… э-э-э, Артем?
– Сержантом.
– Ага, – кивнула Марина, – сержантом, значит.
– Я был пограничником, – снова прогудел потенциальный охранник.
Марина наконец нашла в толстой стопке резюме Артема… так и есть, средняя школа, два курса института, служба в рядах Российской армии, потом служба по контракту. Имеет награды. Интересно, за что его наградили?
– Очень хорошо, – сказала Марина. – Я думаю, что вы справитесь с этой работой. Я выдам вам форму, и вы будете прохаживаться по магазину, отпугивая потенциальных нарушителей.
– Это я могу, – повеселел Артем.
Когда Артем ушел, Марина вспомнила, что хотела спросить его, почему он уволился из армии.
Марина вошла в специализированный магазин люстр и светильников и оглянулась по сторонам. В этом магазине светилось все – потолки, которые переливались тысячей огней, полки, на которых выстроилась армия настольных ламп, стены, увешанные бра. Прямо над головой Марины расположилась гроздь прозрачных шариков, внутри которых виднелась скрученная в бухты гламурная проволочка. Следующая люстра напоминала о букете – прикрепленные к стальным ветвям стеклянные розы торчали в разные стороны.
Что-то это все не то, подумала Марина.
Люстра из богемского стекла показалась ей излишне помпезной. Люстра, сделанная в стиле минимализма, с плафонами, похожими на выкрашенные серой краской пластиковые стаканчики, тоже ей не приглянулась. Нет, совсем не такими должны быть светильники в ее новом магазине, совсем не такими. Люстра с хрустальными висюльками показалась Марине старомодной, так же, как и люстра с имитацией свечей, которая дисгармонировала с идеей моды для современной девушки.
Какая она, современная девушка? Красивая? Не обязательно. Стройная? Тоже не обязательно. Смелая? Нет, встречаются тихони. Яркая? Нет, по современным представлениям о моде лучше быть «недоодетой», чем одетой слишком вычурно. Уверенная в себе? Обязательно, но как выразить это люстрой?
Марина перестала размышлять и начала просто смотреть, надеясь, что увидит наконец то, что нужно: нежную сердцевину в обрамлении жестких лат, которые позволяют проникнуть в сладкое нутро только самым близким и нужным людям.
– Вот, – наконец решила она.
Люстра была черно-белой. Молочное стекло внутри, длинные подвески, похожие на серьги, были окружены черными пластинками с профилем греческой богини. Марина представила, как прекрасно будут смотреться черно-белые люстры на фоне розовых потолков, и восхитилась.
– А еще плафончик для туалета, – напомнила она себе.
Плафон она купила обычный, круглый и ничем не примечательный.
Марине снова снился туалет. Только теперь в нем было темно. Марина не сразу сообразила, где она. На полу по-прежнему лежал труп. Под ногами хрустели осколки разбитого плафона. Марина потерла глаза, пытаясь приспособиться к тьме. То, что было трупом, зашевелилось.
– А-а-а-а-а! – завизжала Марина, отскакивая к двери.
Несколько секунд она пыталась открыть замок, но ничего не получалось.
– Тьфу ты, – проворчал труп, приподнимаясь. – А почему в загробном мире так темно?
Труп поднял руки и расположил ладони напротив друг друга. Вспыхнула дуга, как у сварочного аппарата. Осколки на полу засияли, отражая свет. Лица трупа по-прежнему не было видно, так же, как и не было следов человека-паука, упавшего с потолка в предыдущем сне.
– Может, врача позвать? – спросила Марина.
– Поздно, – ответил труп, освещая синим искрящимся светом стены туалета, унитаз, ершик и крепление для бумаги на стене, – но возмездие грядет.
Дуга вдруг собралась в молнию, которая с силой шарахнула в дверь рядом с Мариной. Молния попала в замок, дверь наконец распахнулась.
– Помогите! – закричала Марина, садясь в кровати.
– Что такое? – спросил Дима, приподнимаясь на локте.
– Опять сон про туалет, там был живой труп и темно, – сказала Марина. – Очень страшно. Он еще молниями швырялся. Не в меня, правда. Но рядом попал.
– Труп? Швырялся? Ух, живчик! – сказал Дима, снова укладываясь.
Больше в ту ночь Марине ничего не снилось.
– Завтра открываемся, – сказала Марина Диме.
Они шли по новому магазину, праздничному, блестящему, полному красочной одежды, платьев, курток, брюк, шорт, белья, топов, джемперов… Рябило в глазах, из маленьких динамиков, встроенных в потолок, лилась музыка, и хотелось танцевать.
– Камеры видеонаблюдения поставили? – сухо спросил Дима.
– Обязательно, – ответила Марина.
– А туалет оборудовали?
– Да. И плафон установили, – кивнула Марина. – Правда, я еще не видела, что там и как.
– Да. И плафон установили, – кивнула Марина. – Правда, я еще не видела, что там и как.
– Пойдем, проверим, – сказал Дима. – Главное – не внешнее, а внутреннее – подсобки, кабинеты персонала, склад. Внутреннее должно быть еще более красивым, чем внешнее. Только так можно построить по-настоящему комфортную и стабильную жизнь. Например, нельзя сгружать в шкаф грязную и мятую одежду с оторванными пуговицами. Никто не увидит, да. Никто, кроме тебя самой… а ты ведь для себя самая главная.
– А кто вчера носки бросил под кровать грязные, а? – спросила Марина.
Дима распахнул дверь в туалет, и Марина застыла на пороге. Унитаз, рулон бумаги. Замок в двери. Зеленое пластиковое ведро с откидной крышкой. Марина постучала по стене. Замкнутый параллелепипед с хорошей звукоизоляцией, стальными крючками в стене и серой плиткой на полу. Холодея, Марина подняла голову вверх. На потолке висел купленный вчера белый круглый плафон.
– У меня дежавю, – сказала Марина. – Я уже дважды видела этот туалет во сне. Только тогда там поначалу были труп и убийца, висящий на потолке, а потом труп ожил и начал метать молнии.
Дима мелко затрясся от смеха.
– А орудие убийства было? Вантуз там или ершик?
– «Макаров». Зря смеешься! Я теперь в этот туалет буду бояться заходить.
– А кто был трупом, ты помнишь?
– Нет, – вздохнула Марина, – иногда труп – это просто труп. Без опознавательных признаков. У трупа в моем сне не было ни пола, ни возраста, ни имени, ни лица.
Дверь туалета она закрыла с некоторой дрожью.
Лариса шла по переходу в метро, стараясь держаться у стены. Впереди спокойно шагал ее молодой человек, но Лариса вовсе не старалась его догнать. Напротив, она делала все, чтобы слиться со стенкой и затеряться среди прохожих. Ларису съедала ревность. Чтобы заглушить ревность, она жевала булку.
«Куда он идет? – думала Лариса, яростно работая челюстями. – К кому?»
Был вечер. В переходе было множество людей, все куда-то спешили, зыбкие тени на отделанных кафелем стенках тоже торопились. Молодой человек Ларисы шел быстро и спокойно, как человек, которому нечего бояться. Он не оглядывался, его плечи были развернуты. Лариса яростно впилась зубами в сдобу.
Он свернул налево. Лариса замешкалась, лавируя между двумя женщинами с большими сумками. Когда она наконец обогнала их, путь ей преградили люди, выходящие из метро. Лариса бросилась перпендикулярно потоку, силясь разглядеть сквозь толпу знакомую куртку. Видимо, на ее лице и в больших круглых глазах было столько эмоций, что люди расступались. Когда она наконец выбралась из толпы, ее молодого человека уже нигде не было видно. Лариса выбежала на улицу, но разглядеть что-либо в сгущающихся сумерках не представлялось возможным. И пошел ли он встречаться с другом, как сказал, или с подругой, как подозревала Лариса, выяснить было никак нельзя. Тогда она села на лавочку и доела наконец свою булку.
Миша жил в основании памятника Ленину. Бронзовый Владимир Ильич стоял на постаменте, облицованном гранитными плитами, а плиты, в свою очередь, крепились к стальному кубу. Возможно, тумбу сделали бы из сплошного камня, но под памятником проходила теплотрасса, и лишать ремонтников доступа к части труб создатели монумента не решились. В результате основание было полым, да еще и снабженным дверцей, к которой Миша быстро подобрал отмычку.
Внутри было темно, поэтому Миша зажигал свечи. Дрожащий огонек не только давал свет, но и согревал руки. На стене Миша повесил портреты Маргарет Тэтчер, Беназир Бхутто и Индиры Ганди. Когда он смотрел на их лица в неверном свете свечи, к нему возвращалась твердость духа.
– Мне плохо, но я не сдамся, – повторял он, – плохо, не сдамся, плохо, но не сдамся. Дух важнее тела, важнее ванны, важнее теплой постели, важнее денег, важнее…
Сегодня ему повезло. Невысокий мужчина с цепкими глазами взял его на работу.
– Мама, расскажи сказку, – попросила маленькая дочка Айгуль. – Про принцессу, про принца и про то, как они поженились и жили долго и счастливо.
– Жили-были две китайские девушки, Чу и Чо, – сказала Айгуль. – У них были черные волосы и узкие глазки. Чу очень хотела стать настоящей принцессой-златовлаской, блондинкой с голубыми глазами. Она пошла к врачу, и он сделал ее узкие глаза круглыми. Потом она сделала химическую завивку, перекрасила волосы в оттенок «золотисто-пепельный блондин» и купила голубые контактные линзы. Чо же осталась классической китаянкой. И вот идет Чу, вся такая красавица, и видит прекрасного принца. А принц говорит: «Привет, милая, есть у вас тут в стране классические китайские принцессы? С узкими глазами и черными волосами?» И подумала Чу: «Блин!» Тут на сцене появилась радостная Чо, вся такая натуральная. Принц забрал ее с собой, у Чо случился хеппи-энд.
– А как же Чо? – спросила девочка. – Ей так и не достался принц? Она же так старалась!
– Не достался, – ответила мама. – К сожалению. Но, может, ей как-то по-другому повезло в жизни. Например, она стала известной актрисой или…
– Тогда еще одну сказку расскажи, – оборвала ее дочь.
– Ладно. Жили-были принцессы Оксана и Марина. У Оксаны были высокие каблуки, длинный маникюр, суперприческа, бусы, платья и красивые заколки. Она медленно семенила на своих высоких каблуках по дворцу туда и обратно. А Марина бегала в кроссовках, играла в футбол и плавала в пруду. И вот приехал прекрасный принц. «Ах! – сказал он, увидев Оксану. – Ох, эх, супер». В общем, решил жениться на Оксане. Утром принц вышел в коридор, потому что хотел чем-то заняться, и увидел, что Марина играет в футбол сама с собой об стенку. Он тоже начал играть в футбол. Оксана в это время делала маникюр. Потом пошел с Мариной к пруду. Оксана в это время сидела у парикмахера. Потом играл с Мариной в морской бой. Оксана была у визажиста. В общем, вечером, когда очень красивая Оксана, сияя, вышла к ужину, оказалось, что уже все, принц сплыл.
– И как же Оксана? Ей тоже не достался принц, как и Чо? Так же, как мне не досталось Барби на день рождения?
– Потерпи немного, – сказала Айгуль, – скоро все будет.
– У всех в нашем садике есть Барби.
– Будет, – сказала Айгуль.
– На Новый год? – спросила девочка.
– Д-да, – кивнула Айгуль. – Дед Мороз тебе обязательно ее подарит.
– А мне компьютер? – спросил сын. – И вообще, я хотел сказку про космический корабль.
– Давай купим это пальто, – сказала Таня.
Ее молодой человек скользнул взглядом по белой ткани.
– Киса, не сейчас, – ответил он. – К тому же зачем тебе белое? У тебя вон была белая майка, так теперь ты ею посуду моешь. Пальто, кстати, мыть посуду неудобно. Я даже не знаю, что мы будем с ним делать, если ты посадишь на него с десяток пятен.
– Я хочу, – сказала Таня. – Пальто.
– Не сейчас.
– А когда?
– Когда у меня будет больше денег и когда ты научишься пользоваться пятновыводителем.
Он повернулся и пошел к выходу из магазина. Таня бросилась за ним, схватила за руку и развернула.
– Я ради тебя бросила родителей, институт, друзей, я живу с тобой в съемной квартире, я готовлю, я убираю, а ты не хочешь купить мне пальто? Я же знаю, что у тебя есть деньги! – Когда Таня говорила, пирса в ее языке поблескивала.
– Кто это готовит? – удивился он. – Это я готовлю! Я убираю! Вот вчера я картошку жарил, а потом мыл сковородку твоей бывшей белой майкой с «Фейри».
Пойди, заработай себе и купи все, что хочешь. Хоть белые тапочки и белый «Феррари»! Да, у меня есть деньги, но они нам нужны. Мне даже скучно все это тебе говорить. И смысла нет. Ты все равно ничего не понимаешь. Купи то, купи это, какие-то безделушки, какой-то плащ желто-зеленый, дурацкие горшочки для цветов в синюю крапинку. Зачем тебе все это, у нас же комнатных растений нет, одни горшочки стоят! А я еле-еле плачу за квартиру. И когда я вижу твою юбочку джинсовую, которая уже месяц лежит в мешке для стирки с пятном от кетчупа, то…
– Пожалуйста, не ругайся матом, – сказала Таня, закусила губу и пустила слезу. – Ты меня не любишь, – произнесла она, всхлипнув.
– Иди к родителям, – проговорил он. – Катись назад, к папе и маме, бестолочь! Пусть они хотя бы научат тебя жарить яичницу.
– Я люблю тебя, – тут же воскликнула Таня, – я тебя никогда не оставлю! Хорошо, не надо мне никакого пальто.
– Доктор, есть динамика? – спросила Люся.
Врач покачал головой и положил снимки на стол.
– Пока нет.
Она закрыла глаза и снова их открыла.
– Я могу записать вас к психологу, – сказал врач.
– Меня? Зачем?
– Ну, вы в сложной ситуации, вам приходится ухаживать за…
Люся подняла голову.
– Операция поможет?
– Да, это единственный шанс. Но, насколько я понимаю, у вас нет возможности ее оплатить.
– Вы правы.
– Тогда вам надо надеяться на чудо.
Врач встал, посмотрел на Люсю сверху вниз и слегка наклонился над ней, положив руку на спинку ее стула. Стекла его очков нервно поблескивали.