– Выйти на Лазаря с чем?
– С предложением поработать на нас. Нам нужна сеть в Киеве.
– Он на это не согласится.
– Убеди.
В общем-то, да. Убеди старого волка, за плечами которого, как и у всех нас, собственное, личное кладбище. Заставь такого монстра встать на сторону державы, которая ведет тайную, совсем небольшую войну против Украины.
В конце концов, если ты долго живешь в какой-то стране, то поневоле становишься ее патриотом. А Лазарь там с девяностых. И Киев он почему-то выбрал сам, хотя родом из другого города.
А я теперь должен убедить!..
– Дэн, позволь вопрос.
– Валяй. – Генерал-лейтенант принял позу отдыхающего римского патриция, означавшую, что хуже мне уже не будет.
– То, что произошло в Украине. Хоть кто-то ответил за это?
– А кто должен отвечать?
– Да хоть кто! Ты понимаешь, что там вторая Польша, еще один Пакистан сейчас будет? Тупо в силу патриотических чувств, которые испытывает любой нормальный человек. Кто там рулил и все это устроил? Ты понимаешь, что мы в Америке лучше работаем, чем там? Ты видишь, что мы целое телевещание на английском, на арабском, на испанском создали. Где оно на украинском, а? У нас из-под носа целую страну увели!..
– Хватит, – устало сказал Дэн. – Довольно. Против нас уже много лет идет опосредованная агрессия, с нами пытаются расправиться чужими руками, и мы вынуждены на это реагировать. Сделано то, что сделано. Не тебе судить. Но ты попытаешься кое-что изменить. Это будет твоим вторым заданием. Мы отправляем в Киев человека. Его задача – навести неофициальные контакты с нынешней украинской администрацией, попытаться найти механизмы урегулирования кризиса. Сейчас не лето четырнадцатого и не осень пятнадцатого года. Украинцы померзли, поголодали, понимают, что никакому ЕС они и на фиг не нужны. Пошел откат. Наша задача – вовремя оседлать эту волну и перехватить рычаги управления у ЕС и США, которые для урегулирования кризиса и помощи Украине не сделали ровным счетом ничего. Причина в том, что механизмов урегулирования у них попросту нет. Если мы поймаем волну, то ситуация развернется на сто восемьдесят так же неожиданно, как и два года назад.
Увы, нет, друг мой. Не развернется она так.
Принципиальное отличие того, что происходило два года назад, от того, что есть сейчас, заключается вот в чем: тогда не было столько крови. Нет, конечно, она лилась на Майдане, где погибали как протестующие, так и милиционеры, но ее было немного, и ограничивалось все Киевом. Сейчас все по-другому.
Проблемы между русскими и украинцами были всегда. Сначала конкуренция. Потом, как только украинцы поняли, что проигрывают, она переродилась во вражду.
Война на Донбассе была запрограммирована еще многими годами раньше. Этот регион виделся украинским властям, кричащим о европейских ценностях, оплотом реакции и пророссийских настроений, рассадником предателей и коллаборационистов, который ни одна нормальная страна внутри себя держать не будет.
Летом и осенью четырнадцатого года уже вовсю разыгралась кровавая драма. Все ее участники лишь убедились в том, что их худшие предположения друг о друге абсолютно верны.
Украинцы увидели, что Донбасс – действительно оплот предателей и коллаборационистов. Хотя это было всего лишь выступление против экспансии Запада, спровоцированное местными олигархическими элитами под тем же лозунгом, под которым развалился СССР. Мол, хватит кормить дармоедов и центр.
А русские поверили в то, что украинцы – звери и нацисты. Все сомнения в этом исчезли после второго мая, когда в Одессе были заживо сожжены несколько десятков человек. Бессмысленно убеждать кого-то, что это олигархическая провокация, подготовленная другой стороной. Это уже никому не интересно.
Теперь между войной и миром лежат Одесса и Мариуполь, Иловайск и Дебальцево, аэропорты Луганска и Донецка и еще чертова тьма всего того, чего не было два года назад. Тогда о таких бедах еще и подумать никто не мог. Считать, что в Киеве можно будет тупо договориться и сделать это шито-крыто, – идиотизм!
Я слишком много времени провел на Востоке, лично видел, как люди превращаются в скотов. Там любые договоренности раз за разом срываются просто в силу озверения, старых счетов и привычки воевать, творить насилие. Поэтому мне трудно верить в простые решения сложных проблем. Два года назад в Киеве тоже договаривались о многом. А потом законно избранный президент удрал из страны как обгадившаяся шпана.
– Я никого не знаю в Киеве и вряд ли подойду на роль переговорщика.
– А мы не тебя отправляем. У переговорщика будет свое сопровождение, причем совершенно легальное.
– От кого?
Дэн назвал две компании. Обе я знал. Израильская «Шилд» была основана выходцами из бывшего СССР. Вторая, под названием «Транзит», – это уже одна структура службы безопасности Газпрома. Причем очень серьезная. У них есть право на закупку автоматического оружия, чем они и пользуются. Эти же ребята работают в критически опасных районах на Востоке, причем даже по посторонним контрактам, то есть там, где нефти нет.
– Израильтяне – ближний круг, а «Транзит» – дальний?
– Молодец, возьми с полки пирожок.
Поясню, что ближний круг – личная охрана, дальний – это боевики, способные как прикрывать первых, так и использоваться для воздействия. На сленге так называются незаконные операции, проводимые в чужой стране.
– А я?
– Ты кто-то вроде играющего тренера. «Транзит» будет знать о тебе, а «Шилд» – нет.
Пирожок с полки я не взял. Не до него было. Я смотрел на женщину, которая вошла в зал, огляделась и увидела нас.
– Твою же мать!..
Когда ты расстаешься с женщиной, лучше всего, если вы оба не будете поддерживать отношения и пытаться делать вид, что все у вас зашибись. Друзья после секса – такое, может, еще и возможно, но вот после разрушенной семьи – это уже самый настоящий бред. Надо просто разойтись по разным углам и не делать друг другу еще больнее.
Увы, у меня так не получается.
Нет, я не обвиняю ее совершенно ни в чем. Это я должен был предполагать, что будет именно так, и не ввязываться.
Надо сказать, что ласточки, то бишь девочки легкого поведения, есть в любой разведке. Каждый агент, независимо от пола, должен быть готов переспать с кем угодно, чтобы получить информацию, необходимую его стране. Это часть нашей работы. У некоторых разведчиков есть семьи. Что ж, жены незаметных героев должны понимать, что их мужья не на заводе работают.
Может, так оно и было. Раньше. Меня самого готовил один из корифеев, каких сейчас нет. Я бывал у него дома. Вот его супруга Клавдия Валерьевна – она бы, я уверен, поняла. Они встретились в Берлине в сорок пятом – регулировщица, стоявшая на перекрестке, и лейтенант контрразведки Смерш. Так и жили с тех пор вместе. Вот она – да, все поняла бы.
Увы, моя супруга оказалась неспособной уразуметь, почему я сплю со своей подчиненной. И я ее в этом не обвиняю.
Марина оказалась не просто девочкой для иностранных дипломатов. Она стала добывающим офицером высокого класса. Мой брак не продлился так долго, как мне хотелось бы. Конечно, она не сделала глупости, не собиралась приходить ко мне домой и все рассказывать. Но София узнала. Потому что Марина это устроила. Мы с ней оба знаем, что это так. Я сам ее учил, как надо передавать информацию через десятые руки.
Марина сморщила носик, посмотрела в меню и заявила:
– У них нет сибаса! Что они вообще подают?
– Наверное, то, чем можно накормить голодного взрослого мужчину.
Денис поспешно откланялся, мол, дела. Мы с Мариной остались вдвоем. Я знал, что она уже подполковник. В тридцать с очень небольшим.
– Ладно, обойдусь семгой. – Марина позвала официанта, быстро сделала заказ и спросила: – Денис Викторович обрисовал тебе ситуацию? В общем порядке?
– В общем – обрисовал.
Я не знал, в курсе ли она про Лазаря.
– Тогда так. Имей в виду – я была против того, чтобы привлекали тебя…
– Почему? – перебил я.
– Я знаю, чем ты занимаешься. Тот же Пакистан, Ливия, Сирия. Применение силы. Мне это не нужно. Один прецедент может сорвать переговоры на любом их этапе. Все острые акции только с моей санкции. Иначе кто-то из нас летит домой. Киев – это тебе не Карачи.
– Почему? В каком-то смысле там даже хуже. Ты никогда не задумывалась вот над каким прецедентом?.. До сорок седьмого года Индия и Пакистан были единым государством и как-то уживались. Но после распада они стали смертельными врагами и трижды серьезно воевали. На пороге четвертая война, возможно, ядерная. Кстати, одной из причин такой ненависти стал Восточный Пакистан, ныне независимое государство Бангладеш. Пакистан теперь стал страной одной нации. Его единственная миссия состоит в том, чтобы унизить Индию. Даже не победить – они понимают, что это невозможно, – а опустить. Если ради этого надо перебить полторы сотни людей, как это произошло в Мумбаи, или даже взорвать атомную бомбу, то они на это пойдут без особых угрызений совести.
Марина иронически, весьма остро глянула на меня и сказала:
– Украинцы тоже пойдут? Я тебя умоляю. Посмотри на их депутатов, министров, на администрацию президента. На манеже все те же персонажи. Сторонники Кучмы, Ющенко, Януковича, теперешнего президента Петренко и прочих. А до этого они были убежденными комсомольцами, как та же Фарион. Им плевать, во что верить – в бессмертное учение, в национальное единство, в то, что Украина – це Европа, или в Сашу Стоматолога. Все, что им надо, – это деньги. Плевать, кто их достанет из кармана – Петренко, Янукович или кто-то еще. Кто даст, тот и будет гетманом. ЕС уже четко дал понять, что подачек больше не будет. Точка. Пора нам предложить этим ребятам что-то сладкое.
Я спорить не стал и спросил:
– Как оформляется делегация?
– Газпром. Ты, кстати, тоже от них.
Ну да, конечно. Я тоже от них.
– Едем переговариваться по новым ценам на газ. Заодно кое-кого посмотрим, проверим в деле.
– Кого?
Марина пожала плечами. Не скажет, конечно.
– Куда тебя подвезти? – осведомилась женщина, когда мы вышли из заведения.
Дело в том, что я был не на колесах. Сюда приехал на такси, а машина у меня стояла в другом месте.
– До метро.
Марина пожала плечами и села за руль «Ауди». Я устроился рядом с ней.
– Мы сможем нормально работать вместе? – спросила она, трогаясь в путь.
– У меня тоже есть один вопрос.
– Давай.
– Ты понимала, что такое разведка и каково тебе в ней будет?
Она повела плечами. На ней была короткая шубка и не самая длинная юбка. Девочка из высшего общества, место рождения – Вашингтон, округ Колумбия. Семья дипломатов, американское воспитание.
– Понимала.
– Тогда зачем?.. Ты думала, что так я уйду из семьи, или как?
– А ты никогда не думал, что, может, я хотела бросить все это?
Зашибись! Она хотела бросить, а я не дал. Получается, что я теперь в этом виноват и мне с этим жить.
– Можно и я задам вопрос? – осведомилась она. – Ты счастлив?
Не отвечая, я вышел из машины, и сырая снежная каша, образовавшаяся после сегодняшнего потепления, обожгла мне ноги.
Киев, Украина 03 марта 2016 года
До Киева мы летели не рейсовым самолетом, а служебным бортом Газпрома. «Суперджет» оказался набит под завязку. ВИПы, специалисты, оперативники. Нас было больше девяноста человек.
Марина сидела впереди, вместе с ВИПами – вице-президентом Газпрома и начальниками департаментов. Я прошел в хвост, там, в тесном кругу израильтян и наших парней из «Альфы», я достал из заначки бутылку водки «Флагман», и мы ее приговорили. На двадцать здоровых мужиков получилось совсем немного, но так оно и надо. Ребята из личной охраны и вовсе отказались, хотя шутили наравне со всеми. Русский язык хоть как-то, но понимали даже израильтяне.
В Борисполе мы нырнули в мокрый туман как в вату. Экипаж хотел даже уйти на какой-то запасной аэродром, но все же диспетчеры разрешили посадку.
Я выходил одним из первых, чтобы осмотреться. Все-таки сотрудники службы безопасности Газпрома знали меня хорошо и понимали, что такого опыта по всем делам, связанным с терроризмом, нет ни у кого из них.
Машины стояли полукругом. Украинцы не поскупились. Для ВИПов они подогнали «Майбах». Народу попроще предстояло ехать в «Мерседесах», вполне новых и приличных. Несколько бусов фирмы «Фольксваген» предназначались для плебеев.
Здание терминала еле видно, такой сильный туман. Это помешает снайперу, если у него, конечно, не термооптический прицел.
Тут же стоят менты для сопровождения. Это ДАИ – державная автоинспекция.
Борис, отвечавший за безопасность, принял доклады, покосился на меня. Я едва заметно кивнул.
Израильтяне вывели из самолета ВИПов. На Марине было красное платье, что совсем некстати. Оно выделяется и бросается в глаза. К моему удивлению, она села в «Майбах», а не в один из «Мерседесов».
Высоко взлетела.
– Трогаемся.
Я почти на ходу вскочил в какой-то бус. В нем было тесно, а от тумана – еще и темно. Мы набились в салон как сельди в бочку.
Борис, сидевший рядом, передал мне пакет. Я посмотрел на коленях. Два паспорта – греческий и украинский, «глок» с кобурой и глушителем, коробка с патронами. Три мобильника.
Машины вдруг начали тормозить. В пелене тумана показалась ограда, потом резко взвыла сирена автомобиля ДАИ.
– Это еще что?
Борис взялся за рацию. Я достал из пакета пистолет и проверил его. Если что, он лишним не будет.
Оказалось, что у ограды аэропорта собрался антироссийский пикет. Сотрудникам ДАИ пришлось приложить немало усилий, чтобы пробить нам дорогу.
Машины медленно ехали в живом коридоре. Мы видели озлобленные лица, черные шапочки – в Киеве действительно было холодно, – лозунги на наскоро написанных плакатах. Сперва в автомобили полетели смерзшиеся комки грязи и льда. Потом в дело пошли и бутылки с краской и мочой, наверняка приготовленные заранее. Вот так ласково встречала нас Украина.
Можно, конечно, говорить, что пикет проплаченный. Это, скорее всего, так и есть, но люди-то пошли на это мероприятие. И ненависть у них на лицах нисколько не поддельная, это сразу видно.
Вырвавшись на Бориспольскую трассу, машины прибавили скорость до ста двадцати.
Киев встречал дурной погодой: туманом, промозглой сыростью, да еще и какой-то безнадегой. Мало машин – бензин нынче дорог. Сорок гривен за литр. Людей тоже не густо, это было видно сразу. Кто-то уехал на заработки, кто-то – совсем. В одном месте я увидел у обочины остов сгоревшей маршрутки, прямо как во фронтовом городе. Никому до этого не было дела, и никто ее не убирал.
Поселились мы в отеле «Холидей Инн», расположенном в центре Киева, сняли полностью три этажа. Несмотря на падение цен на энергоносители, Газпром жил на широкую ногу и от роскоши отказываться не хотел.
Поселили нас быстро. Дело обошлось без всяких пикетов у отеля.
Мне, по моему собственному желанию, достался номер в конце коридора. Я прикрепил в углу под потолок камеру и вывел ее на ноутбук. Она будет активироваться всякий раз, как только произойдет какое-то движение. Эта камера разработана в США для наблюдения за детьми и бебиситтерами. Она будет работать и ночью. Я почему-то не люблю сюрпризов.
Закончив с этим, я спустился вниз и дал портье двадцать долларов. Тот все понял.
Киев…
Я часто бывал в этом городе, но надолго задержался только один раз, в две тысячи пятом. Произошла Октябрьская… тьфу, Оранжевая революция, и я был в составе спецгруппы, которая восстанавливала агентурную сеть в городе. Мы латали дыры, вербовали новых агентов, заводили контакты.
Прикрытие было то же самое – энергетика. Власть, которая пришла на смену циничному многовекторному Кучме, оказалась строго прозападной. Нам надо было дать ей понять, что это в принципе никоим образом не совместимо с низкими ценами на энергоносители.
Как оказалось, новая власть все прекрасно понимала и даже приветствовала наши усилия. Потому что десятипроцентный откат от пятидесяти долларов – пять, а от ста – уже вдвое больше. Остальное неважно. Ведь ты ничего не платишь, а только кладешь в карман откат.
Мы уже тогда знали истинную канву переговоров и соотносили это с тем, что видели и слышали на улицах. К нам приходило понимание – не избежать беды.
Через темный ход отеля, пару улиц и проходных дворов я выскочил на Крещатик и пару раз проверился. Похоже, за мной никто не шел. Но оставался еще беспилотник. Поэтому я пошел к станции метро.
Должен сказать, что Киев производил весьма мрачное впечатление. Серая слякоть неубранного снега, множество закрытых кафе и магазинов, обтрепавшиеся рекламные щиты. Из некоторых окон многоэтажек торчат дымящиеся трубы печек-«буржуек». Люди идут торопливо, смотрят под ноги, чтобы не поскользнуться.
У банков кружит шпана в черных дубленках и пуховиках, стоят машины с плакатами под стеклом – куплю доллары, евро, золото. Черный курс давно и безнадежно оторвался от официального и составляет уже семьдесят гривен за доллар. По тридцати меняют лишь приближенные к самым верхам, те, кто получил доступ к разворовыванию кредитов МВФ. Как и у нас в России в девяностых, ничего хорошего эти кредиты не дали.
И везде кругом – ненависть, ненависть, ненависть. Она как болячки на коже, как радиация. Ты знаешь, что не можешь ее чувствовать, но вот она, никуда не делась. Озлобленные взгляды в спину, граффити нецензурного содержания на каждом шагу, жовто-блакитные прапоры в самых неожиданных местах – на балконе, на бортах дорогого джипа. Много плакатов с надписями, извещающими о том, что здесь розмовлвляют тильки украинскою мовою. Не исключено, конечно, что хозяева этих заведений действительно такие патриоты, но, скорее всего, они просто боятся погромов.