Так что же это такое: награда для победителей, жест гостеприимства или коварная провокация? И то, и другое, и третье могло иметь место с одинаковой вероятностью. Не считая иных, уже не столь очевидных вариантов объяснения происходящего, о которых гости могли и вовсе не догадываться.
– Что насчет всего этого думаешь? – осведомился Кальтер у Сереги, который, взяв со стола одну из бутылей, с опаской принюхивался к ее содержимому.
– Да вот вспоминаю, когда в последний раз я пил такой самогон, – ответил тот. – Ну и сивуха, скажу я тебе! Туда и отраву никакую не надо подсыпать. С этого мерзкого пойла откинешь копыта еще раньше, чем до похмелья доживешь… Хотя из уважения к нашему другу в клетчатой юбке надо все же называть местное бухло политкорректно. Типа «протоскотч» или там «олд скул виски».
– Спиртное – это хорошо, – согласился Кальтер, не имея желания обсуждать подобные лингвистические нюансы. – Теперь у нас хотя бы есть чем промыть раны.
– В другое время и в другом месте я бы побрезговал этой дрянью даже руки мыть, – поморщился Сквозняк. – Но, поскольку выбора у нас нет, значит, придется рискнуть… Вот только как бы это не оскорбило шотландца. Может ведь сдуру решить, что таким образом мы оскорбляем его патриотические чувства, а слова «гигиена» и «антисептик» ему явно незнакомы.
– Отойдем подальше, чтобы он не унюхал самогонный запах, – предложил Куприянов. – У меня в вещмешке есть чистые тряпки – полагаю, их хватит на бинты…
Когда кирасир увидел стол с яствами, он произнес что-то на языке, похожем отчасти и на немецкий, и на голландский. После чего Кальтер, не мудрствуя лукаво, обозвал его пруссаком. На пирующего в одиночку – или, правильнее сказать, жрущего – рыжебородого пруссак и японец смотрели поначалу с плохо скрываемым презрением. И тоже наверняка ждали, когда он отравится и забьется в судорогах. Но в итоге голод одолел и их, и вскоре оба присоединились к пиршеству. Правда, расселись они порознь друг от друга и от шотландца и приступили к еде более разборчиво и не так жадно, как он. Самурай вполне ожидаемо приналег на рыбу, а кирасир, недоверчиво потыкав ножом в жареного поросенка, все же предпочел ему колбасу. Что они пили, Кальтер уже не видел. Но раз оба пили помногу, стало быть, от самогона они тоже решили благоразумно воздержаться.
– Не нравится мне все это, – покачал головой Сквозняк, окунув в мед и кинув в рот кусочек хлеба, который он отщипнул от ржаного каравая. – Кормежка – это, конечно, здорово. Но как потом воевать с набитым брюхом – вот в чем вопрос. А ведь те, кто выставил перед нами такую гору разносолов, небось, на это и рассчитывают. Сначала мы с голодухи объедимся, затем нас неминуемо потянет в сон, а потом… потом…
Что случится потом, он не договорил. Хотя все и так было ясно: победителям с одинаковым успехом могли и дать выспаться всласть, и перерезать во сне глотки.
Шотландцу, японцу и пруссаку медицинская помощь не требовалась – почему они и не пошли зализывать раны после битвы, а остались мародерствовать на площадке у ворот. Поэтому они косились на раздевшихся по пояс и промывающих себе раны крепким алкоголем калек хоть и без сочувствия, но с пониманием. Любой, кто успел пожить в долине, рано или поздно свыкался со странностями других ее пленников, с которыми ему приходилось сталкиваться. Даже с такими странностями, которые ему самому казались дикими или смешными. Обтирающиеся выпивкой чудаки вызывали скорее смех, но никто над ними не смеялся. Да это было бы и невежливо. Все-таки именно напарники хоть и не по своей воле, но впустили бывших врагов в Мегалит. И теперь те были у них в долгу. Символическом, разумеется, и никто не собирался требовать от должников ответной услуги. Черт с ней – Кальтеру хватало и того, что он заключил с ними перемирие.
– Хозяева не знали, как много человек упадет сюда сверху, поэтому они и накрыли такой большой стол, – заметил он, оглядев в очередной раз щедрые дары неведомых благодетелей. – А ведь если бы толпа прижала меня и тебя к воротам, нас и впрямь могло упасть не пятеро, а в десять раз больше.
– И что с того? – пожал плечами заканчивающий перевязку своих ран Сквозняк.
– А то, что хозяйничают здесь все-таки не «серые», как я предполагал вначале, – рассудил Кальтер. – «Серые» умеют легко заглядывать в будущее. И в таком вопросе, как возможное количество гостей, они точно не ошиблись бы.
– Да кто их на самом деле разберет, – отмахнулся Серега. – Большие ступени на лестнице, дырки для ключей в воротах на двухметровой высоте, да и вообще весь этот архитектурный гигантизм… И так понятно, что Мегалит построили не «серые». Я лишь сомневался, что его хозяева до сих пор находятся в крепости. За все время, что она торчит в долине, никто ни разу не видел, чтобы из нее кто-то выходил или даже выглядывал из окон. Ну а механизм ворот может срабатывать и автоматически. Но сейчас, конечно, все стало ясно… В смысле, еще ничего не ясно, но так или иначе, а одна «автоматика» не смогла бы устроить для нас такой пир. Причем заметь: скамьи, стол и посуда по размерам отнюдь не великанские, а очень даже человеческие. И еда на вид вполне настоящая, а как пахнет, ты только принюхайся… Короче, ты поступай как хочешь, но мое терпение лопнуло. Возможно, тебя в твоей заморской тюрьме хорошо кормили, а я с тех пор, как воскрес, еще ни разу досыта не жрал. Поэтому извини, но в схватке со жратвой я, пожалуй, капитулирую. Да и тебе советую – когда еще нам удастся так попировать, и удастся ли вообще. А подыхать на голодный желудок лично мне как-то не прикольно.
И он, отринув осторожность, присоединился к уже пирующим.
– Ладно, уболтал, – проворчал Кальтер, не видя больше смысла упрямиться. Тем более что сам до этого признал теорию с отравленной пищей неубедительной.
Единственное, в чем он не пожелал брать пример с остальных, так это есть сидя за столом. Соорудив себе пару сэндвичей и взяв кувшин молока, он решил совместить полезное с приятным: пройтись по залу и осмотреться, а перекусить уже на ходу. Что, безусловно, было вредно для пищеварения, но в данный момент Кальтера заботило не оно, а пакали. Если хозяева Мегалита решили попотчевать гостей, вполне вероятно, что они окажут напарникам еще одну любезность: вернут утраченные ими «ключи», которые, возможно, лежат сейчас где-нибудь поблизости на столике и дожидаются, когда их подберут…
Глава 14
Перво-наперво Кальтеру надо было осмотреть ту часть зала, где располагались камин и вход, – где же еще начинать поиск ключей, как не в «прихожей»? Дабы не вызывать подозрений, исследователь сначала обошел вокруг стола, делая вид, что осматривает глиняную посуду, ближайшие колонны и светильники. Не забывая, разумеется, жевать сэндвич и попивать молоко. А когда пирующие перестали обращать на любопытного непоседу внимание, он отошел от стола и побрел к камину.
Пламя в камине горело жарко и равномерно, как в большой газовой колонке. Поэтому проскочить сквозь него обратно в наклонный тоннель не представлялось возможным. Само собой, это было сделано неспроста. Прорвавшихся в Мегалит чемпионов кормили на убой, но отрезали им путь к отступлению Только вот зачем? Разве плита перед воротами недостаточно надежно закрывала выход из тоннеля? Да и угол его наклона вкупе с гладким полом делал такое возвращение тоже маловероятным. И тем не менее тот, кто устанавливал здешние порядки, решил лишний раз подстраховаться… Ну что ж, как ему будет угодно.
Никакого столика с пакалями вблизи от камина не обнаружилось. И других сколько-нибудь примечательных деталей – тоже. Куприянов прошел вдоль всей стены, трогая каждый подозрительным камень, но так и не нашел секретной кнопки, что открывала бы замаскированный ход или тайник. Не исключено, что открывающим их рычагом служило крепление одного из светильников. Но все эти крепления располагались высоко, и ему было до них не дотянуться.
Впрочем, розыск потайного выхода интересовал его меньше, чем пакали, и он не стал усердствовать в этом плане. Если хозяева взяли гостей в оборот, они не дадут им долго рассиживаться без работы и намекнут, куда им двигаться дальше. Ну а если по сценарию Игры в финале пира гостям уготована смерть, то искать выход тем более бессмысленно, поскольку его здесь и не будет.
Стоило лишь Кальтеру подумать о смерти, как в центральной части зала вдруг вспыхнуло яркое пламя. И сразу же за этим раздались громкие крики. Они звучали на разных языках, включая русский матерный. Из чего следовало, что их издавал не вторгшийся в зал противник, а гости, которые пировали поблизости от того места, где случилась вспышка.
Вмиг забыв о пакалях, Кальтер отшвырнул недоеденный сэндвич и кувшин с молоком и бросился назад, к столу, выхватывая на бегу оружие. Впрочем, оно ему не понадобилось, поскольку никто пока на гостей не нападал. Хотя и то, что с ними стряслось, назвать нормальным тоже язык не поворачивался.
Вмиг забыв о пакалях, Кальтер отшвырнул недоеденный сэндвич и кувшин с молоком и бросился назад, к столу, выхватывая на бегу оружие. Впрочем, оно ему не понадобилось, поскольку никто пока на гостей не нападал. Хотя и то, что с ними стряслось, назвать нормальным тоже язык не поворачивался.
И правда, кому понравится, если стол, за которым ты пируешь, внезапно загорится – так, словно его незаметно для тебя облили бензином и подожгли. Именно это и приключилось с сидевшими за столом вояками, которых, к счастью, еще не сморило в сон от обильной еды и выпивки и которые, повалив скамьи, шарахнулись прочь от огня так быстро, как только могли двигаться с полными желудками.
Когда Кальтер вернулся к ним, они уже отбежали от стола, продолжая без умолку бранить неведомого шутника, что испортил им пиршество. Густые брови и кончики длинных усов пруссака были опалены, а сам он в этот момент сбивал огонь со своего малахая. Рыжая шевелюра и борода шотландца также дымились, хотя он наверняка бранился бы куда яростнее, если бы пламя прожгло ему килт. Но ни тот, ни одежда других сотрапезников не пострадали. Разве что меховая оторочка жилета Сквозняка практически исчезла. И сейчас Серега хлопал себя по плечам и поясу, опасаясь, как бы тлеющий мех не прожег ему штаны и куртку.
Меньше всех пострадал японец, самурайской косички которого пламя вообще не коснулось – видимо, он успел выйти из-за стола незадолго до вспышки. Выхватив меч, он крутился на месте и, подобно Кальтеру, готовился к нападению. И тоже пока не видел, с кем ему предстоит воевать. Однако завершение пира на столь горячей ноте служило прозрачным намеком на то, что с минуты на минуту здесь заиграет уже другая музыка. И явно не такая приятная и умиротворяющая, как предыдущая.
– Вот дьявольщина! – выругался в очередной раз Серега. И, заметив подошедшего Кальтера, пояснил: – Как здорово, что я вещмешок и пушку позади у колонны оставил, а не на скамейку положил или того хуже – на стол! А иначе рванули бы сейчас наши пороховые запасы и остался бы ты здесь в полном одиночестве, уже без меня и этих чудиков.
Он кивнул на попутчиков, которые продолжали озираться по сторонам, высматривая угрозу. А зал тем временем наполнялся запахами повторно зажариваемого мяса и горелого молока. Огонь же и не думал стихать. Напротив, он лишь усилился после того, как в него из лопающихся кувшинов и бутылей стала проливаться крепкая выпивка.
– Успел прихватить с собой какие-нибудь припасы? – осведомился Кальтер, взирая на гибнущие в пламени драгоценные продукты.
– Само собой, – заверил его Сквозняк, закончив самотушение. И, подобрав с пола вещмешок, потряс им в качестве доказательства. – Я как чуял, что эта халява ненадолго и скоро нас отсюда погонят взашей. Сам понимаешь, старая школа: прежде всего сделай заначку на завтра, а уже потом набивай желудок.
– Да уж, старая… – Кальтер ощутил неловкость от того, что сам он о запасах как-то не подумал. Вернее, подумал, но был уверен, что в любом случае успеет прихватить со стола что-нибудь съестное перед уходом. Вот только вариант, что стол вдруг возьмет и загорится, Кальтер совершенно не предусмотрел. – Ну ладно, а теперь давай выбираться отсюда. Если останемся здесь после такого прозрачного намека, нас самих зажарят не хуже тех окороков на столе.
– Куда выбираться? Ты что, отыскал дверь?
– Нет еще. Но я не думаю, что этот стол спускали по тому же тоннелю, по которому сюда попали мы. Здесь должен быть еще как минимум один выход, это очевидно.
– А вдруг для того, чтобы его открыть, нам опять понадобятся пакали? – предположил Серега. – Вдруг они нужны для открывания каждой двери в крепости? Что тогда?
– Не удивлюсь, если ты опять окажешься прав, – как ни в чем не бывало ответил Кальтер. – И все же я не уверен, что нас сбросили в этот подвал лишь затем, чтобы мы наелись до отвала и потом слонялись из угла в угол, подыхая от скуки, лишь потому, что не догадались прихватить с собой лишние пакали…
Кальтеру не хотелось заручаться поддержкой людей, которые лишь полчаса назад пытались изрубить его и Серегу на куски. Но он все равно махнул им рукой, приглашая следовать за собой. Неизвестно, что ожидало напарников за стенами зала, но проверять это впятером было уже не так рискованно, как вдвоем. Особенно принимая во внимание, что союзники владели холодным оружием гораздо лучше, чем он и Серега.
Кирасир, самурай и горец недоверчиво переглянулись. Но поскольку у них тоже отсутствовало желание оставаться возле горящей мебели, они решили принять приглашение калеки с железной рукой. И пошагали за ним, держась, правда, от него и друг от друга на некотором расстоянии. То, что все они пировали за одним столом, еще ни о чем не говорило. Для обретения взаимного доверия – если таковое вообще могло между ними возникнуть – им требовалось гораздо больше времени. Да и то если каждый из них будет сам к этому стремиться, чего пока ни за кем из них не наблюдалось.
Влив в себя немало выпивки, шотландец тем не менее продолжал уверенно стоять на ногах. Разве что стал не в меру болтлив. Теперь он практически не закрывал рта, возбужденно комментируя происходящее, пусть даже ничего особого вокруг и не творилось. Разговаривал он, по сути, сам с собой, ведь никто его здесь не понимал. Однако странное дело – любителя тишины Кальтера его громкая болтовня вовсе не раздражала. Как, видимо, и остальных, поскольку никто не выказывал по этому поводу недовольства ни словом, ни даже взглядом.
Столь единодушная терпимость к пьяному болтуну объяснялась просто. Если в иной ситуации он вызывал бы лишь раздражение, то сейчас, напротив, это придавало уверенности не только ему, но и прочим гостям. Все они понимали, что их присутствие здесь давно не секрет. И что прятаться по темным углам или красться на цыпочках им абсолютно бессмысленно. Хозяева сами впустили их в Мегалит, так что глупо пытаться скрыться от их всевидящего ока. Ну а раз в конспирации нет надобности, то почему бы и впрямь не подбодрить себя бранью и громкими криками. Или не взбодриться криками других, если у тебя нет охоты орать самому.
Впрочем, горец шумел и переругивался с собственным эхом недолго. Ровно до того момента, как пятерка головорезов достигла наконец искомого выхода… и остановилась в растерянности. За обнаруженной на другом конце зала аркой зиял такой мрак, что поначалу Кальтеру даже почудилось, будто их маленький отряд достиг центра аномальной зоны и глядит прямо на черный разлом. Но, присмотревшись, он понял, что это не так и что перед ним – обычная темнота. И даже не кромешная, потому что откуда-то издали сквозь нее пробивался бледный лучик света. Толку от него, правда, не было, поскольку он растворялся во мраке, подобно тому как капля молока растворяется в кружке черного кофе. И все-таки даже такой слабенький ориентир выглядел куда лучше, чем вообще никакого, и это мало-мальски обнадеживало.
Определить на глаз расстояние до источника света во мраке было нельзя. Это мог оказаться и лучик, пробивающийся сквозь щелку в стене в десяти шагах от арки, и поток света, что проникал сюда через такую же арку на другом конце исполинского зала, внутри которого мог бы уместиться целый аэропорт. Одно не вызывало сомнений: просто взять и дойти напрямик до этого маяка не получится. В темноте путников наверняка поджидал неприятный сюрприз или даже не один. А иначе и быть не могло. Зачем еще, как не за новыми неприятностями, хозяева Мегалита пускали к себе гостей?
– Да, без хорошего фонаря здесь не обойтись, – посетовал Сквозняк. Озвученная им мысль наверняка пришла в голову каждому из пятерых союзников. Разве что трое из них представили себе явно не электрические фонари, а свечи и факелы.
Самурай без труда догадался, о чем сказал Серега, и, указав на ближайший светильник, произнес что-то на своем языке. Кирасир, в свою очередь, понял, чего хотел самурай, и попытался концом своей длинной сабли снять подвешенный на цепях светильник с крюка. Только ничего у него не вышло. Цепные звенья оказались слишком крупными, и сабельный клинок пронизывал их, будучи не в состоянии за них зацепиться.
С этой задачей справился широколезвийный меч шотландца, разве что пьяница не сумел удержать снятый светильник на клинке и уронил его, рассыпав по полу угли. Которые, однако, не погасли, а продолжили гореть по отдельности все таким же ровным, высоким пламенем.
Кальтер так и не смог определить, что это за горючий материал. На поверку он оказался мягким, как пластилин, но при горении совершенно не плавился и не тек. Это его свойство натолкнуло исследователя на дельную мысль. Достав из колчана четыре стрелы – как раз по количеству добытых углей, – он наколол на каждую из них по светящемуся кусочку и получил таким образом четыре факела. Не слишком ярких, зато очень легких. Это избавило путников от необходимости искать шест или палку, на которые можно было повесить светильник, и потом таскать эту громоздкую конструкцию за собой. А теперь они могли в случае чего даже разойтись и не потерять друг друга в темноте.