– Согласен. – Он подавил желание немедленно осуществить свою угрозу зацеловать ее до смерти. Ему безумно хотелось обнять ее и впиться в ее губы, и он был уверен, что ей хотелось того же. Но игра, которую они затеяли на темной веранде в холодный зимний вечер, была слишком увлекательной, чтобы закончить ее так скоро. Это было соблазнительное первое блюдо, обольстительный пролог, обещание. Слишком восхитительное, чтобы не посмаковать его как следует.
– В таком случае, – сказал он далее, тщательно выбирая слова, – если мы с вами вдруг решим пасть жертвой вожделения, или судьбы, или как бы еще вы это ни назвали, будет ли мне дозволено зайти к вам? Может быть, вы окажете мне честь поужинать со мной? Скажем, послезавтра?
– Боюсь, что послезавтра я буду занята.
– Тогда на следующий день?
Она покачала головой:
– Нет, я буду занята.
– Тогда через четыре дня. Или через пять. Или на следующей неделе, если вас это больше устроит.
– Это и есть та самая настойчивость, о которой вы упоминали ранее?
Он улыбнулся:
– Вам это нравится?
– Очень впечатляет. Ну что ж, пусть будет через пять дней. Вас это устроит?
– Абсолютно. Я пришлю экипаж…
– Э-э нет. Вы поужинаете со мной в моем доме.
– В вашем доме?
– В любом виде спорта игра на своем поле всегда дает преимущества.
Он рассмеялся:
– Я всегда получал удовольствие от хорошей игры. Буду ждать с нетерпением. А теперь не лучше ли нам вернуться, пока мы не замерзли окончательно? – сказал он, предложив ей руку.
– Странно, но до этой минуты я не замечала холода.
– Вам, несомненно, было тепло от моего присутствия, – с притворной скромностью сказал он.
– Уверена, что так оно и было, – небрежно произнесла она, потом, помедлив, добавила: – А вы совсем не такой, как я ожидала.
– Это хорошо?
– Я еще не решила. К тому же, если я скажу «да», то это может ударить вам в голову и, боюсь, лишь усугубит один-единственный недостаток вашего характера.
– Мы не можем этого допустить, – фыркнул он. – Так позвольте мне сопроводить вас к теплу и праздничному веселью, пока мы с вами не окоченели.
– Слова «праздничное веселье» следовало бы заменить словом «каторга», хотя терпеливо выслушивать выступления бесчисленных племянников и племянниц Сюзанны, то есть леди Динсмор, – это довольно небольшая плата за привилегию быть ее подругой. Она часто собирает гостей, причем состав гостей всегда бывает очень интересным, пусть даже сама увеселительная программа иногда оставляет желать лучшего. Однако, – леди Честер тряхнула головой, – думаю, нам лучше вернуться так же, как мы покинули зал. Я имею в виду – поодиночке.
– Вряд ли вы боитесь того, что могут сказать люди, если мы появимся вместе.
Она рассмеялась:
– Я ничуть не боюсь того, что могут сказать люди. Видит Бог, я нередко бываю разочарована тем, что они мало говорят, хотя, следует признать, россказни о моих «подвигах» обычно бывают несколько преувеличены.
– И вас это не беспокоит?
– Ничуть. – Она махнула рукой. – Если уж вы намерены завоевать определенную репутацию, то надо, чтобы она была по возможности интересной. К тому же я никогда не переступаю грань приличия.
– О да, вы очень осмотрительны.
– Именно так. Мне нравится мое положение в обществе, и я не хотела бы лишиться его из-за какого-нибудь излишне неприличного поступка.
– Излишне неприличного? – рассмеялся он. – В отличие от просто неприличного? Или в меру неприличного?
– Вот именно. Диву даешься, как снисходительно бывает общество, если у человека имеется хорошее состояние и он при этом не переходит определенные границы. – Леди Честер говорила серьезно, но ему почему-то казалось, что она едва сдерживает смех. – У меня большое состояние, оставленное мне моими родителями и мужем. Я имею возможность делать все, что пожелаю, но достаточно умна, чтобы понимать при этом, на что общество посмотрит сквозь пальцы, а на что не посмотрит. – Она помолчала. – Я признаю, что есть некие границы, которые я никогда не переходила и не перейду.
– Ну наконец-то! Вот оно, признание. – Он заговорщически усмехнулся. – Приятно, наверное, сбросить тяжесть с души.
– Да, я почувствовала огромное облегчение, – искоса взглянув на него, сказала она. – Как я уже заметила, меня не страшат разговоры, которые начнутся, если нас увидят вместе. Я боюсь обязательств, которые наше появление повлечет за собой.
– Обязательств?
Она пожала плечами:
– Как только молва свяжет нас друг с другом, нам уже некуда будет деться друг от друга. В нашем появлении вместе подразумевается некое обязательство, взять на себя которое я пока не готова.
– Понятно, – сказал он, хотя был совсем не уверен, что что-нибудь понял. – Значит, вы не хотите… у меня сложилось впечатление…
– Я буду ждать нашего вечера вдвоем, милорд, – весело перебила она, и ему показалось, что она вот-вот погладит его по головке, словно успокаивая надоедливого ребенка. – А теперь извините меня. – Леди Честер повернулась и направилась к двери.
– Еще минутку, пожалуйста, – попросил он. Она остановилась и взглянула на него через плечо.
– Вы, конечно, понимаете, что я решительно настроен соблазнить вас.
– Правда? – Она рассмеялась, и в ее смехе чувствовались радость и предвкушение.
– Вне всякого сомнения. Более того, я подозреваю – нет, я уверен, – что эта мысль доставляет вам удовольствие.
– Вы полагаете, что ваша уверенность вас не подводит?
Он одарил ее озорной улыбкой:
– Моя уверенность никогда меня не подводит.
– И все же, если бы я захотела подтвердить ваше подозрение, это лишило бы вас ощущения вызова, которое вы, возможно, испытываете, а я подозреваю, что вы относитесь к числу тех мужчин, которые любят, когда им бросают вызов. Вернее, – она помедлила, – когда им предлагают отгадать некоторую загадку.
– Возможно, вы правы относительно вызова, но что касается загадок – увольте. Я никогда не был любителем их разгадывать.
– В таком случае я вам немного помогу. – Она открыла дверь и, оглянувшись, сказала: – Вместо «если» мне следовало бы произнести слово «когда». Всего вам доброго. – Она кивнула и закрыла за собой дверь.
Некоторое время он в смятении смотрел ей вслед, потом наконец понял смысл того, что она сказала, и по его физиономии расплылась улыбка.
Леди Честер и впрямь бросала ему вызов. И речь здесь шла не о постели – это был вопрос решенный. Дело было в том, что если с другими женщинами это означало конец периода ухаживания, то в данном случае у него было такое ощущение, что с этой леди период ухаживания только еще начинался.
– …и для нее одной его страсть бушевала…
Джудит проскользнула в гостиную, в кои-то веки радуясь бесконечно длинным поэтическим опусам племянника Сюзанны. Она уселась на свое место, пробормотав что-то извиняющимся тоном сидевшей рядом с ней пожилой леди, которая поморгала в ответ и улыбнулась с отсутствующим видом. Судя по всему, Джудит ее разбудила.
Краем глаза Джудит заметила осторожное возвращение в гостиную лорда Уортона. Он стоял теперь в дальнем конце комнаты – холодный и собранный наблюдатель жизни, которого не касались страсти, бушующие в окружающем мире. Однако он, видимо, вовсе не был таким завзятым циником, каким казался. Конечно, короткого разговора на веранде было недостаточно, чтобы судить о характере человека, но он оказался не совсем таким, как она ожидала, принимая во внимание все, что о нем слышала, и ее собственные наблюдения за последнее время. С удивлением Джудит обнаружила, что он гораздо забавнее, чем она думала. Она была полностью готова к тому, что может почувствовать желание, но к тому, что он заставит ее смеяться, готова не была.
И уж конечно, она не была готова почувствовать, как трепещут крылышками бабочки внизу живота. Хотя какие там бабочки! Бабочки – нежные, хрупкие создания. А это была скорее стая гусей. Похоже, что если она осмелится открыть рот в неподходящий момент, из него может раздаться гусиный гогот и полетят перья. Представив себе эту картину, она едва подавила смех.
Сидевшая рядом с ней леди наклонилась к ней ближе и прошептала:
– Ну, ну, успокойтесь, дорогая, он скоро закончит, и у нас наверняка будет время, чтобы прийти в себя перед следующим раундом… – она сдержанно вздохнула, – развлечений.
– Возможно, дальше нас ждет что-нибудь великолепное, – сказала Джудит с оптимизмом, которого не ощущала.
Пожилая леди скептически приподняла бровь, потом вновь прислушалась к стихам племянника Сюзанны.
– …где цветы грациозно склоняют головки, прощаясь…
Джудит попыталась сосредоточиться на стихах. Вернее, сделать вид, что она внимательно слушает. Ее мысли блуждали где угодно, только не здесь.
У нее не было ни малейшего сомнения в том, что она и лорд Уортон вскоре окажутся в одной постели. Она поняла это еще во время своего бала Двенадцатой ночи. Был тогда такой странный момент, когда сам воздух словно звенел от возбуждения. И обещания. Это могло бы привести в замешательство, если бы не будоражило нервы и не казалось чуточку опасным. Ничего подобного она никогда раньше не испытывала. Хотя, возможно, такое было однажды, очень давно, когда она была совсем юной и значительно более глупой, чем сейчас. Правда, когда она начинала новую интрижку с каким-нибудь джентльменом, каждый раз возникало это чудесное чувство предвкушения. Нельзя сказать, что за все эти годы таких джентльменов было много. Она всегда проявляла осторожность и разборчивость. Мужчина должен был понравиться Джудит, прежде чем она ляжет с ним в постель. Ее любовники были ее друзьями, когда приключение начиналось, и оставались ее друзьями после того, как оно заканчивалось. А число друзей, которые у нее были за годы ее вдовства, она могла пересчитать по пальцам одной руки. Мало того, если дать четкое определение понятиям «друг» и «приключение», то пришлось бы даже исключить большой палец.
У нее не было ни малейшего сомнения в том, что она и лорд Уортон вскоре окажутся в одной постели. Она поняла это еще во время своего бала Двенадцатой ночи. Был тогда такой странный момент, когда сам воздух словно звенел от возбуждения. И обещания. Это могло бы привести в замешательство, если бы не будоражило нервы и не казалось чуточку опасным. Ничего подобного она никогда раньше не испытывала. Хотя, возможно, такое было однажды, очень давно, когда она была совсем юной и значительно более глупой, чем сейчас. Правда, когда она начинала новую интрижку с каким-нибудь джентльменом, каждый раз возникало это чудесное чувство предвкушения. Нельзя сказать, что за все эти годы таких джентльменов было много. Она всегда проявляла осторожность и разборчивость. Мужчина должен был понравиться Джудит, прежде чем она ляжет с ним в постель. Ее любовники были ее друзьями, когда приключение начиналось, и оставались ее друзьями после того, как оно заканчивалось. А число друзей, которые у нее были за годы ее вдовства, она могла пересчитать по пальцам одной руки. Мало того, если дать четкое определение понятиям «друг» и «приключение», то пришлось бы даже исключить большой палец.
Она незаметно искоса взглянула на лорда Уортона. Он смотрел на племянника Сюзанны с выражением слишком вежливым, чтобы кто-нибудь мог сказать, что он умирает от скуки. Уголки его губ едва заметно приподнялись в довольной улыбке, как будто он знал, что она за ним наблюдает. Джудит моментально перевела взгляд на поэта, с раздражением ощутив, что краснеет. Только этого не хватало. Она забыла, когда в последний раз краснела. В ее зрелом тридцатилетнем возрасте пора бы уже перестать краснеть. Это говорило о том, что она утратила контроль над своими эмоциями, а такое с ней если и случалось, то крайне редко. Ее положение вдовствующей баронессы, хорошее состояние и присущее ей чувство собственного достоинства позволяли ей поступать так, как ей хочется, и ни от кого не зависеть. А способность краснеть явно ставила человека в зависимость от других и с трудом поддавалась контролю. Это вызывало раздражение.
И во всем виноват этот высокомерный, самодовольный и, несомненно, привлекательный виконт Уортон.
И тут Джудит позволила себе тоже едва заметно улыбнуться с удовлетворением, потому что происходящее ее приятно возбуждало и обещало стать еще более волнующим по мере их сближения. Было в этом человеке что-то такое, что делало его практически неотразимым. Джудит никогда раньше ничего такого не испытывала, но ведь и людей, подобных лорду Уортону, она прежде вроде бы не встречала. Она еще не до конца разобралась в этом человеке, но неожиданно поняла одно: он был ей ровней. И это тоже казалось необычным. Нет, мужчины, которых она выбирала в прошлом, отнюдь не были в чем-то ущербными, хотя все ее предыдущие приключения основывались на ее условиях. Судя по всему, лорд Уортон был из тех же людей, которые живут исключительно по собственным правилам. Итак, он вызывал у нее интерес, выглядел самонадеянным и забавным. Многообещающее сочетание. Ей не терпелось поскорее начать приключение.
Глава 2
Лорд Уортон оказался возмутительно пунктуален, но она была к этому готова. В данный момент он сидел в ее гостиной, хотя идти туда, чтобы поприветствовать его, было слишком рано.
Джудит взглянула на часы, стоявшие на дамском письменном столике в ее будуаре. Еще семь минут – и пройдет ровно четверть часа, что является идеальным количеством времени, которое должен затратить джентльмен, ожидая леди. Если заставить его ждать меньше, он может подумать, что ей не терпится увидеться с ним. А если больше, то это будет уже бестактностью.
Она сделала глубокий вдох, окинула взглядом свое отражение в зеркале и еще раз убедилась, что выглядит практически безупречно. Каждый белокурый волосок был на своем месте. Платье, которое она тщательно выбирала для этого вечера, не помялось, а линия ворота не сдвинулась с места с тех пор, как она его надела, и не открывала взорам более того, чем она предполагала, но и – упаси Боже! – не прятала больше, чем следовало. Для предстоящей вечерней встречи тщательный выбор наряда был столь же важен, как и время, которое она заставляла джентльмена ждать ее. Платье, скрывающее слишком много достоинств, показывало джентльмену, что леди не особенно заинтересована в чем-либо, кроме ужина, тогда как слишком откровенное декольте можно было истолковать так, как будто она не только согласна на большее, но и с нетерпением ждет этого. Независимо от того, что Джудит чувствовала на самом деле к джентльмену, с которым встречалась, она была склонна продемонстрировать ему некоторый энтузиазм, но не более того. Проявлять нетерпение было бы слишком неприлично. Абсурдность этой мысли поразила ее, и она улыбнулась своему отражению в зеркале. Приличие? Не было абсолютно ничего приличного в том, что она пригласила мужчину к себе на ужин с явным – пусть даже не облеченным в словесную форму – намерением лечь с ним в постель где-то после десерта. А возможно, даже раньше. Такое поведение, конечно, было на грани неприличия, однако, учитывая все обстоятельства, эту грань не переступало.
Однако в отношении предстоящего вечера у Джудит имелись определенные правила, которых она придерживалась. Они касались в том числе того, что считать приличным, а что – нет. Разумеется, те леди из английского общества, которые слепо следовали правилам поведения, установленным ее королевским величеством, не нашли бы ничего приличного в том, что женщина, не сопровождаемая дуэньей, пусть даже она вдова, принимает у себя красивого дерзкого холостяка. Джудит в ранней молодости вела себя именно так, как подобало юной благовоспитанной леди хорошего происхождения, и выполняла все обязанности, которые требовались от нее в соответствии с правилами, установленными кем-то другим. Она, как и полагалось – пусть даже несколько рановато, – вышла замуж за почти такого же юного джентльмена из хорошей семьи, унаследовавшего большое состояние, который, как она тогда считала, был любовью всей ее жизни. Но он умер, а она еще жива и поэтому не видела причин вести себя так, как будто она тоже умерла.
«Что подумал бы Люсиан, если бы могу видеть меня сейчас?»
Улыбка на губах ее отражения в зеркале несколько потускнела. За десятилетие, прошедшее после смерти Люсиана, эта мысль не впервые посещала ее. Обычно, как и сегодня, она возникала неожиданно, причем ответ на этот вопрос был всегда один и тот же. Вероятно, ее муж рассмеялся бы с неподдельной радостью и, одобрив ее усилия, стал бы уговаривать Джудит продолжать жить полной жизнью. Или, возможно, он пришел бы в ярость от ревности, что случалось с ним крайне редко и тем более производило ужасное впечатление. В таком случае он, скорее всего обозвав ее проституткой, показал бы ей, как поступают мужчины с такими женщинами, как она.
Она тряхнула головой и стала вспоминать. Воспоминания относились к далекому прошлому и едва ли стоили того, чтобы воскрешать их сейчас в памяти. К тому же за три коротких года их брака она наблюдала вспышки его ярости всего несколько раз. А вообще-то он был человеком веселым и любящим жизнь. Наверняка, решила она, Люсиан рассмеялся бы и одобрил ее поведение и мужчин, которых она выбирала. Нет никакого смысла считать иначе и ломать себе голову над тем, что он мог бы сказать. Сейчас ей надо было подумать о своей интрижке с лордом Уортоном.
«Но все-таки что бы он подумал, если бы увидел меня сегодня?»
Она наморщила носик. Носик был несколько островат, чтобы считаться породистым, но тем не менее это был хорошенький носик на лице с правильными чертами, широко расставленными синими глазами и румянцем на щечках, лишь слегка усиленным с помощью пудры. Вплоть до сего времени комбинация этих черт позволяла ей считаться весьма миловидной. Некоторые даже называли ее внешность воплощением английской красоты. По правде говоря, пока еще, смотрясь в зеркало, она не замечала особых изменений, хотя иногда думала о том, сколько еще осталось ждать до того, как вместо «миловидной» ее будут называть «интересной», а потом кто-нибудь скажет: «Глядя на нее сейчас, трудно поверить, что в юности ее считали чуть ли не красавицей». Придет время, когда, взглянув в зеркало, она заметит одну-две морщинки, а то и все двадцать. С этим, конечно, ничего не поделаешь. Хочешь не хочешь, а ей уже тридцать лет. Придется мириться со старением, как и со многим другим в жизни, что является неизбежным, воспринимая все с достоинством и юмором. К тому же интересные женщины с годами становятся еще интереснее. И если Джудит даже в детстве была хорошенькой, то интересной она стала только тогда, когда повзрослела и приобрела опыт. Она считала это качество горазда более ценным, чем внешность. И все же было бы очень приятно сохранить привлекательную внешность, став при этом интересной.