— Какъ жаль, что я не успѣлъ съ нимъ познакомиться, насмѣшливо замѣтилъ карликъ. — Очень можетъ быть, что онъ былъ счастливъ и при жизни, но думаю, что онъ еще счастливѣе теперь, наслаждаясь отдыхомъ послѣ такихъ долгихъ мученій.
Старуха открыла было ротъ, но не могла выговорить ни слова, а зятекъ продолжалъ потѣшаться надъ ней, злобно сверкая глазами.
— Что съ вами, м-съ Джиникинъ? обратился онъ къ ней якобы самымъ вѣжливымъ тономъ. — Вамъ, вѣроятно, нездоровится. Вы, должно быть, очень утомились, много говорили;- я знаю, вы любите болтать. Пойдите, прилягте, отдохните.
— Я пойду, когда мнѣ захочется.
— A я васъ попрошу пойти теперь же.
Теща гнѣвно на него посмотрѣла, но дѣлать было нечего, приходилось уступить, тѣмъ болѣе, что Квильпъ напиралъ все сильнѣе и сильнѣе. Заставивъ ее переступить черезъ порогъ, онъ хлопнулъ дверью передъ самымъ ея носомъ, и старуха снова очутилась въ кругу сосѣдокъ, спускавшихся съ лѣстницы.
Оставшись наединѣ съ женой, которая забилась въ уголокъ и дрожала отъ страха, не смѣя глазъ поднять, карликъ остановился передъ ней и, скрестивъ руки на груди, пристально уставился на нее. Нѣсколько минутъ оба молчали.
— М-съ Квильпъ, произнесъ онъ наконецъ.
— Что вамъ угодно? кротко отозвалась жена.
Карликъ долго стоялъ передъ ней и грозно глядѣлъ, наслаждаясь ея смущеніемъ.
— М-съ Квильпъ, повторилъ онъ.
— Что вамъ угодно? повторила жена, не поднимая глазъ.
— Если я еще разъ узнаю, что вы слушаете этихъ вѣдьмъ, я васъ укушу.
И онъ заскрежеталъ зубами. Видимое дѣло, онъ не шутитъ. Затѣмъ онъ приказалъ женѣ убрать все со стола и принести ромъ. Когда она поставила передъ нимъ огромный погребецъ, — онъ, вѣроятно, взялъ его съ какого нибудь корабля, — онъ велѣлъ подать холодной воды и коробку съ сигарами, а самъ развалился въ креслѣ и, прижавшись головой къ стѣнкѣ, уперся своими безобразными ножками о столъ.
— Ну-съ, м-съ Квильпъ, сегодня я, кажется, въ ударѣ и, чего добраго, буду курить всю ночь. Такъ вы сидите себѣ въ своемъ уголкѣ: мнѣ можетъ что нибудь понадобиться.
Жена, по обыкновенію, кротко отвѣтила ему «хорошо, Квильпъ», а грозный мужъ и повелитель закурилъ первую сигару и приготовилъ себѣ первый стаканъ грогу. Солнце давно уже зашло, небо усѣялось звѣздами, тюрьма стала еще мрачнѣе, въ комнатѣ уже совершенно стемнѣло, а карликъ все еще продолжалъ курить и пить водку, поглядывая въ окно съ своей обычной звѣрской усмѣшкой, и только въ тѣ минуты, когда измученная жена, все время неподвижно сидѣвшая въ углу, выдавала свою усталость какимъ нибудь невольнымъ движеніемъ, безобразное лицо его искажалось веселой гримасой.
V
Неизвѣстно, дремалъ ли повременамъ Квильпъ, или всю ночь не смыкалъ глазъ, но только онъ не выпускалъ сигары изо рта, курилъ безостановочно, зажигая одну сигару о другую и обходясь безъ спичекъ. Бой стѣнныхъ часовъ не только не напоминалъ ему о снѣ, но даже отгонялъ его: всякій разъ, когда били часы, онъ издавалъ какіе-то странные гортанные звуки, пожимая при этомъ плечами, — точь-въ-точь какъ человѣкъ, который отъ души смѣется, но про себя.
Уже разсвѣло, а несчастная женщина все еще сидѣла, пригвожденная на своемъ мѣстѣ. Утренняя прохлада, врываясь въ окно, ознобомъ пробѣгала по ея тѣлу; она чувствовала себя совершенно разбитой отъ усталости и, время отъ времени то бросала умоляющіе взгляды на своего мучителя, какъ бы прося пощады, то легонько покашливала, стараясь напомнить о себѣ и о томъ, что наказаніе длится черезчуръ долго. Но муженекъ не обращалъ на нее ни малѣйшаго вниманія, и неизвѣстно, до которыхъ поръ продолжалась бы ея пытка, если бы не послышался сильный стукъ въ дверь, когда солнце стояло уже высоко и уличная жизнь была въ полномъ разгарѣ. Кто-то нетерпѣливо барабанилъ своими сухими костяшками.
— Ой-ли, никакъ ужъ день, будто спохватился онъ;- отворите-ка дверь, моя нѣжная голубка, приказалъ онъ, лукаво улыбаясь.
Покорная жена сняла съ двери засовъ и въ комнату стремительно вбѣжала м-съ Джиникинъ. Она была вполнѣ увѣрена, что зятекъ еще не вставалъ съ постели, и шла къ дочери, чтобы отвести съ ней душу и излить предъ ней всю накопившуюся противъ него злобу. Увидѣвъ, что онъ не только на ногахъ и одѣтъ, но даже, по всей вѣроятности, и вовсе не ложился спать, она оторопѣла.
Ничто не могло ускользнуть отъ ястребинаго взгляда этого маленькаго урода. Онъ отлично понялъ, для чего пришла его теща и, радуясь ея неудачѣ, привѣтствовалъ ее съ торжествующей улыбкой, отъ которой лицо его казалось еще безобразнѣе.
— Неужели, Бетси, ты не… начала старушка, неужели ты…
— Не спала всю ночь, хотите вы сказать? подхватилъ карликъ;- да, не спала всю ночь!
— Всю ночь! воскликнула теща.
— Какъ есть, всю ночь. Что съ вами, милая маменька, оглохли вы, что ли? Карликъ то улыбался, то хмурилъ брови. — И что тутъ удивительнаго, что жена сидитъ съ мужемъ. Ха, ха, ха. A я такъ и не замѣтилъ, какъ прошло время.
— Вы настоящій звѣрь! вскричала теща въ негодованіи.
— Полноте, полноте, милая маменька, не бранитесь. Не забывайте, что она уже замужемъ.
Карликъ притворился, будто не понимаетъ, что эти слова относятся лично къ нему, и свернулъ все на жену.
— Правда, я не спалъ ночь главнымъ образомъ потому, что мнѣ было такъ пріятно въ ея обществѣ. Но вы, пожалуйста, не сердитесь на нее изъ-за меня, безцѣнная маменька: вы ужъ слишкомъ заботитесь обо мнѣ. Пью за ваше здоровье!
— Очень вамъ благодарна, отвѣчала старуха, нервно теребя руки, которыя она, въ порывѣ нѣжнаго материнскаго чувства, невольно складывала въ кулакъ. — Очень, очень вамъ благодарна!
— Вотъ такъ благодарная душа! воскликнулъ карликъ. Миссисъ Квильпъ, обратился онъ къ женѣ.
— Что вамъ угодно, послышался робкій голосъ его покорной рабы.
— Помогите вашей маменькѣ приготовить для меня завтракъ, да живо, я спѣшу на пристань.
М-съ Джиникинъ усѣлась было на стулъ и сложила руки на колѣняхъ съ твердымъ намѣреніемъ не трогаться съ мѣста, но какъ только Бетси шепнула ей два слова, а зять съ участіемъ спросилъ: что съ ней? ужъ не дурно ли ей? и намекнулъ, что въ сѣняхъ стоитъ цѣлый ушатъ холодной воды, ея рѣшимость мигомъ исчезла и она молча, хотя и неохотно, принялась за дѣло.
Карликъ, между тѣмъ, ушелъ въ другую комнату и занялся утреннимъ туалетомъ. Онъ отвернулъ воротникъ сюртука и, намочивъ конецъ грязнаго полотенца, сталъ тереть имъ лицо и еще больше размазалъ на немъ грязь. Занимаясь этимъ интереснымъ дѣломъ, онъ, однако, не забывалъ главнаго и внимательнѣе, чѣмъ когда либо, прислушивался къ тому, что говорилось въ сосѣдней комнатѣ, въ полной увѣренности, что рѣчь идетъ о немъ.
— Вотъ какъ! пробормоталъ онъ про себя, навостривъ уши. Кажется, я не ослышался, она меня величаетъ горбатымъ уродомъ, чучелой. Отлично, м-съ Джиникинъ, превосходно!
И лицо его отъ удовольствія сложилось въ гримасу. Окончивъ туалетъ, онъ отряхнулся, какъ отряхивается собака, выходя изъ воды, и отправился къ дамамъ.
Въ то время, когда онъ завязывалъ галстухъ, стоя передъ зеркаломъ, теща, проходя сзади него, не могла удержаться, чтобы не погрозить ему кулакомъ.
Какъ же она была изумлена и испугана, когда увидѣла въ зеркало, что онъ скривилъ ей рожу и показалъ языкъ.
Минуту спустя, онъ, какъ ни въ чемъ не бывало, предложилъ ей любезно руку и повелъ къ столу, заботливо спрашивая, какъ она себя чувствуетъ.
Какъ ни ничтожно было это забавное приключеніе, но оно окончательно открыло глаза старухѣ: она поняла, что имѣетъ дѣло съ сильнымъ и умнымъ врагомъ. За завтракомъ онъ всѣми силами старался, чтобы страхъ, навѣянный имъ на жену и тещу, отнюдь не ослабѣвалъ: ѣлъ яйца вмѣстѣ съ скорлупой, цѣликомъ глоталъ раковъ и, не моргнувъ, опрокидывалъ въ горло стаканъ за стаканомъ кипящаго чаю; жевалъ крессъ-салатъ съ табакомъ, кусалъ и гнулъ зубами ложки и вилки, и вообще велъ себя такъ странно, что обѣ женщины чуть съ ума не сошли отъ страха: имъ уже мерещилось, что это и въ самомъ дѣлѣ не человѣкъ, а нечистая сила. Добившись своего, т. е. доведя ихъ своимъ возмутительнымъ поведеніемъ до такого состоянія, что онѣ уже не могли разсуждать и безпрекословно повиновались ему во всемъ, онъ вышелъ изъ дома и направился къ рѣкѣ.
Былъ часъ прилива, когда онъ сѣлъ въ лодку, чтобы переправиться на другую сторону. Рѣка была усѣяна безчисленными барками, которыя лѣниво ползли по ней въ полнѣйшемъ безпорядкѣ: то бокомъ, то носомъ, то кормой впередъ. Онѣ всплескивали воду своими двумя веслами, напоминая собой большихъ рыбъ, съ трудомъ поднимающихся на поверхность воды, чтобы подышать воздухомъ, и неуклюже переваливались съ боку на бокъ, безпрестанно попадая въ самыя неподходящія для нихъ мѣста. Вотъ одна очутилась подъ самымъ носомъ парохода, другая ударилась о бокъ большого судна и тотчасъ же отскочила отъ него, какъ орѣховая скорлупа.
На нѣкоторыхъ судахъ, стоящихъ на якорѣ^ кипитъ работа: тамъ свертываютъ канатъ, здѣсь вывѣшиваютъ сушить паруса, нагружаютъ или выгружаютъ товары. На другихъ не видно ни души, изрѣдка на палубѣ покажутся мальчишки, перепачканные дегтемъ, да залаетъ собачонка, карабкаясь на бортъ, чтобы посмотрѣть, что дѣлается на рѣкѣ. Громадный пароходъ, словно морское чудовище, окруженное мелкой рыбой, пыхтя и нетерпѣливо разрѣзая воду колесами, медленно пробирается среди лѣса мачтъ, стараясь выбраться на просторъ и вздохнуть полной грудью. По обѣимъ сторонамъ рѣки стоять баржи, нагруженныя каменнымъ углемъ. Между ними ловко лавируютъ суда, выходящія въ море. Паруса ихъ сверкаютъ на солнцѣ; крикъ, шумъ отдается безконечнымъ эхо. Словомъ, жизнь на рѣкѣ бьетъ ключомъ, а съ берега неподвижный мрачный Тоуеръ и цѣлый рядъ громадныхъ зданій съ высящимися между ними колокольнями холодно и горделиво поглядываютъ на суетливую сосѣдку.
Но это чудное утро не произвело на Квильпа никакого впечатлѣнія. Онъ обратилъ на него вниманіе только потому, что не приходилось держать зонтикъ въ рукахъ. Переплывъ рѣку, онъ причалилъ къ берегу недалеко отъ своей «пристани» и прошелъ къ ней по узенькому переулочку. Первое, что ему попалось на глаза, когда онъ вошелъ во дворъ, были чьи-то плохо обутыя ноги, торчавшія кверху. Этими эквилибристическими упражненіями занимался, конечно, никто иной, какъ эксцентричный мальчикъ, служившій сторожемъ на «пристани». Онъ очень любилъ кувыркаться и у него явилось желаніе взглянуть на рѣку, стоя на головѣ. Но голосъ хозяина заставилъ его мгновенно вскочить на ноги и тутъ же на него градомъ посыпались удары.
— Оставьте меня, кричалъ мальчикъ, стараясь локтями отбояриться отъ карлика. — Говорю вамъ, оставьте, если не хотите чтобы вамъ досталось!
— Замолчи, щенокъ, не то я тебя отдую желѣзными прутьями, кожу съ тебя спущу, глаза выколю! кричалъ карликъ въ свою очередь.
Онъ опять сжалъ кулакъ и, ловко просунувъ его подъ локтемъ мальчика, въ то время, какъ тотъ увертывался отъ его ударовъ, схватилъ его за голову, снова принялся тузить и отпустилъ его только тогда, когда излилъ на немъ весь свой гнѣвъ.
— Попробуйте-ка подойти, говорилъ мальчикъ, отодвигаясь назадъ и снова выставляя локти на защиту.
— Небось, не трону, будетъ съ тебя на этотъ разъ. На, вотъ тебѣ ключъ, отопри контору.
— Отчего вы не деретесь съ такими же карликами, какъ вы сами? спросилъ мальчикъ, осторожно подходя къ нему.
— A гдѣ я ихъ возьму, дьяволенокъ? Говорятъ тебѣ, бери ключъ, не то я размозжу тебѣ голову.
И дѣйствительно, когда мальчикъ подошелъ, онъ изо всей силы хватилъ его ключомъ по головѣ.
Мальчикъ вздумалъ было поворчать, направляясь къ конторѣ, но, увидѣвъ, что Квильпъ идетъ вслѣдъ за нимъ, не отрывая отъ него глазъ, тотчасъ же замолчалъ. Здѣсь кстати замѣтить, что между ними существовала какая-то странная симпатія. Намъ нѣтъ дѣла до того, какимъ образомъ зародилось и чѣмъ поддерживалось это взаимное расположеніе, заставлявшее одного терпѣть брань и подзатыльники, а другого выносить грубые и дерзкіе отвѣты. Квильпъ, конечно, никому другому не позволилъ бы говорить себѣ дерзости, а мальчикъ ни отъ кого, кромѣ Квильпа, не сталъ бы сносить побои: ему ничего не стоило убѣжать отъ хозяина.
— Ну, теперь сторожи пристань, да смотри ты у меня, вздумай еще постоять на головѣ: какъ разъ останешься безъ ноги.
Мальчикъ промолчалъ, но не успѣлъ Квильпъ войти въ контору, какъ онъ тутъ же за дверью, не смотря на угрозу, сталъ на головѣ. Простоявъ съ минуту въ такой пріятной позѣ, онъ на рукахъ перебрался на другую сторону дома и тамъ постоялъ немного, затѣмъ, не мѣняя положенія, перешелъ на третью, но побоялся продѣлать эту штуку передъ той стѣной, гдѣ находилось единственное окно конторы, откуда хозяинъ могъ его увидѣть. И благо ему было. Квильпъ, зная его проказы, сидѣлъ въ засадѣ недалеко отъ окна, держа наготовѣ старую не обтесанную доску, сплошь утыканную гвоздями: плохо пришлось бы мальчику, еслибъ онъ угодилъ въ него этой доской.
Контора состояла изъ одной маленькой грязной конурки. Старинное бюро на кривыхъ ножкахъ, два табурета, вѣшалка для шляпъ, пустая чернильница и сломанное перо, старый календарь да часы, которые и заводились, по крайней мѣрѣ, въ продолженіе восемнадцати лѣтъ — минутная стрѣлка давно уже вынута и служить хозяину вмѣсто зубоковырялки, вотъ все, что было въ этой конуркѣ.
Квильпъ, недолго думая, влѣзъ на бюро и растянулся во весь свой маленькій ростъ на его горизонтальной крышкѣ — онъ это дѣлалъ не въ первый разъ — намѣреваясь сладко выспаться и вознаградить себя за безсонную ночь.
Но онъ недолго наслаждался. Не прошло и четверти часа, какъ дверь отворилась и въ нее просунулась взъерошенная голова мальчика, напоминавшая пукъ нерасчесаной пакли.
— Васъ кто-то спрашиваетъ, доложилъ онъ.
Сонъ у карлика былъ чуткій: онъ живо очнулся.
— Да кто тамъ такой? сердито проворчалъ онъ.
— Я не знаю.
— Такъ узнай, дьяволъ, и онъ такъ ловко швырнулъ доску, что она навѣрно попала бы въ мальчика, если бы тотъ не отошелъ вовремя отъ двери.
Не желая служить ему мишенью, мальчикъ не рискнулъ вторично показаться на глаза Квильпу и отворилъ дверь, чтобы впустить въ контору виновницу всего этого переполоха.
— Ахъ, это ты, Нелли! удивился Квильпъ.
— Это я, сударь, робко проговорила дѣвочка.
Она остановилась у порога, не рѣшаясь войти въ комнату. Карликъ немного приподнялся и оперся на локоть. Голова его была повязана желтымъ платкомъ, изъ-подъ котораго висѣли двѣ-три косматыя пряди волосъ. Страшно было смотрѣть на него.
— Войди въ комнату, Нелли, войди, приглашалъ ее карликъ, не мѣняя позы; — да погляди-ка во дворъ, не стоитъ ли опять мальчишка на головѣ?
— Нѣтъ, сударь, онъ стоить на ногахъ, промолвила Нелли.
— Да такъ ли? ужъ не ошибаешься ли ты? Нѣтъ? ну, такъ войди сюда и притвори дверь за собой. Съ какимъ порученіемъ ты пришла?
Дѣвочка подала ему письмо, и онъ принялся читать его, повернувшись на бокъ.
VI
Пока карликъ читалъ письмо, дѣвочка стояла недалеко отъ него и смотрѣла на него во всѣ глаза. Видно было по ея лицу, что она и побаивается карлика, — ей страшно стоять около него — и вмѣстѣ съ тѣмъ ей ужасно хочется разсмѣяться, глядя на его смѣшную, неуклюжую фигуру, растянувшуюся на бюро. Но вотъ облачко пробѣгаетъ по ея личику, оно отуманивается грустью, и дѣвочка, забывъ всякій смѣхъ, съ напряженнымъ вниманіемъ слѣдить за карликомъ и ждетъ, что-то онъ скажетъ ей въ отвѣтъ, ясно сознавая, что отъ этого отвѣта многое зависитъ; ждетъ, да такъ и застынетъ въ этомъ нѣмомъ, тяжеломъ ожиданіи.
Карликъ тоже казался очень взволнованнымъ. Прочитавъ нѣсколько строкъ, онъ широко раскрылъ глаза, нахмурилъ брови, и по мѣрѣ того, какъ чтеніе продолжалось, со злостью скребъ голову, грызъ ногти и, наконецъ, разразился отчаяннымъ свистомъ, что на его языкѣ означало крайнее удивленіе и даже смущеніе. Окончивъ письмо, онъ сложилъ его, бросилъ около себя и задумался, потомъ опять схватилъ его и еще разъ прочелъ. Но это вторичное чтеніе нисколько его не успокоило: онъ съ такимъ же остервенѣніемъ грызъ ногти и впадалъ въ задумчивость. Наконецъ, онъ молча уставился на дѣвочку, которая со страхомъ ожидала его отвѣта.
— Эй, Нелли! вдругъ, точно выстрѣлъ, раздалось подъ самымъ ухомъ дѣвочки; она вздрогнула отъ испуга.
— Что вамъ угодно, сударь?
— Ты, конечно, знаешь содержаніе этого письма?
— Нѣтъ, сударь, не знаю.
— Не можетъ быть, побожись, что не знаешь. Скажи: чтобы мнѣ умереть на этомъ мѣстѣ, если я говорю неправду.
— Да право же не знаю, что тамъ написано.
— Ладно, я тебѣ вѣрю, пробормоталъ Квильпъ.
Открытый, чистосердечный взглядъ дѣвочки убѣдилъ его въ томъ, что она говорила правду.
— Гмъ! все ухнуло! и такъ быстро, въ 24 часа. И куда къ чорту онъ все это дѣвалъ? вотъ вопросъ!
Тутъ онъ снова набросился на свои ногти, опять скребъ голову, но мало-по-малу лицо его просіяло и расплылось въ привѣтливую улыбку, которая на всякомъ другомъ лицѣ показалась бы безобразной гримасой.
— Ты сегодня чудо какая хорошенькая, Нелли! какъ-то особенно ласково обратился онъ къ дѣвочкѣ.
Та съ удивленіемъ взглянула на него.
— Ты, вѣроятно, устала, Нелли?
— Нѣтъ, сударь, я нисколько не устала и должна спѣшить домой, а то дѣдушка будетъ обо мнѣ безпокоиться.
— Ну, къ чему спѣшить! Послушай, Нелличка, что я хочу тебѣ сказать. Желала ли бы ты быть моимъ вторымъ номеромъ?
— Чѣмъ, сударь?
— Моимъ вторымъ номеромъ, второй м-съ Квильпъ, повторилъ карликъ.
Дѣвочка, очевидно, не понимала значенія этихъ словъ хотя и казалась нѣсколько испуганной. Карликъ счелъ нужнымъ просвѣтить ее.