В действительности, если бы все было именно так, то вряд ли в Малороссии вообще появились бы студенты, способные рассуждать. Зачем они в колониях? А между тем по уровню образования Малороссия обгоняла многие регионы империи, к концу 19 века там было 16 798 начальных школ разных типов и 129 гимназий. В 1865 году в Одессе открылся Новороссийский университет. В 1875 году Нежинский юридический лицей был преобразован в Историко-филологический институт, а через десять лет в Харькове открыли первый в Малороссии Южно-Российский технологический институт. В 1898 году уже в Киеве открыли политехнический институт.
По развитию железнодорожной сети Малороссия тоже была на одном из первых мест в России. В 1868 году запустили железную дорогу от Курска до Бровар, еще через два года ее дотянули до Киева. В справочнике писали:
«Обязанные своим возникновением и процветанием положению на важнейших водных (Киев) и древних сухопутных путях (Харьков), эти города стали особенно быстро развиваться с тех пор, как сделались главными центрами железнодорожных линий. Киев соединен железными дорогами с Москвой, с Варшавой, с Одессой и Австро-Венгрией (через Волочиск); Харьков с Москвой, с Севастополем, с портами Азовского моря и Поволжьем. Вообще, в Малороссии, по сравнению с другими областями европейской России, железнодорожная сеть отличается густотой».
По данным 1906 года, на Днепре числилось 382 парохода и 2218 парусных судов и барж. По числу судов днепровские пароходства были на втором месте после волжских. Торговый флот на Черном море в 1914 году был самым большим в России. В его составе имелось 413 паровых судов. А общие темпы развития экономики в Малороссии в целом были заметно выше общероссийских. При этом важно понимать, что вкладывались сюда в основном не деньги частных инвесторов, а государственные средства. И вообще, большинство малороссов ущемленными себя не ощущали ничуть. Разве что земли в крае не хватало. Вот еще интересный факт: когда украинские политики в начале 20 века стали убеждать малороссов, что им нужна национальная автономия (о полной независимости речи еще не было), то по воспоминаниям Михаила Грушевского, эта идея у депутатов-малороссов в Государственной думе вызывала «тревожный вопрос, не создаст ли это каких-либо преград праву переселяться с Украины на свободные земли как колонизационные территории азиатской России и Уральской области». Как я упоминал, именно малороссы стали активно заселять Туркестанский край в конце 19 — начале 20 века. Там до сих пор, например, по берегам Иссык-Куля стоят деревни, где вдоль дорог тянутся белые трехоконные хаты с голубыми наличниками. Уезжали, конечно, те, кому не хватало земли, однако в целом малороссийские крестьяне считались в Российской империи довольно зажиточными.
И когда в ходе Первой мировой войны русская армия вошла в Галицию, солдаты и офицеры были поражены беднотой и забитостью русских крестьян, населяющих Австро-Венгрию. Особенно вопиюще это смотрелось на фоне ситуации в Малороссии. Но куда больше русских военных поразили стоявшие в каждом селе виселицы, с которых им порой приходилось снимать тела казненных русских людей — мужчин и даже женщин.
Глава 13 Русская голгофа 1914 года: кто и зачем открыл первые концлагеря в Европе
«…предводители украинской затеи явно и открыто перешли на сторону немецкого и мадьярского террора в злые дни войны. Для народных масс непонятна была проповедь звериной ненависти к москалям, т. е. великоруссам. Верной интуицией, непосредственным восприятием угадывали и чувствовали родство с ними, как и с белорусами, считая их самыми близкими племенами своей малорусской народности. Чем сильнее был напор на Русь, тем упорнее становилась ее защита на Карпатах. За Русь на виселицы, на расстрелы, на издевательства и муки в Терезине, Талергофе, Вене и других вязницах и концлагерях Австро-Венгрии шли тысячи за тысячами, и страдали, и умирали за русскую веру своих предков, за русскую церковь, за русскую икону, за русское слово, за русскую песню, за русскую душу, за русское сердце, за русскую волю, за русскую землю, за русскую честь и совесть».
Василий Ваврик, карпато-русский публицист, из статьи «Терезин и Талергоф»О геноциде русских в 1914 году в сегодняшней Австрии не любят вспоминать, хотя, если что, и признают честно — это страшная, позорная страница нашей небезупречной истории. В сегодняшней России про трагедию Галицкой Руси просто никто ничего не знает. Нет ни памятников погибшим, про это не пишут в учебниках, мы предали Галицкую Русь в очередной раз. Те события можно спокойно назвать бойней, и в этом не будет преувеличения. Их можно назвать этнической чисткой невероятных масштабов, которых Европа прежде не знала.
В августе 1914 года, как только началась Первая мировая вой на, австрийские власти принялись за борьбу с неблагонадежными русскими галичанами. Еще задолго до войны австрийская жандармерия составила подробные списки лиц «неблагонадежных в политическом отношении». В специальные таблицы заносились данные — имена, фамилии, семейное положение, род занятий, а в отдельную графу номер восемь вписывали «более подробные сведения» о неблагонадежности, то есть в чем человек подозревается или чем доказывается его вина. И вот такими доказательствами преступных умыслов были, например, поездки в России, симпатии к русским кандидатам на выборах, могли и просто написать «русофил». За русских, читаешь на русском? Виноват. То есть это то, что потом Оруэлл в своем романе «1984» назовет словом «мыслепреступление». Из воспоминаний, переживших геноцид[43]:
«Мобилизация началась 31 июля 1914 г. В ночь с 30 на 31-е были арестованы депутат парламента доктор прав Д. А. Марков, юрист, также доктор прав Кирилл Сильвестрович Черлюнчакевич, бывший адвокатом на процессе Бендасюка. В эту же ночь была арестована Наталия Юлиановна Несторович, руководительница женского пансиона в Перемышле, автор газетных очерков по русской литературе. Первых двух ждал процесс о государственной измене, так называемый Первый Венский, а девушку — концентрационный лагерь Талергоф. За арестом первых троих последовал массовый террор против русских галичан. Хватали как подозрительных всех, кого можно было заподозрить в каких-либо симпатиях к России, русской культуре — достаточно было когда-то побывать в России, быть членом читальни Общества им. М. Качковского, читать русскую газету, а то и просто слыть русофилом или назвать свой, родной язык russische Sprache. Иногда, чтобы прослыть шпионом, достаточно было посмотреть на проходившие войска — так был заколот стоявший в своем саду крестьянин Григорий Вовк, в селе Бортниках жандармы арестовали и увели четырех 10-летних мальчиков за то, что они смотрели на проезжавший поезд».
Уже 1 августа 1914 года, в первый же день войны, только во Львове по составленным заранее спискам было арестовано 2000 человек. Свидетельство очевидца:
«Арестованных водят из тюрьмы в тюрьму группами, и по пути на улицах городов их избивают натравленные толпы подонков и солдатчины. В Перемышле озверелые солдаты изрубили на улице большую партию русских людей. За арестованных и избиваемых русских священников добровольно заступаются епископы католики: польский и армянский, а униатские епископы во главе с Шептыцким, несмотря на просьбы жен и детей, отказывают в защите своим русским галицким священникам. Этого нужно было ожидать: они же их предали на убиение»[44].
Все тюрьмы оказались переполнены. Местное полицейское начальство попросило, чтобы заключенных позволили увезти в другие учреждения. Их и правда вскоре увезли, в первые в Европе концентрационные лагеря Терезин и Талергоф. Первые в Европе концлагеря были построены для русских, не желавших признавать себя украинцами. Это многое объясняет даже в сегодняшнем отношении европейцев к событиям на Украине. Пережившие эту бойню русские люди в 1925 году во Львове издали книгу, ее назвали «Талергофский альманах. Пропамятная книга австрийских жестокостей, изуверств и насилий над карпато-русским народом во время всемирной войны 1914–1917 гг». О том, как содержались люди в Талергофе, там написано немало. Приведу лишь одно из свидетельств.
Лагерь Талергоф
«Сюда были депортированы жители Галиции и Буковины, симпатизирующие или предположительно симпатизирующие России, высланные из Галиции по заявлениям поляков и украинофилов. Всего через Талергоф с 4 сентября 1914 года до 10 мая 1917 года прошло не менее 20 тысяч пророссийски настроенных галичан и буковинцев, только в первые полтора года погибло около 3 тысяч заключенных. Первый транспорт в составе 2000 человек обоего пола прибыл 4 сентября 1914 года из Львова. Четверо суток держали людей под открытым небом, окружив узников живым кольцом жандармов и солдат. Заключенными были, по свидетельству священника Феодора Мерены, пережившего Талергоф, люди разных сословий и возрастов. Были там священники, прелаты, адвокаты, судьи, доктора, преподаватели, частные и государственные чиновники, учителя, крестьяне, мещане, псаломщики, писатели, студенты, актеры, военные судьи, военные священники — все русские галичане, за исключением незначительного процента румын, цыган, евреев, поляков, мазепинцев и 3 блудниц из Перемышля… По возрасту Талергофская публика была также весьма разнообразна, начиная почти столетними стариками (прелат Дольницкий 94 л.) и кончая грудными младенцами. В отхожие места интернированные сопровождались конвоем. Не было тут различия между мужчинами и женщинами. Естественные потребности отправлялись по команде, а не успевших справляться прокалывали штыками…»[45]
Все тюрьмы оказались переполнены. Местное полицейское начальство попросило, чтобы заключенных позволили увезти в другие учреждения. Их и правда вскоре увезли, в первые в Европе концентрационные лагеря Терезин и Талергоф. Первые в Европе концлагеря были построены для русских, не желавших признавать себя украинцами. Это многое объясняет даже в сегодняшнем отношении европейцев к событиям на Украине. Пережившие эту бойню русские люди в 1925 году во Львове издали книгу, ее назвали «Талергофский альманах. Пропамятная книга австрийских жестокостей, изуверств и насилий над карпато-русским народом во время всемирной войны 1914–1917 гг». О том, как содержались люди в Талергофе, там написано немало. Приведу лишь одно из свидетельств.
Лагерь Талергоф
«Сюда были депортированы жители Галиции и Буковины, симпатизирующие или предположительно симпатизирующие России, высланные из Галиции по заявлениям поляков и украинофилов. Всего через Талергоф с 4 сентября 1914 года до 10 мая 1917 года прошло не менее 20 тысяч пророссийски настроенных галичан и буковинцев, только в первые полтора года погибло около 3 тысяч заключенных. Первый транспорт в составе 2000 человек обоего пола прибыл 4 сентября 1914 года из Львова. Четверо суток держали людей под открытым небом, окружив узников живым кольцом жандармов и солдат. Заключенными были, по свидетельству священника Феодора Мерены, пережившего Талергоф, люди разных сословий и возрастов. Были там священники, прелаты, адвокаты, судьи, доктора, преподаватели, частные и государственные чиновники, учителя, крестьяне, мещане, псаломщики, писатели, студенты, актеры, военные судьи, военные священники — все русские галичане, за исключением незначительного процента румын, цыган, евреев, поляков, мазепинцев и 3 блудниц из Перемышля… По возрасту Талергофская публика была также весьма разнообразна, начиная почти столетними стариками (прелат Дольницкий 94 л.) и кончая грудными младенцами. В отхожие места интернированные сопровождались конвоем. Не было тут различия между мужчинами и женщинами. Естественные потребности отправлялись по команде, а не успевших справляться прокалывали штыками…»[45]
Лагерь Терезин
Бессудные расправы над арестованными стали обычным явлением. Человека могли расстрелять, заколоть штыком, могли отдать на расправу озверевшей толпе «патриотов», которые желали расправиться с «московским шпионом». Патриоты были такими же русскими людьми, только отказавшимися считать себя русскими. Австрийская армия напрямую принимала участие в карательных акциях в селах. Священник Иосиф Яворский вспоминал:
«Армия получила инструкции и карты с подчеркнутыми красным карандашом селами, которые отдали свои голоса русским кандидатам в австрийский парламент. И красная черточка на карте оставила кровавыя жертвы в этих селах еще до Талергофа. Вы сами помните, что когда в село пришел офицер, то говорил вежливо, но спросив название села и увидев красную черточку на карте, моментально превращался в палача. И кричал немец или мадьяр — Ты рус? А наш несчастный мужик отвечал: Да, русин, прошу пана. — И уже готовая веревка повисла на его шее! Так множились жертвы австро-мадьярскаго произвола. Но вскоре не хватило виселиц, снурков, ибо слишком много было русскаго народа. Для оставшихся в живых австрийская власть приготовила пекло, а имя ему — Талергоф!»[46]
Узники Талергофа
О том, как и за что людей арестовывали и убивали, свидетельствует такой факт: у священника Петра Сандовича нашли собственноручное письмо, где «русская паства» написано с двумя «с». Не руськая, не русько-украинская, а русская. Посчитали, что государственная измена доказана, и расстреляли вместе с сыном. Священника о. Владимира Мохнацкого тоже казнили с сыном Родионом, гимназистом, отца Феофила Качмарчика с сыном Владимиром, юристом, отца Василия Курилло с двумя сыновьями. А триста униатских священников были арестованы и казнены по подозрению в русофильстве. Православных священников расстреливали просто потому, что они уже православные, значит, русские, значит, шпионы.
Во время еще одной из карательных акций был убит священник о. Максим Сандович, о котором я писал, рассказывая о Львовском процессе. Власти арестовали семью священника, включая беременную жену, а 6 сентября 1914 года австрийская военная команда под предводительством ротмистра Дитриха расстреляла отца Максима без суда и следствия во дворе тюрьмы города Горлице на глазах беременной жены, отца и односельчан. Последними словами Максима Сандовича были: «Да живет Святое православие! Да живет Святая Русь!» Он умер не сразу. И палачи докололи его штыками. В Талергофе родился сын Максима Сандовича, тоже Максим, и он тоже стал православным священником. В Талергофе умер друг Сандовича и еще один подсудимый Львовского процесса, священник Игнатий Гудима. Он был арестован, попал в Талергоф, где от перенесенных мучений и всего увиденного сошел с ума. И было от чего. Поначалу в лагере не было бараков, люди жили под открытым небом, в грязи, в воде под осенними дождями. Но по всему лагерю стояли столбы для пыток, австрийцы очень любили подвешивать заключенных за одну ногу вниз головой. Человек умирал в страшных мучениях. По деревням же шли карательные отряды, о том, как они себя вели, рассказывал крестьянин российскому корреспонденту, после того, как Галиция перешла под контроль русской армии:
«Вот видите, на этих деревьях перед окнами висели заподозренные в русофильстве. Так прямо на деревьях вешали. Сутки повисят, снимут — и других на них же вешают… А тут за углом учителя расстреляли. Поставили к стене, а напротив 5 солдат с ружьями… Здесь, на этом месте, со связанными назад руками, подкошенный пулями свалился несчастный — по доносу шпиона. А шпионов развели австрийские власти массу. На заборах, стенах — всюду висели объявления с расценками: за учителя — столько-то, за священника — столько-то, за крестьянина цена ниже и т. д.»[47]
Шпионом крестьянин называет, разумеется, полицейского информатора. Доносчика. Среди которых было немало украинцев. Такса за сданного властям «русского шпиона» была от 50 до 500 крон. И находились те, кто просто зарабатывал, как это ни страшно звучит, но так и было, и те, кто искал врагов Австрии и украинского народа по идейным соображениям. И страшна была участь тех, кто попадал в руки карателей.
В деревне Волощине, уезде Бобрка, венгерские военные привязали к лафету крестьянина Ивана Терлецкого и потащили его по дороге. В селе Цуневе Городоского уезда австрийские военные схватили 60 крестьян и 80 женщин с детьми. Мужчин стали вешать по очереди, одного за другим, на одной веревке, тех, кто не умер в петле, добивали штыками на земле. Матерей, жен и детей заставили смотреть на расправу. В селе Великополе арестовали 70 крестьян, из них шестерых закололи штыками на месте, среди них женщину, а уходя, каратели забрали с собой малолетних девочек. В селе Кузьмине австрийские каратели вбивали в стены хат железные крюки и вешали на них людей. В один день повесили 30 крестьян. Или вот деревня Выгода. Повешенные Матвей Петрик, Иван Гайнюк, Осип Фединяк, Дорофей Сосник, Елена Ковердан. Вешал их жандарм по фамилии Холява и идейный украинец Винницкий. В сегодняшнем восприятии — все фамилии украинские. Свои убивали своих. Или еще пример: доносчик учитель-украинец Иван Шерстило сдал жандармам как русского шпиона священника Саввина Кмицикевича и его несовершеннолетнего сына. Односельчане, знакомые, вчера они ходили в гости, вместе заходили в церковь, ссорились, общались, может, даже и ругались, наверное, обзывая друг друга в шутку или по злобе кацапами и хохлами. А потом одни стали палачами, а другие приняли страшную смерть. Как сегодня на Юго-Востоке Украины.
Точное число жертв австрийского террора в Галиции неизвестно до сих пор. Считается, что только через Талергоф прошло не менее 30 тысяч человек, одних священников в нем находилось более 800. Всего же по прямым и косвенным данным количество убитых в ходе этнических чисток русских людей превышает 50 тысяч. Точной цифры нет из-за того, что многие русские жители Галиции бежали оттуда с отступающей русской армией в 1915 году. Потому что помнили, как в 1914 году австрийские военные расправлялись с русскими не по приказу, а просто из мести.
«В отместку за свои неудачи на русском фронте улепетывающие австрийские войска убивают и вешают по деревням тысячи русских галицких крестьян. Австрийские солдаты носят в ранцах готовые петли и где попало: на деревьях, в хатах, в сараях, — вешают всех крестьян, на кого доносят украинофилы, за то, что они считают себя русскими. Галицкая Русь превратилась в исполинскую страшную Голгофу, усеялась тысячами виселиц, на которых мученически погибали русские люди только за то, что они не хотели переменить свое тысячелетнее название»[48].