Австрийцы не ограничиваются украинской пропагандой только среди пленных, но ведут таковую и среди населения занятых ими местностей Волынской губернии. С этой целью ими, между прочим, открыты школы с преподаванием на «украинском» языке во Владимире-Волынском, Луцке и некоторых селениях Владимиро-Волынского уезда.
Как дополнение к пропаганде украинских идей среди пленных, можно отметить прием главнокомандующим эрцгерцогом Фридрихом депутации «украинцев» в составе председателя Национального совета украинцев депутата Левицкого и вице-председателя депутата Васильке. Депутаты выразили главнокомандующему свою благодарность за режим, установленный в русской «Украине», занятой австро-венгерскими войсками, и заявили, что «русские украинцы ищут свое спасение только в Австрии и видят свое будущее тесно связанным с двуединой монархией и ее династией». Эрцгерцог благодарил депутатов и выразил свое восхищение мужеством и преданностью «украинцев», создавших для защиты своих интересов и интересов Австро-Венгрии громадные легионы.
В связи с этим надлежит еще отметить, что, как видно из поступившего в Департамент полиции протокола опроса младшего унтер-офицера 277-го пехотного Переяславского полка Бориса Торговца, находившегося некоторое время в Австрии в лагерях русских военнопленных, члены Союза освобождения Украины Жук (казначей союза), Дорошенко, Гавриленко и Лев Ганкевич посещали эти лагеря и вели пропаганду. Гавриленко в 1915 году производил перепись всех украинцев южных губерний России в лагере Шамория и Фрайштадта. Гавриленко и Дорошенко говорили пленным, что Украина должна отделиться от России при содействии Германии и Австрии и образовать отдельное государство под названием «Украина» во главе с каким-либо германским принцем. Торговец слышал, как приезжавшие в названные лагеря лица говорили, что в Петрограде и Киеве есть люди, сообщающие в Австрию украинцам военные сведения».
Лектора-энтузиаста Беспалко упоминает Павел Милюков, министр иностранных дел Временного правительства в 1917 году в своей книге «История русской революции». Тут, правда, стоит напомнить, что до революции и развала страны Милюков невероятно симпатизировал украинскому движению. Это потом в эмиграции, оставшись без родины, увидев Украину под контролем немецкой армии, он будет писать о пропаганде:
«Что касается пропаганды среди военнопленных украинцев, она началась еще весной 1915 г., когда все пленные «малороссы», соглашавшиеся признать себя «украинцами», были сосредоточены в лагере Раштадт. В этом лагере велись систематические лекции; одним из лекторов являлся австрийский профессор Беспалко, рисовавший перед слушателями картину вольного казачества и призывавший к свержению ненавистного ига Московии»[56].
Но несмотря на колоссальные усилия, на огромные средства, которые вкладывали в пропаганду среди пленных малороссов, они даже в лагерях не спешили признавать себя каким-то новым особым народом.
Лидер большевиков Владимир Ленин в письме своей партийной подруге Инессе Арманд от 30 января 1917 года как раз рассказывал историю одного солдата, которого в плену пытались убедить, что он не малоросс, а украинец.
«Пробыл год в немецком плену… в лагере из 27 000 человек украинцев. Немцы составляют лагеря по нациям и всеми силами откалывают их от России. Украинцам подослали ловких лекторов из Галиции. Результаты? Только 2 000 были за «самостийность»… Остальные впадали в ярость при мысли об отделении от России и переходе к немцам или австрийцам. Факт знаменательный! Не верить нельзя. 27 000 — число большое. Год — срок большой. Условия для галицийской пропаганды архиблагоприятные. И все ж близость к великорусам брала верх!»
Пауль Рорбах
Стоит объяснить, для чего Австрии и Германии была в принципе нужна Украина. Точнее Малороссия, оторванная от России и превращенная в подконтрольную территорию. Примерно для того же, для чего сегодня Европе и США нужна русофобская, бедная и агрессивная Украина. Идея буферного государства между Россией и Европой не умирала со времен, когда ее сформулировали польские политики и публицисты. Когда в конце 19 века сформировалась такая наука, как геополитика, идеи стали трансформироваться в технологии. И еще в ноябре 1914 года австрийский министр иностранных дел Леопольд фон Берхтольд говорил, что если целью войны является долгосрочное ослабление России, то в случае победы необходимо создавать независимую Украинскую державу.
Как таковую геополитическую доктрину, теорию, почему от Российской империи необходимо будет оторвать западные территории, сформулировал балтийский немец Пауль Рорбах. Он родился в Российской империи, в Курляндии, это нынешняя Латвия. И даже хотел учиться в Московском университете, но не успел с поступлением и образование получал в Европе. Рорбах был прекрасно образован — экономист, философ, юрист, теолог. Он дружил с заместителем начальника немецкого генерального штаба, генералом Людендорфом, он считался лучшим экспертом по России и русскому вопросу. В 1917 году написал работу под названием «Наша военная цель на Востоке и русская революция» («Unser Kriegsziel im Osten und die russische Revolution»). И там он изложил задачи Германии и ее союзников в этой войне, одна из них «раздробление русского колосса на его естественные, исторические и этнографические составные части. Этими частями являются Финляндия, прибалтийские провинции, Литва, Польша, Бессарабия, Украина, Кавказ и Туркестан». Это полностью раз и навсегда устранит русскую угрозу для Германии, но даже отторжение только Украины уже будет столь значимым ударом, что Россия от него не оправится. При этом Рорбах допускал, что Россия может остаться цельным государством, но федерацией, точнее, скорее уж конфедерацией. Например, балтийские провинции могли бы, с его точки зрения, получить автономию и право выстраивать самостоятельную внешнюю политику с Германией. То же самое касалось и Украины, которая могла бы быть отдельным субъектом, а могла бы создать некое общее образование с Польшей. И оказавшись отрезанной от прямых выходов к Балтике и от Черного моря и получив буфер в виде независимой Украины, Россия будет вынуждена повернуть свои интересы на Восток. Обладая Малороссией, или, по терминологии Рорбаха, Украиной, Россия как раз и стала играть ту важную геополитическую роль в Европе, потому что выход к Черному морю и контроль над Крымом позволили России претендовать на контроль и над черноморскими проливами. И потому Рорбах делал вывод — если Украину от России не отторгнуть, то ее не победить.
«Устранение русской опасности, если время будет этому способствовать, последует путем отделения Украинской от Московской России — или эта опасность вообще не сможет быть устранена».
Рорбах призывал перестать воспринимать Россию как единое государство, а с теми, кто ведет борьбу за разделение России, устанавливать максимально тесные отношения и поддерживать эти движения. И возникает вопрос — что из высказанного Рорбахом перестало быть актуальным сегодня? Что из придуманного тогда хитрым и глубоко образованным балтийским немцем перестало применяться против России?
Глава 15 1917–1919: Украина, немцы и хаос
Революция неуклонно надвигалась на Российскую империю. Затянувшейся и совсем не победоносной войной были недовольны все — от солдат до членов императорского дома. Вся страна видела бессилие власти и бездарность генералов — на фоне невероятного героизма рядового состава и офицеров действующей армии. Февральская буржуазная революция 1917 года дала новый толчок к развитию украинского проекта. Пришедшее к власти Временное правительство симпатизировало украинскому движению, и почти сразу после переворота и отречения от престола Николая Второго из ссылки были возвращены Андрей Шептицкий и Михаил Грушевский. Правда, ссылка последнего была очень условной. Сначала он жил в Симбирске, потом в Казани, а с 1916 года в Москве. Он писал работы, встречался со знакомыми и друзьями, в их числе были и украинские политики, и московские, например, конституционные демократы, он даже сочинил две исторические драмы. Впрочем, находился он под надзором полиции. Преступления режима налицо. И кстати, разрешение на проживание в Москве ему выхлопотали его друзья и покровители из Академии наук «для возможности пользоваться библиотеками при научных занятиях».
Когда сразу после Февральской революции страна затрещала по швам, оказалось, что украинский сепаратизм, который всем казался чем-то незначимым, в действительности превращается в грозную силу. 4 марта 1917 года в Киеве собрались представители политических, общественных и культурных организаций, и они объявили о создании Центральной Рады.
Когда сразу после Февральской революции страна затрещала по швам, оказалось, что украинский сепаратизм, который всем казался чем-то незначимым, в действительности превращается в грозную силу. 4 марта 1917 года в Киеве собрались представители политических, общественных и культурных организаций, и они объявили о создании Центральной Рады.
От имени собравшихся была направлена телеграмма на имя председателя Временного правительства князя Львова и министра юстиции Керенского, где выражалась благодарность за заботу о национальных интересах украинцев и где были такие слова: «недалеко уже время полного осуществления наших давнишних стремлений к свободной федерации свободных народов». 7 марта руководителем Рады был выбран Грушевский, который тут же приехал из тяжелой невыносимой московской ссылки. Что неудивительно, ведь Раду собирали члены Общества украинских прогрессистов, которое являлось детищем Грушевского. Именно тогда и была сформулирована первая задача — начать создавать украинскую государственность, пока что в виде национальной автономии в составе России. 7 апреля состоялся Всеукраинский съезд, который определил, что Рада станет временным украинским парламентом, туда выбрали депутатов и начали вести себя как настоящее правительство.
Центральная Рада по сути своей была организацией, конечно, совершенно нелегитимной, потому что на Всеукраинский съезд приехали не представители населения, не делегаты, избранные на местах. Туда приехали просто активисты социалистических, социал-демократических партий и украинские активисты из девяти губерний, которые Грушевский считал территорией будущей Украины, то есть Харьковской, Полтавской, Черниговской, Киевской, Волынской, Подольской, Херсонской, Екатеринославской и Таврической. То есть, по сути, на Всеукраинском съезде была представлена небольшая группа партийных деятелей, которые сочли для себя возможным говорить от лица всех малороссов. Причем именно социалисты играли тогда важную роль. Один из основателей Украинской социал-демократической рабочей партии Владимир Винниченко заявлял с трибуны, что он прежде всего социалист, а потом уже украинец. Ну и потом из самозваного съезда была сформирована Центральная Рада. Что за люди туда вошли, что за люди собрались в Киеве на съезде, можно судить по воспоминаниям участников:
«За исключением двух-трех лиц, которых уважал и от которых я мог бы ожидать чего-нибудь разумного, остальные были безграмотные во всех отношениях, а не только в политике. Еще хорошо, если студенты первого курса, как В. К. Винниченко и Н. Ковалевский, а то бухгалтеры, кооператоры, «известные общественные деятели» и просто люди неопределенных занятий — больше всего ура-социалисты по убеждению и демагоги по призванию. Нравственный и умственный уровень простых рядовых членов Центральной Рады я знал хотя бы по образцам полтавских депутатов: солдата Матяша и того солдата, который «в окопах кровь проливал». Огромное большинство было в том же роде. Поэтому и неудивительно, что люди, которым случалось заночевать в общежитии для депутатов (Институтская, 17), зачастую на другой день не отыскивали своих часов или кошелька»[57].
А дальше Центральная Рада стала выяснять с Временным правительством Керенского, сколько независимости им можно взять. То есть два нелегитимных правительства принялись с азартом пилить великую страну. Либеральное правительство соглашалось признать автономию Украины в границах пяти губерний: Черниговской, Полтавской, Киевской, Волынской и Подольской, соглашалось, чтобы на Украине появились шесть министерств (внутренних дел, промышленности и торговли, земледелия, продовольствия, труда и, наконец, местных финансов), соглашалось ввести должность украинского комиссара в кабинете министров России.
Центральная Рада хотела всего и сразу и желательно побольше: Украину в составе девяти губерний, а также прав для Центральной Рады на управление железными дорогами, почтой, телеграфом, своей украинской армией, которая уже начала создаваться. За этот процесс отвечал Симон Петлюра, бывший журналист, он стал генеральным секретарем по военным вопросам. Еще Рада затребовала контроль над финансами, а также переговорщики от Грушевского требовали для Украины права вести внешнеполитическую деятельность. То есть все по плану Рорбаха. Совпадение ли? Теперь уже не узнать. К середине лета 1917 года Центральная Рада поняла, что в Петрограде (напомню, что в начале мировой войны Петербург переименовали в Петроград, чтобы отойти от немецкой топонимики) сидит кучка бессмысленных болтунов, которые не могут управлять даже самим Петроградом, не то что подавить революционное движение или киевских сепаратистов. Еще в июне было сформировано первое украинское правительство — Генеральный секретариат. Затем уже сам Генеральный секретариат принял декларацию, признав Центральную Раду высшим исполнительным и законодательным органом «всего организованного украинского народа». Газета «Киевская мысль» писала:
«…это совершенно новая, современная, опирающаяся на совершенно новые основания, нежели старая европейская и особенно российская дореволюционная власть… Особенность ее заключается в доверии — чистом, не подмешанным никаким принуждением — законным или незаконным… У нас нет враждебности к Петрограду, но есть полное безразличие к нему».
Потом Петроград поставили перед фактом, когда 18 июля Рада издала свои «Основы временного управления на Украине». Генеральный секретариат признавался высшим органом власти, в него входили 14 генеральных секретарей (министров), все законы Временного правительства были лишены силы прямого действия, они вступали в силу только после перевода на украинский и опубликования их в украинском правительственном вестнике. И Рада посчитала, что в состав Украины должны войти все же 9 российских губерний. Но тут стоит пояснить, что вся эта политическая возня была заметна только в самом Киеве, и украинское государство существовало только на бумагах и в мечтах его строителей.
23 июля 1917 года в девяти губерниях «Украины» прошли выборы в органы городского самоуправления. Общероссийские партии получили 870 мест, сторонник федерального устройства и частичной независимости — 128, те, кто выступал за полное отделение от России, ни одного. А тем временем вся Россия и Малороссия скатывались в хаос. Всюду, даже в крупных городах, открыто бродили дезертиры, бежавшие с фронта, начинались грабежи, мародерство, Центральная Рада с этим справиться могла так же, как Временное правительство могло справиться с сепаратистами. То есть никак. При этом в Россию возвращались сотни освобожденных немцами и австрийцами из плена солдат, с которыми была проведена идеологическая работа. Да, она действовала не на всех, но при этом были и те, кто на фронт уходил малороссом или русским, а приходил домой украинцем. Из лагерей для военнопленных в самой России стали бежать галицкие украинцы, например из Сечевых Стрельцов. Они, кстати сказать, воевали не очень активно, почти сразу сдавались в плен. И вот так в Киеве 1917 года оказались, например, Евгений Коновалец и Андрей Мельник — будущие отцы украинского национал-фашизма, создатели Организации Украинских Националистов. В Киеве они поначалу занимались агитацией, а потом стали создавать боевые отряды, будущую армию. В октябре 1917 года Коновалец, например, собрал из бывших пленных галичан Галицко-Буковинский курень «сечевых стрельцов», который вошел в состав полка имени гетмана Петра Дорошенко.
Выходили на свободу и возвращались из ссылок и высланные из Галиции в начале мировой войны украинские активисты, многие из которых были запятнаны участием в карательных акциях против русских галичан. В итоге русский город Киев оказался переполнен не просто сторонниками украинской идеи, а лютыми, основательными русофобами. При этом галичане считали, что они стоят на ступень выше всяких местных малороссов, потому что они-то из «сознательных украинцев», потому что Галиция — это Пьемонт украинства, потому что они говорят на настоящем украинском языке, не то что тут на малороссийском, почти что русском. И эти люди становились во главе украинского движения осенью 1917 года. О том, каким был Киев в годы революции и Гражданской войны, любой желающий может прочитать у Михаила Булгакова в «Белой гвардии». Бывший очевидцем этих событий, писатель очень точно передал ужас и недоумение русских людей, населявших один из главных городов империи, которые они испытывали, видя становление «украинского государства». Интересно, что в эти дни думал так много раз упомянутый мной академик Шахматов, который когда-то, в декабре 1912 года, написал своему товарищу, юристу Анатолию Кони:
«Я тоже боюсь украинского вопроса и порожденного им «мазепинства». Мне очень дорого единство России и процветание всего русского племени в его совокупности. Но думаю, что те из нас, которые стараются об удовлетворении тех или иных элементарных требований малоруссов, менее грешат против родины, ее целостности и величия, чем те, которые разжигают племенную вражду и возбуждают между братьями ненависть».