— Значит, мы ее проглядели, — Николаева снова заговорила спокойным, но очень сухим и холодным тоном. — Потому что разрешать людям читать романы, пропагандирующие эгоизм и отрицающие высшие ценности, ни в коем случае нельзя. Так же, как и показывать им фильмы по этим романам. И пускать тех, кто такие фильмы снимает, на официальное телевидение. Чернов глубоко вздохнул. Вот и кончилась его телевизионная карьера — кончилась всего за пару дней до того, как должна была начаться! И с работы ведь уже ушел, придется теперь новую искать и хорошо, если по специальности…
— Сергей Анатольевич, подумайте еще раз, может быть, вы просто ошиблись? — вывел его из задумчивости новый вопрос Эльмиры. — Может быть, вы не сообразили, какие последствия может иметь просмотр ваших «Стажеров»? Это плохо, конечно, но, в принципе, не страшно, ведь ошибки всегда можно исправить!
— Каким же образом? — усмехнулся Серж. — Убрать фильм из Интернета и сделать вид, что я никогда его не снимал?
— Почти, — кивнула Эльмира. — То есть, убрать вам его из сети, естественно, придется, но скрывать сам факт съемки не стоит. Не очень-то красиво это будет выглядеть — ведь фильм уже наверняка посмотрело достаточно много людей! Мы сделаем по-другому: завтра на телеканале будет пресс-конференция, посвященная началу нового проекта. Туда будут приглашены все будущие участники, и вы, само собой, тоже. Вот там вы и скажете, что в вашем любительском творчестве была одна очень досадная ошибка — фильм по неэтичной книге. Это будет очень хороший жест. Все увидят, что вы не только талантливый режиссер, но еще и честный человек, умеющий признавать свои промахи.
«Ни за что!» — хотел выкрикнуть Сергей, но почему-то растерялся и не произнес ни слова. Он сидел и молчал, глядя на Николаеву, а она так же в упор смотрела на него и словно бы гипнотизировала режиссера своим пристальным взглядом. И чем дольше они глядели так друг на друга, тем меньше у Чернова оставалось решимости отказаться от работы на телевидении и вообще послать Совет по Этике в какие-нибудь отдаленные места…
— Да не упрямьтесь вы, Сергей, — не выдержала, наконец, Эльмира. — Вы же умный человек — так подумайте сами, что будет, если мы станем учить людей дорожить собственной жизнью? Как мы в этом случае вообще сможем ими управлять? Они же тогда все поголовно начнут требовать, чтобы их качественно лечили, и чтобы у них на работе были хорошие условия, и чтобы с их детьми в школах нормально обращались. А в «горячих точках» кто тогда будет воевать? Понимаете меня?
— Да, об этом я как-то не думал… — честно признался Чернов, и сидящая напротив него женщина довольно улыбнулась:
— Вот видите! Так что идите пока домой и порепетируйте завтрашнюю речь. А завтра в девять вечера приезжайте к входу на телебашню. Только подготовьтесь как следует — будет прямой эфир, чтобы зрители могли звонить и задавать вопросы по проекту. В общем, вырезать ваши оговорки и никто не будет.
— Понятно, — вздохнул Чернов, поднимаясь со стула. Николаева наградила его еще одной фальшивой улыбкой, и он, как во сне, вышел из ее кабинета и, отмахнувшись от ринувшихся к нему с расспросами поэтов и художников, медленно зашагал к выходу.
По улице Чернов шел, как в тумане, потом машинально сел в автобус, а потом вдруг с удивлением обнаружил, что едет мимо дома, в котором находилась его любительская студия. «Что ж, оно и к лучшему — там сейчас наверняка никого нет», — решил он и, выскочив на следующей остановке, почти бегом бросился к небоскребу. Но у подъезда его ждало новое разочарование: уже открывая дверь, он столкнулся с Константином, который с хмурым видом вышел из дома. Стало ясно, что посидеть в одиночестве и спокойно все обдумать у Сергея не получится.
— У тебя что-то случилось? — спросил он своего лучшего актера. Тот в ответ скорчил такую несчастную физиономию, что в Чернове на мгновение проснулся режиссер — он поймал себя на мысли о том, в какой сцене уже отснятых «Стажеров» у Юрковского могло бы быть такое выражение лица.
— С Варей поссорился, — буркнул Костя, громко хлопая дверью. — А у тебя что, тоже проблемы? Чего ты такой… всклокоченный?
— Да так, новая работа… — замялся Серж. Ему страшно не хотелось рассказывать Косте о разговоре с Эльмирой и своих сомнениях, но в то же время режиссер прекрасно понимал, что какое бы решение он ни принял, друзья все равно обо всем узнают. Константин заметил его неуверенность и понимающе кивнул:
— Давай пройдемся немного, воздухом подышим.
Некоторое время они шли по улице молча, поглядывая друг на друга и не решаясь заговорить о своих проблемах. Чернов был уверен, что Костя первым начнет жаловаться на свою суровую супругу Варю, но тот не спешил рассказывать об очередной семейной ссоре и, казалось, тоже ждал, когда его товарищ поделится с ним собственными проблемами. А Сергею не хотелось начинать первым — он не был уверен, что друг правильно поймет его сомнения…
— Слушай, Костян, — не выдержал он, наконец, — можно у тебя одну вещь спросить? Тебе кто больше… скажем так, симпатичен — Джордано Бруно или Галилей?
— Кхм! — закашлялся Константин. — А это уже серьезно! А почему ты спрашиваешь? Решил еще один фильм про инквизицию снять?
— Ответь, пожалуйста, — раздраженно попросил Чернов. — Кто из этих двоих тебе ближе?
— Коперник, — усмехнулся актер. — В отличие от них обоих он поступил умно. При жизни о своих «непопулярных» взглядах молчал, тайком написал о них книгу и сделал так, что ее напечатали только после его смерти.
— Понятно, — пробормотал Сергей. — Выходит, я просто поторопился… М-да…
— С чем поторопился? — Константин прищурился. — Так, давай-ка все по порядку. Кто тебя заставляет отрекаться? И, главное, от чего?
— От «Стажеров», — вздохнул Чернов и, скрипя зубами, пересказал приятелю свою беседу с главным специалистом по этике. Константин выслушал его с сочувствием, но особого возмущения по поводу случившегося не выказал.
— А стоит ли так из-за этого переживать? — спросил он, когда Чернов закончил и они, во второй раз обойдя вокруг дома, снова оказались у подъезда. — Согласен, это неприятно, но подумай сам: ты откажешься от одного любительского фильма, зато сможешь снять кучу профессиональных. И еще, ведь ты не знаешь, что будет позже, через несколько лет! Авторы «Стажеров» в свое время тоже были запрещены, а потом цензуру отменили, и их книги стали издавать огромными тиражами! Может, когда-нибудь Совет по Этике упразднят или даже вовсе закроют, или туда придут работать более адекватные люди, и все эти дурацкие запреты прекратятся. А ты к тому времени уже будешь знаменитым, и все твои любительские фильмы тоже начнут показывать по телеку. И «Стажеры» будут самыми популярными — пострадавшее от цензуры кино и все такое.
— Так ты предлагаешь мне в прямом эфире сказать, что «Стажеры» — неэтичный фильм?! — изумился Сергей. — Ты же сам в нем играл, мы же с тобой вместе читали эту книгу!
— Я только хочу сказать, что из любой ситуации можно извлечь выгоду, — мягко возразил его друг. — И что если ты решишь отказаться от фильма, я лично тебя пойму, и другие наши ребята — тоже. А если не станешь отказываться — тоже нормально. В конце концов, на кострах за инакомыслие уже давно не сжигают.
— Дык если бы сжигали, я бы ни минуты не раздумывал! — вспыхнул Чернов. — У меня двое детей, и вообще жизнь дороже. А так — вроде бы ничего страшного и не происходит, но как-то… противно это все.
— Что же ты сразу Николаевой не сказал, что не будешь ни от чего отрекаться? Так сильно на телевидение хочется?
— Не знаю, — честно признался Сергей и взялся за ручку двери. — Пойдем, сможет, в студию? Или в кафе посидим?
— Да нет, я, пожалуй, домой поеду, Варвару утихомиривать, — покачал головой Костя и, попрощавшись, зашагал прочь от дома. Чернов тоже собрался уйти, но тут входная дверь распахнулась, и из нее на улицу выскочила раскрасневшаяся Марианна.
— Серж! — вскрикнула она, хватая его за руку. — Я… все слышала. Неужели ты действительно решил сдаться? Неужели ты пойдешь у них на поводу?!
— Марин, я пока еще ничего не решил, — Сергей аккуратно попытался высвободиться из ее цепких пальцев, но это оказалось не так просто — девушка держала его мертвой хваткой.
— Ты не можешь так поступить! — взвизгнула она. — Если ты согласишься, если откажешься хоть от одного своего слова, это будет предательство!
— Ну-ка, успокойся, — попытался успокоить свояченицу Сергей, но она в ответ лишь злобно сверкнула глазами:
— Ты не имеешь права так делать! Ты должен был сразу их подальше послать, ты должен был им в лицо плюнуть, а не мямлить, что обо всем подумаешь! Ты… ты слабак и тряпка, понятно тебе?!
— Придержи-ка язык! — возмутился Чернов, который минуту назад и сам думал, что Эльмиру и весь ее Совет надо было сразу послать к черту. — Если я кому-то что-то и должен, то это мое личное дело.
— Придержи-ка язык! — возмутился Чернов, который минуту назад и сам думал, что Эльмиру и весь ее Совет надо было сразу послать к черту. — Если я кому-то что-то и должен, то это мое личное дело.
— Нет у тебя личных дел! — Марианна выпустила Сержа и отступила на шаг назад, глядя на него с такой сильной ненавистью, что он даже немного испугался. — Ты обязан был подать всем пример, обязан показать этим ханжам из Совета, какие они дряни, а ты им продался при первой же возможности!!!
Серж глубоко вздохнул и заставил себя успокоиться. Нельзя обижаться на глупую влюбленную девочку, которая ревнует его к своей сестре, а сестру — к нему. И которая совершенно не понимает, что говорит. Но не обижаться он все же не мог, внутри него все так и кричало от злости на эту малолетнюю дуру, которую он содержал и которая не стеснялась почти каждую неделю закатывать им с Ритой истерики, а теперь ко всему прочему еще и вздумала читать ему мораль. «А может быть, ты так сердишься, потому что эта малолетняя дура права?» — ехидно поинтересовался его внутренний голос.
— А ты бы на моем месте как поступила? — спросил он девушку, изо всех сил стараясь говорить мягко и доброжелательно. — Ты бы сразу отказалась?
— Конечно! — Марианна гордо вскинула голову. — Я бы им всем в рожи плюнула и еще по морде дала!
— А ты точно в этом уверена? — все так же мягко, но настойчиво продолжил Чернов, и внезапно Марианна опустила глаза и задумалась.
— Ну… — она опустила глаза. — Наверное, да. Хотя… не знаю. Я вообще их всех боюсь. Но только причем здесь я, я — это одно, а ты — совсем другое! Уж ты-то мог бы не испугаться и все им высказать, ты — мог бы стать героем!!! Это стало последней каплей. Все красивые рассуждения о том, что перед ним — нервная влюбленная девочка, к которой нужен особый подход, внезапно выветрились у Сергея из головы, и он совершенно непедагогично заорал на свояченицу:
— А раз ты сама на это неспособна, то не смей мне указывать, когда быть героем, а когда не быть!!! И запомни, — добавил он уже спокойнее, видя, что Марианна вжалась в стену дома и, не мигая, смотрит на него огромными перепуганными глазами, — еще раз устроишь мне или Рите скандал, и мы отправим тебя к врачу, понятно? Будешь несколько лет ездить через весь город в клинику и вести с ним скучные разговоры. Хочешь, чтобы так было? Марианна продолжала молча таращиться на Чернова, и он, не дожидаясь ответа, почти бегом заспешил на ближайшую автобусную остановку. «Ритка меня теперь убьет, — думал он, возвращаясь домой. — Марийка наверняка ей уже позвонила и нажаловалась. А, наплевать, пусть ругается! Похоже, я это заслужил».
Однако Маргарита открыла ему дверь, улыбаясь, и когда Серж вошел в прихожую, нежно чмокнула его в щеку.
— Ну что? — спросила она. — Марианна все-таки тебя довела?
— Есть немного, — признался Сергей. — Я потом перед ней извинюсь, когда она чуть-чуть поостынет. Сейчас это бесполезно.
— Не надо, — возразила Рита. — Ей это только на пользу. Есть будешь? Они сидели на кухне друг напротив друга, доедали невкусный ужин и тихо разговаривали.
— Ты знаешь, Сережа, ведь на самом деле большие деньги — это еще и большие проблемы. А если к ним еще и известность добавится… Ты представляешь, что про нас будут писать в Интернете? А про девочек? А еще, я уверена, почти все наши друзья начнут нам завидовать и просить в долг, а если мы кому-нибудь откажем, станут на каждом углу говорить про нас гадости.
— Да, все верно, но ведь ты хотела, чтобы девочки учились в триста первой гимназии…
— Хотела, но теперь вот думаю: действительно ли она лучше обычных школ?
Преподают там, может быть, и хорошо, но какие дети там учатся? Кто их родители и кто мы с тобой? Девчонок же будут на каждой перемене дразнить! Говорить, что мы с тобой — выскочки, которые раньше были нищими… И в один прекрасный день придут наши девочки из школы и скажут, что больше нас не любят, потому что мы — не миллионеры в черт-знает-каком поколении!
— Никогда мои дочери так не скажут!
— Да брось, ребенка можно убедить в чем угодно, если постоянно ему это повторять.
— Да наши девочки за такие слова всем детям носы поразбивают!
— И ты хочешь, чтобы они в школе дрались? Или чтобы все время были там одни, без друзей?
— Нет, — вздохнул Чернов. — Не хочу. Но мы можем и не переводить их в другую школу.
— Да можем, конечно. Но что, если у них и в старой проблемы начнутся? Учителя тоже могут начать с нас деньги требовать на всякие там ремонты. И на дополнительные занятия.
— А зачем на дополнительные? Девчонки же хорошо учатся!
— Боюсь, что если мы разбогатеем, они начнут учиться хуже. Или ты думаешь, что учителям так сложно занизить ребенку оценку?
— Марго, скажи… — Серж неуверенно взглянул жене в глаза. — Ты не хочешь, чтобы я отказывался от фильма? Рита покачала головой:
— Сергей, сейчас не важно, чего хочу я. Я все это сказала к тому, что если ты не пойдешь на телевидение, ничего ужасного в нашей жизни не произойдет и что, возможно, так будет даже лучше. Но решать, идти туда или не идти, ты должен сам.
— И ты мне даже ничего не посоветуешь? — обиделся Чернов, но Маргарита в ответ лишь загадочно улыбнулась:
— Неужели ты хочешь, чтобы я, как Костина Варя, была главой семьи и все решала за тебя?
Поздно ночью, когда и Рита, и девочки уже спали, Чернов уселся за компьютер, подключился к Интернету и зашел на свой сайт. Однако прежде, чем удалять «крамольное» кино, он снова нацепил на себя наушники и принялся его пересматривать. Старый звездолет «Тахмасиб» опять летел на Марс, оттуда на астероиды, а потом еще дальше, к кольцам Сатурна — летели в свой последний рейс Крутиков, Юрковский и Жилин, совершал свой первый полет Юрий Бородин. Один эпизод сменял другой, на экране появлялись и исчезали второстепенные персонажи, а главные герои продолжали делать свою работу, с каждой минутой приближаясь к трагическому финалу. Но пока они о нем не знали и продолжали шутить, рассказывать байки и спорить друг с другом на фоне белоснежных стен своей родной кают-компании. Неожиданно Чернов хлопнул себя по лбу и даже слегка подпрыгнул на стуле. Ну конечно же, вот в чем дело, вот почему декорации казались ему неестественными! Они были слишком чистыми, слишком новыми, а космическому кораблю, на котором летели его герои, было как минимум три десятка лет! Он должен был быть старым и обшарпанным и изнутри, и снаружи! «Безобразие, ну как я мог об этом не подумать?!» — возмутился режиссер и, остановив просмотр, отключился от сети и занялся ретушированием своего фильма. Это заняло у него больше трех часов: программа, перекрашивающая и затемняющая отдельные участки изображения, была далеко не самой совершенной и так и норовила оставить где-нибудь белый кусок или вместо стены выкрасить серым полотенце или скатерть. Чернову приходилось исправлять все это вручную, и он страшно злился, что «Стажеры» висят на сайте уже почти сутки, и фильм наверняка успели посмотреть все его постоянные зрители. Наконец, правка была закончена, и отредактированный фильм был залит в Интернет по новой, а Сергей устало зевнул и посмотрел на часы. Было почти пять утра, и режиссер мысленно порадовался, что ушел с работы и что на следующий день ему не нужно рано вставать. О завтрашней телепередаче он так и не вспомнил — равно как и о том, для чего вообще начал пересматривать фильм в эту ночь.
В телебашню Чернов ехал с комфортом: Константин согласился подвезти его на своей машине. Остальным членам съемочной группы было сказано только о том, чтобы они включили телевизор в девять часов — на все вопросы о том, что они там увидят, режиссер загадочно помалкивал.
— Ты с Ритой-то советовался? — спросил Костя, выискивая свободное место для парковки.
— Ага, — кивнул Чернов.
— И что она сказала?
— Чтобы я сам все решил.
— Что, и не стала требовать, чтобы ты от всего отказался, потому что у детей должно быть хорошее будущее? — изумился актер. — С ума сойти, меня моя Варька со свету бы сжила, если бы я отказался от такой работы!
— Вот поэтому я и женился не на Варьке, а на Марго, — резко ответил Сергей, но, увидев, как его друг обиженно надулся, тут же виновато добавил. — Прости дурака, я не должен был… Я просто волнуюсь.
— А чего волноваться-то? — все еще недовольно проворчал Костя и заглушил мотор. — Ты ведь все решил, верно?
— Почти, — коротко ответил Сергей и вылез из машины.
Студия официального телеканала была оформлена по первому разряду. Не слишком роскошно, чтобы небогатые зрители не чувствовали себя униженными, и не слишком скромно, чтобы обеспеченные люди относились к телевидению достаточно серьезно. Не очень ярко, но в то же время и не серо. В меру удобно. В меру светло.
Сергей опустился на предложенный ему стул — один из нескольких, стоящих возле большого круглого стола. Ведущая передачи Таисия Иванова, хорошо известная ему по выпускам новостей, суетливо бегала вокруг этого стола, рассаживая остальных участников, таких же, как он сам, бывших творцов-любителей — режиссеров, актеров и музыкантов. Она была в строгом пиджаке и прямой юбке, доходившей ей ровно до колен. Ни сантиметра длиннее — иначе ведущая будет выглядеть старомодной. И ни миллиметра короче, так как это может вызвать у мужской половины зрителей неподобающие мысли. Многие участники заметно нервничали и бросали робкие взгляды на свисающие с потолка камеры и микрофоны. Ассистенты Ивановой пытались помочь ей рассадить всех таким образом, чтобы на экране они выглядели наиболее эффектно, но ведущая лишь недовольно отмахивалась от их советов.