Похоже, мистер Холмс заметил колебания собеседника:
– Вы уверены, Том?
– Да, сэр. Я сам видел этот портрет в доме Лиггинсов.
– Когда?
Том ответил не сразу. Когда же он тащил проклятый шкаф?
– На днях? – настаивал Холмс. – Весной? В прошлом году?
– В прошлом году, – с облегчением выдохнул Том.
– Точно?
– Вне сомнений, сэр. Вот вы сказали: «в прошлом году» – и я все вспомнил. Прошедшей осенью, в ноябре.
– Значит, едва я сказал…
– Спасибо вам, сэр. Голова совсем не варит…
– Солдаты, – вмешалась вдова Пристли, – снесли все остатки имущества Лиггинсов в кладовку Драйзера. Капитан Уоллес велел хранить до особого распоряжения, а то и распродать в пользу бедняжки Дженни. Его преподобие взял портрет в погашение долга.
– Какого долга? – заинтересовался Холмс.
Вдова поджала губы. Чувствовалось, что она не одобряет поведения викария.
– Его преподобие считает, что сильно потратился на Дженни. Новое платье, башмачки… Говорит, что девочка прожорливей свиньи. И потом, свинью можно осенью пустить на колбасы, а куда пустишь сироту? Ложь! Дженни клюет, как птичка. Я намекнула его преподобию, что портрет стоит больши́х денег, много бо́льших, чем расходы на милую крошку, но его преподобие затопал на меня ногами. Заявил, что слышать ничего не хочет. Что уволит меня без рекомендаций, если я не замолчу сейчас же. Портрет околдовал его, джентльмены, верьте моему слову! Так вы клянетесь именем Господним, что гипноз пойдет ребенку на пользу?
– Клянусь, – твердо ответил профессор Ван Хелзинг.
Его клятву заглушил набат, ударивший с церкви Святого Петра. Впору было поверить, что Петр, райский ключарь, трижды отрекшийся от Христа в течение одной ночи, не одобряет клятвы голландского охотника на вампиров.
5. Езда на диком быке
Из записок доктора ВатсонаУ меня случился приступ deja vu.
– Мистер Холмс! Доктор Ватсон!
Грохот колес и топот копыт быстро приближались из-за поворота. Отзвук колокольного трезвона еще висел в воздухе, когда с Хай-стрит, едва не опрокинувшись, вылетел знакомый тарантас, влекомый храпящей лошадью.
– Мистер Холмс! Доктор Ватсон!
– Мы здесь! – крикнул в ответ мой друг.
Я же широко распахнул калитку, и мы оба выскочили на улицу.
Возница с силой натянул поводья, остановив экипаж в паре ярдов от Холмса. Лишь сейчас, с постыдным опозданием, я узнал окликавший нас голос. Тарантасом правила Адель Пфайфер!
– Доброе утро, мисс Пфайфер. Что случилось?
– Марсиане!
– Взяли Нью-Йорк?
– Они идут сюда! Скорее в тарантас!
Я встал рядом с Холмсом:
– Что вы задумали, мисс?
– Мы должны остановить их! Защитить город!
– Вы зовете нас на битву с марсианами? Вы в своем уме?
– Только мы трое умеем управлять треножником!
– Мисс Пфайфер права, – кивнул Холмс. – Артиллерия с ними не справится.
– Холмс, вы…
– Я знаю, друг мой. Я самонадеян и эгоистичен. Едем!
– Позвольте мне хотя бы сесть на козлы… – заикнулся было я, но Адель по-кошачьи сверкнула глазами на вашего покорного слугу:
– Нет времени!
– Профессор, Том! Присмотрите за Дженни!
Холмс уже забирался в тарантас. Мне оставалось лишь последовать его примеру. Адель взялась за поводья, хлестнула лошадь, разворачивая экипаж – и мы вывернули на мощеную булыжником Милл-роуд. Тарантас отчаянно подпрыгивал на ухабах, колеса грохотали так, что казалось, они сейчас отвалятся. Навстречу нам пронеслась двуколка. Ее мотало из стороны в сторону, словно и возница, и лошадь были пьяны в дым. Мы едва сумели разминуться. Люди прятались по домам, хлопали ставни и запираемые двери. Как будто эти смешные предосторожности могли уберечь хозяев от теплового луча марсиан!
Тарантас свернул на Кросс-роуд, а с нее – на Фэмбридж-роуд. Мисс Пфайфер великолепно ориентировалась в городе, но гнала при этом немилосердно. На поворотах экипаж заносило, и я дважды чуть не выпал; к счастью, Холмс вовремя придержал меня за рукав.
– Теперь я знаю, что такое родео, – сообщил он, когда мы выехали за город, на грунтовую дорогу, и стало можно говорить без риска откусить себе язык. – Полагаю, что езда на диком быке гораздо безопаснее.
– Марсиане движутся с юго-запада, от Лондона, – Адель слегка повернула голову, продолжая следить за дорогой, что было совсем не лишним. Ветер, бьющий в лицо, уносил слова прочь, мне с трудом удавалось разобрать смысл речи мисс Пфайфер. – Я гостила у капитана Уоллеса, договаривалась о съемках, и тут вбежал вестовой. Пять треножников заметили чуть севернее Викфорда.
Огороженный участок поля, где стояли захваченные машины марсиан, быстро приближался. На сей раз ворота были открыты, и наш тарантас, не сбавляя хода, влетел внутрь ограды. Солдаты брызнули кто куда, бранясь словами, недостойными британских военных. Завизжав с такой пронзительностью, что я почти оглох, мисс Пфайфер резко осадила лошадь. Копыта несчастного животного взрыли дерн, и тарантас остановился рядом с треножником. Колосс оставался в том же положении, в каком мы его вчера оставили: ноги сложены, крышка откинута, край наклоненной боевой рубки касается земли.
Кажется, охрана понятия не имела, какая опасность надвигается на Молдон. Во всяком случае, боевых приготовлений заметно не было.
– Марсиане! – крикнул я. – Сюда идут марсиане! К бою!
В подтверждение сказанного, с юго-запада донеслись орудийные раскаты.
– Все от треножника! – скомандовал Холмс, залезая в рубку. – Мы постараемся их задержать.
Адель, опередив нас, уже хозяйничала внутри.
– Спички!
Я похолодел, вспомнив, что свои спички я оставил на столе в обеденной комнате «Синего вепря». Но Холмс молча извлек из кармана коробку «Брайант энд Мэй».
– Держитесь!
Тепловой привод сработал даже быстрее, чем в предыдущий раз. Памятуя вчерашнюю оплошность со звуковым сигналом, я заранее присмотрел, за что ухватиться, опасаясь запустить еще какой-нибудь механизм. Все повторилось: дрожь пола под ногами, металлический шелест крышки, мелодичный звон в недрах рубки – и стремительное вознесение в небеса, от которого захватывает дух.
– По местам!
– Есть по местам!
Щелкнул пусковой рубильник, внизу загудело. Я шагнул к медным рукояткам, нажал правую кнопку, приводя в действие прицел.
– Ватсон, вы готовы?
– Прицел работает. Но я не вижу целей.
– Разворот «лицом» на юго-запад!
– Есть разворот!
Треножник качнуло, изображение в окошке начало быстро смещаться вбок. Я вцепился в рукоятки, стараясь выровнять картинку и одновременно не упасть. Мелькнули верхушки сосен, кусок неба, изломанная линия горизонта, какие-то постройки, едва различимые вдалеке. Мне показалось, что я чувствую, как наш треножник переступает ногами, ловя равновесие и занимая удобную позицию. Я двигался и осматривал поле предстоящего боя – мы с машиной сделались одним целым! Это было совершенно непередаваемое, волнующее чувство!
Мисс Пфайфер расхохоталась, будто валькирия:
– Так что вы говорили насчет езды на диком быке?
Машина замерла.
– Разворот завершен!
– Ватсон, вы их видите?
Я медлил с ответом, ворочая рукоятками в поисках противника. Наконец на пределе видимости я различил смутное движение. Вдалеке, один за другим, вспухали серые клубки разрывов. В дыму что-то перемещалось, приближаясь к нам.
– Вон они!
– Вижу, – подтвердил Холмс. – Ватсон, попытайтесь прицелиться.
– Пытаюсь, – не слишком вежливо буркнул я.
Один… два… три… Пять блестящих «паучков» целеустремленно шагали через поля и перелески по направлению к Молдону. Они выглядели безобидными и даже забавными. Вослед им били две батареи, но марсиане не стали задерживаться, чтобы уничтожить артиллеристов. Они прошли мимо, уйдя из-под обстрела. Треножники двигались так быстро, что артиллеристы не успевали взять поправку. Снаряды рвались впустую, не принося марсианам вреда.
Надо сказать, что я столкнулся с той же проблемой. Боевые машины перемещались с большой скоростью – и я не успевал навести на них алую точку в центре прицельного окошка.
– Не выходит, – признался я.
– Продолжайте наводку, – велел Холмс, – но стреляйте только наверняка. Нельзя упустить шанс, второго нам не дадут. Возьмете прицел – предупредите. После выстрела нам придется маневрировать.
– Есть предупредить!
Я вновь был на войне. Куда и делись двадцать мирных лет?!
– Нам бы такие машины в Афганистане!
Забывшись, я произнес это вслух.
– Ватсон, вы сможете быстро перевести прицел на другую цель, а потом так же быстро вернуть его обратно? – вдруг спросил мой друг.
Вместо ответа я резко вывернул обе рукоятки влево и поймал в прицел одинокую сосну на берегу. Снаружи с шелестом пришли в движение щупальцы треножника, разворачивая лучевой аппарат. Не тратя времени, я рванул рукоятки обратно: пара секунд, и марсиане вернулись в окошко прицела.
– Есть предупредить!
Я вновь был на войне. Куда и делись двадцать мирных лет?!
– Нам бы такие машины в Афганистане!
Забывшись, я произнес это вслух.
– Ватсон, вы сможете быстро перевести прицел на другую цель, а потом так же быстро вернуть его обратно? – вдруг спросил мой друг.
Вместо ответа я резко вывернул обе рукоятки влево и поймал в прицел одинокую сосну на берегу. Снаружи с шелестом пришли в движение щупальцы треножника, разворачивая лучевой аппарат. Не тратя времени, я рванул рукоятки обратно: пара секунд, и марсиане вернулись в окошко прицела.
– Да, смогу.
– Отлично! Кажется, я знаю, как отвлечь марсиан от города. Прошу вас, выполняйте мои команды, ни о чем не спрашивая. От этого зависят наши жизни – и жизни сотен молдонцев. Готовы?
– Готова!
– Так точно, сэр!
– Средний вперед, мисс Пфайфер!
С мелодичным перезвоном сочленений наша машина сдвинулась с места и устремилась навстречу марсианам.
Интермедия Уэллс, да не тот
– Издатель?
– Арчибальд Констебль и компания!
– Год первого издания?
– Тысяча восемьсот девяносто седьмой! Тираж – три тысячи…
– «Война миров», книга – девяносто восьмой. Журнальная публикация – девяносто седьмой. Мы с Тамарой ходим парой…
– А если по времени действия? У Уэллса – девятисотый…
– Уэллс ошибся с великим противостоянием Марса и Земли. На два года. Как ни крути, девяносто восьмой… Фактор первого рода. Личное знакомство Брема Стокера с Гербертом Уэллсом прослеживается?
– Нет.
– С Конан Дойлем?
– Да. После переезда Стокера в Лондон. Пьеса Конан Дойля «Ватерлоо» была поставлена Бремом Стокером в театре «Лицеум». Вариант: ставил кто-то другой, а Стокер, как директор театра, купил права на пьесу. На семидесятилетие королевы Виктории в «Лицеуме» играли «Ватерлоо» при большом стечении публики…
– В каком году?
– Сейчас… Тысяча восемьсот девяносто седьмой! Тютелька в тютельку! Год первого издания «Дракулы»! Двадцать пятого июня…
– Я понимаю, что это уже паранойя… Оскар Уайльд?
– Да.
– Знакомы?!
– Не просто знакомы. Уайльд был влюблен во Флоренс Бэлкхем, жену Брема Стокера. Стоп! Как это – влюблен? Уайльд же…
– Ну мало ли? И на старуху бывает проруха…
– И все же…
– Тюня! Я так понимаю, что любовь к чужой жене тебя не слишком возмущает…
– Хоршем!
– Что Хоршем?
– Городок, возле которого высадились марсиане!
– Ну и что?
– Хоршем упоминается в рассказе Конан Дойля «Вампир в Суссексе»! Там есть и Холмс, и Ватсон…
– Ерунда! Холодно!
Со стороны мы напоминали психов. Буйно-помешанных завсегдатаев Сабуровой дачи. Шла великая охота, охота на графа Дракулу. Вампир, сволочь этакая, ускользал. Отчаявшись, мы пытались накрыть сетью его литературного отца – ирландца Брема Стокера. Тут успехи были погуще: связи прослеживались отчетливо. А началось все – не поверите! – с Александра Блока.
Поэты, они в первый ряд лезут.
«…прочёл я «Вампира – графа Дракула». Читал две ночи и боялся отчаянно. Потом понял ещё и глубину этого, независимо от литературности и т. д. Написал в «Руно» юбилейную статью о Толстом под влиянием этой повести. Это – вещь замечательная и неисчерпаемая, благодарю тебя за то, что ты заставил меня наконец прочесть её…»
Этим одарил нас хитрец-принтер. На наше счастье, под цитатой стояло уточнение: «А. А. Блок из письма Е. П. Иванову, своему близкому другу. 3 сентября 1908 года.» Сперва я решил: случайность. Мелкий взбрык системы. Но следующая же страница открыла мне приветливый лик его мертвейшего сиятельства, трансильванского кровопийцы. Принтер жужжал, граф шел косяком. Несколько портретов я узнал: кадры из немого черно-белого старичка «Носферату», потом – из более позднего фильма Копполы, где в придачу к Гэри Олдмену в роли Дракулы мне подбросили Энтони Хопкинса в роли профессора Ван Хелзинга. Остальное было вольным творчеством: цилиндр, стоячий воротник, чувственный рот, демонический взгляд.
Клыки, как ни странно, встречались редко.
Зато вернулся поэт Блок. Принтер осчастливил меня информацией о том, что статья Блока «Солнце над Россией» – видимо, та, которая о Толстом – повествовала о вампирических силах, которые всегда таятся в истории России и подстерегают её лучших людей. Я представил Льва Николаевича, бегущего из Ясной Поляны от преследования вампиров, и понял, что хочу в отпуск. Также мне доложили, что по мнению В. Цымбурского, автора статьи «Граф Дракула, философия истории и Зигмунд Фрейд», впечатления Блока от прочтения романа «Дракула» отразились в цикле стихов «Черная кровь».
– Снегирь! Есть Уэллс! Уэллс и Стокер!
– Где?
– В Караганде! В тысячу девятьсот тридцать седьмом году Уэллс и продюсер Хаусман организовали собственную антрепризу – «Меркьюри-тиэтр». В тридцать восьмом труппа «Меркьюри-тиэтр» стала выступать с еженедельными радиоспектаклями на канале CBS. Радиотеатр открылся постановкой «Дракулы» Брэма Стокера. Вскоре Уэллс осуществил радиопостановку по роману «Война миров», сделав пародию на радиорепортаж с места событий…
– Тюня!
– Из шести миллионов человек, слушавших трансляцию, один миллион поверил в реальность происходящего. Возникла массовая паника…
– Тюня, солнце мое! Это не тот Уэллс!
– Какой еще не тот?!
– Это Орсон Уэллс! Американец! Однофамилец!
– Врешь!
– Орсон Уэллс осуществил радиопостановку по роману Герберта Уэллса «Война миров», поставив на уши весь штат Нью-Джерси…
– Жалко. А я смотрю: Уэллс…
– Ты лучше глянь вот что: Блок, «Черная кровь».
– Есть:
– Вот ведь пакость…
– Сохранить?
– Ну его к черту! Блока нам только не хватало…
Магия возвращалась. Магия наносила ответный удар. Повинуясь требованиям заразы-«ломки», программа тащила, как ребенок со стола, все, что подворачивалось под руку. К счастью, до факторов третьего рода дело еще не дошло. Связи прослеживались; кроме того, я задницей чуял, что есть жесткая содержательная связь между «Дракулой» и «Войной миров» – лобовая сцепка, которой я пока не видел.
– Кровь, – внезапно сказала Тюня. – Будет петь твоя кровь во мне!
Я напрягся: так изменился ее голос.
– Твоя кровь во мне, – повторила она.
– Ну? – осторожно поинтересовался я.
Вместо ответа Тюнины пальцы выдали на клавиатуре мощное крещендо.
«…таков был организм марсианина. Нам может показаться странным, что у марсиан, совершенно не оказалось никаких признаков сложного пищеварительного аппарата, являющегося одной из главных частей нашего организма. Они состояли из одной только головы. У них не было внутренностей. Они не ели, не переваривали пищу. Вместо этого они брали свежую живую кровь других организмов и впрыскивали ее себе в вены. Я сам видел, как они это делали, и упомяну об этом в свое время. Чувство отвращения мешает мне подробно описать то, на что я не мог даже смотреть. Дело в том, что марсиане, впрыскивая себе небольшой пипеткой кровь, в большинстве случаев человеческую, брали ее непосредственно из жил еще живого существа…»
– Ты гений, – с чувством признался я. – Марсиане – вампиры. А я, дурак, ломаю голову…
Тюня выпрямилась:
– Как ты думаешь, Снегирь… Нас будут так же отслеживать?
Сперва я решил, что она капельку рехнулась. Еще одна сгорела на работе…
– Через сто лет, – не отрываясь, Тюня смотрела мне в глаза. – Кто-нибудь. Где-нибудь. Представляешь, он будет отслеживать связи: были ли мы знакомы, в каком году вышли наши первые издания, что ты посоветовал мне на дружеском рауте…
– На корпоративной пьянке, – поправил я. – Угомонись, подруга. Никто нас отслеживать не будет.
– Почему?
– Рылом не вышли. Больно много чести…
Глава восьмая Экипаж машины боевой
1. Чужой среди своих
Из записок доктора Ватсона– Берем левее, – скомандовал Холмс.
Марсиане быстро приближались. Блестящие бронированные колоссы целеустремленно шагали через зеленые поля, словно трехногие журавли по заросшему ряской болотцу. Заметив наш маневр, они замедлили ход, и я сумел поймать головную машину в прицел.
– К стрельбе готов, – доложил я.
– Ждите, Ватсон! Я скажу, когда стрелять.
– Холмс?
– Что?
– Вам не кажется, что наш корабль нуждается в имени? Идти в бой на безымянной посудине – недостойно англичан!
– И американцев! – добавила мисс Пфайфер.
– Ватсон, вы гений! – мой друг рассмеялся. – Надеюсь, вы уже присмотрели подходящее имя?
– Что скажете насчет «Warrior»?
– Первый в мире цельнометаллический броненосец? Гордость британского флота?
– Так точно, сэр!