Смысл икон - Леонид Успенский 11 стр.


Расположенные в стройном и строгом порядке, изображенные здесь святые объединены одним общим движением в их молитвенном устремлении к Вседержителю, сидящему на троне. Этим ритмическим движением они как бы увлекают смотрящего в свое торжественное шествие. Несколько удлиненные пропорции их фигур, выражающих глубокую сосредоточенность, придают им особую элегантность и невесомость. Певучие линии рисунка образуют их четкие силуэты, легко и свободно, как от дуновения ветра, склоняющиеся к центру.

Чин выражает собой результат Боговоплощения, исполнение новозаветной Церкви. Поэтому он является центральной частью иконостаса. Отдельные лики святых, представленные здесь, не выражают их земного служения, хотя своими одеждами и атрибутами и указывают на него; здесь выражается уже завершение каждого типа служения, каждого отдельного пути, молитвенное предстояние пред престолом Божиим. Внешний ритмический порядок фигур является выражением внутреннего строя. Это образ достигнутого нормального порядка вселенной, порядка будущего века, где Бог есть всяческая во всех (1 Кор. 15:28), созерцание Божественной славы. Эта мысль подчеркивается здесь изображением самого Спасителя. Он представлен сидящим на троне в атрибуте Божественной славы – мандорле[142], пересеченной исходящими от Него лучами, окруженным небесными силами, с символами Евангелистов по углам. Мандорла помещена между двумя четырехугольниками, образующими восьмиугольную звезду, символ восьмого дня – будущего века[143]. Эта иконография Спасителя есть не что иное, как раскрытие пророческого прозрения славы Господней: Господь воцарися, в лепоту облечеся <…> ибо утверди вселенную, яже не подвижится (Пс. 92:1). Поэтому иконография имеет и другие аспекты: так, например, в центре изображения Страшного Суда помещается Деисис именно с этой иконографией Христа как Судии, пришедшего во славе. Мысль о Суде не исключена и здесь, в чине. В таком аспекте весь чин в его целом выражает молитвенное заступничество Церкви Христовой за грехи мира. Кроме того, эта иконография изображает Спасителя здесь, в центре чина, и как Главу Церкви, и как Искупителя, принесшего Себя в жертву за грехи людей. Поэтому на нашей иконе Он держит Евангелие раскрытым на тексте: Приидите ко Мне вси труждающиися и обремененнии, и Аз упокою вы (Мф. 11:28), как совершенная любовь, принимая всех приходящих к Нему[144].

Нижний ярус храмового иконостаса, местный, представлен здесь своей центральной частью, Царскими Вратами, по обеим сторонам от которых помещаются две большие иконы, обычно Спасителя и по правую от Него сторону (влево от зрителя) икона Божией Матери с Богомладенцем. Иногда икона Спасителя заменяется так называемой храмовой иконой, т. е. иконой праздника или святого, которому посвящен данный храм. Дальше, на северных и южных вратах, изображаются два Архангела, Михаил и Гавриил, или святые диаконы как служители при совершении таинства. Если остается свободное место, оно заполняется другими иконами. За этим ярусом сохранилось древнее его название – Поклонный. Назывался он так потому, что иконы текущего месяца, святцы, или очередного праздника, находившиеся здесь на алтарной преграде, снимались со своего места и клались на аналой для поклонения. Название это сохранилось, очевидно, по той причине, что местные иконы, находясь на небольшой высоте, представляют собой предмет наиболее близкого и непосредственного общения и почитания. К ним прикладываются, перед ними ставятся свечи и т. д. К ним преимущественно можно отнести слова свт. Симеона Солунского, что они «и на небе и с людьми пребывают». Этот ярус не только не имеет строгого ритмического распорядка других ярусов, но часто вообще асимметричен. Составляющие его иконы обычно крайне разнообразны и зависят от местных потребностей и характера данного храма.

Царские Врата. 1645 г. Кирилло-Белозерский музей-заповедник

Святые, или Царские, Врата

Царские Врата, по-видимому, существовали со времени устройства первоначальных алтарных преград. Они представляют собой двустворчатые двери с фигурным верхом, укрепленные на деревянных столбиках. По свидетельству церковных писателей, Царские Врата с древнейших времен украшались иконами[145]. Обычный порядок их распределения, как и на воспроизведенных вратах, следующий: в верхней части – Благовещение, Божия Матерь на правой от зрителя створке, Архангел Гавриил – на левой. Ниже расположены четыре Евангелиста, по два на каждой створке: под Архангелом Гавриилом – свв. Иоанн Богослов и Лука, под Божией Матерью – Евангелисты Матфей и Марк. По сторонам, на столбиках, к которым прикреплены Царские Врата, помещаются изображения свв. отцов-литургистов.

Царские Врата – вход в Святая Святых, алтарь; через них могут входить одни священнослужители, и притом лишь в определенные моменты в связи с требованиями богослужения. В соответствии с символикой алтаря Врата представляют собой вход в Царствие Божие. Поэтому на них изображены благовестники этого Царствия – Евангелисты, и над ними – Благовещение как олицетворение той вести, которую они возвещают.

Непосредственно над Царскими Вратами, на щите, образующем вырез для верхней их части, помещается изображение божественной трапезы – причащение Христом апостолов. Это изображение представляет собой литургический перевод изображения Тайной Вечери, которая, как историческая сцена из жизни Спасителя и момент установления таинства Евхаристии, обычно, при наличии места, помещается в праздничном ярусе иконостаса[146]. Тема причащения апостолов подчеркивает и выделяет первосвященническое служение Христа, которое выражается здесь в прямых Его действиях как Священника. Характерной чертой этого изображения является то, что в нем, по существу, одна композиция повторяется два раза (см. с. 114–115), т. е. изображается обязательное в Православной Церкви причащение под двумя видами. С одной стороны шесть апостолов приступают для приятия хлеба, в соответствии со словами Господа: Приимите, ядите: сие есть Тело Мое…; с другой стороны другие шесть приступают к чаше в соответствии со словами: Пийте от нея ecu: сия бо есть Кровь Моя, Нового Завета… (Мф. 26:26–28). Это таинство, изображенное непосредственно над тем местом, где происходит причащение верующих, продолжается, преподаваемое преемниками апостолов членам Церкви, объединяя их между собою и возводя ко Христу, делая их причастниками Его плоти и Божества, как говорит прп. Иоанн Дамаскин[147].

Царские Врата. Россия. XVI в. La Vieille Russie. Нью-Йорк

Таково в кратких и общих чертах содержание и значение отдельных ярусов классического православного иконостаса. В основе его раскрытия (нарастания и распределения икон) лежит, безусловно, необходимость усвоения христианской догматики. Поэтому та роль, которую имела алтарная преграда, не только сохранилась, но и приобрела значение, которого раньше не имела. Отделяя алтарь от нефа (божественное от человеческого), иконостас, так же как и древняя преграда, указывает на их иерархическое различие, на важность и значение совершаемого в алтаре таинства. Но вместе с тем, так же как и преграда, означая связь между двумя мирами, между небом и землей, он наглядно раскрывает эту связь в образе, показывая в сжатом виде, на одной плоскости, непосредственно перед взором молящихся пути примирения Бога и человека, цель и последствие искупительной жертвы Христа, схождение Бога и восхождение человека.

Причащение апостолов. Около 1500 г. Галерея Темпл. Лондон.

В отдельных поясах в стройном порядке и строгой последовательности показываются этапы домостроительства Божия. От Бога к человеку, сверху вниз идет путь Божественного откровения: постепенно, через предуготовления Ветхого Завета, предображения в патриархах и пророческие предвозвещания к ряду праздников, к исполнению предуготованного Ветхим Заветом, а через этот ряд – к грядущему завершению домостроительства, образу Царствия Божия, чину. Ниже происходит непосредственное общение человека с Богом. Это пути восхождения человека. Они идут снизу вверх. Через приятие евангельского благовествования и молитвенное общение, через сочетание воли человеческой и воли Божией (в этом аспекте икона Благовещения является иконографией сочетания двух воль)[148] и, наконец, через причащение таинству Евхаристии осуществляет человек свое восхождение к чину, т. е. входит в соборное единство Церкви, становится «сотелесником Христа» (ср.: Еф. 3:6). Внешне это единение выражается в богослужении, между прочим, в символическом жесте каждения. Священник или диакон, кадя сперва иконам, а затем присутствующим, приветствует образ Божий в человеке и объединяет в одном жесте изображенных святых и молящихся, Церковь небесную и Церковь земную.

Сень от Царских Врат. Новгород. Первая половина XVI в. ГРМ

Завершившееся в начале XVI в. раскрытие иконостаса происходило в России главным образом в эпоху наибольшего расцвета ее святости и иконописания, в XIV и XV вв. Поэтому особенно свойственная этому периоду глубина проникновения в смысл и значение образа сказалась и на содержании, и на форме классического иконостаса. Проводя параллель между святостью и иконописанием, можно сказать, что он явился внешним выражением и завершением высшего периода русской святости.

Воспроизведенный здесь иконостас, представляющий собой один из лучших известных нам образцов походного иконостаса, все же недостаточен, несмотря на разъяснения и описания, для того чтобы составить себе представление о классическом храмовом иконостасе. Следует помнить, что большую роль играют размеры. Но все же, если мы мысленно увеличим фигуры чина до трех метров, а в соответствии с ними и все остальное, мы сможем получить представление, например, о том грандиозном ансамбле во Владимире, в создании которого в 1408 г. принимал участие при. Андрей Рублев.

Христос Пантократор. VI в. Монастырь Св. Екатерины. Синай

Иконы Христовы

«Неописанное Слово Отчее из Тебе, Богородице, описася воплощаемь, и оскверншийся образ в древнее вообразив, Божественною добротою смеси; но исповедающе спасение, делом и словом сие воображаем».

Этот кондак Недели Торжества Православия (первое воскресенье Великого поста), когда Церковь празднует победу святых икон и окончательное торжество Боговоплощения, вкратце содержит все учение об образе в высшем смысле этого слова. Как образ Бога невидимаго, как перворожден всея твари (Кол. 1:15), Ипостась Логоса есть «краткое и ясное возвещение природы Отца»[149]. Божественное Слово есть тот Первообраз, по которому человек создан по образу и подобию Божию[150]. Поэтому вочеловечение Сына Божия обновляет образ, через грехопадение человека утерявший подобие[151]; оно не только совершенное Богоявление, но и осуществление совершенного человека, то, чего не смог совершить «первый Адам» (ср.: 1 Кор. 15:45). Икона Богочеловека Христа есть образная передача халкидонского догмата: она изображает воплотившуюся Божественную Личность, Сына Божия, ставшего Сыном человеческим, по Божественной Своей природе «единосущного Отцу», по человеческой «единосущного нам».

Если Христос, последний Адам (1 Кор. 15:45), являет собой Первообраз первого человека, то, с другой стороны, будучи Осуществителем домостроительства спасения, Он воспринимает подобие падшей человеческой природы, то, что является «неподобием», свойственным «образу раба» (ср.: Флп. 2:7), «человеку в язве» (ср.: Ис. 53:3). Так в течение Своей земной жизни Христос, не переставая быть «подлинным образом», соединяет в Себе два аспекта: славного подобия Отча и кенотического неподобия – образ Божий и «рабий зрак» (ср.: Флп. 2:6–7), причем для внешнего взгляда первый заслоняется вторым. Даже ближайшие ученики только один раз, на Фаворе, увидели Христа перед Его страданиями в прославленном виде Его обоженного человечества.

Церковь, видящая Христа глазами непоколебимой веры, всегда в своей иконографии и гимнографии показывает Его как Богочеловека во всей Его славе, даже в крайнем Его уничижении.

Спас Нерукотворный. Москва. Третья четверть XIV в. ЦМиАР

Нерукотворный образ Спасов

Нерукотворный (ἀχειροποίητος) образ, или икона Спаса «на убрусе», известная на Западе как «святой лик» (μανδύλιον), занимает первое место среди икон Христовых.

Выражение «нерукотворный» получает свое подлинное значение в свете евангельского сопроводительного текста (см.: Мк. 14:58): «нерукотворный» образ – это прежде всего воплощенное Слово, явленное в храме тела Своего (Ин. 2:21). С этого времени Моисеев закон, запрещающий человеческие образы (см.: Исх. 20:4), теряет смысл, и иконы Христовы становятся неопровержимыми свидетельствами Боговоплощения. Вместо того чтобы творить «рукотворенный», т. е. сделанный по своему произволению образ Богочеловека, иконописцы должны следовать преданию, связывающему их с «нерукотворенным» первообразом. Это предание в начале V в. приобрело легендарную форму в истории эдесского царя Авгаря, заказавшего живописный портрет Христа. Византийская версия легенды говорит, что эдесский образ был отпечатком лика Спасителя на плате, который Он приложил к Своему лицу и передал посланцу Авгаря[152]. Первые образы Христа, «мандилион» и два его чудесных отпечатка на черепицах, «керамиды», должны были, таким образом, являться своего рода «нерукотворными» документами, непосредственными и, так сказать, материальными свидетельствами вочеловечения Бога-Слова. Эти легендарные повествования по-своему выражают догматическую истину: христианская иконография, и прежде всего возможность изображать Христа, основана на самом факте Воплощения. Поэтому священное искусство иконописания не может быть произвольным творчеством художника: так же как богослов в области мысли, иконописец должен в искусстве выражать живую, «нерукотворенную» Истину, Откровение, содержимое Церковью в Предании. Лучше, чем какое-либо другое священное изображение, «нерукотворный» образ Христа выражает догматическую основу иконографии. Поэтому VII Вселенский Собор уделил этой иконе особое внимание[153], и именно эта икона Христа почитается в день Торжества Православия (см. выше кондак праздника, с. 117).

Спас Нерукотворный «на убрусе». Фреска церкви Спаса на Нередице. Новгород. 1199 г.

Спаса Нерукотворный «на чрепии». Фреска церкви Спаса на Нередице. Новгород. 1199 г.

Иконографический тип Нерукотворного Спаса представляет только лик Христа, без шеи и плеч, обрамленный с обеих сторон длинными прядями волос. Борода иногда кончается клином, иногда раздвоена. Правильные черты лица переданы схематично: прекрасная линия рта лишена всякой чувственности, удлиненный и тонкий нос составляет вместе с широкими бровями рисунок, напоминающий пальму. Серьезное и бесстрастное выражение лика Богочеловека не имеет ничего общего с бесстрастным равнодушием к миру и человеку, так часто встречающимся в религиозных изображениях Дальнего Востока. Здесь бесстрастие абсолютно чистой человеческой природы, исключающей грех, но открытой всему горю падшего мира. Взгляд больших, широко раскрытых глаз, обращенных к зрителю, печален и внимателен; он как будто проникает в самые глубины сознания, но не подавляет. Христос пришел не судить мир, но чтобы мир был спасен Им (см.: Ин. 3:17). В нимб, окружающий голову Христа, вписан знак креста. Этот крещатый нимб мы видим на всех изображениях Господа. Греческие буквы в трех концах креста составляют Имя Божие, открытое Моисею: ό ών – Сый (Сущий) (см.: Исх. 3:14). Это страшное имя Иеговы, принадлежащее божественной природе Христа. Сокращенное написание имени Иисуса Христа IС ХС (на одной внизу, на другой – вверху) указывает на Ипостась воплощенного Слова. Надписание имени обязательно на всех иконах Христа, Богоматери (MP ΘY) и всех святых.

Спас Нерукотворный. Хоругвь. Около 1945 г.

Иконы Нерукотворного Спаса были, вероятно, многочисленны в Византии начиная с VI в.; они особенно распространились после перенесения иконы из Эдессы в Константинополь в 944 г. Однако лучшие иконы этого типа, которые нам известны, русского происхождения. Одна из древнейших сохранившихся икон (XII в.) находится в московском Успенском соборе. Она написана в монументальном стиле, напоминающем фреску[154].

Наша икона (см. с. 121) написана на хоругви русским иконописцем около 1945 г. Здесь новая техника и художественное чутье нашего современника послужили для передачи того, что не творится человеческими руками: традиционного облика Христа, каким знает Его только Церковь.

Спас Вседержитель. Россия. XVI в. Галерея Темпл. Лондон

Господь Вседержитель

Иконописный тип Христа Вседержителя (Паптократюр) выражает в человеческих чертах воплощенного Сына Божия божественное величие Творца и Искупителя, правящего судьбами мира. Вседержитель восседает на престоле, благословляя правой рукой и держа в левой свиток или книгу. Таким Он изображается, например, в композиции Деисус, где по сторонам престола Ему предстоят Богоматерь и Предтеча[155]. Представлен ли Он один или в окружении святых, в этом иконографическом типе изображение Господа Вседержителя может быть сокращено до поясного, когда престола не видно (за исключением икон Страшного Суда, где Господь всегда изображается в полный рост на престоле славы). Огромные полуфигурные изображения Господа Вседержителя в мозаиках или фресках византийских куполов выдержаны в монументальном стиле, подчеркивающем грозный облик Господа, Владыки мира, грядущего судить живых и мертвых. Однако на моленных иконах Христос Вседержитель, сохраняя все Свое величие, не имеет ничего устрашающего. Строгое выражение Его лика исполнено милости. Это милосердный Господь, пришедший в мир, чтобы взять на Себя его грехи. Книга в Его левой руке раскрыта, и в ней читаются слова Евангелия, которые могут отличаться на разных иконах. На нашей иконе (см. с. 122) приведены слова из Евангелия от Матфея: Приидите ко Мне вси труждающиися и обремененнии, и Аз успокою вы <…> иго бо Мое благо (Мф. 11:28–30).

Назад Дальше