Влад читал дальше:
«…Непейвода Олег Тимурович – оплавление активной зоны реактора АПЛ «Псков» СФ (на стоянке), ж4, п37; ДТП: столкновение ВАЗ2106, ВАЗ2110 и «Мазда», 212-й км Новосимферопольского шоссе, ж3, п7; сход с рельс (повреждение полотна) электропоезда «Мо (замазано)-Сергиев Посад», ж2, п29;
Железнякова Антонина Григорьевна – обрушение жилого дома (ветхий фундамент), проспект маршала Жукова, 7, Краматорск, ж6, п17; ДТП: авария очистных сооружений первой очереди, химкомбинат АО «Росбытхим», пос. Вознево, Воронежская обл, ж8, п~500; прорыв грунтовых вод, шахта «Дальняя», объединение «Саха-уголь», ж12, п19;
Солодовников Иван Сергеевич – столкновение ремонтной дрезины и грузового состава, участок Фролово-Михайловка, 140 км от Волгограда, ж19, п3; пожар на нефтяной скважине, месторождение «Полярные Зори», вышка№29, ж2/14, п7/19».
Всего в списке было двадцать шесть фамилий. Прочитав последнюю, Влад от неожиданности вздрогнул, не поверил, перечитал еще раз:
«Виланова Татьяна Андреевна».
Против фамилии недавней жертвы стоял целый список катастроф: пожар на крупном складе боеприпасов где-то в Курганской области, обвал автомобильного тоннеля на Военно-Грузинской дороге, гибель авиалайнера в аэропорту Якутска, еще одно ДТП с туристским автобусом, землетрясение на Камчатке. На привычном месте слева от таблицы вместо галочки едва угадывалась карандашная пометка – маленький вопросительный знак.
Ниже кто-то начал писать новую фамилию, но передумал. Можно было прочитать только две буквы – большое «Р» и «а». Дальше – зачеркнуто.
На этом все записи в тетради обрывались. Остальные страницы оказались девственно чистыми.
Влад в недоумении пролистал дальше, перевернул тетрадь и только теперь обнаружил, что с обратной стороны густо исписаны еще десятка полтора страниц.
Мелкий и убористый почерк разбирать было тяжело. Но первая же запись настолько захватила Влада, что он уже не мог остановиться.
«Сегодня работал по Шибаеву. У цели есть машина, так что на этот раз все получилось быстро и удачно. Ослабил крепления колес, надрезал тормозной шланг. Завтра утром он поедет на дачу, как-никак 180 километров».
Следующая запись лаконично отмечала:
«Шибаев отработан»
И еще – строчкой ниже:
«Менты посчитали, что во всем виноваты тормоза. Машина так обгорела, что почти невозможно провести качественную экспертизу. Сегодня сообщили: ТУ154 благополучно сел во Владивостоке».
Это был отчет, нет, даже скорее дневник Ивлева. С каждой строкой брови Влада поднимались все выше.
«Вышел на Амбарцумяна. Цель – пенсионер, торгует на рынке».
Дальше:
«Снял место рядом с Амбарцумяном, разговорился. Завтра надеюсь подружиться».
«Сработались хорошо, когда ему нужно отойти, просит присмотреть за товаром. Вечером он надарил мне персиков, звал к себе выпить за знакомство. Еле отговорился».
«Сегодня угостил Амбарцумяна в ответ».
Небольшой пропуск и та же лаконичная приписка:
«Амбарцумян отработан».
«Посылал на рынок человека, на вопрос, где армянин с персиками, мол, очень вкусные были, хочу еще купить, ответили: не будет больше армянина, вчера умер. Грибами отравился. Вечером подтвердили – ботулизм, тяжелая форма».
«Вечером сообщили: в Липецке все в порядке».
Шибаев… Амбарцумян… Влад раскрыл тетрадь с начала. Это же первые две фамилии из списка!!
Влад нетерпеливо читал дальше, сердце стучало как сумасшедшее, на лбу выступила испарина: он что, их всех убил?! Ивлев писал короткими, точными фразами, словно отчитываясь перед самим собой, иногда сбиваясь на доверительный тон. Кое-где перед записями стояла дата, иногда просто – «вторник», «следующее утро», «вечер»…
Из тетради явственно следовало, что Ивлев убил отнюдь не двух и даже не десять человек. Он – сотрудник некоей, глубоко законспирированной организации, которая странным образом вычисляет связь между ничем не примечательным человеком и страшной, разрушительной катастрофой. Пока человек жив, катастрофы и аварии неизбежны. Если его уничтожить, то катастрофу можно остановить.
Влад отхлебнул из кружки давно остывший чай, скривился, выплеснул остатки в раковину.
Получается, что подзащитный – фактически самый настоящий серийный убийца, пусть и считает себя лишь палачом, приводящим в исполнение приговоры!
Изредка, правда, Ивлева мучили сомнения:
«Почему они не хотят говорить, как вычисляют цели? Почему я не могу знать правду?»
«…А если все это случайность, простые совпадения?! Тогда я – самый обыкновенный убийца!
Господи, прости меня грешного!»
После шестого убийства Ивлев заполнил такими размышлениями целую страницу. Неделей спустя он старательно записал подслушанный разговор между двумя «спецами» из организации.
Странно, но Ивлев ни разу не назвал ее, даже сокращенно или аббревиатурой, просто «организация», с маленькой буквы – и все:
«Услышал сегодня в приемной, что Энгл и Грэйнджер обнародовали доказательство своего метода корреляции статистических моделей Шевера и что теперь стало легче работать, вероятность ошибки не более одной на тысячу. Кто такие эти двое – не знаю, но, говорят, им дали Нобелевку. Уверен, они ее заслужили».
В тот день Ивлев узнал совсем уж страшные вещи, оказывается, организация иногда ошибается, подводит их какая-то там статистика.
Последняя запись гласила:
«Вышел на Виланову. Торопят. Ничего точно не ясно, но цель надо ликвидировать, первая строчка из списка через два дня. Попросил день на отработку цели – запретили. Придется ликвидировать грязно».
«Подтверждения все нет, а ждать больше нельзя. Надеюсь, эта цель – не ошибка».
Отодвинув от себя тетрадь, Влад постарался припомнить показания соседки. Вроде бы что-то такое, по ее словам, Ивлев кричал в трубку. Как же там было? «Опять?! Нет уж, хватит!»
Влад потер виски ладонями, зажмурился.
Выходит, подследственный убил не просто невинного человека, он убил невинного человека по ошибке, так и не предотвратив надвигающуюся череду катастроф?!
Тьфу, черт! Что за чушь лезет в голову! Не хватало еще поверить во всю эту галиматью!
Хотя. Фамилии есть, даты смерти тоже. Кто мешает проверить?
Влад открыл органайзер, пробежался пальцами по клавишам: ну-ка, кто у нас в такое время еще на работе и может базу сводок по городу поднять? Юрка!
Сотрудник пресс-службы МВД города Юрий Сеченов действительно оказался на месте:
– Старик, все понял, сделаю, если так надо. Только не сейчас, о'кей? У меня через пятнадцать минут совещание, ты мне скинь пока по почте письмишко – фамилии, даты, а я, когда вернусь, пробью по базе и тебе сообщу.
– Юр, спасибо, век не забуду!
– Да, ладно, какие вопросы!
Поздно вечером Влад получил письмо от Сеченова. Все указанные в списке (до Вилановой) жертвы погибли или в результате несчастных случаев, или просто умерли своей смертью.
Никаким криминалом ни в одном случае и не пахло. У следствия даже подозрений ни разу не возникало.
Влад еще раз пролистал тетрадь, перечитал некоторые записи. Теперь он ясно видел в каждом слове «дневника» почти клиническую ненормальность.
Господи, неужели можно было хоть на секунду подумать, что весь этот бред имеет под собой какие-то основания!
У подзащитного просто не все ладно с головой. Маньяки частенько присваивают себе лишние жертвы, а то и просто зачисляют в трупы прекрасно здравствующих людей.
Бывает.
Влад хмыкнул, сказал вслух:
– А ведь это не так плохо…
Если удастся доказать, что Ивлев психически нездоров или хотя бы был таковым в момент совершения убийства Вилановой, то…
Ну, загадывать пока рано. Первым делом Влад решил отвезти завтра тетрадь своей институтской подруге, Инге Костюковой. Она сейчас работает в институте Сербского, не откажет в помощи в память о прошлом. Ингуля точно определит диагноз, она сейчас в этом деле – профи.
Вот тогда можно будет вокруг черной тетради и защиту строить, экспертизу назначить сначала почерковедческую, чтобы доказать авторство, потом – психолого-психиатрическую. А дальше – посмотрим. Вдруг клиент и вправду из той же категории абсолютных психопатов, что слышали голоса, приказывающие убрать того или иного человека, либо действовали якобы по распоряжению «директора КГБ»…
Утро Влад созвонился с Ингой, та согласилась помочь. Договорились на вечер.
В двенадцать его ждал следователь, потом надо было наведаться в изолятор, еще раз переговорить с Ивлевым.
После вчерашней духоты ночью прошел дождь, температура упала, Влад пожалел, что не взял куртку или пиджак. Впрочем, когда двигатель «шестерки» прогрелся, в машине стало тепло и уютно. Влад положил на соседнее сиденье дипломат, включил радио.
Со двора он выезжал под хрипловатый голос Северянина – играло «Радио Шансон».
Со двора он выезжал под хрипловатый голос Северянина – играло «Радио Шансон».
За три квартала до изолятора, в тот самый момент, когда Влад стоял на последнем светофоре, динамик вдруг оборвал песню. Зазвучала тревожная заставка выпуска новостей. Голос диктора ворвался в салон, как таежный снежный заряд:
– Мы прерываем нашу программу. В эфире – экстренный выпуск новостей. Как только что стало известно, в Курганской области горит склад боеприпасов длительного хранения у поселка Сипаево. До наблюдателей доносятся взрывы, раскаленные обломки разлетаются в радиусе более полутора километров. Власти Курганской области приняли решение об эвакуации нескольких десятков домов поселка Сипаево, вплотную примыкающих к опасной территории. Официального сообщения о погибших и раненых пока не поступало, но по непроверенным данным пропавшими без вести числятся двенадцать человек – охрана внутреннего периметра, начальник караула и три человека из обсуживающего персонала. Несколько местных жителей уже госпитализированы с обширными ожогами кожи, Солдаты размещенных поблизости воинских частей приступили к тушению пожара. К восемнадцати часам ожидается прибытие взрывотехников из УФСБ по Курганской области.
Влад с силой ударил по тормозам. Сзади протестующе гуднули, новенькая «десятка» с ревом пронеслась мимо.
Именно эта катастрофа первой стояла против фамилии Вилановой! Не веря себе, Влад достал из дипломата тетрадь, просмотрел таблицу еще раз.
«Виланова Татьяна Андреевна – пожар на крупном складе боеприпасов в поселке (зачеркнуто) Курганской области, ж12/1, п3/8;»
Получается, что те двенадцать, что сейчас числятся пропавшими, уже мертвы, и еще один человек погибнет при тушении?
Влад выключил приемник, отшвырнул на сиденье тетрадь, задумался. Дай Бог, если Ивлев действительно сумасшедший…
В изоляторе Влада встретили совсем иначе, чем вчера. Лейтенант испуганно вскочил при его появлении:
– Извините, следователя Родимова сейчас нет на месте, будет через полтора часа. Он просил передать вам вот это.
«Это» оказалось заключением медэкспертизы. Подследственный Ивлев ночью, приблизительно в 4:15 утра покончил с собой. По всем признакам – самоубийство через повешение. Подпись, печать.
Пообещав, что заедет к концу дня, Влад собрался уходить и уже на пороге поймал неуверенный, чуть испуганный взгляд дежурного. Вздрогнув, тот быстро отвел глаза.
В изоляторе повеситься почти невозможно. У задержанных отбирают всё, включая шнурки и ремни, а в камере нет даже простыней, которые можно было бы порвать на полосы. Влад знал это не хуже лейтенанта.
Ночью Ивлева убрали. Кто – теперь уж не важно.
Дома Влад первым дело включил телевизор и чуть не выронил пульт. Ярко накрашенная ведущая вещала на фоне карты Кавказа с большой пульсирующей точкой посередине: -…обрушение сводов тоннеля произошло из-за местного карстового землетрясения. По данным Северокавказского МЧС сместилось около семи миллионов тонн грунта. Пока трудно установить, находятся ли внутри заваленного тоннеля люди, хотя некоторые свидетели утверждают, что видели, как перед самым обвалом по дороге в сторону тоннеля проследовала колонна большегрузных трейлеров…»
Тетрадь невозмутимо подтвердила:
«Виланова Татьяна Андреевна – обвал автомобильного тоннеля на Военно-Грузинской дороге, ж17, п2;»
Вторая катастрофа из списка. Влад рухнул в кресло. Если верить черной тетради, скоро должно случиться еще несколько ЧП – гибель авиалайнера, ДТП, землетрясение на Камчатке. И это только по Вилановой, а сколько еще?!
Боже, если они знают, почему не остановят! Не хотят? Или не могут?
Всю ночь и весь следующий день, отпросившись у Аркадия Наумовича, Влад провел у телевизора. Небритый, с воспаленными глазами он с содроганием переключал каналы. До вечера ничего не случилось. Часов в семь, поддавшись навалившейся бесконечной усталости, Влад задремал прямо в кресле. Он так и не понял – проспал ли хотя бы час. Сквозь сон донеслись слова:
«…крупнейшая катастрофа…», Влад вздрогнул, проснулся, прибавил громкости на пульте.
На экране горел в ночи самолет, вокруг суетились пожарные бригады. При посадке в аэропорту Якутска разбился лайнер со ста восьмьюдесятью тремя пассажирами. Почти все они погибли, только семерых спасатели смогли достать из огненного хаоса.
Выходные Влад просидел почти без движения, намертво прилепившись к телевизору, сжимая потными, дрожащими руками пульт и злополучную тетрадь. А катастрофы шли одна за одной.
Точно так же, как описано в тетради, только пятая по счету – российский танкер налетел на скалы у берегов Японии – не указана в списке. Но потом была и шестая, и седьмая… и десятая. Список давно закончился, а катастрофы все продолжали происходить.
Почти неосознанно Влад повторял про себя: «Найдите его, найдите… Пожалуйста, найдите».
Теперь он мог только мечтать о том, чтобы неведомая ему организация определила, наконец, нужного человека и устранила его. Собственные мысли временами пугали Влада: как же так, он – адвокат, законник, готов чуть ли не овациями приветствовать убийство!
Наверное, так сходят с ума.
Он не походил к телефону, а после особо настырных звонков – отключил его, ни разу не вышел из дому, почти ничего не ел, только сидел и покрасневшими глазами в жилках лопнувших сосудов неотрывно глядел на экран.
Телевизор превратился в цель его существования.
И вот на третий день… Ночью Влад почти не спал, ворочался с боку на бок, представлял все новые катастрофы, под утро вскочил на час раньше начала телетрансляции, слонялся по квартире из угла в угол, дожидаясь первой новостной передачи. Когда она началась, Влад жадно вцепился взглядом в экран, ожидая и одновременно боясь новых катастроф, но за утро НИЧЕГО не произошло.
Он не мог поверить: неужели нашли?!
Всю первую половину дня он привычно просидел перед экраном, но опять – ничего. В стране все спокойно, ничего не падает с неба, не горит и не взрывается. Влад понемногу начал приходить в себя, выкарабкиваться из трехдневного кошмара.
Господи, наконец-то! Значит, нашли. Погиб ничем не примечательный человек, отдал свою, наверняка, бесполезную жизнь, чтобы прекратилась эта ужасная карусель аварий и катастроф.
Влад встал с кресла, потянулся, все еще с опаской поглядывая на экран.
Впервые за три дня он со вкусом поел, в холодильнике, правда, ничего не оказалось, пришлось готовить что-то на скорую руку из дрянных полуфабрикатов, но разве это важно? Влад побрился, надел свежую рубашку, поколебался немного и достал таки из шкафа «деловой» костюм.
Сегодня можно.
Влад решил выехать пораньше: днем Маришку забирать, а ведь он ей «кое-что интересное обещал». Наврал, конечно, ничего такого у него не было, но раз уж обещал – надо купить.
Перед выходом Влад открыл форточку – проветрить, подвинул в угол коробки с книгами, которые за два года после развода он так и не удосужился разобрать, подхватил дипломат и вышел.
За его спиной тревожно мигала на телефоне лампочка «call». Звонок был выключен.
В конторе все прошло гладко – шеф даже похвалил за четкий доклад по Ивлеву. Как выяснилось, неведомый Фонд «Демократия и правосудие» все-таки перевел деньги, и бюро вышло из всей этой истории с некоторой прибылью. Владу даже выписали небольшую премию, и, пользуясь хорошим настроением Аркадия Наумовича, он отпросился пораньше.
Подарок лежал на заднем сиденье, красиво упакованный в блестящую фольгу, перевязанную ленточкой. Нарядный вязаный шарфик с изображением любимого Маришкой хоббита Фродо Влад купил в Детском мире час назад. Должен понравиться. Да и практично – сентябрь идет к концу, осень в самом разгаре, зима не за горами.
Два года назад, когда они с Катериной разводились, Влад выторговал себе одну неделю в месяц на общение с дочерью. Жена, теперь уже бывшая, на удивление быстро согласилась. С разводом жестко стояла на своем: «Я устала ждать от тебя успехов, понимаешь, устала! Я хочу жить нормально!» – а тут почему-то не противилась. В глубине души Влад надеялся, что дело не в свободной неделе, которую можно провести с… – ну, кто-то же там есть у нее! – а в том, что Маришка действительно любила отца чуточку больше. Впрочем, Катерине наверняка было все равно.
Так и повелось: Маришка поочередно живет то у отца, то у мамы. И ни он, ни дочь никак не могут привыкнуть к тому, что она больше не Хмельницкая, а Рамазанова. Маришка то и дело жалуется: учителям приходится по два-три раза ее вызывать. Ну не лежит душа к новой фамилии!
Радио, будто бы объявившее сегодня мораторий на плохие новости, наигрывало легкие танцевальные мелодии. Влад, развалившись в кресле, легко покручивал руль, насвистывал в такт музыке.