Рене по прозвищу Резвый - Елена Кондаурова 11 стр.


— Тут вы правы, месье барон, — согласился купец, — сразу видно, что насчет женщин у вас губа, я извиняюсь, не дура.

— Может, хватит уже обсуждать эту рыжую шлюху, — недовольно перекосившись, предложил Жиль. — Давайте перейдем к делу, ради которого мы здесь собрались!

— Я же просил, не называй ее шлюхой! — тихо, но с нажимом попросил Рене.

— Ты просил не называть ее сукой, — уточнил Жиль. — Хорошо, если тебе это так важно, то не буду.

— Да, месье Перье, молодой человек прав, — поддержал Рене господин Собрик, — нехорошо это, так говорить о даме. Вы же, не к ночи будь помянуто, свечку не держали, а значит, достоверных сведений о ее моральном облике не имеете, и на сем давайте покончим с этим! Месье барон, я буду рад, если вы расскажете мне, какое дело привело вас ко мне?

— Я хотел бы вложить деньги, месье Собрик, — ответил Рене.

* * *

Обсуждение того, сколько, на какой срок и под какие проценты отдаст Рене золота месье Собрику, заняло не больше получаса. Сошлись на том, что у Рене останется пятьдесят монет на расходы (надо было купить кое-что из одежды и кое-какие необходимые мелочи, ну и немного погулять, как же без этого), а на остальное торговец выпишет расписку. Договор же, где будут оговорены все пункты, он составит завтра и пришлет его вместе с Жилем.

Потом подали ужин, который действительно оказался превыше всяческих похвал, а после ужина Жиль без всяких просьб повел Рене туда, куда тот уже давно мечтал попасть, — в веселый дом. И Рене провалился в блаженство…

Женщины, много, самые разные, шаловливые, льнущие к нему, с распутными глазами… Смех, музыка, танцы… Вино, льющееся рекой… Рене смутно помнил, как то и дело доставал монеты из кармана. Как приходил Жиль и заставил его подписать договор. Как пытался увести, но не смог. Время смешалось в веселую кутерьму, сверкающую как бриллиантовое колье его матушки, запестрело разноцветными откровенными платьями и задышало запахом духов.

Глава 6

— Рене, немедленно просыпайся! — Гудящая, как колокол, голова Рене болталась на шее, как будто та была веревочная.

Жиль тряс его за плечи без всякой жалости.

— Вставай сейчас же, мальчишка!

На этот раз он не ограничился тряской, и на многострадальную голову Рене был опрокинут кувшин с холодной водой. Этого издевательства молодой барон не вынес и открыл глаза.

— Жиль? — хриплым шепотом спросил он. — Что ты делаешь? Где я?

— Где ты, слабовольное баронское отродье? — злобно прошипел тот. — Ты там, куда я тебя никогда больше не поведу! А делаю я тут то, что бужу тебя, дурака, потому что твой корабль отходит через два часа! Между прочим, кто-то пообещал поговорить обо мне с капитаном, а еще зайти в магазин. Так ты будешь вставать, или мне тащить тебя на корабль за шкирку?

Рене кое-как протер глаза, посмотрел на часы.

— Что??? Уже через два часа?

Рене вскочил с кровати, путаясь в простыне, начал натягивать на себя штаны, потом рубашку. Вдруг замер, постучал себя по карманам, с ужасом огляделся на Жиля.

— Жиль… деньги…

— Я так и знал, — мрачно посмотрел на него Жиль. — Обормот. Значит, магазин отпадает.

Рене, торопясь, выворачивал карманы, надеясь найти там хоть что-нибудь, но ничего не было. Ни одной монетки, даже меди не осталось. Он беспомощно посмотрел на недовольного приятеля.

— Ничего не осталось. Жиль, пятьдесят монет, куда я мог?..

— Туда, откуда их уже не вернуть! — отрезал Жиль, поднимаясь. — Все, хватит ныть, пошли, мы уже опаздываем. Так и быть, поделюсь с тобой расческой и прочей ерундой.

Расческу, кстати, Рене планировал купить в первую очередь. Длинные волосы постоянно путались, а одалживать этот предмет туалета у пиратов Рене не отваживался, опасаясь заселить свою шевелюру сворой мелких непрошеных гостей.

Он набросил на плечи камзол, натянул сапоги и поспешил вслед за Жилем.


Едва Рене вошел в «Вареный краб», как Сиплый отшвырнул свой костыль и набросился на него чуть ли не с кулаками.

— Ты где шляешься, сопленыш? — засипел он, хватая его за воротник. — Куда ты сплавил все деньги, каракатицын сын? И что за хмыря за собой притащил, акулья отрыжка?

— Эй, полегче, — попытался осадить его Жиль, в то время как Рене старался освободить шею из цепких пальцев Сиплого, чтобы вдохнуть немного воздуха и начать отвечать на его вопросы.

— А с тобой я потом поговорю, — злобно просипел тот. — Ты где шлялся, я тебя спрашиваю?

— Отпусти меня, твою мать, — прохрипел Рене, — иначе никогда не узнаешь!

Тот удивленно посмотрел на свою руку, на воротник своего матлота и разжал пальцы.

— Ну так где? — уже спокойнее спросил он.

— В веселом доме, — ответил за пытающегося отдышаться Рене Жиль. — И там же он просадил все деньги.

— Неправда, не все, — возразил юный барон, потирая шею. — Только пятьдесят монет. Правда, Сиплый! Остальные я вложил в дело. Вошел в долю с месье Собриком — вполне приличный дядька, так что к следующему приезду у меня будет прибыль.

Сиплый смерил его оценивающим взглядом.

— Ну, если тебя не надули и прибыль действительно будет, значит, ты умнее меня. У меня ее не будет, хотя денег тоже нет.

— Неужели все проиграл? — ахнул Рене.

— Подчистую, — хмуро кивнул Сиплый. — Хотел у тебя занять, купить кое-что в дорогу. Хорошо хоть за комнаты заранее заплатил. Кстати, ты мне так и не сказал, кого это ты с собой привел.

— Это Жиль Перье, — представил своего друга Рене. — Это он учил меня медицине. — При этих словах Жиль поморщился. — Он очень хороший врач, и как раз ищет место. Я подумал, может, наш капитан возьмет его к нам? А то с меня толку!..

— Ну не скажи, — осклабился Сиплый. — Меня так ты очень хорошо залатал!

— А это мой матлот, зовут его Жан Сиплый, — продолжил Рене, обращаясь к Жилю. — Ты не смотри, что он на меня кидается, как бешеный волк, это только благодаря ему я теперь пират. Да и вообще живой. Если бы не он, меня бы за борт выбросили, да и все.

— Рад знакомству. — Жиль протянул Сиплому руку.

Тот усмехнулся, но пожал ее.

— Что ж, я тоже рад, — сказал он. — При нашей жизни никогда не знаешь, когда может понадобиться лекарь. Вижу, что ты с понятием. Я тоже скажу за тебя слово перед капитаном. Слушай, а денег не одолжишь? Сам понимаешь, перед дорогой кое-чем запастись надо.

— К сожалению, не могу, — развел руками Жиль. Потом пошарил по карманам, вынул несколько медяков, среди которых гордо блестела одна серебряная монета. — Это все, что у меня есть. Потому и хочу наняться как можно быстрее.

— Н-да, не густо, — глянул ему в ладонь Сиплый. — Ладно, перебьемся как-нибудь. Глядишь, наши в беде не оставят, не мы одни такие на борт загрузимся. Тогда пошли, что ли?

— Пошли, — согласился Жиль.

Рене, которому Сиплый вручил оставленный им в комнате узелок с «рабской» одеждой, скривился, как будто съел что-то кислое, представив, что ему опять придется ее носить, и последовал за ними.


До порта добирались долго. Нога Сиплого, за которой он, увлекшись картами, совсем не ухаживал, к концу пути разболелась, и Рене пришлось тащить его чуть ли не на себе. Хорошо еще, что Жиль поддерживал его с другого бока и не давал громко материться, нудно и монотонно читая лекцию о пользе смены повязок и поддерживания раны в чистоте.

Однако, несмотря на боль, то, что вокруг их корабля творится что-то непонятное, битый жизнью Сиплый заметил раньше всех. Когда они уже подходили к стоящей у причала «Отваге», он внезапно перестал материться сквозь зубы и потянул Рене назад.

— Разворачиваемся, слышь, ты, лекарь, разворачиваемся! — тихо засипел он.

Они быстро повернули назад и спрятались за сложенными в большую кучу мешками, которые были, по всей видимости, предназначены для погрузки на соседний корабль.

— Что случилось? — негромко спросил Рене.

— Смотри, вон, на палубе, — показал пальцем Сиплый. — Наш капитан, а рядом с ним какой-то хрен в перьях.

— Ну и что? — Рене действительно увидел рядом с господином де Монтенем какого-то хорошо одетого субъекта в шляпе с перьями. Но ведь капитан же находился на своем корабле, в окружении своей команды. Чего ему там опасаться?

— Дурень, смотри, он же оправдывается! Ты хоть раз видел, чтобы наш капитан перед кем-то оправдывался? И вообще что-то тесновато у нас на корабле стало, а?

Насчет капитана Рене был согласен. Месье де Монтеня он знал мало, но и того, что он знал, хватило для того, чтобы сказать, что тот скорее прибьет кого-нибудь, чем станет оправдываться. Да и насчет тесноты…

— Пожалуй, ты прав, — согласился он с Сиплым. Капитан, конечно, планировал набрать здесь несколько человек команды, но не столько же.

Рене остро пожалел, что снизу им плохо видно. Борт мешает, да еще и мешки загораживают.

— Сиплый, у тебя же труба есть, — вдруг вспомнил он, — доставай, сейчас посмотрим, что там у них происходит!

Сиплый, выругавшись по поводу того, что такая идея ему самому не пришла в голову, достал трубу и пристроился сбоку от мешков. Немного погодя выругался уже жестче и вполголоса.

— Там солдаты губернатора!

— Что?

— Солдаты? — переспросил Жиль. И мрачно добавил: — И почему это меня не удивляет?

— Это из-за «Скромницы»? — предположил Рене.

Сиплый ощерился.

— Да уж скорее всего. Из-за нее, родимой.

— Что будем делать?

Сиплый снова уставился в трубу.

— Да ничего. Ждать.

Несколько минут они молча наблюдали, изредка высовывая головы из-за мешков и надеясь неизвестно на что, и несколько выпустили из поля зрения собственные тылы. Поэтому жизнерадостный окрик:

— Ого, Сиплый, а пацан-то твой прям талисман какой-то! Смотри-ка, тебе везти начало! — заставил их подпрыгнуть на месте.

— Хвост, раздери тебя гарпун, не перестанешь орать — прирежу! — полушепотом гаркнул Сиплый.

— А я не ору, я тихо разговариваю! — уже шепотом возразил Хвост, пристраиваясь рядом с Сиплым. — Слушай, я серьезно, вам-то как удалось не оказаться там? — Он кивнул в сторону захваченной солдатами «Отваги».

— Как, как… — просипел тот, не отрываясь от подзорной трубы. — Опоздали мы благодаря моему пацану. Наверное, он и правда удачу приносит. А ты чего тут отираешься? Случайно не в курсе, по какому случаю у нас там шмон?

— Случайно в курсе, — отозвался Хвост, тоже пытаясь рассмотреть, что происходит на корабле. — Я ведь тоже сегодня подзадержался. Иду и думаю, ну все, Хитрец без меня уйдет, и вот подхожу я к зданию портовой управы и вижу, как солдаты оттуда такой хорошей кучкой выходят, и этот хмырь пернатый у них во главе. А знаешь, кто вышагивал рядом с ним? Наш Шакал. Сука. Ну у меня тут что-то внутри екнуло, ох, неспроста, думаю, такая бражка вспенилась. Шмыгнул я в подворотню, но все равно поглядываю, что да как. Они ко мне спиной стояли и потому не видели. И вот вижу я, что пернатый этот дает Шакалу кошель с золотишком, сердечно благодарит и говорит, что теперь он волен идти на все четыре стороны. Ну а дальше все просто. Эх, не успел я наших предупредить! Из-за проклятой раны бегун из меня никакой. Теперь вот хожу вокруг, поглядываю, может, еще кто из опоздавших объявится.

— Вот …! — выругался Сиплый, опуская трубу. — На… в…! Шакала я своими руками придушу!

— Слушай, Сиплый. — Хвост придвинулся к нему поближе. — Нам, это, линять отсюда надо. Капитану и остальным мы все равно ничем не поможем, разве что составим компанию на виселице, а наши имена из них точно вытрясут. Если Шакал уже не доложил, конечно. Не знаю, как вы, а я свою молодую жизнь так бездарно заканчивать не собираюсь. Я тут осмотрелся немного, Эдвин Каракатица через пару часов отходит. Может, к нему двинем?

— Каракатица? — с отвращением хмыкнул Сиплый, глядя на напряженно ожидающего его решения Хвоста. — Так ты поэтому тут крутился, что в одиночку к нему идти не хотел?

— Ну и поэтому тоже, — не стал отказываться тот. — Ты же его знаешь, к нему без поддержки соваться — верная смерть. Но деваться нам некуда, сам понимаешь, к вечеру наши имена каждая собака будет знать, а если за наши головы объявят награду, то и того раньше. Следующий корабль уйдет только утром. Мы столько не продержимся, Сиплый! Друзья — они только до той поры друзья, пока перед ними золотишком не потрясли. Давай решайся — либо жить, либо сдохнуть!

— Да не гони волну, Хвост, — раздраженно бросил Сиплый, снова берясь за трубу. — Наш Хитрец тоже не лыком шит, может, отбрешется еще. Подождем, чем дело кончится.

Тот не стал спорить.

— Ладно, подождем так подождем. Слушай, а это кто у вас? — Хвост ткнул в Жиля грязным узловатым пальцем. — Что-то я его раньше не видел!

— Новый врач, — буркнул Сиплый. — Хотел с нами идти.

Хвост смерил Жиля оценивающим взглядом. Тот спокойно кивнул ему и вернулся к наблюдению за чайками. Со стороны казалось, что происходящее мало занимает его, но Рене знал, что это не так. У самого молодого барона было такое чувство, что жизнь снова делает очередное сальто-мортале. Конечно, было страшно, но не до ужаса, как в прошлые разы. С удивлением он отметил, что, похоже, привык.

— Врач — это хорошо, — меланхолично заметил Хвост, наблюдая за оживившейся вскоре ситуацией на палубе «Отваги». Там началась какая-то беготня и послышались крики и пистолетные выстрелы. — Врач — он всегда пригодится…

Вдруг из-за борта вывалилось чье-то тело и тяжело шмякнулось на серые камни пристани. Сиплый высунулся посмотреть и быстро вернулся обратно.

— Кто там? — сгорая от нетерпения, спросил Хвост.

— Боцман, — ответил тот. Потом, приняв решение, скомандовал: — Все, уходим!


Шнява Эдвина Каракатицы совершенно логично тоже именовалась «Каракатицей» и была небольшой, но верткой и достаточно быстрой. Однако порядки на ней царили примерно такие, какие, наверное, должны были царить в аду. Во всяком случае, Рене в первый раз вспомнил о семинарии без привычного отвращения, потому что здесь было намного хуже. Эдвин Каракатица, сам не обладая ни малейшими представлениями о порядочности, и команду всегда набирал себе под стать. Не просто пиратов, а настоящее пиратское отребье. И потому дисциплины на корабле не было никакой. Ну или почти никакой.

В общем, Рене, Жилю, Сиплому и даже Хвосту пришлось несладко. Каракатица в это плавание набрал себе на шняву столько народа, что они спали чуть ли не друг у друга на головах. В трюме места не хватало, и половина спала вповалку на палубе. Разумеется, и Рене вместе с приятелями удостоился такой участи, потому что пришли они уже перед самым отплытием, и никто благодетельствовать им не собирался. Кормежка тоже оставляла желать много лучшего. Общего обеда не готовили, а выдавали каждому его долю сухим пайком. Кто хотел, мог идти на камбуз и пытаться сотворить себе из этого нечто съедобное, а мог жрать и просто так.

Неудивительно, что драки, обычно запрещаемые на время похода, начались на шняве с самого первого дня плавания. И причинами для них были не только обычные среди пиратов разногласия по поводу картежного выигрыша или грубых подначек, но и борьба за место на камбузе.

К счастью для наших путешественников, у Хвоста был с собой котелок, что позволяло не слишком зависеть от общей посуды, и потому готовку обеда с чистой совестью поручили ему. Он и не возражал, понимая, что не мальчишке же ее поручать. От него мигом останутся рожки да ножки. Остальные тоже отпадали. Услуги Жиля по причине частых драк сразу оказались востребованными, и он почти все время был занят, а нога Сиплого все никак не хотела заживать, и он сильно хромал.

Рене старался держаться ближе к своему матлоту, которого даже здесь многие знали и уважали. На него же самого пираты поглядывали насмешливо и снисходительно, как на щенка, попавшего в волчью стаю. Он не боялся, только злился, но все равно чувствовал себя неуютно. С вызовом разглядывал окружающих и раздражался еще больше, потому что ему здесь почти никто не нравился. Рожи у собравшихся на «Каракатице» пиратов были самые что ни на есть бандитские. Как ни странно, приличнее всего физиономии были у так называемых «законников», то есть у тех пиратов, которые придерживались определенных правил и вследствие этого пользовались большим авторитетом. К таким относились, к примеру, Серж Топор, огромный угрюмый детина с лысой головой и густой черной щетиной на тяжелом, словно вырубленном лице, Марк Грешник, невысокий и плотный англичанин с физиономией доброго дядюшки. А также вспыльчивый, но отходчивый Джо Крюк с крюком вместо левой руки, невысокий черноволосый француз из Марселя, имени которого никто не знал и которого все звали просто Марсель, боцман-голландец ван Хольт и еще несколько человек, имен которых Рене не успел запомнить. Сиплый, разумеется, тоже был «законником», что давало ему определенные преимущества. По крайней мере с ним советовались, и его мнение кое-что значило, когда возникала какая-нибудь спорная ситуация или требовалось решить, что делать дальше. В первый же вечер, когда «Каракатица» покинула Бельфлор, капитан целых два раза приглашал к себе «законников», и они долго и бурно что-то обсуждали.

К сожалению, своего молодого матлота Сиплый не считал нужным посвящать в обсуждаемые вопросы, но Рене не обижался. Ему поначалу и не хотелось ничего знать. У него не лежала душа ни к этому рейсу, ни к кораблю, ни к капитану. Каракатица с его наглой рожей казался похожим на проходимца. Невысокий, коренастый, с короткими кривыми ногами, он ходил, переваливаясь с бока на бок, вот уж правда каракатица, и орал на всех хриплым противным басом, заставляя Рене страдальчески морщиться и с ностальгией вспоминать прекрасные манеры Хитреца де Монтеня.

Назад Дальше