— Губернатор де Монферрат — хитрец, — снисходительно пояснил Сиплый, оглядывая круто выгнувшуюся от ветра только что поставленную бизань. — Захотел и рыбку съесть, и на… сесть. У нас с ним был договор, выполняли мы для него кое-какие… гм… поручения. У нашего капитана ведь французский патент имеется, так что все по закону. И решил он нанять нас для охраны «Скромницы». Сначала мы согласились, а отчего ж не согласиться, ежели он хорошо платит, но это было до того, как мы узнали, что за груз она везет. Вот тогда наш капитан и показал, что он тоже хитрец не хуже вашего губернатора. Вчера вечером он устроил целый спектакль. Сначала сделал вид, что разобиделся из-за того, что нам не заплатили за нашу прошлую ходку, хотя прекрасно знал, что де Монферрат никогда не расплачивается сразу, и крупно поскандалил с ним на глазах у целой толпы его приспешников. Тот вообще отказался платить и выгнал его с треском. Капитану только это и было нужно. Вчера ночью мы обчистили какой-то склад в порту, якобы в счет возмещения убытков, и смотались подобру-поздорову. Теперь золотишко поедет без охраны, да и нас никто не заподозрит, что именно мы эту «Скромницу» уделаем.
— Постой, я не понял, — прервал его Рене, — они же французы, или я что-то путаю? А как же патент? Мы что, будем брать на абордаж своих?
— Да кому какая, на хрен, разница, — сплюнул Сиплый, — лишь бы шито-крыто все было. А патентом капитан может подтереться в случае чего. Эта бумажка у нас только для того, чтобы, если нас возьмут на горячем, объяснить, кому надо, что мы честные корсары на службе отечества, а не члены берегового братства. Обычных пиратов вешают без суда и следствия, ты не знал? У капитана «Скромницы» вообще-то английский патент, хоть он и француз по рождению. А Англия с Францией по последним сплетням, опять воюют, так что мы в своем праве.
Да, вот оно как. О войне между Англией и Францией Рене ничего не слышал, но он же практически выпал из жизни на пять месяцев, так что вполне может быть. А система у них тут интересная. Значит, с патентом ты называешься честный корсар, а без патента — пират, хотя в принципе это одно и то же. Только одни потихоньку, а другие в открытую.
Тем не менее убивать соотечественников Рене не слишком хотелось, но выбора особого не было. С другой стороны, Сиплый прав, какая, на хрен, разница? Здесь, на корабле, тоже было большинство французов, но разве его кто-нибудь пожалеет, откажись он в этом участвовать?
— Хорошо, а если губернатор найдет кого-нибудь, чтобы ее охранять, или вообще отложит рейс? — спросил Рене, на взгляд которого не все нюансы были учтены.
— Не, — мотнул головой Сиплый, — не найдет, потому как никого подходящего сейчас на Оранже не отирается, и не отложит, потому что золото должно быть на Бельфоре не позднее пятнадцатого, а сегодня уже тринадцатое. Так что готовься, сегодня вечером пойдешь на абордаж.
— Да я всегда готов, — пожал плечами Рене. Сиплый ему отчего-то нравился. Наверное, своей неторопливостью и основательностью, и даже отсутствие чувства юмора совсем не портило его в глазах Рене. Интересно, сколько Сиплому лет, вдруг подумал он. На вид не меньше пятидесяти, по крайней мере выглядит он гораздо хуже покойного отца или того же дяди Бернара. Но на самом деле пират, наверное, моложе, потому что двигается явно легче, чем они оба, вместе взятые. — Только у меня оружия нет. Может, выделите какую-нибудь заточенную железяку, чтобы я без дела не стоял?
— Железяку-то? — с удовольствием переспросил Сиплый. Видно было, что желание новичка получить оружие было ему приятно. — Железяку дадим, даже две, вот такую, как эта. — Он отцепил и бросил Рене свою саблю.
Тот поймал, примерился. Пиратское оружие показалось ему не слишком удобным, короткое, тяжелое.
— А шпаги у вас нет? — спросил он, крутя саблей из стороны в сторону. Его как благородного дворянина учили обращаться с благородным оружием, а не с этим выкидышем рапиры.
— Да зачем тебе? — удивился Сиплый. — Для абордажа такая сабелька — самое то, шпагой ты там много не намахаешь. Ну да сам увидишь, что без толку рассказывать. А вот пистолета ты не получишь, даже и не проси. Хотя если повезет, то сам себе добудешь. У нас правило такое — кто первым на абордаж идут, те себе потом любое оружие выбирают, какое глянется.
— Это потому, что они самые храбрые? — наивно спросил Рене.
— Это потому, что их мало в живых остается! — хмыкнул Сиплый. — Ты думаешь, там, — он кивнул куда-то в сторону моря, — сильно хотят с нами деньжатами поделиться? Не-е. Наоборот, как достанут пистолетики, да залпом по нам, залпом! Особенно по тем, кто первым лезет. Ну как, сопли еще не потекли?
— Нет, — вызывающе глянул на него Рене. — А если я не соглашусь идти первым?
— Да кто ж тебя спрашивать будет? — искренне удивился Сиплый. — Согласишься, куда ж ты денешься! Иначе зачем ты нам тут нужен?
На это возразить Рене было нечего. Глупо было надеяться, что пираты оставили его в живых исключительно из благих побуждений. Ладно, как любил говаривать отец Жером, на все воля божья. А это значит, что без воли всевышнего и волос не упадет с головы Рене. От этой мысли мимолетный страх, против воли охвативший Рене, отступил. Бог не допустит, чтобы он погиб, не призвав к ответу предателей-братьев. Ибо не годится, чтобы такие, как они, поганили собой божий свет.
В очередной раз уверив себя, что все будет хорошо, Рене вернулся к облюбованному им месту на палубе между двумя пушками по левому борту, улегся там и заснул.
Правда, долго поспать ему не дали. Примерно через час злопамятный Хвост разбудил его невежливым пинком пониже спины. «Скромница», которую они ждали, наконец появилась на горизонте.
— Вставай, соплежуй!
Рене поднялся, протирая глаза и ощупывая подбородок. Проводил взглядом Хвоста, раздумывая над тем, когда ему лучше навешать за неуважение — сейчас или после абордажа. Решил, что лучше после, и принялся искать глазами Сиплого. Нашел не сразу, потому что народа на палубе заметно прибавилось, и в связи с этим вокруг царила нервная суета. По подсчетам Рене, всего пиратов было не больше сотни.
Сиплый стоял у правого борта, рядом, как понял Рене, с капитаном — высоким мужчиной, единственным из всей пиратской братии одетым прилично и даже щегольски. Они поочередно смотрели в подзорную трубу и что-то обсуждали. Конечно, с вопросом об оружии можно было обратиться к любому из пиратов, но Рене, упрямо выдвинув подбородок, направился прямиком к Сиплому. Не к лицу дворянину тушеваться перед кем бы то ни было.
— Эй, Сиплый! — требовательно окликнул он нового приятеля. — Ты обещал мне саблю.
Тот обернулся и молча смерил его заинтересованным взглядом. Похоже, наглость новичка произвела на него впечатление. Капитан тоже обернулся.
— Это еще что такое? — недовольно поинтересовался он.
— Это наш новенький, — объяснил Сиплый. — Беглый раб. Вчера ночью забрался на корабль и спрятался под шлюпкой. Хвост нашел его только утром. Я его взял, лишним не будет.
Капитан пробежался по Рене оценивающим взглядом.
— Саблей владеешь? — без особой надежды спросил он. — А впрочем, все равно. Сиплый, дай ему оружие, раз уж он у тебя его требует, — приказал он и снова уставился в подзорную трубу, потеряв к Рене всякий интерес.
— Ну пошли, сопляк. — Сиплый сделал приглашающий жест рукой. — Покажу тебе, где у нас сабли.
Сабли оказались недалеко. Здесь же, на палубе, засунутые стоймя в три небольших бочонка. Правда, пираты их уже почти все разобрали, но Рене для выбора тоже оставалось немало.
Сиплый, однако, радости от их количества не испытывал.
— Эх, сколько наших зазря полегло, — сокрушенно вздохнул он, глядя на бочонки. — Еще недавно перед абордажем все разбирали. — И прибавил уже другим тоном: — Чертов губернатор!
Его широкая добродушная физиономия при этом стала такой зверской, что Рене решил про себя, что этого человека лучше не иметь в числе врагов.
Он не стал расспрашивать старого пирата о том, как случилось, что они потеряли большую часть своей команды, — не его это дело, да и время неподходящее. Вытащил наугад пару сабель и несколько раз взмахнул, примериваясь. Непривычно, но сойдет. Если бы он не вкалывал на плантациях месье Тульона, ему бы, наверное, долго пришлось привыкать, а так… Рене взмахнул саблей еще пару раз, сделал выпад, потом еще один. Нет, нормально. Прямо впору поблагодарить покойника.
Осмотрев еще несколько сабель, Рене остановил свой выбор на двух самых приличных, с удобными рукоятками и без зазубрин. Наблюдавший за ним с одобрительной ухмылкой Сиплый молча отцепил один из своих кривых ножей и протянул ему со словами:
— После боя вернешь, — чем заставил несколько воспрянуть духом. По крайней мере один человек на корабле будет надеяться, что он сегодня останется в живых.
— После боя вернешь, — чем заставил несколько воспрянуть духом. По крайней мере один человек на корабле будет надеяться, что он сегодня останется в живых.
Коротко поблагодарив, Рене прицепил ножны к поясу и почувствовал себя вполне готовым к любой передряге.
— А теперь слушай сюда, — сказал ему Сиплый. — Скоро наша «Скромница» подойдет поближе, и мы двинемся ей наперерез. Они нас сейчас не видят, и наш капитан будет тянуть до последнего, потому что идут они что-то очень уж прытко. Может, ветер хорош, а может, губернатор приказал им оставить часть груза. В любом случае долго гоняться за ней нам не резон. Так вот, когда мы подойдем вплотную, ребята начнут бросать крючья. Ты в это время вперед не лезь и под ногами не путайся, мал еще для таких дел. Но вот когда они подтянут борт ихнего кораблика поближе, тогда выходи вперед и прыгай туда с теми, кто решил быть первым. Ну а там уж руби всякого, кто попадется. Тут никакой науки не требуется, одна удача. Золото тоже не лезь искать, без тебя найдут. Да, и еще. Никакой добычи даже не думай утаивать — за это у нас голову отрежут, и соплю утереть не успеешь!
— Ничего себе! — удивленно присвистнул Рене. — А я думал, что у вас каждый сам за себя!
— Да, это верно, каждый за себя, но добыча — одна на всех! — наставительно поднял вверх палец Сиплый. — Это главное пиратское правило. Эх, сопляк, — он глянул на Рене с некоторой жалостью, — ничего-то ты не знаешь. Ладно, — вдруг резко отрубил он, словно приняв для себя какое-то решение, — если жив останешься, так и быть, научу тебя, что такое — быть настоящим пиратом, по всему видно, что выйдет из тебя толк. Так постарайся уж не сдохнуть сегодня!
— Ладно, — кивнул Рене. Это обещание он бы и сам выполнил с большой радостью.
— Ну тогда бывай, — кивнул ему Сиплый и пошел к капитану, который все еще стоял у правого борта с подзорной трубой в руке.
Все произошло так, как и предупреждал Сиплый. Пиратский бриг выскочил из-за острова как раз тогда, когда до «Скромницы» оставалось всего ничего, и сразу начал обстреливать ее паруса, чтобы не бежала так быстро. Выстрелы оказались удачными настолько, что вывели из строя не только паруса, но и грот-мачту, что нельзя было назвать иначе, как чудом. Даже Рене без всякой подзорной трубы было видно, как ее верхушка накренилась, а потом согнулась чуть ли не пополам, повиснув на фалах и вантах. «Скромница» резко снизила скорость и с отчаянием смертницы начала обстреливать своего противника из бортовых и кормовых пушек. От первого дружного залпа заложило уши, и в воздухе запахло дымом и пороховой гарью. Рене стоял в толпе пиратов, и ему было страшно. Так страшно, что хотелось упасть на палубу и зажать ладонями уши. Только остатки гордости не позволили ему этого сделать. А еще Рене очень вовремя представил себе лицо своего отца. Вернее, каким бы оно было, если бы тот узнал о недостойном поведении своего сына. Этого оказалось достаточно для того, чтобы Рене быстро выпрямился и сделал вид, что плевать он на все хотел.
Ядра со свистом пролетали мимо, некоторые не дальше, чем в нескольких метрах от корабля. Одно прошло совсем близко, оно даже задело край борта и снесло леера и часть обшивки, после чего упало в море. Однако удача сегодня была на стороне пиратов. Их капитан (Рене, кстати, так и не поинтересовался, как его зовут, так же как, впрочем, не узнал и названия корабля, на котором находился), так точно рассчитал маневр, что их бриг прошел по самому краю сектора обстрела и птицей подлетел к медленно ковыляющей на дырявых парусах «Скромнице».
Когда он оказался от нее на расстоянии в шесть-семь метров, капитан скомандовал:
— Готовь крюки!
Около двадцати пиратов, те, у кого в руках были абордажные крюки, вышли вперед и встали так, чтобы не мешать друг другу. Остальные попятились назад.
— Бросай!
Дружно размахнувшись, пираты бросили крюки. Попали почти все. Судя по воплям, раздавшимся со «Скромницы», пара штук точно зацепилась за кого-то из тамошнего экипажа. Их сразу же принялись тащить на себя. К тащившим присоединились остальные, и через пару минут два корабля прижались друг к другу бортами, как родные сестры после долгой разлуки.
Рене успел удивиться хаосу, царящему на «Скромнице». Похоже, что тамошняя команда совсем потеряла присутствие духа. Кто-то молился, стоя на коленях, кто-то рыдал в голос. Только около половины из них выстроились в шеренгу и выставили перед собой пистолеты. Интересно, чего это они? — мельком подумал Рене, а потом вспомнил, какие ужасы рассказывали о жестоких и кровожадных пиратах на борту «Вольного ветра». Воистину, послушаешь такие сказки, и жить не захочется. Вот они и не захотели.
— На абордаж!!! — закричал капитан, и его поддержала сотня луженых глоток.
С громкими воплями и руганью пираты посыпались через борт. Рене, помня наставления Сиплого, перепрыгнул на «Скромницу» одним из первых. Можно было, конечно, не торопиться, но вряд ли бы это осталось незамеченным. И хоть Рене в этот момент и трясло, как в лихорадке, он все же предпочел прыгнуть через борт, чем проявить трусость. Как бы там ни было, а бароны де Гранси никогда не бегали с поля боя.
Навстречу пиратам прозвучала команда «пли!», и раздался залп из всех пистолетов, которые нашлись на судне. В такой толчее почти все пули нашли цель, и многие пираты попадали под ноги своим товарищам, напирающим сзади. Рене повезло. Когда раздался залп, его как раз толкнул плечом один из пиратов. Он зло выругался на ничего не умеющего салагу и тут же поймал предназначавшуюся Рене пулю. Медленно-медленно, по крайней мере так показалось Рене, он упал на палубу. Вокруг будущего барона на миг повисла тишина, которую, впрочем, быстро прервал другой пират, который перепрыгнул через упавшего, вопя во всю глотку. Его перекошенное криком лицо пронеслось мимо Рене со скоростью бешеного зайца.
Рене проследил за ним взглядом, а потом с обезумевшими от ужаса глазами покрепче сжал рукоять сабли и бросился вперед, абсолютно не представляя себе, кого и как он сейчас будет ею рубить. Ему, однако, не пришлось долго искать себе противника. Прямо перед ним вдруг выскочил молоденький безусый офицер с такими же обезумевшими глазами, как у самого Рене, и набросился на будущего барона. Офицерик был вооружен шпагой и попытался сразу же атаковать. Рене, еще толком не приспособившись к своей короткой сабле, ушел в защиту, потом, почувствовав волнение и неуверенность противника, осмелел и начал наносить ответные удары, имеющие целью не столько даже офицерика, сколько его шпагу. Кроме того, он постарался прижать противника ближе к борту, где бы тот не мог развернуться. Такая тактика оказалась правильной, потому что длина шпаги в таких условиях только мешала, а ее легкость и вовсе привела к поражению, потому что после очередного удара сабли шпага переломилась, и большая ее часть улетела за борт. Офицер затравленно посмотрел на Рене, и тот невольно опустил саблю, не представляя себе, как можно вот так просто отправить на тот свет безоружного человека. Он даже оглянулся в поисках более подходящего противника, как вдруг офицерик, завизжав, выхватил нож и бросился на него. Рене машинально отскочил, поднимая саблю, и парнишка налетел на нее, практически нанизался, повиснув всем телом. Его удивленные голубые глаза оказались прямо напротив Рене, и он, не имея сил отвести от них взгляд, наблюдал, как они постепенно стекленели и из них уходила жизнь.
Когда офицер обмяк, Рене с усилием оттолкнул его от себя, высвобождая саблю. Он был настолько оглушен произошедшим, что пришел в какое-то странное состояние не-бытия. Рене казалось, что воздух вокруг него превратился в кисель, и он движется в нем медленно, как завязшая в патоке муха. Он опустился возле борта, представляя собой прекрасную мишень для любого, кто пожелает обратить на него внимание. Наверное, никогда он не был так близок к смерти, как в этот момент.
К счастью, продолжался он недолго.
Рене привел в себя свалившийся сверху Хвост, хрипящий и матерящийся. Правой рукой пират зажимал рану в боку, а левой неловко отбивался от наседающего на него здорового бородатого матроса, ловко орудующего огромным тесаком. Еще немного, и Хвост отправился бы к праотцам, потому что шансов у него не было. Но тут внимание матроса переключилось на поднявшегося на ноги Рене, и он оставил Хвоста в покое.
Наверное, Рене следовало бы испугаться, но он, наоборот, обрадовался. Атака матроса вывела его из ступора, а искаженная ненавистью физиономия нового противника уничтожила все угрызения совести, возникшие после убийства бедняги-офицерика. Рене целиком отдался безумию поединка, он колол, рубил, отскакивал и вновь наступал. В крови клокотала бешеная радость движения, и в это мгновение Рене понял, что ему, пожалуй, нравится быть пиратом. Что это настоящая жизнь, а не тусклое существование, какое он вел до этого. Что ради таких моментов и стоит жить.