– Дальше. Что еще вам нравится? Я рассказал.
– Дальше…
Я еще рассказал.
Господи, о чем мы треплемся? Меня в любую минуту грохнут, и никакие позы уже не пригодятся!
– Да, для натурала, пожалуй, слишком… Стало быть, брюнетки? – задумчиво переспросила она. – Но волосы так несложно перекрасить… Возникнет путаница. Как тогда быть?
– Очень просто! – Я внезапно разозлился. – Там не стоит перекрашивать, никакой путаницы и не возникнет!
– Вы забавный человек, Снейк! – Тень в углу экрана шевельнулась.
Я остолбенел. Напротив сидела вылитая Мирей Матье. Такая, какой я запомнил ее в детстве, по редким интервью и фотографиям на пластинках. Та, что заставляла всю страну подпевать «Чао, бамбино, сорри». Та, чей портрет я вырезал, будучи подростком, из журнала.
– Спускайтесь на уровень «Си», место тридцать четыре. Там скажете машине пароль – свое настоящее полное имя, я уже его ввела, и прикажете доставить вас в холодильник.
– Я не смогу… У меня ни копейки… Тьфу ты! – После всех этих пошлых откровений я стеснялся смотреть ей в лицо. – То есть это… закрыт финансовый ресурс. Я нищий!
– Сочтемся позже. Моих друзей я вожу в кредит!
Черт подери! Я встретил первого человека, обладающего личным транспортом. И какого человека… От Чака я уже слышал, что дело не в цене, просто владельцы водных и воздушных судов наслаждались свободой передвижения, в то время как закрытые автобаны диктовали жесткие условия. Деп сообщений задавал строго одинаковую для всех дистанцию и скорость, сам определял маршрут, сам менял полосы движения. Ни малейшего простора для лихачей и ни единого завалящего проселочного тракта. Все необходимые магистрали были давным-давно построены, такого понятия, как автомобильная карта, не существовало.
У Скаландис, впрочем, имелось к машине дорогостоящее приложение – собственный подводный паркинг. И там действительно стоял порядочный мороз. Жанна избегала жары. Равным образом она избегала шума, политики, тяжелой наркоты и общества в целом. Она предпочитала море и все, что с ним связано. И она была чертовски, невыразимо привлекательна, несмотря на свои сорок два. Возраст я почти угадал на слух, но на вид не дал бы ей больше двадцати восьми. Я стоял и пялился на нее. Я почти забыл, зачем пришел, а она умело делала вид, что не замечает моего столбняка.
Первым делом мне показали, что за комбинацию надо набрать на браслете, дабы остановить кровь. Стало ясно, каким идиотом я выглядел в глазах прохожих. Затем меня выкупала и отмассировала новейшая гибкая ванная. В гостиной Снейка ждал свежий деловой костюм европейского образца, хотя, на мой взгляд, в этом попугайском мешке следовало кукарекать в цирке. Гостиная неторопливо покачивалась внутри исполинского аквариума, соединенная гибкими переходами с прочими жилыми комнатами. Жанна Исмаил Скаландис дремала, поджав ноги, в анатомической капле. Мерцающие блики океанских фантазий отражались в стеклах визора.
– Там, внизу, – ее голос был хриплым, но не содержал и капли сонливости, – на парковке стоят две субмарины. Возьмете ту, которая открыта. Управление на автомате, завернитесь в одеяло и спите. Лодка высадит вас в Гааге, в таком же подводном парке. Не пытайтесь изменить маршрут, ни при каких условиях не пользуйтесь больше общим транспортом, ваша личность в реестре Психо-поиска Содружества… Енг вылетела в пробой, потому и не пришла, ее забрали в карантин… На верхней палубе аттракциона зарезервирован флай, номер посадочного гнезда и место посадки я сообщу вам позже. Вы сумеете долететь до Брюсселя без автонавигатора?
– Справлюсь. – Я подумал, что с ней полетел бы куда угодно.
– Хотите коньяку?
Мы выпили. В ее серых омутах отражались пляски экзотических рыб. Я чувствовал себя героем романа, которому надо было слетать на другую планету, чтобы найти там свою Аэлиту.
Черт подери, все это совершенно некстати! Хотя такие вещи никогда не бывают вовремя…
– Расскажите о себе. Все, что хотите, не задумываясь…
Она смотрела сквозь волнующуюся стену воды, сквозь пастбища морских ежей, сквозь ленивое колыхание водорослей. Я понял, что ее интересует совсем не Брюссель и не опасные похождения Макса в стране Желтых Городов. Я начал с рассказа о выпускном вечере в старой московской школе, где протекали стены актового зала, поэтому праздники проводили в спортивном, сваливая маты в углу, у раздевалки, куда бегали тайком курить… О Светке Зарядичевой, самой первой моей, смешной и трагической влюбленности; о той, что уехала в Америку и оставила подарок, который капитан Молин хранил до сих пор… О Светке, которая родила в Америке дочку Молина и ничего не сказала своему замечательному американскому мужу; он так и жил в уверенности, что ребенок недоношенный… О папе, который жить не мог без неба и, выйдя на пенсию, тайком от мамы ездил на аэродром и проводил там все выходные, о том, как он стал задыхаться в последние годы и дергается всякий раз, когда заходит речь о том, что сотворили с палубной авиацией… О Евгении, о Женечке, тоже почти первой, но так и не ставшей женой, потому что оба наговорили глупостей, а потом нас потянуло в разные стороны тем непреклонным механизмом, что зовется распределением… О работе в тех краях, которые потом не называются и не отражаются в послужном списке, где кожа становится за сезон цвета мореного дерева, а чистая вода только снится… О книгах, что так и не успел взять в руки, что так и остались ждать на полках в маминой спальне… О погибшем друге Лехе Безрукавко, о том, как долго шел к его жене с этой жуткой вестью… О присяге, которую давал, не понимая смысла, замирая под чеканный грохот подкованных сапог, и о другой присяге, которую давали уже потом, со стаканами водки, обнявшись над снимком убитого в Фергане майора Сашина… О Катерине, прекрасной и светлой Катерине, которая надеялась, хотя и знала, что все кончится, и Молин знал, что она знает, и оба бились, словно рыбы в сетях, не видя спасения от ее крепкого, счастливого брака… О пустоте в душе, которую никак не заполнить, о фотографии Мирей Матье, на которой в детстве хотел жениться, но так и не встретил девушку, похожую на нее… О безумии века, о безумии страны, самой лучшей страны на свете, где любовь так легко спутать с ненавистью, где так призрачны точки опоры и нет больше веры в светлое завтра…
Я смотрел, как она подносит к губам бокал, и тихо сходил с ума. Нельзя было сюда приходить…
– «Светлое завтра»? – откликнулась она. – Как сладко звучит… Губами тянет потрогать. Как бы мне хотелось жить тогда…
– Теперь ваша очередь! – сказал я и плеснул коньяку. Жанна не появилась на свет предпринимателем. Арабская ветка ее отца, которого она никогда не видела, но чье имя носила вторым по закону, автоматически делала ее наследницей значительного пакета акций Всемирной сети отдыха. Наследование оставалось нормальным явлением. Та, что подарила ребенку материнскую клетку, отказалась от девочки на тринадцатом году ее жизни, как только Демо-пансион подтвердил ненормальность в сексуальном развитии. Мамаша занимала видный пост в одном из творческих объединений Америки и предпочла карьеру насмешкам окружающих. Как ни странно, позже они с дочерью начали довольно сносно общаться. Жанна понятия не имела, приносят аквапарки прибыль или нет, она никогда не заглядывала в финресурс. Из трехсот двадцати рабочих, обслуживающих рижский парк, лишь четырнадцать были людьми из плоти и крови, и это вполне ее устраивало. Она находила больше удовольствия в общении с первобытным миром морских существ, чем с толпами туристов. Она играла на гитаре, инструменте, в котором струны уступили место иголочкам света; она сочиняла печальные речитативы…
– Ты была замужем?
– Надо говорить «в паре» или «в тройке». Так, как ты, выражаются лишь в древних синемах. – Она улыбнулась, покачав бокал. – Институт брака отражает рабское положение женщины в дикие времена…
– Рабское? – Я припомнил репортажи о наших американских феминистках, способных засудить мужчину за сальный взгляд или поданную в трамвае руку. – Отлично. У тебя есть пара?
Вороненая челка шевельнулась. Жанна неторопливо взмахнула ресницами.
– Я тебе нравлюсь, Макс?
– Я тут недавно и, к большому сожалению, ненадолго… Уверен, более подходящей пары я бы тут не нашел…
Не стоило пить на голодный желудок. Впрочем, мертвецам с пятисотлетним стажем позволительны некоторые вольности.
– Порченых не так мало, Макс. – Она не обиделась, может быть, чуточку покраснела. – Точных сведений нет, но в Азии якобы до пятнадцати процентов. Не так уж сложно найти себе девушку.
– Ты бы хотела родить ребенка? По-настоящему родить?
Она выпустила бокал, он завис, покачиваясь, посреди комнаты. Сняла оплетку с сигареты, табак на кончике от соприкосновения с воздухом начал тлеть.
– Ты бы хотела родить ребенка? По-настоящему родить?
Она выпустила бокал, он завис, покачиваясь, посреди комнаты. Сняла оплетку с сигареты, табак на кончике от соприкосновения с воздухом начал тлеть.
– Полиция Психо рассматривает инстинкт материнства как опасность группы «В». Атавизм, я читала об этом… Сложно ответить. Иногда мне кажется… За деньги, Макс, можно все. На планете существуют приватные биохарды, не связанные с нэтом, способные разблокировать материнские функции организма. Только к чему? Никто не отважится родить ребенка, как это делают киты или дельфины, без Демо-контроля! И если даже мать выживет, то не пройдет ни один карантинный терминал! Ребенка пришлось бы навсегда оставить за пределами цивилизованных стран…
– Да, я уже наслушался о полчищах мутантов, штурмующих границы Содружества!
– А ты не веришь?! Людей и так становится меньше, нельзя же вернуться к кошмару двадцать второго века, когда рождались сплошные уроды! Ты не знаком с новейшей историей, так не пытайся спорить! Чем занималось Содружество в дикие времена? Тогда носились с каждым ненормальным, строили бесконечные приюты, клиники, считалось почему-то правильным и гуманным бороться за жизнь каждого младенца, заведомо обреченного стать дебилом. И к чему это привело? Привело к тому, что уродов стало больше, чем здоровых, – их уже просто не могли прокормить, а они все плодились! Только тогда опомнились и начали всерьез бороться с причинами, а не с последствиями…
– Жанна! – Я тоже оставил свой бокал в воздухе. Мне казалось, в который раз я ухватил какую-то мысль, разгадку, что разом объяснила бы все эти погони, убийства, несуразности… Но мысль повертелась на самой границе сознания и спряталась, остался самый краешек. – Жанна, а разве людей становится меньше? В мое время едва набиралось шесть миллиардов.
– Запроси библиотеку. – Она прошлась босиком по толстому ворсу, сказочные ягодицы перекатывались под струями серого пончо. – Об этом много говорят.
– Я пытался, но…
– Моя мать занимает пост координатора в Совете Демо Арканзаса. В позапрошлом году Конгресс рассматривал секретный доклад, где предлагалось ослабить некоторые ограничения на воспроизводство детей с определенными… незначительными сбоями.
– То есть они готовы выращивать тех самых мутантов?
– Пока нет, Конгресс отложил слушания. Пришлось бы пересматривать участие во всемирных конвенциях…
– Спой мне, пожалуйста. Спой мне что-нибудь свое.
– Это личное, я не сочиняю на публику.
– Спой личное. Мне поможет в дороге.
В лице ее отразилось мимолетное колебание, Жанна смешно, по-детски, потрогала верхнюю губу, затем пожала плечами, достала из ниши инструмент.
– Я спою тебе стих, который родился прямо сейчас. – Она погрузила кончики пальцев в сияние лазера, стены гостиной отозвались мягкой вибрацией аккорда. Звук шел отовсюду.
Как прелестно, должно быть, Сливаться в аккорде, Тему светлого завтра Дробить и умножить… Вам не кажется – Здесь не хватает чего-то? Или лет сто назад Сочинили похоже…
Она стояла, скрестив руки, у стены, неотрывно наблюдая за каруселью морских коньков. Я подошел сзади, вдохнул запах ее парфюма, безумно хотелось положить руки ей на плечи, развернуть к себе, отразиться в серых туманах. Жанна повернулась, подняла лицо, провела двумя пальцами, с зажатой сигаретой, мне по груди. Искусно вырезанная статуэтка на фоне грубой скульптуры молотобойца.
– Ты мне тоже очень нравишься, Макс Молин. И… если ты найдешь то, что ищешь, и не станешь к тому времени зверем, загляни ко мне. Возможно, у тебя хватит смелости помучить женщину не только мировыми проблемами… Йэп!
Она запахнулась в пончо цвета своих глаз и самую малость подалась вперед. Снейку пришлось наклониться. Ее губы несли вкус японского цветочного табака, французского коньяка столетней выдержки и чего-то еще, неуловимо главного, жадного и скромного в одно время… Гибкие сполохи аквариума скрадывали возраст, еле заметные морщинки прятались в тени ее вороненого каре.
– Двигайся по карте, избегая красных буйков, не опускайся ниже пятидесяти метров, не то окажешься в зоне грузовых перевозок…
Я снова наклонился и прервал ее самым ловким способом, которым можно прервать женщину.
– …В лодке найдешь еду, питайся экономно.
В проходе обернулся. Она стояла между двух, висящих в пустоте, бокальчиков, и янтарные искры коньяка перемигивались с морскими звездами. Она смотрела, наклонив голову, маленькая Мирей, хозяйка десятка гектаров электронного подводного безумия, зрелая женщина с фигурой двадцатилетней, изящная капелька, отразившая свой немыслимый век.
– Я помолюсь за твою удачу, Макс Молин, – сказала она, и розовая таблетка под моим весом пошла вниз. – И, кстати говоря, на всякий случай… у меня нет пары.
8. Железная тетрадь
Еды в лодке было запасено на месяц. Кроме того, меня ожидали три сообщения, отосланные через компьютер Жанны, и, конечно, в записи. Только сейчас я ощутил, как хреново жить в мире, где отсутствуют любые средства информации. Без ее стационара я оказался бы слеп и глух.
Первым на экране возник Бронислав, он сообщил, что нападение в Риге – результат съемки со спутника, и я молодец, что сумел улизнуть через метро. Он потерял Енг и был настроен чрезвычайно злобно. Какой-то из местных каналов сумел стащить в полиции кусок записи, где видно, как я лежу, распластавшись, на карнизе и дожидаюсь полуночи. На счастье, они не определили меня на тот момент как Снейка, а приняли за одного из незаконных эмигрантов, Бронислав уже знал, что я добрался до аквапарка, и пообещал придумать какой-нибудь способ связи.
Второе сообщение поступило от малыша Марио. Он деловито назвал три адреса в Брюсселе, Генте и Антверпене, где мне могли оказать поддержку. Кроме того, в Антверпене нашлись люди, друзья друзей, которые, в свою очередь, могли свести с людьми, которые могли сдать в аренду свой хард. При этом существовали способы переинсталляции системы опознания. Стоит это немало, подтвердила он, но для такого мальчонки, как я, найдется способ заработать.
Третье сообщение пришло от… Серж. Эта гора мышц показала себя не с худшей стороны. Сперва она поздравила Снейка с «потрясающе веселым спектаклем», это относительно сражения на Мистерии. С ее слов, каналы надрывались от хохота, передавая в общем доступе видео с камер службы безопасности колизея. «Пиплы в истерике, бой! Эти съемки надо на Сатурн, для обучения зверей . После чего она приняла серьезный вид, а сидевшая на ее плече Жасмин послала мне очередной воздушный поцелуй.
В пансионе Гаутамы дело не ограничилось убийствами, кто-то запустил пачку вирусов в память микроскопа и уничтожил результаты анализов последних дней. Теперь программу моей реконструкции придется начинать заново.
Я похолодел.
Тут не до тебя, успокоила Серж, пробой коснулся пневматика и одной из силовых подстанций, к счастью, ситуацию спасли кибер-дублеры. Прямо на рабочем месте откинулся зам. мэра, а в студии – дикторша, перед миллионами зрителей. Серж сказала, что передаст через знакомых эту запись Воробью. Поскольку он категорически отрицает, что познакомился со мной, то она не уверена, найдет ли меня послание, но на всякий случай, если что и так далее… Одним словом, все в курсе, что я без финресурса, но намечается клевый канал подзаработать левое золото в Нигерии, на тамошней Охоте. Десятый заряд, на поражение, в числе загонщиков будут киберы, зато звери вправе играть инкогнито, и она способна найти кое-кого, кто поможет перебраться через границу…Тоже неплохо… Я снял дареный пиджачок с кружевными рукавами, улегся в кресло и скомандовал «на старт». Сдуру я не пристегнулся, почему-то решил, что лодка будет двигаться вокруг Европы достаточно неторопливо. Сперва меня швырнуло прямиком на мешок консервов, хорошо еще, жесть давно вышла из моды… Затем, стоило выпутаться из хоровода прозрачных гибких пузырей, субмарина дала лево руля, одновременно провалившись носом в глубину. Нигде ни иллюминатора, ни подобия бортового дисплея, или элементарного штурвала, лишь в харде мигал флажок автопилота и разворачивалась трехмерная сетка координат.
Через семь секунд мы зависли напротив шлюза, еще через три секунды диспетчер парка подтвердил курс и пожелал мисс Скаландис приятной прогулки. По корпусу пронеслась легкая вибрация, хард отчитался, что все три турбины на двадцати процентах мощности, я вцепился в подлокотники, и подлодка рванула с места быстрее любой боевой торпеды двадцатого века.
Пару минут я старательно пялил глаза, ожидая очередных страшных маневров, но субмарина шла ровно, и сон наконец победил…
Флай-кибер напугал гораздо сильнее. Начнем с того, что эта безголовая летучая мышь расщепляла в качестве топлива брикеты с полужидкой биотой, и у меня их в запасе оказалось всего два, каждый на четыреста километров полета. Лететь предстояло меньше двухсот, но такой «опытный» пилот легко мог сбиться с курса и остаться в чистом поле без горючего и без денег на его покупку. Во-вторых, я искренне пожелал создателям голливудских фильмов об умных роботах, которые связаны с человеком через трубочку в мозгу, самим прокатиться или попробовать хотя бы взлететь.