— Кидай гранаты! — вполголоса приказал Громов Суханову.
Два взрыва потрясли помещение штаба. Со звоном вылетели стёкла из окон, осыпав осколками партизан. Среди колчаковцев начался переполох — одни прыгали в окна, и их брали на мушку, другие, давя друг друга, скатывались со второго этажа и скрывались в подвале. Партизанский пост, оставленный у земской управы, в это время расправлялся с белыми, спешившими на помощь осаждённым.
Вскоре установилась тишина. Громов снова забарабанил кулаком в дверь.
— Открывай!..
После долгой паузы послышалось:
— Кто там?
— А ты кто?
— Я начальник отряда его превосходительства адмирала Колчака.
— А я командир крестьянского партизанского отряда..
Громов перегнулся через перила к окну и увидел скуластого, с перекошенным от страха и злобы лицом, офицера. Выстрелили почти одновременно. Пуля, пущенная карателем, лишь оцарапала руку Громова, офицер же безжизненно рухнул на пол.
К Громову подскочило несколько партизан.
— Лезь в окно, открывай дверь! — предложил Игнат Владимирович молодому чубатому парню из села Ярки.
Парень поёжился, трусливо втянул голову в плечи.
— Как же это… Ведь и убить могут.
— А ты что в отряд пришёл врага бить или в бирюльки играть? — рассердился Громов. — Лезь!..
Партизан в нерешительности затоптался на месте.
— Давай я, товарищ Громов, — проговорил Проня Поставнев и недружелюбно бросил парню: — А ну, отойди!..
— Отставить! — приказал Громов Поставневу. — Пусть сам привыкает. Что это за партизан, который беляков боится. Лезь! — подтолкнул он парня. Тот побледнел, перекрестил лоб и торопливо прыгнул в окно. Не услышав ожидаемых выстрелов, партизан осмелел, откинул засов и распахнул дверь.
— Пожалуйте! — На лице его появилась улыбка.
Партизаны ввалились в штаб. Ни на первом, ни на втором этаже никого из живых колчаковцев не оказалось: они, укрываясь от гранатных осколков, забились в подвал.
Михаил Титов открыл западню и крикнул:
— А ну, белая сволочь, вылазь, не то гранатами захлещем!
В ответ раздались выстрелы. Партизаны тоже забили из винтовок в тёмную глазницу подвала.
— Беречь патроны! — скомандовал Громов. Стрельба со стороны партизан прекратилась.
— Сдавайтесь, не то за вашу жизнь не ручаемся! — прокричал белогвардейцам Игнат Владимирович.
И снова в ответ залп.
— Товарищ Громов, дозволь, я их гранатками попотчеваю, чтоб не огрызались? — обратился к командиру Проня Поставнев.
— Подожди. Постреляют, да и сдадутся.
— Не сдадутся, — Поставнев нахмурил брови. — И что их жалеть. Они нас не жалеют. Вон Кирю нашего… А мы… Как погиб парень, места не могу себе найти. До последней капли крови буду их бить, сволочей. Дозволь? За Кирю, за Осипа — отца его, за всех замученных ими…
Проня Поставнев задел самое больное, и Игнат Владимирович, не глядя на партизан, махнул рукой:
— Давай!
Одна за другой в подвал полетели гранаты.
Земскую кассу, двадцать три винтовки и несколько четырехлинейных берданок захватили в этом бою партизаны. Для отряда, который только начинал расти и крепнуть, это были огромные трофеи. А главное… Как и предполагал Игнат Владимирович белогвардейцы оттянули часть сил из района Вознесенска и бросили их против Громова. Но когда каратели прибыли в Баево, след партизан уже затерялся в степи. Отряд же Ефима Мефодьевича Мамонтова получил возможность вырваться из окружения и уйти в Касмалинский бор.
2. Совешание на заимке Клещевой. Восстание в сёлах. Поход на Камень
Из разных сёл и деревень Кулунды через партизан и подпольщиков поступали в отряд важные вести: чаша терпения переполнилась, и теперь не только бедняки, но и середняки не оставались безучастными к действиям колчаковской милиции и карателей. Крестьяне не только между собой кляли верховного правителя и блюстителей его порядка, но и открыто проявляли неповиновение властям. Каждое мероприятие белогвардейцев вызывало недовольство, а то и дружный отпор. Каратели порками и расстрелами пытались сломить мужиков, но это только разжигало ненависть. В деревнях стали настойчиво поговаривать о вооружённом выступлении.
И Громов понял: пора поднимать против колчаковцев все деревни, пора от мелкоотрядных действий переходить к массовой борьбе.
В июле на заимке Клещевой было назначено второе совещание подпольщиков, на которое прибыли представители пятнадцати сельских большевистских организаций. Из предосторожности вокруг заимки выставили партизанские заслоны. На первых порах не обошлось без недоразумений. Руководитель подпольной организации села Усть-Мосиха Аркадий Данилов, наткнувшись на заслон, принял партизан за милиционеров и кинулся бежать. Дозорные — за ним. И тогда он, чтобы не выдать тайны, вытащил из подкладки резолюцию подпольной организации, разорвал её на клочки и проглотил. В резолюции было записано: Считать, что наступило время, когда всё крестьянство нас поддержит, посему выступить в ближайшее время с оружием в руках против общих врагов мирового пролетариата и крестьянства. Выступить вместе с Зиминской подпольной организацией в удобное для этого время…"
Данилов, узнав, что убегал от своих, долго ругался и икал, чем вызвал целую бурю шуток по своему адресу.
Подпольщиков собралось значительно больше, чем на первое совещание. Из Камня прибыл Иван Коржаев, а немного позже — грузчик Семыкин, прихватив с собой ещё одного человека, которого никто не знал.
Громов поинтересовался:
— Кто такой?
— Свой человек, — ответил Семыкин. — Говорит, что давно хотел прибиться к подпольщикам. У него какие-то счёты с колчаковцами.
— А ты-то его хорошо знаешь?
— Нет. Да вы не беспокойтесь. Видно, что свой. Уж очень просился…
Громов нахмурился.
— Шляпа ты, а не подпольщик… Так-то конспирацию соблюдаешь?
— А как же, соблюдаю, — стал оправдываться Семыкин. — Если б это чужак был, а то… зачем бы ему иначе к подпольщикам проситься. Я за него в ответе.
— Смотри! — предупредил Игнат Владимирович. — И спросим, если что… На таком положении живём, что каждого проверять надо. Попадёт волк в овечье стадо — всех погубит.
Из Новониколаевска прибыл кузнец Яков Овчуков. В лодке с двойным дном он доставил два десятка винтовок, порох, капсюли.
Приезд представителя рабочих был как нельзя кстати: партизаны очень нуждались в оружии перед выступлением, а главное — можно было узнать, что делается за пределами Каменского уезда, за пределами Сибири. Овчукова сразу же обступили партизаны и подпольщики. Маленький, коренастый, с быстрыми молодыми глазами, но с поседевшей головой, он весело и живо сыпал словами:
— Ну и ну? Беляки в своих газетах разблаговестили, что каменских партизан наголову расшлёпали, а вас, смотри-ка, сколько! Мы так и знали: врут колчаковцы.
— Врут, дядя Яша! — весело воскликнул Поставнев. — Как есть врут!
— Вот и всё-то у них так, — подмигнул Овчуков. — Икру мечут, а рыбы не бывает.
— Верно, не бывает, — подтвердил Илья Чеукин. — Разве нас возьмёшь!
— Ну, а как в Россеи-то дела? Что от Ленина слышно? — дёрнул за рукав Овчукова шустрый, сухонький старичок-партизан.
— В России-то? — переспросил Яков Никифорович. — В России дела ладно идут, Ленин Красной Армии приказал Сибирь освободить. Бьёт она Колчака почём зря. Пермь назад вернула, Кунгур, Красноуфимск, Златоуст и Екатеринбург… Глядишь, скоро и сюда подоспеет.
Только вот нам с тыла Красную Армию поддержать надо. Партия сейчас здесь народ на войну поднимает…
— Мы что ж, мы поддержим! — заговорили собравшиеся вокруг Овчукова партизаны.
А. Н. ДАНИЛОВ — руководитель Усть-Мосихинской подпольной организации.
— Готовы хоть сейчас выступить!
— Пора. Довольно терпеть!
— Раз уж без объявления началось собрание, — выкрикнул Громов, — так выступай по одному. Давай хоть ты, Данилов, начни.
— Могу и я начать, — откликнулся Данилов и поднялся с земли. — Нёс я сюда резолюцию усть-мосихинских подпольщиков. Да грех случился: принял партизан за колчаковских милиционеров — пришлось резолюцию проглотить. Дословно не помню, но в ней прямо сказано: ждать больше нечего, пора всем подниматься. Единогласно за такое решение проголосовали.
Один за другим высказываются представители сёл, и у всех единое мнение: выступать. Выступать немедленно и поднимать за собой народ!
— Крестьяне требуют оружие, — заявил Булыгин. — А где его взять?.. Мы уж стали говорить: подождите, скоро привезут из Северного бора.
Громова это сообщение рассердило:
— Нельзя говорить крестьянам неправду. Организацию мы создали, но оружия у нас нет. Не-ет! И об этом надо сказать прямо. В бою пусть винтовки добывают, а по деревням в кузницах пики куют. Показывал мне как-то в Косо-Булате один старичок эту самоделку. Подходящее оружие, особенно для смелых…
Громова это сообщение рассердило:
— Нельзя говорить крестьянам неправду. Организацию мы создали, но оружия у нас нет. Не-ет! И об этом надо сказать прямо. В бою пусть винтовки добывают, а по деревням в кузницах пики куют. Показывал мне как-то в Косо-Булате один старичок эту самоделку. Подходящее оружие, особенно для смелых…
Только закончил Игнат Владимирович говорить, как его толкнул в бок Степан Топтыгин, взволнованно зашептал:
— Признал я человека-то, который из Камня с Семыкиным пришёл. Это он меня на допросах пытал. Следователь Богатин…
— Понятно, — так же шёпотом ответил Громов. — Не подавай виду, что признал.
Топтыгин тихонько кивнул головой и укрылся за спиной партизан, а Громов нагнулся к Михаилу Титову и сказал:
— Рядом с Семыкиным сидит шпион, каратель Богатин. Не спускай с него глаз. — И прислушался, что говорит Чупахин — представитель партизанского отряда Ефима Мамонтова.
— Выступать пора, товарищи! Мы это по своему отряду чувствуем. Крестьяне идут к нам целыми группами. Уже сейчас мы свой контроль над многими сёлами установили. Колчаковцы партизан боятся, как огня. Вместе нам легче будет опрокинуть белую контру и восстановить советскую власть.
— Мнение, как я вижу, у всех единое, — сказал в заключение Иван Коржаев. — Наступило время поднимать крестьян на партизанскую войну. Таково решение и Каменской партийной организации. И не только Каменской… Нам удалось установить связь с томскими большевиками. Они тоже предлагают начинать восстание. Для развёртывания борьбы обещали прислать опытных людей. Но оружия мало, очень мало. Поэтому надо наступать в первую очередь на те сёла, где есть милиция. Разгромим её — оружие будет. И тогда — на Камень!.. Взять город очень важно. Хоть на сутки, хоть на час. Крестьяне почувствуют нашу силу, пойдут партизанить. Каменская организация обещает вам выставить в помощь отряд рабочих… — Коржаев минуту помолчал и выкрикнул: — К восстанию, товарищи!
И сразу же над заимкой прокатился пул возгласов:
— Выступать. Выступать немедленно!..
— Выс-ту-упа-ать!..
— На Ярки! — перекрыл всех чей-то звонкий голос.
Партизаны дружно подхватили:
— На Ярки-и!..
Вверх взлетели кепки, фуражки, шапчонки. Над толпой появились флаги.
Агент колчаковской контрразведки Богатин, воспользовавшись возбуждением, охватившим партизан, хотел незамеченным скрыться. Выбравшись из толпы, он отошёл в сторону, скользнул за тальниковый куст. Но перед ним, словно из земли, появился высокий, могучего телосложения партизан. Это был Михаил Титов.
— Постой-ка, ты куда? — спросил он.
Богатин на какой-то миг растерялся, но сразу же овладел собой, хихикнул:
— Хе, хе… понимаешь, в самый ответственный момент живот скрутило. Пришлось до ветра бежать…
— Врёшь, подлая твоя душа! — рявкнул Титов. — Думал нас перехитрить. Не-ет, шалишь, мы любую продажную шкуру насквозь видим. Сколько за наши головы выторговал?
Богатин молчал, испуганно поглядывая на партизана.
— Ну, говори!
Колчаковец что-то попытался сказать, но вместо слов лишь выдавил из себя нечто подобное волчьему завыванию: "Ы-ы-иу", вдруг резко повернулся и бросился бежать, Титов вскинул винтовку и выстрелил. Богатин взмахнул руками, повалился на куст. Партизан подошёл к колчаковскому шпиону и, убедившись, что он мёртв, проговорил:
— У-у, собака! — сплюнул на сторону и спокойно пошёл к заимке.
Партизаны уже были на лошадях. Выстроившись в колонну, они двинулись в Ярки. Впереди плескались в солнечных лучах два алых полотнища. Кто-то запел партизанскую песню:
Подхваченная десятками сильных голосов, песня разбудила степную тишину.
…Когда отряд вошёл в село, на улицу сначала высыпали ребятишки. Они бежали сбоку колонны и выкрикивали: "Партизаны! Партизаны!.." Из домов стали выходить мужики и женщины. Вскоре к сборне сошлись почти все жители Ярков.
Громов, сопровождаемый несколькими партизанами, поднялся на крыльцо, сдёрнул с головы фуражку, взмахнул ею, прося тишины, громко, так, чтобы все слышали, проговорил:
— Прошёл год без советской власти. За это время крестьяне на собственной спине сполна узнали, что это за Верховный правитель Колчак. Плети и шомпола открыли глаза даже тем, кому было безразлично, кто будет править. Теперь всем ясно, что только большевики несут трудовому народу настоящую свободу и мир, освобождение от кабалы и насилия. Так я говорю?..
— Так!
— Правильно-о!..
— А раз правильно, — продолжал Громов, — то отныне именем поднявшихся на войну против Колчака партизан в вашем селе опять устанавливается советская власть…
Снова одобрительный гул голосов. Кто-то из средины толпы выкрикнул:
— А дозволь спросить: надолго это?
Игнат Владимирович улыбнулся. Ему было понятно беспокойство крестьянина — он хотел знать: хватит ли силы удержать власть. И Громов твёрдо ответил:
— На веки вечные!.. Прошу избирать председателя Совета и военного комиссара…
* * *Аркадий Данилов сидел в избушке, расположенной у дальних пашен в стороне от проезжих дорог, и, поджидая товарищей по подполью, думал: с чего начать выступление, пойдут ли за ним односельчане?
Вспомнилось, как, бежав из Камня, захваченного белыми, он долго скитался по степи, полуголодный, измученный, ночуя на заимках, в полевых станах, а то и просто под стогом сена. Во время этих скитаний своими глазами видел, как глумятся колчаковцы над народом, узнал, как люто ненавидят крестьяне новую власть, и их ненависть закалила в нём веру в победу. Перебравшись в Усть-Мосиху весной девятнадцатого года, Данилов создал здесь подпольную большевистскую организацию. На первом собрании, которое проходило в заброшенной бане на берегу озера, присутствовало всего пять человек: Ильин, Дочкин, два брата Тищенко и он. А теперь подпольщиков стало двадцать пять. Это уже сила…
Первым пришёл из села Пётр Дочкин, старый большевик. Он был явно взволнован. Об этом Данилов догадался сразу: войдя в избушку, Дочкин оставил раскрытой настежь дверь, то и дело снимал и снова надевал свою старенькую кепчонку.
— Что-то случилось? — забеспокоился Данилов.
— Хорошее, Аркадий, хорошее! — поторопился успокоить его Дочкин. — Зиминцы выступили.
— Выступили?! — изумился и в то же время обрадовался Данилов.
— Ну да!.. Приехали к ним позавчера каратели дезертиров ловить. Выпороли всё село: и стариков, и молодых, и даже женщин, но никто не выдал беглецов. Не стерпели зиминцы, поседлали коней да под командой Павла Чаузова влетели в Чистюньку и всю милицию побили. Чистюньские и колчаковские мужики к ним присоединились.
Говорят, и в других деревнях народ за ними поднимается.
На общем собрании восставших создан Главный революционный штаб Алтайского округа. Командующим назначен Кондратий Никифорович Брусенцев, начальником штаба — Фёдор Иванович Архипов…
Г. Ивкин — руководитель Зиминской подпольной организации.
Зиминская подпольная организация была самой крупной, объединяла около двадцати сёл. Руководили ею питерский рабочий большевик Гавриил Ивкин и учитель Фёдор Архипов. Они не только сумели сколотить крепкое партийное ядро, но и установить связи с большевистским подпольем Барнаула, Бийска, Камня и Змеиногорска. Данилов знал также, что уже к маю этого года у них было создано и скрывалось в степи три отряда: первый — из крестьян села Зимино, второй — из рабочих Легостаевской паровой мельницы и третий — из крестьян Боровского подрайона.
Усть-мосихинцы давно уже держали связь с зиминцами и ещё раньше договорились выступать против колчаковцев вместе.
— Ждать и нам больше нечего, — проговорил Данилов. — Так, Петро?
К. Н. БРУСЕНЦЕВ — командир зиминских партизан.
— Так! — ответил Дочкин.
Один за другим начали входить в избушку подпольщики. Когда все были в сборе, Данилов спросил:
— Слыхали о зиминцах?.. Восстали они. И в других деревнях на партизанскую войну народ поднимается. На совещании подпольщиков, с которого я на днях вернулся, решили начать массовое восстание. Медлить больше нельзя. Все ли готовы к выступлению?
— Готовы! — враз ответили подпольщики.
— А раз готовы, надо подумать, с чего начать?
— Чего думать, — баском прогудел Андрей Полушин, — завтра базарный день. Там и начать.
— Подходяще, — поддержал его Ильин, ранее выбранный на одном из подпольных собраний командиром отряда. — Весь народ на базаре соберётся.