... за ужином по столам пошел слух, что кого-то забирают. Якобы в полдень, когда приютская братия бесилась на спортплощадке, приезжали двое, были у попечителя, обо всем договорились, осталось только оформить бумаги... Девяносто семь стриженых голов склонились над тарелками. Кого из них? Время от времени в приют наезжали неведомые дяди и тети, шли с попечителем в канцелярию и там, закрывшись, делали что-то такое, после чего освобождалась одна из кроватей, а спавший на ней воспитанник исчезал навсегда, забыв на радостях попрощаться с товарищами. В такие дни Марио, напрягая воображение, пытался представить, что там происходит - за тяжелой .дверью канцелярии, и как так получается: вот они бегают, гоняют мяч, дают друг другу подзатыльники, и вдруг один оказывается не такой, как все, его уже выбрали, только он ничего еще не знает... Рисовалась огромная во всю комнату рулетка, стремительно вращающиеся цветные кольца и крохотный блестящий шарик - он беспорядочно скачет, будто ищет, куда ему спрятаться от жалящих жадных глаз... У Марио похолодело в животе - там спрятался блестящий шарик. Он почувствовал это еще днем, когда Рой отозвал его с площадки и повел к беседке, а потом, так и не сказав, что ему нужно, отпустил иди играй. Беседка стояла перед канцелярией, как раз напротив окон... После ужина, задержавшись, он подкараулил Роя в пустом коридоре. "Это правда, что приезжали выбирать сына?" Воспитатель тольжо улыбнулся. "Кто они?" - задохнувшись, спросил Марио. "Я их не видел. - Рой провел рукой по его стриженой голове. - Потерпи, скоро узнаешь"...
Где-то и сейчас застрял шарик судьбы, но Марио, сколько ни вслушивался в себя, не ощущал его холодящего присутствия. Одна настороженность и подозрительность.
Оставшись один, он с пристрастием осмотрел "свои апартаменты". Не зная еще, какие у него на них права и как долго он пробудет здесь, тем не менее пошел с ревизией и начал прежде всего с рабочей комнаты. Ее благопристойный вид и даже претензия на уют домашнего кабинета внушали недоверие. Не такая он важная персона, чтобы иметь кабинет, и если кому-то захотелось, чтобы он находился именно в этой комнате, то это неспроста. Наверняка она нашпигована всякими "глазами" и "ушами", и сейчас кто-то, может, тот же Филдинг, уже наблюдает за ним, усевшись у телеэкрана. Вот вам! - Марио мысленно манипулировал пальцами. С ним эти штучки не пройдут. В "Телесервисе" он кое-чему научился.
Первый осмотр ничего не дал, тогда он пошел по второму кругу, ощупывая и простукивая стены, мебель, оконные рамы. Где-то должен быть кондиционер, в помещение проникала струя прохлады. Присмотревшись, Марио увидел под потолком едва заметную полоску фильтра. Пришлось двигать тяжелый стол, громоздить на него стул, чтобы достать и отвести пластиковую крышку.
- Что вы там прячете?
Он чудом удержал равновесие. В дверях, насмешливо улыбаясь, стояла женщина в голубом халате и туго обхватывающей голову шапочке. По виду ее можно было принять за лаборантку или медсестру. Должно быть, она уже порядком находилась в комнате и наблюдала за его действиями.
- Не прячу, ищу, - в тон ей ответил он. - Не подскажете, где искать? Вы избавите меня от лишних хлопот.
Женщина прошла на середину комнаты. Дверь осталась открытой.
- Не трудитесь. У нас кто ищет, тот рискует потерять. Пожалейте мебель.
- Вы пришли, чтобы сказать мне это?
- Пришла посмотреть на Марио Герреро. Говорят... объявился у нас такой.
- И как я вам? - Марио спрыгнул со стула, стал разбирать свое сооружение.
- Для кинопробы, возможно, годитесь. Но я не режиссер. Биолог, Сьюзен Маккали, если вас интересует.
- И на том спасибо. Вы первая, кто сразу назвал себя. Или здесь не принято представляться?
- Как вам сказать... В каждом доме свои порядки. Мы все больше значим по обязанностям, чем по именам, так что не удивляйтесь, потом привыкнете. Полковника вы уже знаете. Если услышите "Кормилица" - это я.
- По части, значит, питания?
Сьюзен засмеялась.
- Приблизительно так.
- Боюсь, мне трудно будет называть вас Кормилицей. Слово какое-то...
- Нормальное слово, - перебила она и подошла ктелефону. Приглашу коллег, если не возражаете. - И в трубку: - Приходите, я у него.
"Коллеги" были, видимо, где-то поблизости. Через две-три минуты вошли двое, в таких же голубых халатах и шапочках, что и Сьюзен.
Поначалу, пока они стояли рядом, Марио показалось, что перед ним если не близнецы, то по крайней мере родные братья. Одного роста, примерно одних лет, одинаково сложены и уж совсем схожие лица. Но стоило им разойтись - и сходства как не бывало. Тот, что справа (Жан Трене - представила его Сьюзен), шагнул порывисто, стремительно, будто взял спринтерский старт. Не в пример ему Эгон Хаген (его тоже назвала Сьюзен) переместился, даже не поколебав воздуха, - мягким женским шагом; он, казалось, плыл, а не ходил. Присмотревшись, Марио найдет в них потом больше различий, чем схожего, и все же первое впечатление останется: два сапога - пара.
Голубые халаты обошли его с двух сторон, словно так им удобнее было рассматривать - одному справа, другому слева. Откровенно, не заботясь о приличиях, они глазели на него, как на морское чудо, случайно попавшее в их сети.
- Что ж, ему видней, - пробормотал непонятное Трене и с тем направился к двери.
- Извините, дела, - поплыл за ним Хаген.
Знакомство, видимо, закончилось. Марио мрачно посмотрел им вслед.
- Вы чем-то недовольны? - невинно спросила Сьюзен.
- Они заслуживают хорошей взбучки.
- Ого! Да вы агрессивны... Постарайтесь принять нас такими, какие мы есть. И не осложняйте, смотрите проще. Ведь мы теперь в одной упряжке.
- Если вы Кормилица, то кто они?
- Жан - Учитель, а Эгон - Доктор. Вам это что-нибудь говорит?
Он смотрел на нее, ожидая продолжения. Должна же она догадаться, что именно хочет он услышать от нее. Если здесь не сумасшедший дом, то какую роль уготовили ему в этом шутовском раскладе званий и должностей?
Но она не поняла или не захотела понять.
- А я? Кто тогда я? Или пока еще вне игры? - не отступал он.
- Разве вам не сказали? - Она изобразила удивление. - Вы - Сын.
- Занятно. Почему не внук, не шурин или какой-нибудь племянник? Если сын, то, интересно, чей.
Сьюзен - и это казалось странным - вполне серьезно воспринимала его вопросы и отвечала без тени улыбки. Она слышала в них нечто другое, скрытое и недоступное для него самого. Где-то был иной мир, со своими реалиями, о которых он даже не имел понятия, и получалось так, что говорили они вроде бы об одном и том же, но из разных миров и потому совсем не однозначном.
- Мне трудно сейчас объяснить, вернее, вам трудно пока понять. - Сьюзен пыталась навести хотя бы условные мосты взаимопонимания. - Что бы я ни сказала, вызовет лишь недоумение. Вдруг еще испугаетесь. Вы не из нервных? Лучше подождать. Освойтесь, осмотритесь. Для начала побродите по Беверли и возьмите кого-нибудь в провожатые, попросите того же Полковника.
- А если вас?
- Могу, пожалуйста, и я, только не сейчас...
Ее перебил писк зуммера. Сигнал возник, казалось, из воздуха, и Марио задержал дыхание, пытаясь угадать, откуда идет звук. Сьюзен отвернула обшлаг рукава, обнажив циферблат часов.
- Зовут, надо идти. - Ее словно подменили: стала суетливой, заторопилась. - Хотите, ждите, после шести,
... на ранчо они приехали затемно. С трудом подбирая слова, они объяснили, что жить он будет здесь и что теперь он их сын, а они его родители. Женщина с усталым лицом и большими печальными глазами все пыталась улыбнуться и для чего-то спросила, стесняясь своего вопроса:
"Ты согласен?" У Марио не хватило сил разомкнуть спекшиеся губы, он был раздавлен свалившимися на него переменами. "Чего уж там, куда теперь деваться, согласен", - ответил за него высокий сутулый мужчина и обратился к женщине:
"Ты давай, жена, накорми нас, время ужинать".
Каким-то внутренним слухом Марио уловил значение слова "нас", приобщившего его к мужской половине дома. Он побрел вслед за мужчиной мыть с дороги руки...
- Я ведь уже трижды был сыном, - сказал он Сьюзен, когда они, встретившись после шести, шли по парку. - Родителей не помню. Потом были приемные. Вначале какая-то женщина, тоже не помню, говорят, она вскоре куда-то подевалась. Из приюта меня взяла чета фермеров. И опять не повезло. Через месяц, я и привыкнуть не успел, несчастный случай...
- Сгорели в автомобиле, и бедняжку Марио вернули в приют, - досказала Сьюзен. - Везучим вас не назовешь, рок какой-то...
Он пожалел, что ударился в воспоминания. Не мог свыкнуться с тем, что здесь все о нем знают.
- А вот Полковник считает, что я счастливчик, в рубашке родился.
- Поживем - увидим, - приглушив голос, отозвалась она. Что-то ей не понравилось: то ли ссылка на Полковника, то ли его отношение к появлению Марио в Нью-Беверли - к добру ли, к худу...
Они уже добрых полчаса прохаживались по парку, и поначалу Марио решил, что идут они без определенного маршрута, куда глаза глядят. Но когда он на перекрестке аллей попытался свернуть - не все ли равно, в какую сторону идти, - Сьюзен увлекла его за собой прямо. Пройдя еще немного, они сошли с дорожки, побрели по траве, ощущая под ногами ее упругую силу. По тому, как Сьюзен, прервав разговор, ускорила шаг, Марио понял, что в их прогулке была все-таки цель и что сейчас цель эта совсем рядом.
Он внутренне подобрался, приготовился, и все же видение застало его врасплох. Только что они пробирались сквозь кустарник, и вот уже деревья разом расступились и вытолкнули их на обширную поляну, посреди которой высилось странное, ни на что не похожее строение.
По экзотическим китайским открыткам он представлял, как выглядит пагода, и то, что стояло сейчас перед ним, отдаленно напоминало ему буддийский храм. Было в нем что-то и от астрономической обсерватории. Многоярусный архитектурный гибрид с массивным высоким цоколем и гигантским куполом походил на человека, который сидел, подобрав по-восточному ноги, и, запрокинув голову, отрешенно смотрел в небо.
- Это наша Башня, - сказала Сьюзен, и слова ее прозвучали торжественно.
Он не замечал прежде за собой пристрастия к архитектуре, без всяких эмоций проходил мимо старинных и ультрасовременных зданий. Даже пышные охранные доски на их стенах не пробуждали в нем интереса. Однажды забрел случайно на развалины какого-то замка, битый час лазал по замшелым стенам и башням, но ничего кроме усталости и скуки не испытал и был смущен своим равнодушием, узнав на выходе, что это шедевр средневекового зодчества.
Но сейчас сладостно кружилась голова. Невидимые токи притягивали его к Башне.
- Здесь только молиться. Или приносить жертву богам.
- И что бы вы предпочли: молиться или быть жертвой?
- Быть богом, - сказал он.
- Опоздали, - улыбнулась Сьюзен. - Место занято. Здесь живет Он.
- Хозяин Нью-Беверли? Ваш шеф?
- Он это Он, у Него нет имени, нет должности и нет слова, чтобы назвать, - только Он.
- Но что-то этот "Он" собой представляет? Или так трудно объяснить профану?
- Вам-то как раз легко, сложнее объяснить специалисту. Представьте человеческую голову размером... ну, скажем, с письменный стол. Мы вырастили мозг, огромный живой мозг. Она с надеждой посмотрела на Марио - способен ли он если не осознать, то хотя бы поверить в чудо. Выражение его лица, видимо, не вдохновило ее.
- Он находится здесь, - скучно продолжила она. - Все мы, филиал, собственно, обслуживаем Его. Там вон, отсюда не видно, моя лаборатория, или Кухня, готовим физраствор.
- Вот почему Кормилица, понятно.
По губам Сьюзен скользнула усмешка: что, мол, тебе понятно, молчал бы уж.
- На сегодня хватит, - сказал она. - Возвращаемся.
- Мы не зайдем посмотреть? - спросил Марио.
Его тянуло в Башню.
- Он не впустит. Когда нужно - сам даст знать.
Этот день, казалось, никогда не кончится. Вечером были еще две встречи. Вначале пришел Полковник.
Чем-то озабоченный, он расхаживал по комнате, как у себя в кабинете, не обращая внимания на вопрошающие взгляды Марио. Лысина его ярко вспыхивала, когда он проходил под люстрой, и угасала матовым отблеском в дальнем углу. Должно быть, сегодня она не раз покрывалась испариной и сейчас щедро лоснилась от обильных выделений.
- У вас неприятности? - спросил наконец Марио.
- У меня, к вашему сведению, всегда все в порядке. Неприятности бывают у других, - сказал он своим тихим болезненным голосом и, словно вспомнив что-то, полез во внутренний карман пиджака. - Это вам, - протянул он плоский коробок, чуть больше спичечного. - Ваши личные часы. Носить обязательно. Они - и пропуск на территорию Беверли, и средство вызова. Услышите сигнал - немедленно в Башню, дорогу вы знаете.
- Сьюзен водила.
- Я в курсе. Кормилица сожалеет, что не смогла уделить вам больше внимания. Наденьте.
Марио открыл коробку. Обычные с виду электронные часы в золотом корпусе. В одном из углов крышки - крохотный рубиновый глазок. Браслет, похоже, тоже из золота.
- Но они стоят.
- Наденьте, говорю.
Марио обнажил запястье. Щелкнул замок - браслет был как по заказу, - и тут же высветились цифры, замелькали секунды. Непроизвольно он посмотрел на настольные часы, чтобы сверить время. Полковник перехватил взгляд.
- Не проверяйте, точнее не бывает. Не снимайте даже в ванной.
- А вдруг потеряю?
- Как это, если не снимать? Разве что вместе с рукой. Впрочем, потеряете - беды большой не будет. Они настроены на ваши биотоки, подлог исключен.
Полковник несколько оживился, сообщая эти подробности. Очевидно, он имел какое-то отношение к созданию чудо-часов и готов был говорить о них до бесконечности, как всякий творец о своем создании или как мать о своем отпрыске.
- Так сколько там? Уже восемь? - спросил он. - Не пора ли поужинать?
Кому поужинать, а кому и пообедать, подумал Марио, ощутив глухой рокот изголодавшегося организма. Конечно, он с большим бы удовольствием провел вечер с кем-нибудь другим, с Сьюзен, например, или еще лучше в одиночку, с самим собой, но выбирать не приходилось. К тому же он не представлял еще, как здесь, в Нью-Беверли, решают проблему желудка.
- У нас неплохая кухня, - заверил его Полковник, когда они выходили из дома.
Служители Башни, насколько успел подметить Марио, знали толк в радостях жизни и окружали себя комфортом. Тот же ресторанчик, где они оказались за считанные минуты, мог служить эталоном уюта, причем не дешевого. Где только набрали столько поделочного камня! Зал словно выточили в малахитовой горе и в меру обсыпали хрусталем, создав иллюзию пещеры.
Они прошли к периферийному столику, спрятанному в овальной нише, и погрузились во все мягкое - мягкий полукруглый диван, мягкий свет, мягкая музыка.
Посетителей было немного, они хорошо знали друг друга, и появление нового человека вызвало легкое движение. Марио поймал на себе несколько любопытствующих взглядов. Подошел официант и тоже пристальнее, чем полагалось бы, посмотрел на гостя.
- Вы уже знаменитость, - прошелестел Полковник, отпустив официанта с заказом.
Марио особенно не вникал, что тот заказывал, листая пухлое меню, но, судя по записям официанта, Полковник не скупился, и эта неожиданная щедрость вызвала смешанное чувство почтения и удивления. Кто бы мог подумать, глядя на его усохшую фигуру, что в ней живет душа отъявленного гурмана. За столом он, видимо, не ограничивал себя, к еде относился серьезно. А тут, похоже, особенно постарался, чтобы не ударить лицом в грязь - ужинать-то пригласил он и был, следовательно, за хозяина. Марио встрепенулся, услышав, как тот в числе прочего заказал креветки. Сделал он это без всякой задней мысли или был здесь намек: видишь, и об этом я тоже знаю?
... она поставила перед ним плетеное блюдо с креветками, села напротив, подперев лицо кулачками. Так было вчера, позавчера, все те дни, когда он приходил. Ей нравилось смотреть, как он разделывался с рачками - только хруст и шелест хитиновой шелухи. В открытое окно порывами влетал ветер, теребил ее волосы. Ветер приносил запахи моря - оно пахло креветками. И ее волосы тоже пахли креветками. "Ты ешь, ешь, шептала она. - А я буду смотреть. Только смотреть и слушать. Скажи что-нибудь". Он молчал. "Скажи, что вкусно". Он молчал. "Скажи, что придешь завтра". Он молчал. "Хоть слово, ну, назови меня по имени". И тогда он сказал: "Улетаю сегодня. Через час пойду". Кулачки сошлись на подбородке, спрятали губы, нос. "Лучше бы ты молчал", - сказала она...
Полковник (Марио почувствовал это с первой встречи) был не из тех людей, которые что-то делают по простоте душевной или по наитию. Если он поворачивается спиной и ведет разговор затылком, то не потому, что так ему удобней, а из каких-то высших, одному ему известных соображений. Ужин на двоих - не дань знакомству и знак расположения, а деловая встреча. И те же креветки, не исключено, со значением, с вопросительным или восклицательным знаком. Гурман за столом, тактик в беседе. Вполне возможно, что никогда больше им и не доведется сидеть вот так вместе, не будет в том надобности, но сегодня ужин был просто необходим - надо как-то завершить затянувшийся акт знакомства.
- Вы, кажется, спросили, нет ли у меня неприятностей? вернулся Полковник к началу разговора. - Лично у меня нет. Но предчувствие... Вы доверяете своим ощущениям? У меня прямо-таки собачий нюх на всякую пакость, честное слово. Воздух Нью-Беверли мне сегодня не нравится. Запашок какой-то... Вам уловить пока трудно, человек вы здесь новый. Говорите, сосной пахнет, озоном? Хотел бы поменяться с вами местами. Или лучше носами?
Полковник шутил. Зачем-то ему и это нужно было - шутить. Улыбайся, Марио, улыбайся!
- У нас тут довольно людно, штат приличный. Но вам придется иметь дело с немногими. Вы их уже знаете, это наша "святая троица" - Сьюзен Маккали и те двое, Трене и Хаген. Да, Учитель и Доктор. Почему именно с ними? А в Башню никто больше не вхож. Он допускает только их. Ну, теперь и вас, конечно.
Шутил, оказывается, неспроста. Разве мог он сообщить такую новость, не усыпив внимание собеседника. Манера у него такая - о самом важном говорить как бы вскользь: коснется слегка и мимо. К тому же сейчас он призвал на помощь и руки. Рассказывая, Полковник производил сложные манипуляции с салфеткой - теребил концы, складывал и разворачивал, то вдруг стряхивал, как иллюзионист, закончив фокус.