Весело и беспечно болтая, они не заметили припаркованный джип, которого тут раньше не было, а вот его хозяев все-таки заметили. К великому своему сожалению, с небольшим опозданием, иначе делали бы ноги быстрее, чем в голову приходят умные мысли. Мысли в голову не приходили не только умные – они не приходили вообще, потому что в эту голову упирался ствол автомата. Лешка медленно оседал на пол, получив удар прикладом по той самой голове.
– Ну, вот и зрелища, а ты говорил, что только хлебушком запасемся, – это произнес здоровенный детина в кожаной куртке и защитных армейских штанах, стоящий напротив Сашки.
– Да, коза стоящая. Хлюпик нам, пожалуй, ни к чему, а телку надо попробовать, давно таких чистых не видел, – просипел владелец автомата.
– Чего вы хотите? – Саше стало страшно, и она попыталась дернуть головой. Результатом оказалась увесистая затрещина, вызвавшая целый водоворот звезд в голове.
– Сама раздеваться будешь или помогать надо?
– Сволочи вы, за что? – опять удар по голове, и тяжеленная пятерня ухватила Сашку за волосы.
– Доза, ты ее придержи, а я начну. Потом кликнем остальных.
Ее насиловали долго, невыносимо долго. Она периодически теряла сознание, потом снова приходила в себя, сначала от боли, потом осознав, что происходит, и, чувствуя в себе чужую воспаленную плоть, вновь уходила в небытие. В один из моментов просветления увидела Лешку, который с округлившимися от страха глазами пытался встать и ползти к ней. Короткая автоматная очередь разорвала рубашку на груди парня, выбросив фонтаны живой и такой еще горячей крови.
Снова темнота. Очнулась от тряски, руки были связаны за спиной, ноги в лодыжках передавил тугой ремень, в бок нещадно, грозя сломать ребро, впился угол какой-то железяки. Тело было чужим, она его почти не ощущала – своей была только боль. Боль в разорванной промежности и анальном отверстии, боль в голове и синяках, покрывавших все тело. Вспомнились ошалевшие глаза Алексея после автоматной очереди, и Сашка ему позавидовала. И была недалека от истины: в ее ситуации можно было позавидовать мертвому.
Ее выгрузили из багажника джипа и притащили то ли в коровник, то ли в свинарник. Живности не было, но немилосердно воняло навозом. Наручниками приковали к железной скобе, оставили пластиковую бутылку с водой и ушли. Сашка жадно выпила полбутылки минералки, и ее стошнило.
Ночью приходили поодиночке и по двое сразу, уже смертельно пьяные. Насиловали долго, обмениваясь пошлыми репликами. До сознания уже почти ничего не доходило, тело просто потеряло чувствительность.
Так продолжалось два дня. Потом появился новый персонаж, очередная жертва – черноволосая девчонка невысокого роста, но с хорошо развитым бюстом и бедрами. Банда небритых гамадрилов[22] переключилась на свежее мясо, оставив Сашку на сутки в покое в качестве наблюдателя. Их было восемь или девять человек. «Если есть ад, то я уже в нем», – пришла отчаянная мысль под стоны и всхлипывания соседки, которую исступленно имел длинный худой блондин.
На пятые сутки ее отстегнули и, связав руки за спиной, опять бросили в багажник джипа. Ехали недолго, по внутренним ощущениям – полтора-два часа.
– С чем приехал, Сигизмунд? – раздался снаружи хриплый голос.
– Телка молоденькая совсем.
– Что хочешь за бабу?
– Десяток доз[23], ну, или травки[24] на худой конец.
– Конец у тебя наверняка худой, как и ты сам. Мозги, похоже, тоже вытекли. Где сейчас дозу возьмешь? Показывай бабу.
Открылся багажник. Сашка, щуря глаза от нестерпимо яркого света, увидела рыжую бороду и лысый череп склонившегося над багажником мужика.
– Э-э-э, да вы ее что, всей кодлой сразу имели? Она же еле живая, да и порванная вся. Ты меня за кого держишь, Сигизмунд?
– Может, хоть травки подкинешь? Девка-то совсем молоденькая, пацанка еще, ты на задницу глянь. Ты посмотри, посмотри – что яблочки упругие. А? Как насчет травы?
– Ты знаешь, Сигизмунд, по сравнению с этой твоя задница мне нравится значительно больше. И если будешь продолжать в том же духе, я ее использую по непрямому и несколько необычному для нее назначению. Или, может, ты задом привык подрабатывать?
– Ты не зарывайся особо, и на тебя управа найдется, ежели что.
– Испугалась сопля насморка. Если есть что предложить, говори. Нет – проваливай.
– Два ствола есть и десятка три патронов.
Дальше слышалось невнятное бормотание, переходящее в очередную перебранку. Торг переместился в сторону капота машины. Но, судя по всему, определенная договоренность была достигнута, потому что Сашин работорговец с шумом уселся за руль, матеря на чем свет стоит Викинга[25] и всю его мотоциклетную рать. Машина резко рванула с места, но, проехав с десяток метров, остановилась.
– Так а с девкой-то что делать? – обратился водитель к напарник у.
– На базу отвезем.
– На кой она там нужна? Только в крови пачкаться.
– Пристрели и выбрось на обочине, – в салоне явственно запахло марихуаной.
– Ага, Викинг за стакан травы и так на десяток патронов взял больше обычного. Еще патроны я на нее не тратил. Так выбросим, пусть подыхает.
Багажник открылся, Сашку грубо схватили в охапку и бросили в пыльную траву у дороги. Сознание провалилось, но, к огромному сожалению Саши, совсем ненадолго. Какой-то немыслимый рев вырвал ее из небытия. Рев стал тише, зато послышались голоса.
– Викинг, а нарики[26] девку-то выкинули, вон, в траве валяется.
– Грохнули?
– Да нет, живая вроде, шевелится. Может, заберем с собой?
– С каких пор тебя на утиль потянуло, Ковбой? Девок в городе еще найдем. А эту пристрели, если жалостливый такой, и поехали.
Над Сашкой нависла длинная тень. Обреченно подняв глаза и уже понимая, что смерть для нее – это избавление, она увидела лицо совсем молодого парня и синие бездонные глаза. Красивые глаза, вот только ничего не выражающие, пустые. Не было за ними души – одно безразличие. Взгляды встретились, и парень в кожаной куртке с кучей металлических заклепок и в кожаных штанах, обвешанных металлическими цепями, опустил ствол охотничьего ружья. Откуда-то из-за спины достал широкий разделочный нож и одним резким движением разрезал веревки на руках. Молча развернулся и пошел к дороге.
– Ты, Ковбой, слюни подотри и пойди милостыню ей подай, – раздался насмешливый голос Викинга.
Ответа Сашка не услышала, рев железных коней заглушил слова парня с синими, как небо, глазами. Как небо того, другого мира, оставшегося в далеком, казалось, уже ненастоящем прошлом.
Онемевшими, негнущимися пальцами Саша развязала веревку, связывающую лодыжки, и попыталась встать. Удалось это не сразу, и только после растирания окоченевших конечностей она смогла кое-как передвигаться. Дорога вызывала неосознанный ужас, и Саше хотелось бежать от нее как можно дальше. Бежать не получалось, малейшее напряжение вызывало боль в промежности, по бедрам тонкой струйкой бежала кровь.
Прошла Саша немного – километр или два. Она просто потеряла чувство расстояния. В голове стоял красный туман, а перед глазами – серый туман свихнувшегося мира. Сквозь него она и увидела небольшую копну сена, заботливо прикрытую дерюгой. Понимая, что дальше она идти просто не в состоянии, Саша из последних сил вырыла нору в податливом и пахучем сене, завернулась в дерюгу и провалилась в тяжелый сон.
Дальше стало проще. Километрах в трех оказался дачный поселок, в котором Саша нашла пустой домик. Осмотр первых двух выявил наличие разлагающихся трупов немолодых людей. Неделю девушка зализывала раны. Пригодились знания, полученные в институте, и опыт интернатуры. Спасало и то, что на дачах жили люди немолодые, подверженные различным заболеваниям и потому запасавшиеся самыми разнообразными медикаментами. Питалась чем придется, в основном консервацией и тем, что выросло или пыталось вырасти на многочисленных грядках. Хорошо, хоть грунтовые воды располагались близко к поверхности, и была вполне сносная вода в колодцах.
По ночам Саша пряталась в погребе, где устроила себе лежанку из сухой соломы и старого матраса. Огонь старалась не разводить и вообще пыталась оставлять как можно меньше следов своей жизнедеятельности.
Определенная жизнь на дачном массиве теплилась, иногда Саша чувствовала запах дыма – не гари, а именно дыма от костра или печи, протапливаемой дровами, но сама затопить имеющуюся на даче буржуйку боялась.
И были собаки, много собак, сбившихся в стаи, озлобленных и, как выяснилось, весьма агрессивных. Саше однажды пришлось столкнуться с такой сворой. По поведению зверья стало ясно, что она для них – уже не царь природы, а в лучшем случае – объект атаки, в худшем же – просто пища. Волны тошноты подкатили к горлу, когда она заметила в зубах суки человеческую кисть. Собака, видимо, совсем недавно ощенилась и тащила добычу поближе к логову. Не щенкам – им еще было рано, скорее, завтрак для себя. Только тот факт, что стая уже сытно поужинала и, наверное, то, что Сашка застыла на месте каменным изваянием, спасло ее от близкого общения с зубами здорового облезлого пса, ощерившего на нее желтые клыки.
Определенная жизнь на дачном массиве теплилась, иногда Саша чувствовала запах дыма – не гари, а именно дыма от костра или печи, протапливаемой дровами, но сама затопить имеющуюся на даче буржуйку боялась.
И были собаки, много собак, сбившихся в стаи, озлобленных и, как выяснилось, весьма агрессивных. Саше однажды пришлось столкнуться с такой сворой. По поведению зверья стало ясно, что она для них – уже не царь природы, а в лучшем случае – объект атаки, в худшем же – просто пища. Волны тошноты подкатили к горлу, когда она заметила в зубах суки человеческую кисть. Собака, видимо, совсем недавно ощенилась и тащила добычу поближе к логову. Не щенкам – им еще было рано, скорее, завтрак для себя. Только тот факт, что стая уже сытно поужинала и, наверное, то, что Сашка застыла на месте каменным изваянием, спасло ее от близкого общения с зубами здорового облезлого пса, ощерившего на нее желтые клыки.
Иногда до Саши доносились звуки работающих двигателей, то ли автомобилей, то ли мотоциклов. Они вызывали конвульсивный страх и заставляли забиваться в свою нору. Впрочем, звуки доносились с асфальтированной дороги, ведущей от дач к трассе, по самим же тесным грунтовым улочкам никто, кроме собак, не перемещался.
Так прошел месяц, и Сашка в какой-то момент начала понимать, что просто дичает. Молодой организм с помощью антибиотиков и разного рода стимуляторов справился с нанесенными повреждениями и разрывами тканей. Но поврежденное сознание находилось в туманной дымке. Безразличие и страх – вот и все эмоции, которые были доступны Сашке. Ей пришло в голову, что безразличию не свойственен страх, но именно так она ощущала себя. Безразличие ко всему окружающему, в том числе и к себе лично, и страх, нет, не за себя и за свою жизнь, а просто липкий животный страх, который парализовал мозг и тело.
Человек – животное социальное. Существовать вне социума могут либо сумасшедшие, либо очень сильные личности, совершенствующие себя духовно – отшельники, буддистские монахи, схимники[27]. Саша слышала о таких людях, но полагала, что особой разницы между двумя вышеупомянутыми категориями нет – по крайней мере, с точки зрения современной психиатрии. Однажды ей попался мальчишка, тащивший небольшой, явно неспелый арбуз. Окликнула его. Пацан замер на месте, затравленно глядя на Сашку, потом, бросив арбуз, припустил в таком темпе, что догонять его просто не имело смысла.
Лето перевалило за середину – это чувствовалось по холодным ночам, ненормально, конечно, холодным даже для середины августа, температура воздуха ночью едва поднималась выше нуля, немногим теплее было и днем. Не будучи столь подкованной в естественных науках, как покойный Леша, Сашка, тем не менее, понимала, что, вероятнее всего, такие температурные аномалии связаны с пылевым туманом, не рассевающимся в любую пору дня. Лучи солнца просто не пробивались сквозь него. Со страхом пришла мысль, что же будет осенью, а пуще того – зимой, если, конечно, удастся дожить.
В один из моментов духовного просветления и безысходной тоски Сашка приняла решение: уходить и искать людей. Должны же остаться люди в этом мире. Не те твари, что ее насиловали, а просто люди. Ну, не может такого быть, чтобы в глобальной катастрофе выжили только моральные уроды. Был же Лешка, был, наконец, тот синеглазый парень, во взгляде которого все-таки мелькнула жалость.
Ей повезло с первого раза.
Саше должно было повезти с первого раза – слишком много страданий выпало за столь короткий срок на долю этой, по сути, совсем еще девочки. Стас внимательно слушал сбивчивый и длинный рассказ Саши, иногда ловя себя на мысли, что не обращает внимания на слова и фразы, произносимые ею. А вот образы, чувства, эмоции – все это прямо транслировалось в мозг Стаса.
– Если я могу воспринимать ее эмоциональный фон, как приемник, то, наверное, могу быть и передатчиком, – с этой мыслью Стас попытался сформировать волну тепла, спокойствия, умиротворенности и передать ее Сашке. Получилось. Мокрые глаза Александры Игоревны посветлели, и теперь она удивленно взирала на Стаса.
– Ты опять колдуешь? – уже веселее произнесла собеседница.
– С чего ты взяла? Веришь в сказки и колдунов?
– Раньше не встречала, но вдруг стало так легко и просто.
– Выговорилась, вот и полегчало. А сейчас давай доедим все эти вкусности и ложись отдыхать, там на втором этаже три спальни.
– А ты?
– Я посижу здесь. Буду стеречь твой сон.
– Ты что, совсем не спишь?
– Что ты, поспать я люблю, просто сейчас не хочется – надо подумать.
Допив вино и съев все, что было приготовлено новоиспеченной хозяйкой, Стас присел в удобное кожаное кресло, закурил сигарету и с удовольствием принялся наблюдать, как ладно и споро Александра убирает со стола и моет посуду.
Женщины везде пытаются создать уют, свить гнездышко. Видимо, это правильно, даже в ситуации, когда это никому не нужно. Движения Сашки были слегка заторможенными – сказывалось действие хмельного домашнего вина. Сам Стас никакого опьянения не ощущал, то есть абсолютно, как если бы пил родниковую воду. Он вообще подозревал, что его организм претерпевает радикальные гормональные изменения. Поглощаемая на протяжении последних двух суток в огромных количествах тяжелая белковая пища никак не сказывалась на пищеварении, и простым запором тут, похоже, ничего объяснить было нельзя.
– А скажи, колдун, зачем ты сюда прилетел из прошлого? Спасать этот мир? – голос Сашки прервал ход мыслей Стаса.
– Саша, у меня самого вопросов гораздо больше, чем ответов на них, а ты иди отдыхай, силы тебе еще понадобятся, – Стас послал легкий успокаивающий импульс, представив себе, что хочет спать.
– Ладно, пойду спать, а тебя все равно буду звать колдуном, правда, добрым колдуном, – уже со второго этажа донесся сонный голос.
Стас поднялся наверх, зашел в одну из спален. Сашка мирно сопела на широченной кровати, бухнувшись поверх одеяла прямо в одежде. «Надо поаккуратнее с мысленными приказами», – подумалось Стасу. Зашел в другую спальню, скорее всего, гостевую, разобрал кровать и перенес на нее невесомое тело девчонки, аккуратно укрыв ее пуховым одеялом. Возникла мысль раздеть ее, но, подумав о душевных терзаниях при пробуждении, решил – пусть спит так.
Спустился вниз, свечи уже догорали. Стас нашел толстую восковую свечу – запас их был достаточно велик, зажег и уселся в кресло. Что там вчера во сне говорил дед? Ищи ответы в себе? Легко говорить. А как? О медитации[28] он слышал много, но в том-то и дело, что только слышал. Одно помнил: надо сесть в позу лотоса. Эта поза, на зависть жены, давалась ему очень легко, видимо, сказывалась врожденная гибкость суставов и связок.
Приняв позу мумифицированного индийского божка, рассмеялся сам над собой, распутал ноги и устроился поудобнее в кресле. Что же спросить у себя в первую очередь? И как спросить? Стасу вдруг захотелось увидеть картину, столь живописно запечатленную сознанием девушки – картину нового земного неба. И комната исчезла.
* * *Он висел или парил где-то на отдаленной околоземной орбите. Дух перехватило. Какой дух? Я ведь в уютном кресле, в хорошо протопленном каминном зале, а это всего лишь очередная галлюцинация. Но, черт побери, красота-то какая!
Серо-голубая планета медленно вращалась под ним, чуть левее и выше была еще одна планета, а справа – третья. Земля – а в том, что внизу именно Земля, Стас был совершенно уверен – еще закрывала собой Солнце, образуя по правому краю яркую рыжую корону. А еще было много мусора, не банок из-под колы и пластиковых бутылок, а нормального космического мусора размером от пылинки до горы Арарат. Рваные каменные глыбы, на сколах которых ярко вспыхивали отблески металла, в лучах восходящего солнца величественно проплывали мимо, медленно поворачиваясь вокруг своей оси. Некоторые из этих камней вращались вокруг второй планеты, образуя замысловатый хоровод. Некоторые падали на ее поверхность, устав от бесконечного космического танца, бесшумно так падали, поднимая внизу фонтанчики пыли.
«Да это же наша Луна!» – поразился Стас, узнав знакомые с детства очертания Моря Дождей[29] – и она медленно поворачивалась вокруг своей оси. Почему-то Стас считал, что Луна не вращается вокруг оси. Через несколько мгновений шар стал ущербным, обгрызенным с одного края, открывая взору Стаса свои внутренности. Да, это была Луна, точнее, примерно три четверти той Луны, которую Стас знал всю свою сознательную жизнь. А вторая ее часть была той третьей планетой, которую новоиспеченный космонавт наблюдал справа, и из-за достаточного удаления она казалась ему шарообразной.