Максим Голицын Все источники бездны
Пролог
Стоило Хадсону выйти из прохлады здания аэропорта, полуденное афинское солнце обрушилось на него, как удар кулака. Он поспешно зажмурился, нашаривая в нагрудном кармане темные очки, но, когда он, надев их, решился наконец открыть глаза, окрестный пейзаж застилали вращающиеся багровые пятна.
Поэтому он не сразу заметил приближающегося к нему мужчину. Тот был в штатском, но что-то неуловимо выдавало в нем человека служивого — то ли военная выправка, то ли неосознанная властность в повадках.
— Лейтенант Ясон Леонидес, — представился подошедший.
Хадсон молча протянул ему удостоверение.
Тот бросил на него беглый взгляд.
— Очень приятно, инспектор Хадсон.
Они торопливо обменялись рукопожатиями, как люди, которых связывает на короткий срок совместная работа.
— Машина ждет.
Черный, лаково блестящий автомобиль замер на раскаленном асфальте, напоминая разомлевшего на солнцепеке жука.
«Покрасить его в другой цвет не могли, что ли?» — раздраженно подумал Хадсон. От машины несло жаром, точно от раскаленной печки.
Но когда они забрались в полутемное нутро автомобиля, оказалось, что дело обстоит не так уж плохо: работал кондиционер.
— Летом всегда жарко, — извинился за местный климат Леонидес. Он говорил по-английски свободно, хоть и с ощутимым акцентом.
Хадсон воспринял это сообщение благосклонно.
— Ничего, — успокоил он спутника. — Я бывал в переделках и похуже. Это все-таки не пустыня Негев.
Машина влилась в поток таких же жуков, снующих взад-вперед по магистрали, пересекла раскаленный лабиринт городских улиц и вновь погрузилась в сонную одурь предместья.
«А тут шикарный район», — подумал Хадсон. Белые виллы тонули в зелени, которую лишь подчеркивала траурная чернь кипарисов.
У одной из таких вилл на склоне горы машина остановилась. Сержант, дежуривший у пропускного пункта, обменялся с Леонидесом несколькими короткими греческими фразами и отворил ворота. Машина въехала внутрь и покатила по подъездной аллее к белой, увитой бугенвиллиями террасе.
Почему-то при виде роскошного дома и отливающего лазурью бассейна на лужайке Хадсон ощутил смутное раздражение. Нужно быть жуликом международного масштаба или мафиозным боссом, чтобы жить в подобной роскоши, — среднему человеку такого сроду не заиметь, будь он даже агент Интерпола с солидным стажем.
Но когда десять минут спустя он разглядывал лежащее на полу тело, зависть его испарилась.
— Здорово, — пробормотал он.
— Да уж, — ответил коренастый черноволосый человек, философски оглядев мертвеца. Потом он перевел взгляд выпуклых черных глаз на Хадсона и представился:
— Комиссар Костанди.
— Хадсон, — вновь машинально отозвался Хадсон. И, сразу переходя к делу, спросил: — И что мы имеем?
— Ну, вы были правы, — отозвался Костанди. — Лицо изуродовано до неузнавамости, но что такое в наше время лицо… А отпечатки пальцев совпали с хранящимися в картотеке Интерпола. Это действительно Швед.
— Остается только уточнить, кто он на самом деле такой, — проворчал Хадсон.
— По документам он гражданин Сербии Гуго Вукович. Коммерсант. Бог его знает, чем торгует. Большинство тех, кто тут живет, не ангелы. Мы особо и не присматривались, но после всей этой стрельбы…
— Как это произошло? — перебил Хадсон. Он чувствовал нарастающую усталость: многочасовой перелет давал о себе знать.
— Вилла стоит на отшибе. А в роще часто стреляют — дроздов бьют. Формально это запрещено, но кто на это смотрит… — Костанди пожал плечами. — Утром почтальон обнаружил, что охраны у ворот нет. А виллу стерегли, что ваш форт Нокс. Часовой на башне, двое у ворот. Он, не будь дурак, внутрь входить не стал: о местной публике давно дурные слухи ходят. Но полицию вызвал. Я, когда увидел, что тут творится, едва в себя пришел. А мы люди привычные.
— А где остальные?
— Мы увезли их. Жара, — виновато пояснил он. — Вот Шведа вам оставили. Полюбоваться.
— На что уж тут любоваться, — сказал Хадсон сквозь зубы.
— Да, — жизнерадостно подтвердил Костанди, — здорово его отделали. И знаете, что самое забавное?
— Ну? — кисло спросил Хадсон.
— Никаких новомодных штучек. Никаких винтовок с лазерным прицелом, никакой оптики. Наши эксперты уже извлекли пули — из охранников, я имею в виду. Судя по всему, всех положили из одного и того же оружия. Пистолет «глок». С близкого расстояния. Этому вот башку разнесло.
— Одним и тем же оружием? — настороженно спросил Хадсон.
— Да. Судя по всему… — он покачал головой. — Не верится, конечно, но, похоже, тут убийца в одиночку действовал. Пять человек наружной охраны, шесть в доме. Сигнализация. По ограде сверху пропущен ток высокого напряжения. Как вам это нравится?
— Мне это совсем не нравится, — сквозь зубы проговорил Хадсон.
— У вас есть какие-то соображения? Не хотел бы я оказаться с этим типом один на один!
Хадсон поглядел на него.
— Вам слово «ирбис» ничего не говорит?
Костанди недоуменно вытаращил глаза.
— Ирбис, снежный барс, — пояснил Хадсон. — Вообще-то это кличка. Так вот — похоже на его почерк. Он — редкая птица. Берется только за те дела, которые не под силу остальным исполнителям. И всегда в одиночку. Это-то и паршиво. Никто не может описать, как он выглядит. Кто он вообще такой. По некоторым догадкам, он из Восточной Европы.
— Русский след, а? — оживился Костанди.
— Возможно, — сдержанно сказал Хадсон. — Так вот, Швед — никакой не Гуго Вукович. Его настоящая фамилия, по последним данным, Заболотный. И одно время он отмывал деньги, полученные на поставках оружия на Ближний Восток. Потом, видимо, почуял, что земля горит под ногами, прибрал к рукам крупную сумму и ушел в бега. Занимался наркобизнесом в Бразилии, потом, видимо, решил осесть в Европе. Уйти на покой. Но отдохнуть ему так и не пришлось. Похоже, до него давно пытались добраться — знал он слишком много. Но это оказалось не так-то просто. И тогда на него спустили Ирбиса. — Он пожал плечами. — Там, где Ирбис, всегда русский след.
— Будете осматривать тело? — поинтересовался Костанди. — А то протухнет.
— К чему? — пожал плечами Хадсон.
«Несчастный ублюдок, — подумал он, — и охрана тебе не помогла. Валяешься тут на полу своей шикарной виллы с пулей в черепе. Нет, ты меня не интересуешь, с тобой все ясно. Меня интересует Ирбис».
Он почувствовал знакомый азарт, который охватывал его в самых исключительных случаях. Впервые он оказался так близко от ассасина. «Конечно, будь я на его месте, я бы давно уже летел на белом самолете через лазурь и пурпур Средиземного моря… но вдруг он задержался в Афинах? Маловероятно, но вдруг? Столько гоняться за ним по всему свету, столько сил потратить — не может быть, чтоб понапрасну».
Хадсон сел в шикарное, обтянутое белой лайковой кожей кресло и стал рассеянно наблюдать, как двое дюжих полицейских запихивают труп Шведа в пластиковый мешок.
Костанди присел рядом.
— Выпить хотите? — спросил он. — Бар тут шикарный.
— Виски с содовой, — сказал Хадсон. — И льда побольше.
Похоже, Костанди уже основательно изучил обстановку, потому что безошибочно отыскал нужные ингредиенты. Себе он плеснул местной «Метаксы» и облегченно откинулся на мягкую, как облако, спинку кресла.
— Не могу сказать, что я буду плакать по нашему покойнику, — сказал он, отпив из бокала. — Скользкий тип. Темный.
— Досье у вас на него имеется? — поинтересовался Хадсон.
Тот кивнул.
— Не слишком законно, но мы присматриваем за обитателями этих вилл. Тут иногда такая шушера попадается… Ну и на Вуковича мы глаз положили. На всякий случай.
— К нему часто наведывались посторонние?
— Нет. Он вообще жил замкнуто.
— Женщины?
— В последнее время всего одна. Уж такая красотка!
— Кто она?
— Иммигрантка. Танцовщица в каком-то баре.
— Каком-то?
— Ну, в «Колибри». Это в нижнем городе, в порту. Хотите навестить?
— Может быть, — сдержанно ответил Хадсон.
— Поосторожней там, инспектор, — ухмыльнулся Костанди. — Место там паршивое, недалеко и до беды! В порту всякий народ ошивается.
Хадсон выразительно похлопал себя по боку, где пиджак оттопыривала кобура табельного оружия.
«Ирбис не мог проникнуть на виллу без дополнительной информации, — подумал Хадсон. — Расположение постов, число охранников в доме… привычки самого Шведа. А это значит — был кто-то еще. Кто-то свой. Кто-нибудь из телохранителей? Они полегли все. Впрочем, это не аргумент. Но все равно, тут мне уже ничего не нарыть. Ладно, плюнем на телохранителей. Кто-нибудь из обслуги? Тоже может быть. Но в первую очередь надо трясти девицу».
— Как ее зовут? — спосил Хадсон.
— Рита. Рита Блэйз. Но это наверняка псевдоним.
— Тоже из Восточной Европы?
— Черт ее знает, — раздраженно отмахнулся Костанди. — Тут сейчас полным-полно. — И добавил: — Но эта — просто куколка!
Хадсон кивнул.
— Пожалуй, вечерком наведаюсь.
— Может, пойти с вами? — участливо предложил Костанди, и Хадсон уловил в его голосе похоть.
Он покачал головой.
— К одинокому посетителю больше доверия. Тем более что я к местным властям никакого отношения не имею.
— Ну, как знаете, — сухо ответил Костанди. — Еще что-нибудь?
— Письменную благодарность киллеру, — предложил Хадсон. — Сволочь порядочная был этот Швед.
Костанди ухмыльнулся.
— Пожалуй. И он свой куш сорвал, и нам хлопот меньше. Что вы так суетитесь из-за него, инспектор Хадсон? По мне, пусть передавят друг друга, как пауки в банке.
Хадсон медленно сказал:
— Может быть. Только не он, не Ирбис. Опасен, как… — Он попытался подыскать нужное определение, но махнул рукой. Он никогда не был силен в метафорах.
Порт встретил Хадсона тревожными, будоражащими запахами морских водорослей, гниющих тропических фруктов, рыбы, пыли и дегтя. Ветер, дующий с залива, почему-то нес с собой привкус холодной стали. И еще что-то ему почудилось, что- то из детства, ожидание приключения, радостное и щемящее предвкушение опасности — может, из-за дальних мерцающих огоньков стоящих на рейде судов или проблескового огня маяка в бархатной, расшитой звездами ночи.
Хадсон пробирался меж пакгаузов, поминутно оскальзываясь в какой-то гнили и проклиная того подвыпившего моряка, который указал ему кратчайшую дорогу. Кобура под мышкой придавала уверенности, но в целом ему было тревожно.
«Ирбис, — думал он. — Не человек. Легенда. Возможно, такого вообще нет. Просто бесплотный дух, проникающий во все щели. Бесплотный, но смертоносный. О нем заговорили лет пять назад, после ошеломляющей по своей фантастичности операции — убийства шейха одной из ближневосточных стран, ведущих проамериканскую политику. Потом этот инцидент с хорватским послом… и еще два — помельче. Он не оставлял после себя ничего — незаметно появлялся и так же незаметно исчезал, неуловимый и грозный, как снежный барс. Но почерк — почерк был один. Бесхитростный пистолет с глушителем… и в результате — гора мертвых тел».
Поначалу трудно было понять, на кого Ирбис работает. Но, если придерживаться старого как мир принципа «кому это выгодно», стало ясно, что нити ведут в Восточную Европу. Точнее, в Россию. Например, на место престарелого папаши-шейха сел леворадикал-сын, который в свое время учился в МГУ. Да и сейчас — сколько человек из российской военной верхушки хотели бы, чтобы Вукович замолк навсегда? Хадсон всякого наслышался о «русской мафии», но был слишком умудрен опытом, чтобы понимать под этим словосочетанием незаконную преступную организацию, повязанную кровавой клятвой. Нет, тут бери выше. Но где они нашли такого исполнителя?
«Он, должно быть, купается в золоте, — подумал Хадсон. — Такая работа должна сказочно оплачиваться».
Вновь со знакомым завистливым холодком представил себе яхту, белую виллу на склоне горы, белый лимузин с блондинкой на заднем сиденье. И сердито тряхнул головой, отгоняя грезы.
Наконец после получасовых блужданий Хадсон выбрался к причалам. Набережная была полна народу — оттуда доносились обрывки разговоров, смех, музыка. Разномастные заведения призывно подмигивали огоньками окон и неоновых вывесок, пахло жареной рыбой, пиццей, чесноком.
Он свернул к причалу прогулочных катеров. Сейчас, вечером, они были пришвартованы, темные иллюминаторы отражали береговые огни. Рядом расположился ресторанчик. Надпись «Колибри» вспыхивала и гасла, бросая на черную воду зеленые и красные отблески. Изнутри доносилась музыка. Хадсон постоял немного у двери, поправил галстук, запахнул пиджак, скрывая кобуру, и прошел мимо мрачного вышибалы, лениво прислонившегося к дверному косяку.
Заведение было как тысячи подобных — казалось, сигаретный дым и гул голосов сливались в воздухе в плотную массу, изредка прерываемую пунктиром музыки.
Хадсон сел за столик, подозвал юркого официанта, заказал местного вина «Рецина» и черный, густой, как деготь, кофе.
Публика в баре была самая разномастная. Местная шушера, с десяток туристов. Девицы на сцене лениво вращали бедрами — без всякого энтузиазма. Хадсон пригляделся повнимательней. Пять танцовщиц, одинакового роста, одинаково одетые (вернее, раздетые) и загримированные, в одинаковых белокурых париках. Черт знает, которая — его.
Он вновь подозвал официанта и, рассеянно складывая пополам банкноту в десять долларов, сказал:
— Скушно работают ваши девушки. Без огонька. Мне вот приятель говорил, что Рита Блэйз еще так-сяк, а вот остальные… Это которая?
Официант, казалось, секунду колебался, потом пожал плечами, и банкнота исчезла загадочным образом.
— Крайняя справа, — сказал он.
Крайняя справа ничем не отличалась от крайней слева. Тот же белокурый парик, те же ленивые движения…
— Познакомиться бы.
— Вообще-то нашим девушкам ни с кем из посетителей разговаривать не разрешается…
Еще двадцать долларов испарились в непосредственной близости от официанта.
— Ладно, — сказал тот. — Номер кончается через десять минут. Погодите, мистер, и я проведу вас в гримерную.
Хадсон кивнул и начал рассеянно оглядываться по сторонам, прихлебывая дымящийся ароматный кофе.
Девушка была и впрямь хорошенькая — даже очень хорошенькая. Теперь, когда она смыла грим и сняла обезличивающий ее белокурый парик, бросалась в глаза ее нестандартная, яркая, даже резкая красота: правильные черты лица, высокие скулы. Разлет темных бровей, сросшихся на переносице, придавал ей вид непокорной дикарки. Ее настоящие волосы — густые и черные, каскадом падали на прямые плечи профессиональной гимнастки и танцовщицы.
«Южный тип, — подумал Хадсон. — Болгария, бывшая Югославия или юг России. И как в такой дикости вырастают такие цветы? Без ухода, без правильного… э… удобрения?»
— Вы — Рита Блэйз? — спросил он.
— Возможно, — ответила та. — Ну и что?
Голос у нее был в точности такой, как он ожидал услышать: низкий, тягучий. Говорила она с едва уловимым акцентом, отчего ее речь казалась еще привлекательней.
«Точно кофе со специями», — почему-то подумалось ему.
Рита взяла расческу со столика, заставленного какими-то баночками и коробочками, и, досадливо морщась, начала расчесывать тугие черные кольца.
— Чертова работа, — сказала она, — жара, как в душегубке.
Хадсон поразмыслил с минуту, выбирая стратегию поведения, но у девушки было отнюдь не глупое лицо. Начни он врать, она его мигом раскусит, да еще и насторожится.
Наконец он решился.
— Вильям Хадсон, — сказал он. — Инспектор Интерпола.
— Ну и что? — повторила девушка с видимым безразличием, но Хадсон заметил, как напряглись ее мышцы под смуглой гладкой кожей.
«Наверняка нарушила закон об иммиграции, — подумал он. — Въехала нелегально, разрешения на работу нет… такие особенно уязвимы, их любой подонок к рукам приберет».
На всякий случай он сказал:
— Успокойтесь, я не по вашу душу.
— Все так говорят, — без выражения отозвалась она.
— Гуго Вукович, — он был краток, — знали такого?
Она внимательно поглядела на него.
Диана-охотница. Или амазонка. Так смотрят на дичь поверх натянутого лука.
— Знала? — медленно переспросила она.
— Он застрелен сегодня ночью. На своей вилле.
Она побледнела. Хадсон еще никогда такого не видел: кровь отлила от смуглых щек в одно мгновение, и лицо стало серым.
— Черт, — коротко сказала она.
Хадсон молчал, давая ей время прийти в себя. Будь на ее месте какая-нибудь пустоголовая кисочка, он бы ее не пощадил, а продолжал бы жать дальше, но эту ему почему-то было жаль.
Она помолчала. Рука с расческой застыла у затылка. Она рассеянно опустила ее.