– Где же нам расположиться?
– Допреж посольства во дворце Надира располагались, да теперь дворец пришел в запустение. Потому, великий князь, приглашаю тебя в свой дом. За каменными стенами оно как-то спокойнее. А двор у меня большой, место сыщется и для телег, и для лошадей, и для твоей дружины. А коли места недостанет, так сосед со мной в дружбе, сыщется место и у него.
Ближе к вечеру от ханского наместника пришли оценщики. Князь Ярослав распорядился показать им все дары, ничего не скрывая. До глубокой ночи оценщики пересчитывали и записывали в книгу привезенное, довольно покачивая головами и изумленно цокая языками. Роман Федорович, оглядев возы, тоже немало удивился: откуда столько взялось серебра, когда всего полгода назад князь с трудом набрал подарков, уместившихся на руках двадцати воинов. Подивился посольский боярин, но ничего не сказал князю.
Когда утром оценщики доложили наместнику Бату-хана о количестве привезенного добра русским князем, он был поражен не менее посольского боярина. Уже через час после доклада во дворе Романа Федоровича появился ханский вельможа с приглашением князю Ярославу явиться во дворец булгарских царей вечером. Когда эту весть принесли князю, тот обрадовался и не без гордости сказал:
– Ты говорил, неделю-две ожидать придется. Ан нет! Имя мое везде двери откроет.
Роман Федорович, не скрывая горестной усмешки, заметил:
– Не имя, а серебро, что покоится на телегах, дорогу во дворец торит. Будь осторожен, князь. Татары алчны. Им сколько ни дай, всегда будет мало!
– Даю столько, сколько сам решил, и мне никто не указ!
– Я это к тому говорю, что в следующий раз Кутлу-Буг большего истребует…
– Там видно будет, – отмахнулся от Романа Федоровича князь.
После трапезы князь и посольский боярин уединились в одной из горниц.
– Рассказывай, что здесь и как?.. И сам садись. Разговор будет долгим, – усаживаясь в резное кресло, покрытое пестрым арабским ковром, благодушно разрешил князь.
Роман Федорович, расположившись напротив, повел обстоятельную речь:
– Ты, поди, уже знаешь, князь, что Бату-хан свой город ставит в низовьях Волги, а значит, он не уйдет в свои вежи.
– Так что с того? Были в соседях булгары, будут еще и татары, – пренебрежительно произнес Ярослав. – Ты дело говори.
– А соль здесь вот в чем: булгары – народ оседлый, у них города, деревни… У татар же дом – конь, на котором он сидит, и кибитка на колесах, где живет его семья. Я все это вот к чему говорю: этим летом походом на Южную Русь ходил племянник Бату-хана Менухан. Он разорил Переяславль-Южный и подошел к Песчаному городку, что напротив Киева. Князю киевскому Михаилу Всеволодовичу он отправил послов с требованием покориться Бату-хану. Но князь приказал схватить послов. Им отрубили головы. Менухан на Киев не пошел, сил мало, но сколь богат и красив город – поведал Бату-хану. Поверь, князь, хан не простит Киеву убиенных послов.
– Так ты что, хочешь сказать, что Бату-хан снова пойдет на Русь? – встревожился Ярослав.
– Пойдет! Уже отдал приказ готовить тумены к походу. Судя по всему, войско будет огромным. Только Булгария выставит семьдесят тысяч воинов.
– Неужто все труды напрасны и татары пожгут Володимир?
– По тому, что Бату-хан приказал Гази Бараджу привести булгарское войско в низовье Дона, пойдет он на Южную Русь.
– И скоро?
– В следующем году. Хан пожелал поначалу свою столицу поставить…
Много еще вопросов было у князя Ярослава к Роману Федоровичу, но главное он выяснил: есть еще год спокойной жизни, а за год можно многое сделать. В завершение разговора князь спросил посольского боярина:
– Ты, Роман Федорович, в посольствах не раз бывал, скажи, как следует вести себя ноне перед Кутлу-Бугом, чтобы чести не уронить или неосторожным словом или действием наместника не оскорбить?
Роман озадаченно поскреб затылок и задумчиво произнес:
– Если бы Русь не была под татарами, то вести себя великому князю пристало бы достойно, не роняя чести, не сгибая спины. Но Русь под татарами, и наместник хана властен над жизнями и над всем, что есть в Руси.
– Но Кутлу-Буг наместник в Булгарии, а не на Руси…
– За Русь хан с наместника спросит и еще… с Гази Бараджа, – чуть помедлив, добавил Роман Федорович.
– А булгарин-то тут при чем? – удивился князь.
– Хан Батый высоко поставил эмира над всеми, он приравнял его даже со своими племянниками. Так что власти у него что у чингизидов.
– Понятно. Но ты мне так и не ответил: как вести-то себя перед ханским наместником?
– Как сердце велит, князь, – Роман Федорович встал. – Я тебя оставлю одного. Мне пора во дворец. Ноне Кутлу-Буг принимать посольство будет торжественно, для чего приказал собрать всю знать: и татарскую, и булгарскую. И принимать будет не по татарским обычаям, а по булгарским. Булгары же принимают по чести, с великим почетом.
Как только дверь закрылась за Романом Федоровичем, князь позвал брадобрея: надо было и самому приготовиться к приему во дворце булгарских царей.
2
Прием великого князя владимирского проходил по правилам, установленным при дворе булгарских царей. Зал приема посольств был заполнен татарской и булгарской знатью, сановниками и военачальниками. На троне восседал ханский наместник Кутлу-Буг, а на троне, занимаемом ранее царицей Волжской Булгарии, расположился эмир Гази Барадж. И хотя знатных и именитых булгар было немало, слева от трона эмира стоял Роман Федорович – князь булгарский, боярин русский. Роман Федорович был одет в богатую одежду и при оружии, причем единственный из всех присутствовавших в зале приемов, исключая охрану татарского наместника.
Как только пропели трубы, возвестившие о начале посольства, толпа знати расступилась, образовав широкий коридор, посередине которого остался только князь Рашид Барак, ведающий посольскими делами.
Зычным густым голосом он прогудел:
– Посол Руси князь Ярослав!
Двери зала приемов распахнулись, и вдоль живого коридора пошел Ярослав Всеволодович. Он ступал в полной тишине, и его шаги эхом отдавались в мраморных колоннах зала. Князь был одет в зеленого цвета кафтан, перехваченный поясом, отсвечивающим золотыми нитями, темно-синие порты, обут в чедыги [2] из тисненой кожи. Но что это?! Князь обрил голову и бороду, лишь усы топорщились жалко и нелепо. Не доходя двух десятков шагов до тронного возвышения, князь Ярослав опустился на колени. Не поднимая головы, ждал милостивого разрешения говорить.
Пауза затягивалась.
Чтобы прекратить это добровольное унижение, Гази Барадж в нарушение правил подал знак толмачу.
– С чем пришел ты, рус-посол? – тут же раздался голос толмача.
Князь Ярослав, все так же не поднимая головы, дрожащим от волнения голосом произнес:
– Я пришел к тебе, великий и непобедимый Кутлу-Буг, с покорностью. Жизнь свою и землю свою кладу у ног непобедимого Бату-хана и твоих ног.
Толмач перевел ответ князя, который понравился ханскому наместнику. Кутлу-Буг благосклонно кивнул и жестом показал, чтобы Ярослав Всеволодович встал с колен.
– Чем докажешь свою покорность и верность, князь Руси? – спросил ханский посол через переводчика.
– Жизнь моя во власти твоей, а земля Руси дань за три года дает. Разреши, Кутлу-Буг, мои гриди внесут посулы к твоим ногам?
Ханский посол разрешающе кивнул, створки дверей распахнулись, пропуская в зал молодцов княжеской личной охраны. Они вошли по два в ряд, шумно ступая и тяжело дыша. Левая колонна гридей катила бочонки с серебром, правая – несла связки пушнины, украшенное драгоценными камнями оружие, серебряные и золотые кубки. Бочонки ставили на попа, и гриди ударами кулака выбивали верхнюю крышку, открывая взглядам тусклое серебро, а в отдельных бочонках – сияющие маленькими солнышками золотые кругляши.
Горка подарков росла, превращаясь во внушительных размеров гору. В зале стоял шум: татарские и булгарские вельможи и сановники не скрывали своего восхищения, хотя и знали, что им из этой кучи не достанется ничего.
Гази Барадж повернулся к Роману Федоровичу.
– Зачем? Зачем все это? Ничего не понимаю… Я с великим трудом уговорил Кутлу-Буга принимать князя по булгарскому обычаю, чтобы не подвергать Ярослава унизительному стоянию на коленях, но он сам… А голову-то для чего обрил? В Булгарии так поступают только с приговоренными к смерти… Чтобы вымолить прощение, им обривают голову. – В голосе Гази Бараджа слышались недоумение и раздражение. – Никакого золота и серебра не хватит, чтобы насытить империю монголов! А уж бедной Руси это подавно не по силам!
А гриди все вносили и вносили кубки, посуду, меха, и, казалось, не будет им конца.
Роман Федорович перевел взгляд на ханского наместника. От его былого величия не осталось и следа. Кутлу-Буг наклонился вперед и с вожделением взирал на растущую гору добра, не веря, что это все его.
Когда последний из гридей положил к ногам ханского наместника сияющую рубинами конскую упряжь, Кутлу-Буг откинулся на спинку трона. Его лоб увлажнился, а по лицу пошли красные пятна.
Когда последний из гридей положил к ногам ханского наместника сияющую рубинами конскую упряжь, Кутлу-Буг откинулся на спинку трона. Его лоб увлажнился, а по лицу пошли красные пятна.
– Я донесу твою верность и покорность до великого хана. Ты хороший правитель своей земли. Я отпускаю тебя на Русь. Через год ты опять придешь и принесешь дань за себя и за свой народ. А теперь иди! – Кутлу-Буг указал перстом на дверь.
Князь, уже по русскому обычаю, поклонился поясно и вышел из зала.
Был пир, затянувшийся до утра. Но великого князя владимирского на него не пригласили. Через день княжеский обоз двинулся в обратный путь.
Роман Федорович провожал Ярослава Всеволодовича до Ошела, до своих земель. Весь путь ехали молча. Хотя и тягостным было молчание, но ни князь, ни посольский боярин его не нарушили.
Прощаясь, князь Ярослав, глядя в сторону, произнес:
– Жена твоя с сыновьями у меня в тереме. Захочешь взять в Булгар, перечить не стану. Вернешься во Владимир – приму.
Роман Федорович еще долго смотрел вслед удаляющемуся обозу, и тоска сжимала сердце, и было пусто, словно вынули душу.
А серебро и иную рухлядь, привезенную князем Ярославом из Руси, поделили ханский наместник и булгарский эмир между собой: две части взял себе Кутлу-Буг, а третью перевез на свой двор Гази Барадж.DRANG NACH OSTEN [3]
1
По весне княгиня Александра родила сына. При крещении младенца назвали Василием. Беря в руки маленький красный живой комочек, князь Александр радовался словно дитя.
Александра после рождения сына округлилась, зарумянилась, похорошела. Князь души в ней не чаял. Как и малыша, он нянчил ее на руках, одаривал подарками.
Но счастье омрачало одно: вести, приходящие с запада. Шведы захватили финские племена суми и еми и вплотную приблизились к Новгородским землям. Доверенный человек доносил из Швеции, что готовится войско во главе с ярлом Ульфом фон Фаси для похода против еми, живущих в устье Невы, и ижоры. Истинной же целью похода должен стать Новгород Великий.
Чтобы ворог не застал врасплох, князь Александр выставил заставы в устье Невы и на берегу Финского залива.
Шведы не заставили себя ждать: их шнеки – небольшие суда под парусом – вошли в устье Невы в начале июля. Они тут же были обнаружены морским дозором под командованием старшины Ижорской земли Пелгуя. Он отправил посыльного с вестью о приходе шведов в Новгород, а сам со своими людьми проследовал за шведскими шнеками, которые вел ярл Ульф фон Фаси и зять короля Эрика XI Биргер из рода Фолькунгов. На ста шнеках разместились пять тысяч воинов.
У Александра под рукой было всего три сотни дружинников. В течение нескольких дней он спешно сформировал полк из пятисот всадников и пяти сотен пешцев из новгородских ополченцев. Пешую рать князь отправил на стругах по Неве. Сам же с конным войском направился к Ладоге.
Накануне ухода из Новгорода в город прибыл шведский посол. Он на словах передал князю требование короля Швеции, считавшего, что дни Новгорода Великого сочтены.
«Если можешь, то сопротивляйся мне – я уже здесь и беру в плен землю твою», – дословно передал слова короля Эдуарда XI посол.
Александр возмутился наглости шведского короля. Он был в ярости. Не удостоив ответом шведского посла, он устремился в Святую Софию. Упав на колени перед алтарем, зашептал:
– Боже славный, праведный, Боже великий, крепкий, Боже превечный, сотворивший небо и землю и поставивший пределы народам. Ты повелел жить, не вступая в чужие пределы! Суди, Господи, обидящим меня и побори борющихся со мной, возьми оружие и щит, восстань на помощь мне.
Князь молился истово, кладя поклоны и крестясь. Он не заметил, как в собор вошел епископ Спиридон. Увидев князя в молитве, тоже стал на колени перед образом святой Софии.
С колен встали одновременно.
– Благослови мя, отче, – обратился князь к епископу. – Ибо смирил я обуревающую меня злость, остался лишь праведный гнев. С ним и пойду на ворога.
Выйдя из Святой Софии с просветленным взором, князь Александр с паперти собора обратился к стоявшим в готовности всадникам:
– Братья мои! Не в силе Бог, а в Правде! Помянем Песнотворца, который сказал: «Иные с оружием, а иные на конях, а мы ныне Господа Бога нашего призовем. Они поколебались и пали, мы же восстали и стоим крепко». Ворог пришел на Новгородскую землю большой силой. Но не сила главное, а главное – правота нашего дела. Побьем ворога! Не пустим шведов на Новгородскую землю!
– Побьем! Веди, княже! – выдохнули дружинники в едином порыве.
Преодолев свыше ста верст, новгородцы подошли к Ладоге. Здесь к конному войску присоединились полторы сотни всадников-ладожан и пятьдесят ижорцев. У невских порогов к Александру присоединилась пешая рать. Итого: полторы тысячи воинов против пятитысячного войска шведов. Но Александра это заботило мало: он верил в своих воинов, верил, что они не посрамят могил своих пращуров, не раз ходивших и против финнов, и против шведов, и против немцев, и бивших их не единожды.
При подходе к Неве войско встретила морская застава. Старшина ижорцев Пелгуй поведал, что шведы расположились лагерем на отдых, свои шнеки они поставили на плесе Невы. Нападения не ждут.
– Веди к лагерю шведов, хочу сам все увидеть, – распорядился князь Александр.
Пелгуй провел князя Александра по одному ему ведомому пути прямо к расположению шведов.
Противник был как на ладони. В центре лагеря возвышалось несколько шатров. «По-видимому, тот, что поскромнее, – ярла, а златоверхий – королевского зятя», – решил Александр. Было еще несколько шатров, как выяснилось позже, они принадлежали рижскому епископу и племяннику короля Вальдемару. Рыцари и кнехты [4] расположились у костров: готовили пищу, грелись на солнышке, играли в кости. Ни на ком из шведов князь не увидел доспехов, а мечи, копья, луки лежали поодаль от костров. «Глупцы! Они считают, что уже победили, ничего не сделав для этого, – презрительно поджал губы Александр. – Даже дозоров не выставили! Самое время нанести удар!»Князь спешно вернулся к войску. Воеводы его ждали.
Александр сдвинул сапогом мох и на проплешине подвернувшейся под руку палкой быстро провел несколько линий.
– Это – Нева. Вот лагерь шведов. Ты, Миша, – обратился он к воеводе новгородского ополчения, – со своими пешцами обойдешь лагерь шведов слева. Здесь, на плесе, стоят их шнеки. Руби сходни, борта, днища. Получится – сожги их корабли, не дай уйти. Твоя же задача, Збыслав Якунович, иная. Ты пойдешь справа. Вот так, – прочертил князь линию. – Возьми с собой ладожан. Они хорошо рубятся в пешем строю и мечами, и топорами. Поставь молодцов в центре. Я же с конной ратью ударю в лоб. Ворог нападения не ждет. Наваливаемся на шведов одновременно. В быстроте наша сила!
Полторы версты преодолели споро и вышли на опушку плотной массой. Шведы подняли сполох лишь тогда, когда новгородцы, ведомые Мишей, уже крушили на плесе сходни, шнеки, а когда на опушке леса показались всадники, загалдели, заметались по лагерю в поисках своего оружия, доспехов, своих десятников и сотников. Слишком вольготно они провели в лагере шесть дней и теперь пожинали плоды своей беспечности.
Шведы падали, сраженные мечами, копьями, ловили своими незащищенными телами смертоносные стрелы. А когда рухнул шатер королевского зятя, опорный столб которого подрубил молодой дружинник Савва, шведы ударились в панику. Они ринулись к своим кораблям, но там вовсю хозяйничали Миша с новгородцами. Три корабля с прорубленными днищами уже затонули.
Князь Александр врубился в мечущуюся толпу шведов, словно клин в еловый пенек. Позади него, справа и слева, расходясь крыльями, рубились воины его личной охраны. Александр заметил, что от шатров на вороном под красной попоной коне, сияя доспехами, с копьем наперевес в его сторону устремился рыцарь. Князь принял вызов. Дав волю своему беломастному жеребцу, он ринулся навстречу поединщику. Всадники стремительно сближались. Еще мгновение… Александр в последний момент уклонился от молнией промелькнувшего острия копья шведского рыцаря, а сам нанес ему удар в голову. Позже выяснилось, что противником князя Александра был королевский зять Биргер.
Несмотря на захватившее его сражение, Александр видел не только врагов перед собой, но и то, как сражаются воеводы, дружинники, ополченцы. Вот воевода Збыслав рубится топором, нанося направо и налево всесокрушающие удары, от которых нет спасения. А вот и княжеский любимец – ловчий Яков Полочанин, отбросив щит, крушит мечом головы шведов. Александр отметил, что всадники тоже пробились к шнекам и воевода Гаврило Олексич прямо по сходням ворвался на корабль. Но что это? Он сброшен в воду? Погиб? Нет! Он снова на коне и снова ведет бой. А это Ратмир, его молодой гридь. Он выбился вперед и вот теперь ведет бой в окружении. Ратмир ранен. Видно, что он с большим трудом отмахивается мечом от наседавших на него кнехтов. Князь устремился к нему на помощь, но, увы, поздно… Ратмир падает под ударами шведских мечей.