Пока Бешеный искал приемлемый ответ, Широши театрально воскликнул:
- О, коварство даже преданнейших из женщин! Неужели она так и не поведала вам о том, что уже на протяжении длительного времени учится у этого человека, основное занятие которого - подготовка тайных агентов ФБР?
- Вспоминаю, она мне о нем что-то говорила, но познакомиться с ним я не успел, - не очень убедительно пробормотал Савелий.
- Времени у него не нашлось, - насмешливо подхватил Широши, - у вас было бы его более чем достаточно, нашлось бы и на жену с сыном, и на сэнсэя, если бы вы не летали с таким упорством на славный остров Маис.
- Это уж точно! - нехотя признался Савелий.
- Но, с другой стороны, пора вам научиться видеть даже в неблагоприятной ситуации какие-то положительные стороны. Если бы вы не полетели на Маис, вряд ли бы мы с вами могли так мило и безмятежно проводить время. - Широши лукаво взглянул на собеседника.
Савелий был взбешен. Ларчик открывался просто: человек, обучающий спецагентов ФБР, - вот откуда ноги растут.
"Тут не обошлось без Майкла Джеймса, - сразу понял Савелий. - Тоже хорош гусь, а еще друг называется. И Джулия, и он, Майкл, все это провернули у него за спиной. Теперь понятно, откуда Джулия нахваталась приемов, которые демонстрировала, когда они попали в логово украинских бандитов..."
Бешеный был возмущен до глубины души поведением самых близких ему людей. Подобная скрытность была сродни предательству. Однако неугомонный Широши не дал ему спокойно осмыслить полученную информацию и поставил другую кассету.
На экране появился хорошо знакомый Савелию терминал нью-йоркского аэропорта имени Кеннеди, на который прибывали самолеты из России. Камера упорно снимала крепкую широкую мужскую спину. Вот ее обладатель подошел к кабинам паспортного контроля, но лица его все еще не было видно. У пограничников возникли какие-то вопросы, а еще через несколько мгновений обладателя уже изрядно надоевшей Бешеному спины в сопровождении неизвестно откуда взявшихся нескольких крепких парней, которых наметанный глаз Савелия без труда определил как агентов ФБР, куда-то повели, и только тут он обернулся, и снимающий смог поймать в кадр его лицо.
Савелий присвистнул, немедленно узнав этого человека:
- Это же Петр Петрович...
- Можаев, - с готовностью закончил за него Широши. - Именно он, собственной персоной. Его, как вы заметили, арестовали в аэропорту агенты ФБР.
- За что? - с интересом спросил Савелий.
- Официально Можаев прибыл в Нью-Йорк на инаугурацию Президента Буша по приглашению каких-то бизнесменов, которые эту церемонию спонсировали. Но, по-видимому, совсем забыл о том, что еще в прошлом году Женевская прокуратура выдала ордер на его арест. А США и Швейцария имеют соглашение о выдаче лиц, находящихся в розыске или подозреваемых в совершении преступлений. Понимаете, Савелий Кузьмич, от какой страшной опасности я вас избавил, поселив на этом мирном и тихом острове, где время остановилось и ничего не происходит?
- Честно говоря, не понимаю, - ответил Савелий, которого существенно больше занимал сэнсэй Джулии и то, почему она по каким-то непонятным причинам о нем умолчала, нежели судьба Можаева и всех остальных российских олигархов, вместе взятых.
- А не вы ли летали в Швейцарию по личному поручению Президента Ельцина и привезли оттуда номера всех счетов в зарубежных банках, которыми обладала так называемая семья? Этот факт известен, увы, не только мне... Никакого труда не составит связать арест Можаева с добытой вами информацией. И хотя кремлевская мафия сейчас немного притихла и затаилась, кто мог помешать ей начать за вами новую охоту? Именно вам ведь известны номера счетов не только одного Можаева?
В том, что говорил Широши, имелся серьезный резон, и Бешеный был вынужден с ним согласиться. Ему требовалось время, чтобы должным образом переварить полученную информацию, и, сославшись на желание отдохнуть, Савелий отправился к себе в палатку.
Его возмутило и оскорбило поведение Джулии. Почему она скрыла от него свои занятия восточными единоборствами? Боялась, что он будет возражать? Хотела сделать сюрприз? Никаких иных причин он обнаружить не мог, но пытался найти ей оправдание. Конечно, ведь она еще очень молода и не всегда поступает разумно и логично, но ему все равно было обидно и больно.
Подобную скрытность он мог еще простить девушке, за которой ухаживал, но, по его представлениям, которые кому-то могут показаться консервативными, жена, женщина, с которой он связал свою судьбу, свою жизнь, не имела права держать от него такие важные вещи в секрете. Неужели она настолько ему не доверяет?
Так и не найдя исчерпывающего ответа на этот вопрос, Савелий заснул...
Утром, завтракая с Широши на открытой веранде дома, Савелий вспомнил про Можаева.
- Как вы думаете, что грозит Можаеву? - спросил он.
- Некоторое время он проведет в Бруклинской тюрьме, где сейчас находится, - не замедлил с ответом Широши. - Американский суд откажется выпустить его под залог, хотя правительства России и Белоруссии будут готовы внести любую названную сумму. Потом он ненадолго попадет в больницу с сердечным приступом... Но гордящийся своей независимостью и неподкупностью американский суд, скорее всего, благополучно передаст его швейцарцам, а вот выйдет ли у них доказать преступный умысел, я предсказать не берусь: слишком уж швейцарские законы запутанные...
Тут оба заметили на горизонте быстро приближающееся к острову судно. Это оказалась большая трехмачтовая яхта. Прямо к пристани она подойти не могла из-за отмели, поэтому стала на рейде.
Савелий с изумлением увидел, как на мачте и на корме матросы поднимают "Веселый Роджер", знаменитый пиратский флаг с черепом и скрещенными под ним костями. Прислуживающий за завтраком Раджив тут же принес Широши старинную подзорную трубу, а Бешеному современный бинокль, в который тот прочел написанное крупными золотыми буквами на борту название - "Молдаванка". Савелий вопросительно взглянул на Широши.
- Явился, не запылился, - с недоброй усмешкой сказал тот, опуская трубу.
Тут раздался грохот выстрела, борт яхты окутал белый пороховой дымок, и старинное ядро, сбивая верхушки деревьев, шлепнулось на берег.
- Они что, готовят штурм острова? - не удержался Савелий.
Не отвечая ему, Широши приказал позвать Рама и только потом повернулся к Бешеному.
- Вам, Савелий Кузьмич, предстоит в ближайшие минуты довольно забавное зрелище, а все вопросы потом. Извините, мне нужно срочно отдать кое-какие распоряжения.
Рам уже стоял перед хозяином, склонившись в почтительном полупоклоне.
Широши сказал ему по-английски:
- Возьмешь катер и трех парней, сам знаешь кого. Подплывешь к яхте и в мегафон сообщишь ее владельцу, что я готов с ним встретиться один на один. Если согласится, привезешь его сюда.
- А если нет?
- Тогда напомнишь ему законы восточного гостеприимства - гость, даже нежданный и неугодный, всегда может чувствовать себя в безопасности.
Савелий бросил взгляд на пристань - там уже толпились люди Широши. Рам торопливо отправился выполнять приказ хозяина. Широши что-то приказал Радживу на непонятном Савелию языке.
- А вас, Савелий Кузьмич, Раджив сейчас проводит в зал, откуда вы как единственный зритель будете наблюдать предстоящий спектакль.
Раджив бережно вкатил кресло с Савелием в дом и доставил в небольшую комнату, рядом со столовой, в которой Бешеный никогда раньше не был. В комнате стоял стол с четырьмя телевизионными мониторами. На их экранах виднелась пустая столовая. Савелий без труда сообразил, что изображение поступает с четырех скрытых камер, расположенных на разных уровнях по углам столовой. Несколько минут Савелий недоуменно созерцал пустую столовую, потом туда вошел Раджив, поставивший на стол восьмисвечник и аккуратно разложивший какие-то странные свитки на плотной бумаге, похожей на папирус, испещренные неизвестными Савелию буквами.
Тут в комнате появился Широши. В том, что это был именно он, у Бешеного не возникло и тени сомнения, но его потрясла происшедшая с его недавним собеседником перемена. Тот облачился в неопределенного цвета облезлый халат с отвисшими карманами, на голове у него красовалась традиционная еврейская ермолка - кипа. Савелия поразило его лицо. Во-первых, у него появились черные, с густой проседью пейсы. Во-вторых, обычно округлые щеки выглядели впалыми, а торчащий между ними нос как будто увеличился в размере и обрел некую специфическую крючковатость. Более всего зрителя поразил взгляд. Обычно спокойный и скептический, он стал хищным и недобрым. Изменилась и довольно легкая походка - теперь он как-то странно шаркал и даже приволакивал ногу.
Широши уселся за стол и стал с сосредоточенным видом ворошить принесенные Радживом папирусы. Но это длилось недолго.
Широши уселся за стол и стал с сосредоточенным видом ворошить принесенные Радживом папирусы. Но это длилось недолго.
В сопровождении Рама в комнату, тяжело дыша, ввалился тучный, крупный краснолицый старик, одетый во франтоватую белую полотняную тройку и старомодную шляпу канотье. Савелий почему-то сразу представил себе, что как раз так и должны были выглядеть незабвенные одесские "пикейные жилеты" из романа "Золотой теленок". Именно в таких шляпах гуляли по Приморскому бульвару и Дерибасовской уважаемые люди Одессы в начале двадцатого века.
- Шолом, старый поц, - недружелюбно сказал Широши, - ты уже совсем мишигинер и окончательно омаразмел, или ты на старости лет стал ковбой, который стреляет на всякий случай, еще до начала разговора?
- Я вообще не желаю ни приветствовать, ни говорить с тобой, Лейба! неожиданно высоким голосом завопил прибывший.
Оба говорили по-русски, но с ужасающим акцентом, картавя и путая ударения.
- Я отдал приказ стрелять по твоему острову, объявляя тебе войну!
- Не так громко и не так быстро, Брюс! - перебил его тираду Широши, кивком позволяя Раму удалиться. - Перестань вопить, как торговка на Привозе, сядь за стол и объясни-таки толком, что случилось? Может, ты голоден и не завтракал?
- Я голоден? - возмущенно заорал тот, кого Широши назвал Брюсом. - Да у меня на яхте французский повар, который получает столько, что все твои индусы и цейлонцы, вместе взятые, узнав сумму его жалованья, позеленеют и лопнут от зависти, но я тебе ее не скажу.
- Успокойся, Брюс. Все знают, что ты богатый человек и можешь себе позволить не только самого дорогого в мире повара. Лучше объясни мне толком, какие у тебя ко мне претензии?
- Ты, Лейба, не еврей. Потому что нарушаешь главную заповедь Талмуда, запрещающую еврею обманывать еврея.
- Зато ты, Брюс, стопроцентный еврей, никогда не нарушавший эту заповедь, - насмешливо парировал Лейба-Широши. - Ты всегда обладал завидной способностью помнить чужие грехи и мгновенно забывать о своих. Но я тебе напомню. Конечно, с тех пор прошло много лет и ты подзабыл кривого Гирша в Хайфе, который дал тебе взаймы, когда ты задумал открыть торговлю замороженными продуктами. Долг ты ему вернул, и, как положено, с процентами, но через три года, уже будучи биржевым брокером, разорил беднягу Гирша дотла, всучив ему на кругленькую сумму акций какой-то дутой фирмы. Он тебе верил, как сыну, а ты его обманул.
Брюс, не отвечая, тяжело сопел.
- Кстати, почитай-ка вслух Тору. Ее мудрость очень помогает истинным евреям, - продолжал наступать Широши. - Или ты уже забыл язык наших предков, обитая в благополучной и космополитической Швейцарии?
Брюс начал читать свиток, спотыкаясь и запинаясь, Широши помогал ему, подсказывая на память соответствующие строки.
"Первый раунд, очевидно, остался за Широши", - подумал Савелий.
Брюс, кажется, это тоже понял и немного сменил тон.
- Оставим этот бессмысленный спор о том, кто из нас более правоверный еврей, - сказал он, откладывая на стол свиток Торы и доставая из кармана несколько листков бумаги. - Лучше внимательно прочти это письмо.
Широши углубился в чтение.
- Не понимаю, зачем ты посвящаешь меня в свои тайные отношения с господином Можаевым? - На фамилии он специально для Савелия сделал ударение. Какое мне до этого дело?
- Но я не писал этого письма! - опять повысил голос Брюс.
- Писал - не писал, я-то здесь при чем? - продолжал недоумевать Широши.
- Слушай, Лейба, как говорил мой дядюшка Хайм, старый одесский налетчик и друг Бени Крика, перестань уже крутить вола за отсутствующие у него бейцам. Ты вник в эту схему в письме?
- Она даже по-своему талантлива! - сказал Широши.
- Таки не я ее придумал!
- И из-за этого ты так переживаешь, что с горя решил обстрелять мой беззащитный островок из своих дурацких старинных пушек? - ехидно спросил Широши.
Брюс опять начал кипятиться.
- Если не я придумал, таки ее придумал ты - больше некому!
- А, вот к чему ты клонишь? Но мне зачем выручать твоего давнего партнера? У меня как будто своих забот нет?
- Кто сказал "выручать"? Ты хотел заманить его в Америку, а зачем - это только тебе известно!
- У тебя нет никаких доказательств того, что эту схему придумал я, спокойно и рассудительно заявил Широши.
- Я действую методом исключения - если не я и не ты, то кто такой уже стал умный в финансовых махинациях?
- Никогда не думал, что ты так меня уважаешь, Брюс. Спасибо, - размышляя о чем-то своем, сказал Широши. - Но боюсь, что у тебя прогрессирует острый склероз. Мы-то с тобой хорошо знаем, что есть еще некто, способный придумать не такую схему, а еще и почище...
Наблюдавший за реакцией Брюса Савелий с удивлением заметил, как его красное лицо сначала побледнело, а потом посерело.
- Он? - шепотом спросил Брюс.
- Конечно, он! Твой любимый друг и покровитель, Шакал! Негоже забывать того, кто столько для тебя сделал!
- Но зачем он написал это письмо? - испуганно спросил Брюс.
- И ты меня спрашиваешь, зачем он это сделал? - с типично еврейской интонацией вопросом на вопрос ответил Широши. - А я знаю?
- Ты прав, Лейба. Мне нужно будет спросить у него самого, - без особого энтузиазма согласился собеседник.
Тут Широши так звонко и заразительно расхохотался, что, по мнению Савелия, явно вышел из образа.
- Боюсь, ты немного опоздал, дорогой Брюс!
- Что ты имеешь в виду? - настороженно спросил тот, не замечая неуместного смеха хозяина.
Широши демонстративно посмотрел на часы.
- В ближайшее время тебе вряд ли удастся связаться с Шакалом, но если потом ты будешь слишком настойчиво искать с ним встречи, то тебе придется последовать за ним туда, откуда не возвращаются.
- Говори конкретно, он что, заболел? - Лицо Брюса опять побагровело: казалось, его сейчас хватит удар.
Широши был невозмутим.
- Насколько мне известно, та субстанция, которую мы с тобой, Брюс, знали под именем Шакал, в ближайшие часы и, может, даже минуты прекратит свое существование.
- Но как это может быть? - Тонкий голос старого еврея опять сорвался на крик.
- Пути Всевышнего неисповедимы! Или ты перестал верить в единого и всемогущего Бога?
- У него смертельная болезнь? Он же никогда не жаловался на здоровье? продолжал задавать свои вопросы Брюс.
- Он умрет не своей смертью, а будет казнен за свои черные дела, а ты, Брюс, никогда не узнаешь, зачем он написал Можаеву это письмо...
Брюс как-то мигом утратил всю свою былую агрессивность и даже внешне обмяк.
- Ты ведь намного меня моложе, Лейба! Я старый, больной человек, заканючил он жалобно, - и если это подложное письмо с моей подписью попадет в прессу, то мое имя будут опять полоскать на всех углах и обвинять меня в самых страшных грехах.
Казалось, он сейчас заплачет.
- Помоги мне, Лейба, ты ведь такой умный!
- Как опровергнуть твое авторство этого дурацкого письма, я придумать не могу. Но постараюсь компенсировать тебе возможный моральный ущерб иначе.
Широши выудил из бездонного кармана своего халата туго завязанный холщовый мешочек, развязал его и стал по очереди вынимать оттуда старинные монеты.
- Смотри, вот безанты, золотые монеты Византийской империи, вот несколько золотых экю Людовика Одиннадцатого, а вот старинные флорентийские флорины, а это, с портретами дожей, венецианские дукаты. Вот, подержи в руке эти испанские дублоны, в каждом по семь с половиной граммов чистого золота.
При виде разложенных по столу старинных золотых монет Брюс немедленно ожил, на обрюзгших щеках заиграл румянец, а в глазах появился блеск. Он встал и навис над столом всей своей тушей, осторожно беря в руки эти ценнейшие остатки мировой цивилизации.
- Какие они красивые! - только и смог вымолвить он. - И сколько ты за них хочешь? - опасливо спросил он у Широши.
- Нисколько! Это мой тебе подарок. Им я пытаюсь компенсировать твои грядущие муки по поводу того, кто все-таки написал это пресловутое письмо - я или Шакал? Муки эти будут преследовать тебя до последнего вздоха.
- Таки все же ты написал это поганое письмо, Лейба, а теперь от меня откупаешься...
Широши засмеялся.
- Думай что угодно, Брюс. Тебе лучше других известно, что откупаются тогда, когда боятся, а мне тебя бояться, особенно после того, как вот-вот казнят Шакала, просто смешно. Представь себе, что к старости я стал сентиментальным и мне захотелось в первый и в последний раз в жизни сделать тебе подарок.
- Не могу такого представить, - честно признался Брюс.
- Тогда тебе придется утешаться тем, что мне теперь стыдно за то, что я немного ловчил, когда мы имели с тобой общие дела.
- Ты меня обманывал? Не может быть! Все документы о наших с тобой операциях я сам всегда проверял досконально!
- Ты мне никогда не верил, старина Брюс, не веришь и теперь. Хочешь, забирай монеты, только быстро, пока я не передумал.