– Матвей, что произошло? – торопливо спросил Ледников.
Мужчина, которого Ледников назвал Матвеем, скривился.
– Дура неугомонная, – покачал он головой. – Едва очухалась, тут же бросилась на меня, как кошка. Только я на секунду глаза прикрыл… Я и выстрелить не успел – она мне в руку вцепилась.
– Но я слышал выстрел!
– Это я случайно на курок нажал, когда она мне в руку вцепилась. Сильная, гадюка! Но я ее успокоил… Пришлось нос сломать, вот кровища и натекла. Дура чертова, маньячка! Да вы не беспокойтесь, девушка, – сказал он увидев Женю, беззвучно застывшую за спиной Ледникова. – Живая она, я ее не убивал. Скоро очухается.
Ледников обернулся, увидел Женю, укоризненно покачал головой:
– Женя, я же вам сказал, ждите меня наверху!
– Придется вам мне помогать, – недовольно пробурчал Матвей. – А то нога онемела…
– Надо перетянуть ногу, крови много, – решительно сказал Ледников и метнулся на кухню.
Женя растерянно смотрела на Матвея и мертво застывшее тело Софии.
Матвей, словно извиняясь, пожал плечами.
– Нехорошо получилось, да кто ж знал, что она…
Тут вернулся Ледников с двумя кухонными полотенцами, которыми он быстро перетянул Матвею раненую ногу выше колена. Потом он помог ему подняться, подставил плечо под его руку и они направились к выходу. У двери Ледников обернулся к застывшей Жене, и она, как зачарованная, пошла следом. Во дворе увидела двух скованных охранников на земле. Один из них обжег ее взглядом, полным боли и злобы.
И еще она помнит, что ни разу не спросила Ледникова, что случилось, куда они направляются и почему. Просто молча шла следом. И так и не спросила до сих пор, словно боялась чего-то.
Наверное, она задремала, потому что стук в дверь выдрал ее из какого-то сумрачного небытия.
В дверях стоял Ледников и с тревогой смотрел на нее. Взгляд его остановился на неработающем телевизоре.
– А я, кажется, заснула, – поправляя волосы, с вымученной улыбкой быстро проговорила Женя.
Ледников молча кивнул. Потом он крепко взял ее обеими руками за плечи и тихо сказал:
– Женя! Дело в том, что Всеволод Андреевич…
– Что с ним?
– Он умер.
Глава 26 Infectis rebus Не совершив должного
– Поехали к Арендту, – торопил Немец. – У него какие-то новости есть. Ты, кстати, чего такой кислый? Случилось чего?
– А тебе все мало? – огрызнулся Ледников. – Хочется добавить?
– Да нет уж, довольно, – покачал головой Немец. – Какая судьба! Он даже не узнал, что швейцарцы отказали американцам и решили экстрадировать его в Россию… Не дожил несколько часов.
Ледников ничего не сказал, ибо говорить было просто нечего. В конце концов, они даже не знали, обрадовало бы это известие Абрамова или нет.
– Как Женя? – уже в машине спросил Немец.
– Попробуй себе представить. Если она уверена, что это из-за нее погибли отец и ближайшая подруга.
– Ну, я думаю, это не совсем так. Тут все было гораздо сложнее.
– Наверное, но… Человек благородный во всем винит себя.
– Это хорошо, – рассеянно сказал Немец. – С благородными людьми приятно иметь дело – знаешь, чего они не могут себе позволить. Кстати, наш друг Гриб просто убит горем.
– Что так?
– Что! Вся его блестяще задуманная операция теперь никому не нужна.
«И Женя теперь тоже никому не нужна, подумал Ледников. Никому…»
Они уже подъезжали к конторе Арендта, когда Немец вдруг задумчиво сообщил:
– Слушай, а ведь нас, кажется пасут… Вот тот белый фургон с рекламой пиццы, я его уже не первый раз засекаю.
– Кому мы теперь нужны? – отмахнулся Ледников. – Игра сыграна, трупы убраны, гости разъезжаются с дачи…
Но потом все же обернулся. За ними и впрямь тащился белый фургон.
– Сыграна, говоришь, – прищурился Немец. – А может быть, мы просто не в курсе, что стоит на кону? И еще не все карты вскрыты?
Он был, конечно, прав.
Мэтр Арендт выглядел озабоченным и, пожалуй, озадаченным. Швейцарские власти, по его словам, так засекретили любую информацию, касающуюся смерти Абрамова, что и ему не удалось узнать что-либо наверняка…
– Швейцарцев можно понять, – не удивился Немец и деловито обрисовал ситуацию:
– Смерть Абрамова в швейцарском узилище – для них это худший вариант. Из всех. Теперь вся вина ложится на них. Немудрено, что они боятся даже слово сказать. Так что сейчас начнутся информационные битвы. И у американцев тут явное преимущество. У них куда больше шансов выглядеть незапятнанными и непричастными.
– Вы, Юрий, вероятно, имеете в виду тех российских депутатов, которые предлагали физически уничтожить господина Абрамова? – спросил Арендт.
– Именно их… Эти бойцы, конечно, внесли свою лепту. Просто логика на стороне американцев. Согласитесь, им смерть Абрамова была ни к чему. Она сломала им всю игру. Конечно, при известной ловкости мысли на труп можно списать многое. Практически все. Он же уже возражать не будет. Припишут ему что угодно – иди, друг милый, опровергай. Но все равно живой он был им куда нужнее.
Аренд засопел.
– Дорогой метр. Результаты вскрытия известны? – обратился Ледников к Аренду, чтобы переменить направление разговора.
Мэтр отвечать не спешил. Наконец сказал:
– Остановка сердца. А причина? Потребуется еще несколько экспертиз, это займет несколько дней. Но…
– Что? – насторожился Ледников. Было понятно, что Арендт подошел к самому важному.
– Дело в том, что остановка сердца стала следствием сильнейшего анафилактического шока.
– Анафилактического шока? – переспросил Ледников.
– А что это за штука такая? – решил уточнить Немец.
– Аллергическая реакция.
– Он что-то съел?
– Нет, – покачал головой Арендт. – Причиной шока стало лекарство…
– Которое ему прописал тюремный врач? – быстро спросил Ледников.
Аренд опять покачал головой.
– Нет. Господин Абрамов попросил это лекарство сам. Он сказал, что принимает его много лет и оно ему всегда помогает. На самом деле, принимать его господину Абрамову было категорически противопоказано. Особенно в его состоянии. Но он сам попросил…
Арендт посмотрел на Ледникова и Немца неморгающими глазами, давая им время самим сделать соответствующие выводы.
– Самоубийство, – не колебался Немец.
– Или несчастный случай, – не стал торопиться с выводами Ледников.
Арендт согласно прикрыл глаза.
– То есть просто убийство мы теперь исключаем? – решил уточнить Немец.
– Раз он попросил лекарство сам, то… – Ледников потер лоб.
– И что теперь? – не унимался Немец.
– Теперь швейцарцы будут устанавливать, знал ли Абрамов, что ему нельзя принимать это лекарство. Предупреждали ли его об этом врачи в Москве? Долгая история.
Арендт опять согласно кивнул.
– Вопрос: что им выгоднее? – спросил Немец и сам поспешил с ответом: – Совершенно очевидно, что несчастный случай. Самоубийство вызывает массу неприятных вопросов.
– Тем более, что есть даже статья – доведение до самоубийства, – напомнил Ледников.
Аренд демонстративно прокашлялся, требуя внимания:
– Есть еще один момент. Сегодня адвокаты господина Абрамова должны передать его дочери конверт с посланием лично для нее. Возможно, там хранится разгадка…
Немец повернулся к Ледникову и развел руками:
– Все возвращается на круги своя. Опять ваш выход, сударь!
– Ну что, прямо к ней? – открыв дверь машины, бодро спросил Немец.
Ледников, не зная, что ответить, бесцельно посмотрел по сторонам. Во время последнего разговора, когда он сообщил Жене о смерти отца, она выглядела совершенно подавленной. Выведывать у нее, что написал в предсмертной записке отец, честно говоря, не хотелось. Немец, конечно, прав, тянуть нечего. Но он уже отдавал себе отчет, что его отношение к Жене теперь не укладывается в рамки простого делового знакомства. И понимание этого вовсе не радовало Ледникова. Ладно, это она могла напридумывать про него какой-то фантастический любовный роман, имевший мало отношения к действительности, но ему-то зачем осложнять себе жизнь?
Метрах в тридцати от них стоял тяжелый квадратный «мерседесовский» пикап песочного цвета из тех, на которых перевозят деньги. Рядом переминался с ноги на ногу, покуривая, долговязый инкассатор в униформе. Одновременно он что-то говорил по телефону. Закончив разговор, инкассатор нырнул в свой броневик.
– Так мы едем? – нетерпеливо спросил Немец, плюхаясь на сиденье.
И тут Ледников вспомнил: этот инкассатор – есть тот самый долговязый гад, который прицепился к нему, когда он ездил с Женей на место гибели Разумовской… Только тогда он работал под полицейского.
Броневик, стремительно набирая скорость, двинулся в их сторону. Человек за рулем спокойно смотрел прямо на Ледникова.
К счастью, Немец еще не успел захлопнуть дверь машины.
– Немец, прыгай из машины! – проорал Ледников. – Прыгай, тебе говорят!
Немец уставился на него непонимающими глазами.
Броневик был уже в нескольких метрах, когда Немец наконец вывалился боком в открытую дверь и покатился по асфальту. Сам Ледников одним скачком скрылся за стволом могучего платана и в тот же миг услышал скрежещущий звук, с которым бронированный монстр превратил машину Немца в смятую банку из-под пива.
Немец, который уже все понял, не дожидаясь, пока проклятый броневик сдаст назад и снова наберет ход, мигом взлетел по ступенькам, которые вели к входной двери какого-то странного особняка и прижался к стене. Там его на броневике было не достать.
Ледников стоял за деревом и думал, что делать, если эта долговязая сволочь выйдет из своего катафалка. Будь у него пистолет…
Однако эти гады внутри броневика, видимо, слишком спешили. Машина мигом подала назад, развернулась и скрылась за ближайшим поворотом.
Немец спустился по ступенькам, потирая ушибленное колено. Посмотрел на то, что осталось от машины, в которой он еще несколько секунд назад рассиживал, и уставился на Ледникова.
– А кто-то убеждал меня, что гости уже разъехались, – задумчиво произнес он.
Надо сказать, без всякого упрека. Разве что с некоторым удивлением.
Глава 27 Nemo peccat invitus Никто не грешит против своей воли
Они как раз сворачивали на улицу, где жила Женя, когда возле ее дома остановился серебристый «опель». Немец сразу притормозил и бросил быстрый вопросительный взгляд на Ледникова.
Из «опеля» торопливо выбрался человек в светлом пальто и длинном черном шарфе. Это был Сухоцкий.
– Сам господин Сухоцкий, – многозначительно сказал Немец. – Интересно, с какими намерениями?
В дверях дома показалась Женя. Она открыла калитку, впустила Сухоцкого. И они пошли к дому. Уже на ступенях Сухоцкий обнял ее за плечи, и они скрылись в доме.
Ледников вдруг понял, что увиденное его неприятно кольнуло.
– И что же мы имеем? – поинтересовался Немец. – Что ему тут надо?
– Ну, друг семьи как-никак, – нехотя сказал Ледников. Пускаться в объяснения у него не было никакого желания.
– Вот именно как-никак! – скривился Немец. – Есть предложение… Мы проникаем в дом без предупреждения и пытаемся услышать, что этот дядя говорит.
– Подслушать, – поправил его Ледников.
– Вот именно. Тем более видишь, они даже дверь не закрыли. Входи – гостем будешь.
Дверь в дом действительно осталась приоткрытой.
– У меня есть предчувствие, что мы услышим много интересного, – заключил Немец. – И полезного.
Из прихожей они действительно могли слышать все, что говорилось в большой комнате. Ледникову даже была видна часть комнаты. Женя сидела в кресле, опустив голову, а Сухоцкий ходил по комнате, то появляясь в поле зрения Ледникова, то пропадая.
– …разве вы сможете жить здесь? Жить и знать, что сюда подло заманили отца, что здесь его довели до смерти?
– Но вернуться в Россию, где его объявили преступником… – не поднимая головы, едва слышно сказала Женя.
– Это тоже невозможно. Да и зачем? Что вам делать в России? Там сейчас новая семья Андрея Всеволодовича начнет хапать все, что от него осталось. Начнется дележ имущества по-советски. Вы не представляете, через что вам придется там пройти!
– И куда мне деваться?
– Давайте уедем… Вместе…
– Вместе? – поразилась Женя. – Но куда? Когда?
– Прямо сейчас. А куда? Да куда угодно! Хотите в Париж. Через три часа мы будем там, и все, что вам пришлось тут пережить, будет позади! А потом мы можем отправиться еще куда-нибудь. И со временем все, что здесь творилось, забудется, как кошмарный сон!
Немец, глядя на Ледникова, удивленно приподнял брови.
Сухоцкий остановился прямо перед Женей, закрыв ее своей спиной от Ледникова.
– Женечка, дорогая! Подумайте, что вас здесь держит? Я сделаю для вас все!
Женя что-то негромко ответила.
– Какие обязательства! – вскричал в ответ Сухоцкий. – Какие у вас могут быть обязательства перед этим человеком? Неужели вы думаете, что что-то для него значите? Вы были только нужны ему для каких-то темных закулисных дел. Я уверен, он причастен ко всему, что случилось с Андреем Всеволодовичем. Это и его рук дело!
Немец поднял палец, а потом несколько раз ткнул им в сторону Ледникова: мол, речь о тебе, друг милый!
Ледников согласно прикрыл глаза – обо мне, обо мне…
Вдруг Сухоцкий опустился на колени перед Женей, схватил ее за руки и, задыхаясь, словно бредя, прерывисто заговорил:
– Дорогая моя, неужели вы не видите, что я люблю вас? Люблю давно, страстно, безнадежно! Еще с тех пор, когда вы были тоненькой, нескладной девушкой! Я не мог никому об этом сказать! Никому не мог в этом признаться. Тем более Андрею Всеволодовичу, для которого я был учеником и другом… Но вы, вы всегда были моей мечтой, самой страстной, самой заветной! Я перенес все муки молчания и невозможности признаться в своих чувствах, ваше замужество… О, как я страдал! Вы не можете себе даже представить моих страданий и унижений!
Сухоцкий уткнулся Жене в колени, потом принялся целовать ее руки. Она смотрела на него с изумлением и страхом.
– Вы ничего не знали, не видели!..О, я научился скрывать свои чувства! Я таился от всех. И все ради вас. Но сегодня нам уже ничто не может помешать. Давайте уедем, и вы увидите, как я люблю вас!
Стоя на коленях, Сухоцкий все сильнее и сильнее прижимался головой к ногам Жени.
– О, сколько я мечтал о таком мгновении!.. Когда я смогу приникнуть к вам, обнять, прижаться…
На лице Жени был уже написан откровенный ужас. Она тщетно пыталась сильнее вжаться в спинку кресла, отдирала от себя пальцы обезумевшего Сухоцкого …
Ледников шагнул в комнату, несколько раз громко хлопнул в ладоши, неприятно насмешливым голосом произнес:
– Вставайте, господин Сухоцкий. Пора нам с вами объясниться.
Сухоцкий испуганно вздрогнул, потом замер. Наконец, он медленно оторвал голову от колен Жени и так же медленно повернул ее в сторону Ледникова.
– Давайте-давайте, – поторопил его Ледников. – В таком положении разговаривать не удобно.
Сухоцкий опустил голову и не спеша поднялся. Запахнув пальто, он молча сел в кресло. Видимо, ему было тяжело говорить.
Немец не стал входить в комнату, а остался стоять в проеме двери, облокотившись плечом о косяк.
– Давайте на время отвлечемся от любовных порывов, – с еле заметной усмешкой сказал Ледников. – У нас будет еще время к ним вернуться. Меня интересует другое – ваше участие в убийстве госпожи Разумовской и аресте господина Абрамова.
Сухоцкий молчал, все еще тяжело и порывисто дыша.
– Ну, что ж, я понимаю, вам сейчас говорить трудно, после этаких-то любовных сцен отдышаться надо. Ну, дышите, я подожду, – улыбнулся Ледников.
Он достал из кармана ручку и что-то записал прямо на лежащей на столе газете. Потом положил ручку на стол и повернулся к Сухоцкому.
– Ну, пришли в себя? Не совсем? Ну, тогда, послушайте пока меня… Я изложу диспозицию, чтобы вам было понятно – отмолчаться вам вряд ли удастся. Чтобы не выглядеть сумасшедшим, который разговаривает сам с собой, я буду излагать эту историю присутствующему здесь моему товарищу, – кивнул он на Немца. – К тому же я думаю, он в силу бойкости характера и живости мысли будет задавать мне наводящие вопросы.
Ледников постоял перед Сухоцким, разглядывая его с высоты своего роста, а потом удрученно сообщил Немцу:
– Это моя ошибка, что мы не занимались господином Сухоцким вплотную сразу. А зря. Каюсь. Ну-с, начнем с самого начала. С золотых студенческих лет…
Поступив на физический факультет университета, Руслан Сухоцкий, приехавший в столицу из Ростова, стал учеником Всеволода Андреевича Абрамова, хотя разница в возрасте между ними была совсем не велика – каких-то десять лет. А со временем они и вовсе стали людьми одного поколения. У студента Сухоцкого не было большого таланта ученого, зато была хватка, предприимчивость и умение решать вопросы. Абрамов его за эти качества, которыми и сам был не обделен, весьма ценил. Талантливых студентов на факультете было немало, способных быть организаторами в науке – единицы.
Сухоцкий часто бывал в доме Абрамова, хорошо знал его семью, – Ледников быстро взглянул на Женю, смотревшую прямо перед собой, но тут же отвел глаза. И уже демонстративно обращаясь к Немцу продолжил:
– Свои личные вопросы господин Сухоцкий, который всегда был неравнодушен к материальной стороне жизни, задумал решить весьма древним способом – жениться на деньгах. Объектом стала восточная женщина, отец которой считался одним из самых удачливых подпольных коммерсантов. Но ему здорово не повезло – самого коммерсанта выловила-таки милиция, имущество его было частью конфисковано, а частью досталось наследникам и родственникам мужского пола. Жена, как это часто бывает с восточными женщинами, стала стремительно полнеть и стареть… Изящный, всегда следивший за собой господин Сухоцкий стал просто стесняться появляться с ней на людях. Жена платила ему грандиозными скандалами. В «Импульсе», куда его перетащил работать Абрамов, все тоже было непросто…