Три дня и вся жизнь - Виктор Побережных 2 стр.

— Товарищ старшина! Да видно же что не наш! Шпиён! Шлёпнуть и вся недолга! Правда, Людмила Ивановна? — он повернулся к женщине.

— Боец Лавочка! Ваше дело аппарат налаживать, а не шпионов ловить! — голос старшины стал жёстким, но взгляда от меня он не отвёл.

— А ты, — он снова усмехнулся, — Вытяни руки вверх и повернись ко мне правым боком. Молодец! Теперь медленно правой рукой…Я сказал медленно! Открой крышку кобуры. Так. Теперь так же медленно, левой рукой, двумя пальчиками достань пистолет. Так, молодец. Теперь отпускай его..

Заметив, что я замешкался, и правильно истолковав моё затруднение, он продолжил.

— А вот ненужно в кобуру пихать оружие с досланным в ствол патроном! Ничего. Тут травка, мягко упадёт, не выстрелит! А теперь четыре шага вперёд. Стой, повернись спиной и встань на колени. Руки не опускай. Петя. Дай ка мне пистолет. А ты, хм, шпион, повернись ко мне. Сядь, руки на колени и рассказывай.

— А что рассказывать-то, товарищ старшина, — выполнив все распоряжения погранца я вздохнул. — нечего мне рассказывать. Вернее права не имею!

— Вот даже как? — старшина хмыкнул и мельком бросил взгляд в сторону навеса, возле которого собрались женщина с детьми, наблюдая за нами. Боец Лавочка (наградил же господь фамилией!) продолжал торчать около машины. — Допустим. Допустим не имеешь права. Оружие откуда?

— Взято с немецкого лётчика, вместе с ремнём и планшетом. Лётчик — обер-лейтенант Йоган Фельц. Его документы в планшете. Только разрешите, я сам их достану. Остальное, что там находится, не имею права вам показать. Только сотрудникам госбезопасности или особого отдела дивизионного уровня, или руководства НКВД, не ниже районного. Вообще, содержимое планшета необходимо доставить в Москву, в наркомат внутренних дел, товарищу Берии.

— Самому наркому? — старшина снова усмехнулся.

— Можно товарищу Меркулову или товарищу Фитину, — уж некоторые имена я знал. Поэтому говорил уверенно. Только я открыл рот продолжить разговор, как раздалось громкое урчание моего живота. Голодный, а тут увидел, как женщина стала на расстеленный перед навесом платок еду выкладывать. Да так громко заурчал сволочь, что она аж ко мне повернулась, а дети захихикали.

— Ясно, — старшина снова усмехнулся. Сколько он может ухмыляться-то? — Давай, аккуратненько и без глупостей, доставай документы немца.

Дождавшись, пока я выполню его распоряжение, он продолжил.

— Бросай мне и руки вверх! — не отводя от меня ствол автомата, он подошёл к лежащим на траве документам и каким-то единым, слитным движением подхватил их с земли, сделав быстрый шаг назад. Держа раскрытое удостоверение немца левой рукой на уровне автомата он бросил на него быстрый взгляд. — Свои документы есть?

— Я уже сказал вам, товарищ старшина, что предъявить их могу…

— Ясно-ясно, — прервал он меня. — Что же мне с тобой делать-то, мил человек? Сам посуди: в одежде иностранного производства, без документов, с оружием врага…

— Доставить руководству, — предложил я радостно. — А там решат!

— Или грохнуть тебя, чтобы не было проблем, — улыбнулся тот.

— Не надо меня грохать! Мне в Москву надо! — честно говоря я перебздёхнул. Ведь действительно, грохнет и никаких головных болей! Мало ли что я болтаю, а так — нет человека — нет проблемы! Подумав про всё это я аж взбледнул. Старшина понимающе вздохнул.

— Зовут-то тебя как?

— Андрей. Андрей Алексеевич Спиридонов.

— Ну, будем знакомы, Андрей Алексеевич. Старшина Кузмин, Александр Матвеевич. Сам понимаешь. Оружие не верну, будешь под присмотром. А доберёмся до наших, будет видно. А пока, пошли пожуём, — и старшина опустил автомат. Правда к навесу пошёл контролируя каждое моё движение.

Усевшись рядом с «дастарханом», я получил от женщины, оказавшейся матерью сорванцов, Людмилой Ивановной Рокшиной, кусок начавшего черстветь чёрного хлеба с куском сала, огурец и луковицу. Господи! Какое всё было вкусное! Я аж замычал от удовольствия, вцепившись зубами в сало. Даже стыдно стало, особенно когда услышал очередное хихиканье ребятни. Людмила Ивановна шикнула на них и протянула мне кружку с горячим чаем. Всё! Я в раю! Точно!

Пару минут понаблюдав за детьми, Людмила взяла стоявшую в сторонке кружку, с каким-то отваром и направилась под навес, к раненому. А через мгновение раздался тонкий женский плач. Старшина, не обращая внимания на меня, бросился к ней. Через минуту, он повернулся с окаменевшим лицом.

— Лавочка. Доставай лопату, — сидящий рядом со мной боец как-то по детски всхлипнул. — Умер майор.

Через несколько минут, на другом конце полянки, я начал копать могилу, попросив разрешения у старшины. Он хмуро кивнул, а сам сел рядом и закурил папиросу. Понаблюдав за мной заметил.

— Сразу видно — интеллигент, руками не работал. Или работал, но очень давно.

— Ну..И..Что?.. — продолжая бороться с корнями спросил я. — Что…Это…Меняет?

— Ничего не меняет, — старшина аккуратно затушил папироску. — Ничего…

Через час, отойдя от свежей могилы и закурив я спросил у старшины.

— Старшина, а..- и не договорив кивнул в сторону могилы.

— Майор Куприянов, Владимир Афанасьевич. Немецкие мотоциклисты прорвались, а он, раненый, с хозвзводом прикрывал эвакуацию госпиталя и детского дома. Людмила в нём поварихой была. А у этого раззвиздяя, — старшина махнул в сторону грустного Лавочки, — машина заглохла. Детей в другие машины рассадили, а ей места не хватило. Так эти бесенята сбежали, чтоб с ней остаться. А хозяйственники все легли, но немцев задержали. Я на майора потом, в лесу наткнулся, его боец тащил, но пулю поймал, в голову прямо. А у майора, помимо его осколочного, с которым он в госпиталь попал, ещё двенадцать ран! В ТТ ни одного патрона не осталось. Поволок его и на этих наткнулся, не бросать же! Непонятно, как только немцы их не заметили, ведь совсем рядом с основной дорогой были! Машину всё же завели, майора погрузили и до сюда добраться смогли. Да не судьба видно…

Помолчав, старшина окликнул Лавочку:

— Федя. Когда ехать сможем?

— Уже можем, товарищ старшина, — тихо ответил тот. — Я всё сделал.

— Тогда собираемся. Людмила Ивановна! Собирайтесь. Андрей поможет, — и хлопнул меня по плечу. — Давай, действуй!

Трясясь в кузове, скачущей как чёрт знает что полуторке, я наконец узнал где мы находимся. Как оказалось, мы движемся в сторону Фастова, до которого оставалось километров сорок. А услышав мой вопрос о том, какое сегодня число, старшина немного обалдел.

— Понимаешь, старшина. Запутался я в конец. Ещё и под близкий взрыв угодил, — старшина понимающе кивнул.

— Бывает. Сознание терял? — получив утвердительный кивок подытожил. — Значит, сотрясение было. Не удивительно, что запутался. 15 июля сегодня.

Только я попытался вспомнить хоть что-то об этом дне сорок первого и Фастове, как раздался резкий треск, полуторка дёрнулась и встала. Через мгновение, над бортом показалось виноватое лицо Лавочки.

— Всё, товарищ старшина. Приехали! Коробке хана.

В какой-то момент мне показалось, что старшина взорвётся, но он покосился на появившихся рядом с машиной детей и Людмилу только пожевал губами и скомандовал.

— Значит дальше — пешком! Слушай команду: забираем по максимуму продукты, вещей минимум. Покосившись на меня, он неожиданно протянул мне мой Вальтер и запасную обойму.

— Только не дури Андрей. Давай нагружаться.

Через полчаса, навьюченные как верблюды, мы шагали по пыльной дороге. Из-за малышни и Люды двигались медленно, да и на небо смотреть приходилось частенько. Я не удивлялся, читал, как немцы даже за одиночками любили поохотиться. А вот что удивляло, так это отсутствие какого-либо движения по дороге. Когда я заикнулся на эту тему, старшина буркнул.

— Сам понять пытаюсь, но в голову только гадости лезут, — и с тоской посмотрел на клонящееся солнце. Ещё через час мы увидели небольшой ручей и старшина скомандовал:

— Привал. Дальше с утра двинем.

Несмотря на усталость, шустрый Петька успел и сестрёнкам помочь напиться, и мне разобраться с продуктами. А вот малявочкам, Оксане и Ларисе, явно было плохо. На посеревших от пыли и усталости личиках выделялись только огромные, тёмные глазёнки., в которых стояли такие тоска и усталость… За одни эти глаза стоит ненавидел фашистов.

Ещё через час, поужинав, все улеглись спать. Несмотря на то, что оружие старшина вернул, в караул он меня не определил. Распределил время между собой и Лавочкой.

День третий

….да встанешь ты наконец!

Блин! Я очумело открыл глаза и уставился на разъярённое усатое лицо. Ёлки-палки! Так это всё…. Я резко сел и огляделся. Ничего не изменилось, вокруг июль сорок первого, а не июнь две тысячи десятого… А ведь такой сон снился! Я дома, с сыном из-за ноута спорим, жена рядом хохочет…М-мать!

Блин! Я очумело открыл глаза и уставился на разъярённое усатое лицо. Ёлки-палки! Так это всё…. Я резко сел и огляделся. Ничего не изменилось, вокруг июль сорок первого, а не июнь две тысячи десятого… А ведь такой сон снился! Я дома, с сыном из-за ноута спорим, жена рядом хохочет…М-мать!

— Ну ты и спать Андрюха, — уже спокойно сказал старшина. — Полчаса тебя поднять не мог!

— Да понимаешь, — я смущённо пожал плечами. — Расслабился что-то, в безопасности себя почувствовал. Вот и…

— Лады, — старшина кивнул. — Давай умывайся, завтракаем и выдвигаемся. До Фастова всего ничего осталось. До обеда должны там быть.

По быстрому сполоснувшись в ручье и подкрепившись уже окончательно чёрствым, но всё таким же вкусным хлебом с куском сала, помог собрать вещи, навьючился и снова в дорогу.

Часов в десять, старшина скомандовал короткий привал. Только мы расположились поудобнее, как с той стороны, куда мы двигались, раздался грохот канонады. Переглянувшись со старшиной я понял, он думает о том же, о чём и я — немцы атакуют город. Кузмин заметив испуг детей и Люды, подсел к ним поближе и начал что-то говорить: через пару минут испуг сошёл с женского лица, а малышня даже заулыбалась. Молодец старшина! Я бы так не смог. Успокоившаяся Люда занялась детьми, а старшина вернулся ко мне и достал карту из вещмешка.

— Федя, давай-ка к нам, покумекать нужно.

Дождавшись, пока Лавочка сядет поближе, старшина стал объяснять.

— Смотрите. Мы находимся здесь. Судя по всему, немцы начали атаку на город. Если бы не Люда с детьми, мы бы пошли вот здесь. Теперь же придётся идти вот так, — он черкнул пальцем южнее города. — Иначе никак. Детей погубим. И смотреть теперь в три глаза нужно, не дай…

Старшина помолчал.

— Какие-нибудь предложения есть?

— Да какие предложения, товарищ старшина, всё ясно, — Лавочка взглянул на меня а я просто кивнул. — Пройдём!

— Ну тогда, — старшина усмехнулся. — Па-адъём!!!

Я аж подлетел в воздух, до того неожиданно рявкнул Кузьмин. Рядом со мной ошалело хлопал глазами и Федя Лавочка. Старшина, явно довольный нашей реакцией, широко улыбнулся.

— Выдвигаемся! Немного осталось!

Через час. На короткой остановке старшина показал нам.

— Смотрите. Ещё пара километров и речка Унава, а там уже наши, так что выше нос, — он щёлкнул по носу вездесущему Петьке. — Давай мужик, подбодри мамку и сестрёнок!

Только собрались выдвигаться, как сзади раздался треск мотоциклетных двигателей.

— В лес! Быс-стро! — страшным шёпотом рыкнул старшина и подтолкнул оцепеневшую Людмилу.

— Быстрее, дура!!! — уже во всё горло рявкнул он, скидывая вещмешок за небольшой холмик и изготавливаясь к бою. Как назло, в этом месте до лесной опушки было метров пятьдесят, а мотоциклы трещали уже совсем близко. Я с тоской оглянулся на лес. Чёрт! Как же так! Ведь всего ничего осталось! Добежать-то я добегу, а старшина, а Лавочка? В голове мелькнула гаденькая мысль: твоя голова и содержимое планшета намного важнее, чем какие-то старшина-пограничник и сопляк шофёр. Беги! Спасай не себя, спасай информацию!

Ещё раз с тоской покосившись на лес, я решительно улёгся рядом со старшиной и достал Вальтер. Левее устроился лавочка. Кузьмин молча посмотрел на меня, кивнул и уставился на дорогу, а из-за поворота вылетели два мотоцикла с колясками…

…тяжелейшая утрата… виднейший член ВКП(Б)У…Никита Сергеевич Хрущёв….

…впервые я встретился с нашими разведчиками-нелегалами в июле 1941 года. Вернее с одним из этих смелых людей. Тогда, прорываясь после выполнения особого задания из окружения немецко-фашистских войск, я наткнулся на смертельно раненого майора Куприянова и женщину с тремя детьми. В эти дни к нам и присоединился наш разведчик, через множество границ прорывавшийся ко своим. Сначала он показался мне слишком подозрительным, не нашим человеком! Только потом я понял, что он и должен был быть таким. Своим у них и чужим у нас. Внешне, не внутренне. Вместе мы были меньше суток, но Андрея Алексеевича Спиридонова запомню на всю жизнь. Не знаю, настоящее ли имя он мне назвал, да и не важно это. Как известно, утром 16 июля 1941 года немцы атаковали г. Фастов. Мы вынуждены были идти немного южнее города и уже перед самой рекой Унавой, нас нагнали немецкие мотоциклисты. Вынужденно приняв бой, мы уничтожили два мотоцикла и пять гитлеровцев. Но при этом Спиридонов был тяжело ранен в обе ноги. Уже были слышны звуки моторов немецких автомобилей и понимая, что задерживает нас Спиридонов передал мне планшет с ценными для нашей Страны сведениями, а сам остался на обочине дороги, с немецким пулемётом. Единственное, о чём он попросил меня — это доставить планшет в Москву, а если возникнет угроза попадания его в руки фашистов, уничтожить любой ценой. Уже переходя реку по подготовленному к взрыву мосту, мы услышали длинные пулемётные очереди. Почти пять минут мы слышали бой в той стороне, а потом наступила тишина…

… сегодня у нас особенный гость, Герой Социалистического труда, Генеральный конструктор космического корабля «Марс», один из вдохновителей происходящего сейчас величайшего путешествия человечества, совместной Советско-Американской экспедиции «Марс-1», Пётр Андреевич Рокшин…