Скулатый сел в машину и опустил руки и голову на руль. Он понимал, что нужно ехать, но из-за усталости никак не мог решить – куда. К себе он ехать не хотел. Одиночество заставляет размышлять и приводит к бессоннице. Сегодня это уже было бы лишним. Скулатому нужно было выспаться. А лучше всего ему спалось после секса.
Скулатый достал из кармана телефон и набрал номер. Он услышал длинные гудки, а затем низкий женский голос произнес:
– Да, слушаю.
– Тамарочка, это я.
– Дима! – радостно вскрикнула невидимая взгляду Тамара. – Димочка! Где ты?
– Еду к тебе, – коротко бросил Скулатый. – Ждешь?
– Ну, да… Конечно, – кокетливо протянула Тамара через паузу и с укоризной добавила: – Конечно, жду. Я тебя всегда жду. Ты же знаешь. Ты далеко, Дима?
– Не очень. Буду через пятнадцать-двадцать минут.
– Приезжай быстрее. Целую. Жду.
Невидимая Тамара положила трубку. Скулатый отключил телефон, бросил его на соседнее сиденье и завел мотор. Машина заревела, тронулась с места, а через минуту он уже ехал по Тверской. Скулатый не любил эту улицу из-за дневных пробок. Но сейчас был вечер. Дорога была практически пуста, и можно было расслабиться. Как только он об этом подумал, его начали посещать беспокойные мысли. Почему он позвонил именно Тамаре? Почему не позвонил другой бабе? У Скулатого их было более чем достаточно. Неужели он хотел поехать именно к ней? Неужели он начал к ней привязываться?…
«Нет, – успокаивал он себя после недолгого размышления на эту тему. – Просто ее телефон легко запоминается. И в этом все дело».
Чувств Скулатый к ней особых не испытывал, но Тамара была неплохим вариантом отношений без обязательств. Таких, какие и нужны мужчине его склада. Хотя ласки Тамары были и незатейливы, а секс с ней был, в общем, однообразен, их отношения продолжались почти год. Фантазия Тамары не отличалась оригинальностью. Она была просто удобна Скулатому. Лишних вопросов не задавала, внимания много не требовала, да и денег никогда не просила. Брала, только если Скулатый сам давал. Он приезжал, когда хотел, уезжал, не договариваясь о следующем визите… И вообще был волен поступать, как пожелает. А что еще нужно? Скулатый был по отношению к Тамаре равнодушно-спокойным. Он не мог сказать, умна она или нет, красива или не очень. По большому счету, Скулатого все это и не интересовало. В отношениях с женщинами он всегда придерживался правила трех «не». Не влюбляться, не привыкать, не привязываться. С Тамарой это правило срабатывало на все сто процентов.
Скулатый уже практически подъехал к дому Тамары в районе Текстильщиков. Ему осталось только повернуть и въехать во двор, но именно перед этим последним поворотом появился гаишник и взмахом полосатой палочки остановил «Фольксваген» Скулатого.
– Черт! Вот дерьмо! Откуда же ты выполз, пидор вонючий? – выругался Скулатый, остановив машину.
Попутно он уже открыл бардачок, достал права, техпаспорт и довольно пухлый портмоне из натуральной кожи. Скулатый правил не нарушил, ничего противозаконного не перевозил, документы у него были в порядке, но деньги он предпочитал отдавать заранее. Все равно гаишник найдет, к чему придраться, если очень захочет. Это было твердое убеждение Скулатого. Однако дежурных пятисот рублей в портмоне не оказалось. Тогда, сложив тысячерублевую купюру и сунув ее между ламинированными корочками, Скулатый вышел из машины.
– Добрый вечер, – фальшиво-равнодушным голосом произнес гаишник и козырнул. – Сержант Барков. Попрошу ваши документы.
Гаишник был молод, и, чтобы казаться старше и значительней, он все старался делать как бы через силу. В утрированно замедленном темпе. Получив в руки документы, сержант сдвинул брови и сделал вид, что изучает права.
– Так… Дмитрий Сергеевич, – начал он деловито, переходя от прав к техпаспорту, но, заметив тысячную купюру, замолчал. Не торопясь, убрал деньги к себе в карман и, посмотрев на Скулатого, не меняя тона, почти скомандовал: – Откройте багажник.
«Молодеет и борзеет московский мент», – подумал Скулатый, исполняя распоряжение сержанта.
Гаишник не долго простоял у открытого багажника. Протянул Скулатому документы и, козырнув, довольный собой, попрощался.
– Приятного пути, Дмитрий Сергеевич.
– Спасибо, – ответил Скулатый на ходу, уже садясь в машину.
«Вот дерьмо! Обнаглели совсем, – обругал он гаишника, убирая на место деньги и документы. – За штуку мог бы и сразу отпустить, козел. А он клоунаду минут на пятнадцать разыграл. Документы, багажник… Урод! Ладно, купишь сегодня своей бабе, кроме конфет, еще и цветы… Кстати, о бабах. Что-то я о Тамарке не подумал. Не с пустыми же руками к ней идти».
Дом Тамары был рядом, поэтому Скулатый решил сначала припарковать машину у нее во дворе. Он поставил «Фольксваген» на сигнализацию и уверенно направился через дорогу в маленький круглосуточный магазин. Еще заезжая во двор он заметил светящуюся вывеску «Продукты. 24 часа».
Скулатый, конечно, предполагал, что ассортимент в магазинчике будет скуден. Но не ехать же ему в центр в половине двенадцатого ночи. Он слишком устал, чтоб удивлять кого-то. И уж тем более обычную бабу.
В магазине стоял тошнотворный запах кислятины. Скорее всего испортился холодильник, что было неудивительным в такую жару. Охранник с недовольной физиономией нехотя взглянул на Скулатого и отвел взгляд в сторону. За кассой, на фоне унылых полок, расположилась молоденькая симпатичная продавщица с роскошными пепельно-русыми волосами. Она сидела, склонившись над газетой с кроссвордом, и задумчиво покусывала карандаш.
– Сухой мартини и коробку конфет, – выдал Скулатый, подходя к прилавку.
Девушка положила карандаш на газету и, повернувшись к Скулатому спиной, протянула руку к бутылке.
– Две, – уточнил поздний покупатель, любуясь достоинствами фигуры продавщицы.
Узкие плечи, тонкая талия и округлые бедра девицы разбудили его воображение. Мысленно Скулатый ее уже раздел, и его фантазии были крайне смелыми, когда девушка поставила на прилавок бутылки и, демонстрируя обиду, проговорила:
– Раньше не могли сказать?
– Извините. На вас засмотрелся, – признался Скулатый, все еще представляя ее без одежды.
– Конфеты какие? – Кокетливо улыбаясь, продавщица поправила вьющуюся прядь волос.
– Шоколадные. И, естественно, хорошие, как вы, – ответил Скулатый и подмигнул.
Девица глупо хихикнула и положила на прилавок большую коробку «Пьяная вишня».
– Вам пакет нужен?
– Мне нужны вы!
После этой фразы Скулатого она звонко расхохоталась и ловко сложила покупки в пакет. Расплатившись, Скулатый взял пакет и одарил на прощание продавщицу лучезарной улыбкой. Затем вышел из магазина, ощущая необыкновенную бодрость и беззаботность. Усталость как будто улетучилась, все проблемы ушли на второй план, и даже боль в колене немного утихла.
«Как мало, в сущности, нужно человеку. Невинная фантазия о голой бабе, и вот ты снова молод, весел и полон сил».
С этими мыслями Скулатый быстрым шагом перешел дорогу, через минуту набрал код подъезда и с легкостью взбежал на последний этаж Тамариной пятиэтажки. Он уже собирался нажать на кнопку звонка, когда заметил, что дверь в квартиру Тамары приоткрыта. Все чувства Скулатого мгновенно обострились. Сейчас он действительно напоминал кошку, которая одновременно была готова и к нападению, и к защите. Скулатый тихонько толкнул дверь ногой. Дверь издала неприятный скрип и медленно начала открываться, как вдруг с внутренней стороны ее резко дернули на себя. Скулатый отпрыгнул и прижался к стене.
На лестничную клетку выбежала Тамара.
– Димочка! Где ты, любимый? – ласково пропела она.
– Дура, – прошипел ей в спину Скулатый.
Тамара резко обернулась и, засмеявшись, обвила его шею руками.
– Испугался, испугался. Господи, как же я соскучилась, Димочка!
– Что за шутки? – все еще продолжал злиться Скулатый.
Она немного смутилась.
– Ну, тебя долго не было. Я сначала в окно смотрела, а потом… Ну, прямо почувствовала, что ты за дверью стоишь. И побежала к тебе. А ты здесь. Любимый!..
– А чего дверь-то открыта была! – Скулатый постепенно приходил в себя. Он начал освобождаться из цепких объятий Тамары.
– Так ведь жарища, – пояснила она. – Пусть, думаю, открытой побудет. Ну, чтоб сквозняк. Понимаешь?
– Вот дура, – снова произнес он. – Ладно, иди. Нечего здесь орать.
Скулатый отдал Тамаре пакет. Она заглянула внутрь, прижала пакет к груди и направилась в квартиру, на ходу щебеча:
– Все самое любимое… Ну, какой же ты внимательный, заботливый…
Скулатый направился за ней, чувствуя, как в нем с новой силой нарастает раздражение от ее бестолковой трескотни. Очутившись на кухне, которая по своей стерильности напоминала операционную, он обессиленный рухнул на стул. Усталость обрушилась на него внезапной лавиной. Колено ныло и дергалось от боли, как будто нога хотела оторваться. Голова разрывалась от множества мыслей, нахлынувших одновременно: «Кулон как-то странно себя вел. Кого первым выставить на стреле? Сколько лет продавщице? Кореец знает, кто его подставил? У Тамары резкий смех… Кто будет смотрящим на территории Корейца, когда она отойдет Кулону? Стрелку я проведу. Надо. Я действительно уже подзадержался в рядовых вышибалах. Пора подниматься. Сначала надо закрепиться при Кулоне, а потом на других людей выходить, посолиднее. Пора валить отсюда… Просто необходимо валить! А сколько мне Кулон заплатит за стрелу? А сам он сколько стоит?…»
Это уже напоминало безумие. Скулатый опустил голову и с силой сжал ладонями виски.
– У тебя голова болит?
Вопрос Тамары заставил его опомниться.
– Нет. Все в порядке. – Он только сейчас заметил, что за то время, пока он задавал сам себе вопросы, на столе появились конфеты, мартини, сыр, маслины…
– У меня есть замечательные рубленые котлеты, – не успокаивалась Тамара, выставляя на стол еще какие-то закуски. – Я тебе…
– Я сыт.
Скулатому не хотелось есть. Чего ему действительно хотелось, так это чтобы Тамара сейчас исчезла. Он был зол на нее. «Нечего сказать, – про себя ругался Скулатый. – Приехал к этой идиотке, чтобы расслабиться, чтобы ни о чем не думать, сексом, в конце концов, заняться, заснуть по-человечески… А она этой дверью так напрягла, что теперь и секса не хочется, и спать ляжешь – не заснешь. Только мысли паршивые в голову лезут. Вот черт!»
– Ну, если есть ты не хочешь, тогда… – Тамара, как в немом кино, широким жестом приложила указательный палец к сомкнутым губам и на цыпочках, как будто боялась кого-то спугнуть, вышла из кухни.
Через секунду раздались звуки начальных аккордов заезженной мелодии из кинофильма «Красотка». В дверном проеме кухни в темно-бордовом с черным кружевом, по всей вероятности, очень дорогом белье, картинно заломив руки за голову, стояла Тамара. Такого поворота событий Скулатый предвидеть не мог, происходящее повергло его в шок, и он впал в состояние, напоминающее кому.
Тамара в ритме музыки начала слегка покачивать бедрами, затем, увеличивая амплитуду, стала добавлять движения руками и корпусом, отдаленно напоминающие волну. Кульминация этого компота, состоящего из танца живота и верхнего брейка, была ошеломляющей. Тамара закинула ногу на косяк, положила руку на бедро и провела по ней языком от плеча до локтя. Больше этого безобразия Скулатый вынести не мог и отвернулся к окну.
Он услышал тихие сдержанные всхлипыванья, которые, постепенно усиливаясь, начали переходить в рыдания. Тамара раньше никогда себе такого не позволяла. Скулатого это одновременно и удивляло, и раздражало.
– Прекрати, – выдавил он сквозь зубы, повернувшись к ней лицом.
Тамара сидела на полу, как-то неуклюже прислонившись к дверному косяку. Крупные слезы ручьями текли по ее щекам, а лицо до неузнаваемости исказила гримаса обиды.
– Почему?… Я хотела… – Тамара пыталась прорваться сквозь собственные рыдания. – Я думала, если очаровать не могу, хоть улыбнуться заставлю.
Она горько усмехнулась сквозь слезы и, уже в голос рыдая, продолжила:
– Зачем я только белье это дорогущее купила? За что, за что? – И добавила шепотом: – Ты такой равнодушный. Как же с тобой холодно. Что же мне делать? Что делать?
Скулатый всегда ненавидел женские слезы и женские упреки. Но сейчас Тамара показалась ему такой беззащитной, что Скулатый, неожиданно для себя, испытал безграничное чувство жалости и нежности к ней.
– Иди сюда. – Он поманил Тамару рукой.
Она покорно поднялась и, по-детски вытирая слезы ладонью, подошла к мужчине. Не вставая со стула, одной рукой он обнял ее за талию, а другой провел по ее длинным каштановым волосам, убирая их с лица. Тамара посмотрела на него мокрыми от слез глазами. Скулатый был поражен, какие у нее красивые темно-зеленые огромные глаза. То, что они зеленые и большие, Скулатый, конечно, знал и раньше, но что они так красивы, заметил впервые.
– Прими душ и ложись. Я скоро приду, – проговорил он, стараясь выглядеть как можно спокойнее, и убрал руку с талии Тамары.
Девушка опустила голову и, все еще всхлипывая, покорно побрела в ванную комнату. Скулатый был удивлен и растерян. Он как будто впервые видел Тамару. Подтянутая, стройная, практически безупречная фигура, правильные тонкие черты лица, густые длинные шелковистые волосы и потрясающие колдовские глаза… Все это Скулатый видел на протяжении года, а рассмотрел и оценил только сейчас.
– Дима! – позвала его Тамара, стараясь перекричать льющуюся воду. – Димочка! Иди сюда!
– Сейчас! – крикнул Скулатый, не задумываясь.
Теперь он твердо знал, что спать сегодня ночью будет очень крепко. На ходу снимая рубашку, Скулатый вышел из кухни, миновал тесную прихожую и открыл дверь в ванную комнату. Занавески не было, и взгляду мужчины предстало обнаженное девичье тело. Струйки воды скатывались с плеч Тамары и с плеском разбивались об эмалированную поверхность. Скулатый скинул с себя брюки. Глаза Тамары азартно загорелись. Он шагнул вперед и тут же заключил девушку в объятия. Тамара машинально потянулась губами к его губам, но Скулатый отстранился. Целоваться с партнершей по сексу было не в его правилах. Только голый животный секс.
Глава 4
– Ты видел расстояние до трибун? – Крячко сел в машину и одним пальцем утопил диск в магнитоле. По салону негромко разлилась музыка. – Шарахнуть с такого расстояния невозможно. Значит, в Михайловского стрелял кто-то из тех, кто находился вместе с ним на трассе. Я вижу это так. Машины проходят рядом друг с другом, убийца поднимает руку с оружием – и шарах! И мчится себе дальше. Скорости у них настолько высокие, что он успел бы уйти очень далеко, прежде чем машина Михайловского потеряла управление и сошла с трассы. А он уже к этому моменту был трупом. Ты не согласен?
– Согласен. Но…
Гуров сам не закончил начатую фразу. Развернув «Пежо», он пустил его в сторону центральной части столицы, а в голове у полковника тем временем крутился план дальнейших действий. С какой стороны подступиться к делу? Где начать копать?
– Какие тут могут быть «но»? – Крячко почувствовал, как его многострадальный зуб снова напомнил о себе ноющей болью. – Убийцу надо искать среди участников заезда. Только среди них. И если это не Верницкий, хотя я должен со всей ответственностью заявить, что этот парень кажется мне гниловатым, то кто-нибудь из той же тусовки.
Гуров недовольно покосился на раздухарившегося напарника.
– С чего такая прямолинейность мышления, Стас? У нас даже нет еще заключения баллистической экспертизы. Это могла быть и снайперская пуля, – сказал он и тут же добавил, заметив, как Крячко, скривившись, коснулся рукой щеки: – Сходи к зубному. Если уж так боишься лечения, выдерни зуб, и все.
– С ума сошел? – Станислав отшатнулся от него с таким видом, будто в руках у Гурова уже был стоматологический бур. – Разве я не рассказывал тебе о том, как уже однажды наведался к зубному года три назад?
– Нет. И что случилось? – Гуров уверенно лавировал в транспортном потоке.
– Я потерял сознание, – признался Крячко, опуская взгляд.
– От боли?
– Да от какой боли? Он ко мне даже не прикоснулся. Я только увидел, как он берет эту штуковину, и… Хлоп! В обмороке.
– Ты шутишь?
– Увы, нет. Я эту зубную братию на дух не переношу. – Станислав нервно поерзал на сиденье. – Под пули лезть я всегда готов, морды бить, если надо, – тоже пожалуйста. Но к стоматологам… Нет! Тут ты меня уволь. Они же все изверги. Ты не знал?
– Я как-то об этом не задумывался, – усмехнулся Гуров.
Крячко огляделся по сторонам и, оторвав руку от лица, поинтересовался:
– А куда мы, собственно, едем? Ты ведь не к зубному меня везешь, я надеюсь?
– Успокойся. – Гуров уже выбросил из головы пустую болтовню о стоматологах и сосредоточился на деле. Лицо его, как и прежде, приняло суровое и непроницаемое выражение. – У меня тут созрела одна мыслишка. Кстати, не без твоей подсказки…
– В самом деле? Что за мыслишка?
– Версию, основанную на том, что Михайловский имел пагубное пристрастие к наркотикам, сбрасывать со счетов было бы с нашей стороны как минимум непрофессиональной оплошностью. Наркоманы – это ведь контингент, буквально притягивающий к себе неприятности.
– И что? – Крячко до сих пор не понимал, к чему клонит напарник.
– Я знаю одного человека, тоже подверженного этой пагубной привычке. – Гуров выключил музыку, мешавшую ему сосредоточиться на теме разговора. – Он проходил у нас по одному делу как подозреваемый. Но тебе с ним пообщаться не довелось, Стас. Я ему сделал тогда кое-какие поблажки, тем более что и особой вины, как вскоре выяснилось, за ним не было. Парень остался моим должником.
– То есть информатором?
– Ну, в некотором роде, – уклончиво ответил Гуров. Он не любил широко распространяться на подобные темы даже в разговорах с Крячко. – После того случая мне приходилось обращаться к нему лишь однажды, да и то не скажу, чтобы он сильно помог мне. Но теперь… Дело в том, что он тоже гонщик.
– Профессиональный?
– Нет. Он принимал участие только в уличных гонках. Не знаю, приглашал ли его когда-либо к себе Ткаченко, но Карт старался не упустить ни одной возможности посостязаться в скорости. Если ему, конечно, это приносило деньги.