Вагант увидел, как орк оборачивается и смотрит на него с любопытной и хищной усмешкой.
Любой другой ребенок на его месте застыл бы в замешательстве.
Но вместо этого Вагант нанес орку боковой удар, пришедшийся ему прямо в лицо и отшвырнувший его к стене. А потом бил его снова и снова, пока тот не перестал шевелиться.
Он мог бы убить его, но не сделал этого.
На него у Ваганта были другие планы.
Не имея не только ни малейшего представления о том, как правильно вязать узлы, но и ни метра веревки, он сделал кое-что поумнее: бейсбольной битой он перебил орку руки, а потом и ноги — на уровне колен. Если бы каннибал в какой-то момент и очнулся, то только для того, чтобы снова потерять сознание.
Покончив с этим, ребенок, который впоследствии получит имя Вагант, наклонился к воспитательнице. При виде ее состояния он расплакался. Расплакался и покраснел, потому что воспитательница была голой, а между ног у нее было грязно и запачкано кровью. Он расплакался, и его слезы, упавшие на замаранную слюной щеку девушки, разбудили ее.
Франческа Витали раскрыла, насколько это было возможно, один опухший глаз. Увидев склонившегося над ней ребенка, она сделала вещь, от которой его сердце растаяло.
Она улыбнулась.
Она ничего не сказала. Она была слишком слаба, чтобы говорить. Затем она повернула голову и увидела, что сделал ребенок с главарем этих монстров. Кивнула. Ее разбитые и опухшие губы произнесли чуть слышно: «Убей остальных».
— Я уже убил их, — ответил Вагант.
— Еще кто-нибудь из детей жив?
— Да.
— Хорошо, — ответила девушка и потеряла сознание.
Когда она снова пришла в себя, она лежала на кровати, составленной из трех раскладушек, на которых воспитанники детского сада обычно спали после обеда. Вагант сидел у ее изголовья.
— Сколько времени я проспала? — спросила воспитательница.
— Двое суток.
— Двое суток… — повторила еще не до конца пришедшая в себя Франческа. — Что случилось?
— Я освободил остальных детей.
— Как они?
— Нормально. Мы даже поели, — добавил он.
Он поднял стоявшую у его ног тарелку. На ней лежало несколько костей, обглоданных до белоснежной чистоты.
Франческа поднесла руку к лицу. Ее запястья были до мяса стерты веревками, которыми она была связана все эти дни. Щека перевязана. На разбитом носу приклеены пластыри.
— Я тебя продезинфицировал, — сказал ребенок, — я хотел вымыть тебя, но у нас нет воды. Зато было дезинфицирующее средство.
«Так вот что это за запах», — подумала Франческа. А потом ее как громом поразила одна мысль.
— А как Клаудиа? А Джакомо?
За эти два дня ребенок, который однажды получит имя Вагант, выучил имена всех детей.
Он покачал головой.
— Их больше нет.
— Что значит «их больше нет»?
— Орки взяли их первыми.
Франческа все поняла. Насилуя ее, свиньи хвастали съеденным. Было логично, что Клаудиа и Джакомо, самые слабые, были убиты первыми. Они были так беззащитны.
Как агнцы.
— Помоги мне подняться, — сказала она Ваганту.
— Ты еще слишком слаба. Тебе нужно поесть.
— Позже.
Завернувшись в одеяло с картинками из «Винни-Пуха», опираясь на спасшего ее ребенка, Франческа с трудом встала на ноги и прошла, хромая, по темному коридору до комнаты, в которой дети держали своего пленника.
Там было холодно. Холодно, как в холодильнике. Через разбитые окна в помещение проникал ледяной воздух.
На полу лежало пять голых трупов. Кожа на них была свинцового, местами почти ярко-синего цвета. Внезапно лежавший посередине захрипел. Это был самый изуродованный из пяти мужчин, лежавших в комнате.
Ему оказали первую помощь, но вовсе не для того, чтобы вылечить. Лишь для того, чтобы продлить его мучения.
— Прими это приношение, Мама, — пробормотал Вагант, не зная что этими словами он только что создал разом и религию, и систему управления Города. В его руке перочинный ножик казался настоящим оружием.
Франческа взяла нож. Он показался ей тяжелым, как из свинца. Она подошла к главарю орков. Наклонилась над ним.
Перочинный ножик выпал из ее руки.
У мужчины не было глаз. На их месте находились два кратера глазниц, покрытые коркой запекшейся крови. Раны, прижженные огнем.
Вся поверхность его кожи была разодрана, покрыта порезами. Лицо и череп покрывал орнамент, составленный из канцелярских кнопок с разноцветными шляпками. Дети использовали его голову для жестокой игры в мозаику.
У орка не было ни ног, ни рук.
Из бедер и плеч вырезаны длинные тонкие полоски плоти.
Франческа опустила взгляд на красневший лобок мужчины. От увиденного она лишилась чувств.
— Никогда больше так не делай, — сказала она Ваганту, когда они снова остались одни.
— Это делал не только я. И мы сделали это для тебя.
— Больше не делай этого. Ты ребенок.
— Уже нет, — возразил он с гордостью.
Франческа посмотрела ему в глаза.
Они были холодны, как сталь. Как алмаз — драгоценный камень, на котором ничто не способно оставить ни царапины.
— Я сама разберусь с ним, — сказала она.
Ребенок покачал головой.
— Все уже сделано.
Эти пятеро стали первым Приношением.
Дети никогда не задавали вопросов о том, откуда бралось мясо, которое они ели. Они привыкли есть гамбургеры. Мысль о том, что эти сочные котлетки были мясом какого-то животного, никогда не приходила им в голову.
Когда Франческа набралась сил, она начала организовывать экспедиции в соседние дома, постепенно расширяя радиус поисков. Они ни разу не столкнулись с другими выжившими. В этом районе города шла реконструкция в связи с приближающейся Выставкой, и поблизости было больше строек, чем жилых домов.
Скверик по соседству выжгло. От деревьев остались только почерневшие огарки, напоминавшие использованные зубочистки. Игрушки на детской площадке сломаны. Под когда-то разноцветным домиком лежал труп собаки, слишком тухлый, чтобы быть полезным. Все покрывал слой жирного пепла.
Франческа была отнюдь не глупа. Она сразу же поняла, что произошло. Из клеенок, служивших скатертями в столовой, она сделала комбинезоны для улицы. Пластиковые пакеты, надевавшиеся на обувь, оставлялись у входа в убежище после каждой экспедиции.
Важнее всего была вода.
Они обнаружили ее в доме неподалеку. Дверь в нем уже вышибли, но вода не показалась мародерам ценной. Там было три упаковки по шесть бутылок. Франческа, Вагант и еще двое детей, вышедших с ними в эту экспедицию, разделили груз между собой. При разумном использовании воды должно было хватить на два дня.
Хрупкая раненая девушка, которую все теперь называли Мамой, поняла, что вода была первой проблемой, требовавшей разрешения.
Только первой.
Но в новом мире, в котором они внезапно очутились, проблемы следовало решать именно так.
По одной.
Это Вагант нашел дом, который впоследствии стал их Городом. К тому времени от запасов уже почти ничего не осталось.
Дом находился в нескольких кварталах от школы. Это было впечатляющее здание, игла из зеркального стекла, средняя в группе из трех небоскребов. Новехонькая. Здесь никто никогда не жил. Открытие должно было произойти спустя двое суток после конца света, который им пришлось пережить.
Входная дверь была заперта, но им удалось пробраться внутрь через подвал.
Гараж поразил их. Гигантский, в три этажа. В нем стояло несколько машин. Они принадлежали сторожам и рабочим, которые заканчивали последние работы перед открытием: электрикам, малярам. В остальном это было огромное пустое пространство, в котором малейший шум сопровождало гулкое эхо. А самое главное — здесь было электричество.
Эту башню, как и две другие по бокам, строили с соблюдением экологических стандартов. Тепловые насосы, соединенные с подземными водозаборными сооружениями, обеспечивали отопление и кондиционирование помещений. Теплоизоляция была практически идеальной. Имелись и запасы минеральной воды, хотя и не достаточные на долгий период. По счастью, у этого прекрасного сооружения было и несколько дефектов. Просачивание подземных вод, которое в нормальных условиях было бы устранено застройщиком, оказалось большим плюсом. Как и мыши, которые появились позже.
И грибы.
Джон Дэниэлс бесконечно жалел сидевшего перед ним мужчину, который на самом деле был ребенком, выросшим посреди насилия и вынужденным брать на себя слишком много взрослых обязанностей.
В глазах Ваганта стояли слезы.
Несмотря на темноту, Джон видел их как две полосы расплавленного серебра. Вагант шмыгнул носом.
— Это было нелегко. Особенно поначалу.
— Я знаю, — пробормотал Джон.
— Не всегда есть возможность выбирать между добром и злом. Иногда нам приходилось выбирать между злом и еще большим злом.
— Я знаю, — пробормотал Джон.
— Не всегда есть возможность выбирать между добром и злом. Иногда нам приходилось выбирать между злом и еще большим злом.
Некоторое время они сидели молча.
Потом в темноте раздался голос Джона Дэниэлса, такой ясный и близкий, как будто он звучал прямо у Ваганта в голове: — Ты научился чему-нибудь из своих книг?
Молодой человек горько усмехнулся:
— Чему-нибудь полезному, имеешь в виду? Нет. Ничему. Прежние люди ничего не знали о том, что делать, когда сталкиваешься с подобными вещами.
— А ты никогда не задумывался, что, может быть, это не так? Что проблема, может быть, только в том, что ты еще не нашел правильных книг?
Вагант покачал головой.
— Я считаю, что в прежних книгах для нас ничего нет. Книги, которые нам нужны, стоило бы написать сейчас. Но этим больше никто не занимается. Книг больше нет.
Из темноты послышался вздох. Но в потемках он прозвучал, как шипение змеи.
В окна застучал град. Вагант вздрогнул. Затем снова взял себя в руки. Его голос звучал твердо и уверенно: — Скажи мне, чего ты хочешь от нас, священник. Чего ты хочешь от Города.
— Я пришел, чтобы завербовать вас.
— Завербовать для чего? Мы не солдаты.
— Для выполнения миссии, важность которой ты даже не можешь вообразить. Завербовать в крестовый поход.
— Ах вот как.
— Ты знаешь, что такое крестовый поход?
— Конечно, знаю. Горстка аристократов, ведущих кучу оборванцев в Палестину. Они бьются с арабами и завоевывают всякие штуки типа Гроба Господня и Иерусалима. Потом тусуются там немного, и их выгоняют обратно.
— Значит, ты читаешь не только комиксы.
— Конечно нет. В это ты нас хочешь втянуть? В крестовый поход? Отправляемся в Палестину?
Джон прочел в сознании юноши, что «Палестина» и «Иерусалим» были для него всего лишь названиями. Вагант ни за что не смог бы показать их на карте.
— Нет. Так далеко мы не пойдем. Цель крестового похода находится прямо здесь, в городе.
Джон встал и снова подошел к окну. Глаза Ваганта уже привыкли к темноте. Может быть, дело было в том, что в эту ночь за укутавшей Землю пеленой облаков в небе стояла полная Луна. А может быть, человечество постепенно привыкало к своему новому миру тьмы. Внизу — и оба знали это — в темноте двигалась неправильная, непостижимая жизнь. Среди вещей, которые узнал Вагант из своего бессистемного чтения о прошлом, была одна вещь, которая поразила его сильнее всего: в мире, который разрушил ядерный апокалипсис, жили семь миллиардов человек.
Невообразимая цифра.
Он смотрел со смесью восхищения и робости на старика — таким он его видел, — стоявшего перед окном. Необычный человек, который жил в мире, населенном семью миллиардами людей. Людей, которые летали в небе, которые могли разговаривать с собеседниками, находящимися на другом конце планеты. Которые совершили путешествие на Луну.
Джон Дэниэлс улыбнулся, поймав эту мысль.
— Мне лично куда более необычным кажется тот факт, что ты живешь в таком мире, как этот.
Вагант вздрогнул, как от удара. Посмотрел на стоявшего спиной священника.
— Не читай мои мысли.
— Я ничего не могу с этим поделать. Но если хочешь, я могу научить тебя, как сделать, чтобы никто не мог читать твои мысли.
Вагант посмотрел на него с подозрением.
— Никто? И даже ты?
— И даже я.
— А с чего бы тебе учить меня подобным вещам?
Джон вздохнул.
— Потому что ты мне нужен. Мне нужно, чтобы ты был вместе со мной в крестовом походе.
— Снова ты об этом походе. И против кого мы должны выступить? Против мусульман? Против Монстров?
— Против Сынов Гнева.
Вагант был поражен.
— Ты чокнутый, — выпалил он.
— Почему?
— С сынами Гнева невозможно бороться.
— Но я-то смог.
Молодой человек усмехнулся, услышав эту глупость.
— Они тебя чуть не убили.
— Да, но остального-то ты не видел.
Вагант не понял его шутки.
— Я просто шучу, — сказал Дэниэлс, — это как хвастаться после драки тем, что ты ударил врага лицом по ногам.
Недоумение на лице Ваганта стало еще сильнее.
— Ладно, проехали, — сказал священник со вздохом, — скажи мне лучше, что ты думаешь о моем плане.
— О каком плане?
Джон обернулся. На мгновение перед Вагантом возникло странное видение: на фигуру священника наложилась другая полупрозрачная фигура. От тела Дэниэлса как будто отделялась душа молодой женщины. Даже за то краткое время — меньше секунды, — что длилось видение, Вагант увидел, что девушка была очень красива.
— О плане, который я собираюсь тебе изложить. Слушай меня внимательно…
Глава 10. Дань
Когда они вышли на лестницу, Управляющему на мгновение показалось, что от их голов в темноте исходит сияние. Потом он подумал, что это всего лишь игра воображения. Или обман зрения, ведь он так долго просидел в темноте. Он продрог. Ему было трудно подняться. Его кости хрустели. «Нехватка физических упражнений», — подумал он.
Джон Дэниэлс мог бы сказать ему, что дело не в этом. С самой первой их встречи он заметил в теле молодого человека признаки неизлечимой болезни. Жить Управляющему оставалось не больше года. Года, полного страданий.
Джон сделал все возможное для того, чтобы замедлить процесс. Он проник своим сознанием в некоторые нервы и преобразовал их так, чтобы они не передавали импульсы боли. Изменил функции некоторых групп клеток. Замедлил рост других.
Он сделал все, что мог. Монах без прикрас рассказал ему о границах новых способностей.
«Ты станешь своего рода механиком. Сможешь настраивать механизм, чтобы он работал наилучшим образом, но не будешь способен починить его окончательно. Как не будешь способен понять, как он работает. Тебе придется ограничиться этим».
Но и это казалось просто невероятным даром.
В первые дни Джон отказывался от него. Ведь он всего лишь простой человек. Он не мог и помыслить о том, чтобы творить чудеса.
Услышав это возражение, Монах рассмеялся.
«Это не чудеса. Это всего лишь чуть более глубокий уровень знаний. Человек обладает огромным потенциалом, невероятными способностями, погребенными под пластами забвения, как сокровища в глубине пещеры. В том, чему я собираюсь тебя научить, нет ничего чудесного, ничего сверхъестественного. Эволюция, ставшая для твоего вида символом веры, — странная штука: развить какое-то одно свойство всегда означает отказаться от другого, пожертвовать другими возможностями. Как если бы люди, имея в своем распоряжении тысячи кубиков конструктора, использовали для постройки только десятую их часть. Кто сказал, что с другими кубиками вы не добились бы лучшего результата? Я собираюсь всего лишь показать тебе, где лежат альтернативные кубики, и дать ключик от коробки, в которой они хранятся».
И он это сделал.
На самом деле, многие из вещей, которые кажутся людям колдовством или чудесами, — это всего лишь забытые человечеством естественные способности.
Джон еще помнил, как он удивился, когда обнаружил, что Создания ночи способны видеть, несмотря на отсутствие глаз. Точно такое же удивление испытывали теперь окружающие, замечая, что при явной слепоте он не был слепцом. Теперь ему, преобразившемуся человеку, Создания ночи уже не казались ни монстрами, ни уродами, — это была всего лишь одна из вариаций на тему человеческой расы.
Во время своего путешествия Джон часто думал о христианском понятии прославленного тела — тела после воскресения из мертвых, которое практически обретает способность творить чудеса. Это понятие использовалось Церковью, но Джон почти никогда не задумывался о нем, предпочитая думать о более банальных, но более насущных вещах. Однако теперь идея прославленного тела сама врывалась в сознание и настоятельно требовала рассмотрения.
Джону было жаль Управляющего. Этому мальчику пришлось слишком быстро повзрослеть. Он научился поддерживать существование целой общины, но ценой, которую он за это заплатил, была его собственная жизнь. Люди испытывали к нему уважение.
Но нередко его решения вызывали возмущение среди населения. Его работа была очень непростой. Однако он старался выполнять ее как можно лучше. А теперь он умирал. Ему, посвятившему всего себя своему народу, было суждено умереть, так и не оставив детей и даже не познав, каково это — быть любимым.
«Как и мне», — подумал Джон.
«Что я могу для тебя сделать? Как я могу отплатить тебе за то, что ты сделал, и за ту боль, которую сам тебе причиню?»
Наконец он нашел подходящий дар.
Он нашел его, как мы находим забытую на дне сумки мелочь — монетку, засохший лист.
Он встроил в его сознание видение. Оно явится ему в последний миг его жизни и сопроводит туда, где, как надеялся Дэниэлс, находится рай. И даже если по ту сторону ничего нет, Дон хотя бы получит этот дар — иллюзию, но иллюзию, способную облегчить страдания, разрешить от грехов и сказать, что все, что он делал, было правильно, прекрасно, справедливо.