Она выждала немного, а когда ничего не произошло, открыла дверь. В коридоре никого не было, и я проклял себя за свою нервозность, сократившую наше пребывание вдвоем.
Не оглядываясь, принцесса выскользнула в коридор и ушла, оставив меня тосковать по ней.
* * *Еще четверо суток я оставался в королевском доме, дольше, чем было необходимо для выздоровления. Причиной, конечно, была Берта. Я был без ума от нее, и она еще два раза делила со мной постель. Это превратило меня в необычного больного, мечтательного и рассеянного, однако нетерпеливого и раздражительного, потому что когда я не ждал страстно ее возвращения, то беспокоился, что наши отношения откроются. И не думал ни о чем другом, кроме нас двоих. В конце концов, когда стало очевидно, что я достаточно окреп, чтобы вернуться в обычное жилище, ко мне пришел Озрик и принес чистую одежду. Только тогда я вспомнил, что нужно спросить, какое снадобье он мне давал.
– Я покажу тебе в следующий раз, когда ты будешь практиковаться в стрельбе из лука, – сказал он. – Это сок одного растения, которое растет около зверинца.
– Ты знал, что он поможет против моей болезни?
– Догадывался.
– Так ты не знаешь, чем меня отравили?
– Пока затрудняюсь точно сказать.
Я подумал о раздавленных зернах перца, что дал мне попробовать Беренгер, и спросил Озрика, не могли ли они быть отравой.
Он покачал головой.
– Если только к ним что-то было примешано.
– Граф Хроудланд думает, что кто-то преднамеренно подложил мне в пищу яд.
Озрик бросил на меня долгий пристальный взгляд.
– Возможно.
– Он считает, что это сделали, зная, что я его близкий друг. Кто-то хотел пригрозить ему или навредить.
Взгляд Озрика затуманился.
– У графа есть враги, но могли быть и другие причины.
– Ты хочешь сказать, что отныне кто-то должен заранее пробовать то, что я ем? – попытался пошутить я.
Он не улыбнулся.
– Если яд был тот, о котором я думаю, он мог попасть к тебе в пищу как преднамеренно, так и случайно.
– Ну, в одном нет сомнений: если к тем зернам перца что-то примешал старый Герард, это было случайно. Мне сказали, что он тоже тяжело заболел.
– Если только специально не подложил себе малую дозу, чтобы отвести подозрение, – ответил Озрик.
* * *Но увидев Герарда в его кабинке, я понял, что он не мог быть виновен в моем отравлении. Мужчина выглядел ужасно. Плоть его усохла, а лицо стало желто-оранжевым. Он лежал на койке, подпертый подушками. Вокруг глаз были большие темные круги, а сами глаза ввалились в глазницы и тоже приобрели желтоватый оттенок. Он слабым голосом поздоровался со мной.
– Не знаю, Одноглазый, что дал мне твой раб, но это спасло мне жизнь.
Я старался казаться веселым, но на самом деле боялся, что опасность для жизни старика еще не миновала.
– Я в большом долгу перед Озриком, – сказал я. – Уверен, что его средство может полностью восстановить ваше тело.
Герард выдавил слабую улыбку.
– Спасение души я оставляю священникам. Но каков бы ни был итог, я хочу проявить признательность. – Он порылся под подушкой и с усилием вытащил квадратный сверток и над одеялом протянул его мне. – Может быть, ты примешь это, хотя мне оно не принесло большой пользы… По крайней мере, до сих пор.
Я развернул сверток и увидел среднего размера книгу, с которой явно обращались не лучшим образом. Кожаная обложка когда-то была красивой. На ней остались следы тонкой работы и пара чешуек позолоты, но было несколько вмятин, как будто кто-то гонял книгу пинками по неровной местности.
Герард откинулся на подушку.
– Я владею этой книгой много лет. Не могу сказать, что очень заботился о ней.
– Как она к вам попала? – спросил я.
– Ее нашли в сарацинском обозе, когда мы сбросили их в море. Это было давно. Еще когда я был молодым.
Я перевернул книгу. Задняя обложка была оторвана. Последние страницы отсутствовали. На неприкрытом пергаменте виднелись пятна воды, словно книга полежала в луже. Я не решался открывать ее, боясь, что она рассыплется у меня в руках.
Он издал неровный тяжелый вздох, прежде чем смог заговорить снова.
– Можно посмотреть ее? – спросил я.
Книги были редкостью и драгоценностью, даже такие потрепанные. Было очень необычно видеть, что кто-то имеет книгу в личной собственности.
– Конечно.
Я открыл ее наугад и увидел строчки, написанные ровным красивым почерком. К моему огорчению, они ничего для меня не значили.
– Написано по-сарацински, – сказал старик.
Я выглядел разочарованным.
Герард позволил себе унылый смешок.
– Мой отец предложил ее в дар одному монастырю. Но монахи отвергли его. Сказали, что это работа идолопоклонников, и она осквернит их библиотеку святых книг.
Я стал осторожно листать страницы. Книга мокла, потом высыхала, отчего пергамент стал хрупким. Но сами письмена остались четкими.
– Как бы хотелось узнать, что тут написано. Если бы я знал, кто может ее перевести, – сказал я.
– Ты не подумал о своем рабе Озрике?
Я удивленно взглянул на него.
– Ты не понял, что в нем сарацинская кровь? – Старика как будто слегка удивило, что я не додумался до этого сам.
– Я не много встречал сарацин, – признался я.
– А я встречал, и могу сказать, что твой раб родом из Испании или из Африки.
Я задумался о его догадке. Озрик был смугл, но его лицо было не темнее, чем у многих других людей, знакомых мне в детстве.
– Даже если он сарацин, сомневаюсь, что он умеет читать или писать, – сказал я.
Герард осторожно устроился поудобнее на подушках.
– И все-таки спроси его. Если он сможет прочесть книгу, то, может быть, найдет рецепт снадобья, способного ускорить мое выздоровление. Все знают, что сарацины искусные лекари.
Старик явно устал, и я переключил внимание на книгу у себя в руках. От влаги первая страница прилипла к внутренней стороне обложки, пришлось осторожно отделить ее. Здесь, наконец, я разобрал некоторые письмена, хотя не мог понять их значения. Бертвальд научил меня греческому алфавиту, прежде чем сбежал от церковных ищеек, но я подозревал, что самого-то языка он толком не знал. На первой странице было единственное написанное по-гречески слово. Я разбирал букву за буквой и про себя произносил, как они могли звучать.
Герард уснул. Его дыхание было неглубоким и тяжелым, голова моталась из стороны в сторону. Я подумал было засунуть книгу обратно ему под подушку, но побоялся его побеспокоить и, снова завернув ее в тряпку, сунул под мышку и отправился на розыски Озрика. Если в книге есть медицинские сведения, способные помочь старику, нужно как можно скорее найти переводчика.
* * *Я нашел раба в конюшнях, он расспрашивал главного конюха, будет ли гнедой мерин бежать прямо, если отпустить поводья, или свернет в сторону. Он не успел получить ответ, когда я позвал его выйти, и мы отошли в место, где нас никто не мог услышать.
– Старик Герард считает, что ты спас ему жизнь, дав то снадобье, – сказал я.
– Опасность для него еще не миновала. Может быть рецидив.
Глаза невольника остановились на свертке у меня под мышкой.
– Он дал мне книгу. Думает, что в ней могут быть знания, которые помогут ему излечиться. – Я замялся, боясь его обидеть. Мало кому бы понравилось, если его примут за сарацина.
Озрик бесстрастно посмотрел на меня.
– Я не могу ее прочесть, – запинаясь, проговорил я. – Может быть, ты сумеешь? – Решившись, я развернул книгу и протянул ему.
Ничего не сказав, он открыл ее и заглянул внутрь. Потом поднял голову и посмотрел на меня.
– Старик думает, что ты родом из Испании или из Африки, – чувствуя, как кровь приливает к щекам, сказал я.
На лице Озрика не дрогнул ни один мускул.
Мне становилось все более неловко под его молчаливым взглядом.
– Прав он или нет – мне все равно. Я просто хочу помочь ему.
Наконец Озрик издал долгий медленный вздох.
– Прошло много-много времени с тех пор, как я держал в руках такую книгу. Я смогу прочесть, что здесь написано, если содержание не слишком сложное. – Он посмотрел на том и медленно полистал страницы.
Я ждал, что он скажет. Время тянулось.
Наконец, он произнес:
– Герард ошибся. Это не книга по медицине.
Я упал духом. Хуже того, я уже жалел, что вторгся в жизнь Озрика до его рабства. Если бы он хотел, чтобы я знал о его происхождении, то давно бы рассказал сам.
– А что это? – спросил я.
– Точно сам не знаю. Здесь есть незнакомые слова. – Он показал. – Вот тут говорится, что если человеку снится, будто он летает, это означает, что он приобретет великие богатства. – Он перевернул еще несколько страниц и выбрал другой отрывок. – А здесь речь идет про облака и ветер.
Он закрыл книгу и вернул мне.
– При достаточном времени, возможно, я мог бы разобраться.
– Озрик, сарацин ты, христианин или язычник, мне не важно.
– Там, откуда я пришел, сказали бы, что такова воля Бога, – заверил он меня с тусклой улыбкой.
Я оставил Озрика в конюшне и пошел искать Алкуина. Он стоял у входа в канцелярию, увлеченно беседуя с другим священником, в котором я узнал Одо, главного королевского архитектора. По-видимому, они обсуждали следующий этап строительства, так как повернулись к церкви и, обмениваясь комментариями, стали указывать вверх на новую крышу. Подождав, пока они закончат, я подошел к Алкуину и спросил, не может ли он помочь со значением греческого слова.
– Что за слово? – спросил Алкуин.
– Онейрокритикон, – сказал я.
Должно быть, мое произношение сбило его с толку, поскольку он попросил повторить помедленнее.
С третьей попытки мне удалось выговорить правильно, и тогда Алкуин с улыбкой сказал:
– А! Теперь я понял. «Онейр» – это сон или видение. «Критикон» происходит от «критикос», что означает способность понимать или судить. Так что твое слово означает что-то вроде «толкования сновидений». Похоже на правду?
Я ощутил дрожь предчувствия. Я никогда ни словом не упоминал, даже Озрику, о моих тревожных снах, или как мне является умерший брат. Чужеземная книга, вероятно, позволит разгадать, что означают мои видения.
И вдруг я понял, что не уверен, хочу ли заглядывать в будущее. Я испугался, что это сделает меня беспомощным наблюдателем, обреченным смотреть на развитие событий, зная их итог и мучаясь сознанием, что не могу его изменить, каким бы мрачным он ни был.
Глава 9
У меня не было возможности поразмышлять, что делать с книгой. Два дня спустя я уехал из Ахена с группой придворных, направляясь на первую королевскую охоту в сезоне. Наша компания гудела от возбуждения. Невиданное множество лесников, егерей, псарей и охотников несколько недель готовились к великому событию. Погода стояла ясной и сухой с небольшим туманом ранним утром, и во главе нашей кавалькады виднелась высокая фигура короля. Он быстрым шагом ехал на большом мощном жеребце.
Проведя два часа в седле, мы оказались в королевском заказнике. Я узнал дорогу – тот самый тракт, по которому мы с грузом угрей ехали в столицу. Я гадал, доедем ли мы до того места, где нас пытались ограбить. Я сомневался, что смогу узнать точное место, так как все сильно изменилось с тех сырых дождливых дней. Тогда лес казался дремучим и зловещим, он словно надвигался на нас, а теперь приобрел внушающую трепет величественность. Возвышались вековые деревья, их верхние ветви толщиной с человека все еще зеленели последней осенней листвой. Но уже начался листопад, и земля под ногами между замшелыми стволами, насколько видел глаз, была покрыта бурым ковром, теряясь в сумерках первобытного леса. Наша кавалькада была лишь кратковременным нарушением покоя в его необъятности. Мы принесли веселый шум и суету – топот копыт, скрип кожи, разговоры, взрывы смеха, случайные ругательства, если чья-нибудь лошадь неуклюже спотыкалась. Но когда наша компания проезжала, безграничная и вечная тишина просачивалась обратно, прерываемая лишь краткими древними лесными звуками.
Я думал о том, как ничтожно вторжение людей в лесное царство, когда ко мне подъехал Отон. Он натянул поводья, чтобы ехать со мной рядом. Его круглое лицо разрумянилось от езды рысцой.
– Как поживаешь, Одноглазый? Как поживает восхитительная Берта? – спросил он, выводя меня из задумчивости.
– Я ее не видел с тех пор, как покинул королевский дом.
– Беренгер говорит, что она навещала тебя, – проговорил он с шаловливой искоркой в глазах.
– Она приходила посмотреть, как у меня дела, – ответил я, стараясь, чтобы голос звучал безразлично.
– Только подходила к ложу?
Мне стало неловко.
– Не понимаю, о чем ты. – Мой голос звучал неубедительно.
– Берте нелегко отказать, – со смехом проговорил он.
Я сжал зубы. С радостью предпочел бы остаться в Ахене, чтобы иметь возможность снова встретиться с принцессой. Но это было невозможно. Все королевские гости должны участвовать в охоте. Только Герард имел уважительную причину уклониться из-за своего нездоровья.
– Отон, хватит его дразнить. Ты просто завидуешь, – послышался голос Хроудланда, и с другой стороны ко мне подъехал граф.
Его чалый жеребец был на несколько дюймов выше моего гнедого мерина, и я смотрел на друга снизу вверх.
– Завидую? – рассмеялся Отон. – Только не я. Но, возможно, ты должен рассказать ему. Это может уберечь его от разбитого сердца. – Он отъехал в сторону и отстал, чтобы не слышать нашего разговора.
– О чем он? – спросил я Хроудланда.
– Берта имеет репутацию охотницы за мужчинами, – коротко сказал граф.
Я разинул рот.
– Но она же королевская дочь!
– Именно. Она получает все, чего хочет.
Я ощутил пустоту под ложечкой. Я лелеял то, что произошло между мной и Бертой, лелеял каждое мгновение. Она сразила меня.
Граф увидел мое страдание.
– Не принимай близко к сердцу, Одноглазый. Берта и ее сестры считают двор своим охотничьим заказником, как этот лес вокруг.
– Но, конечно же, отец не позволяет им, – запротестовал я.
– Скорее наоборот, – развеял мои иллюзии Хроудланд. – Король знает, что дочери имеют аппетит к любовным приключениям. Унаследовали от него. И предпочитает баловать их, ведь, женившись, они родят детей, которые запутают наследование.
Я оцепенел, а собеседник понизил голос:
– Мой тебе совет, Одноглазый. Король смотрит на это сквозь пальцы, но не хочет, чтобы его выставляли дураком. Так что будь осторожен. И помни, что ты у нее не единственный.
Я отвернулся не в силах смотреть на друга, в ужасе от того, что мои отношения с Бертой не были ни тайными, ни особыми, и гадал, сколько моих товарищей было ее любовниками. И в то же время мне отчаянно хотелось верить, что произошедшее между нами было настоящим, искренним. Обуреваемый противоречивыми мыслями, я вынужден был признать, что очень мало знаю женщин, и где уж мне судить о поведении Берты. И злобно пришпорил коня, пустив его в галоп.
* * *Через какое-то время наша кавалькада свернула с дороги и направилась по травянистой тропе, которая вывела нас на широкую поляну. Здесь передовой отряд слуг, включая Озрика, поставил шатры и павильоны, вырыл ямы для костров и отхожих мест. Была устроена стоянка для повозок, доставивших снедь и вино, кучи дров и фуража, временные стойла для лошадей, огромные бочки воды для питья и умывания. Место стало напоминать небольшую деревню.
Мы спешились и разошлись по шатрам. Меня поместили вместе с Хроудландом, Беренгером и Огьером. Я был рад, что не придется делить жилье с Отоном, так как от мысли, что он возлежал с Бертой, мне становилось плохо.
– Главный егерь расскажет, что будет завтра, – сказал граф. – Слушай внимательно, потому что мой дядя относится к охоте очень серьезно. – Он уже скинул походный плащ и шапку и теперь потянулся. – Король любит, чтобы первая охота в сезоне проходила с пиками, хотя одному Богу известно, зачем так рисковать жизнью.
– Было много несчастных случаев? – спросил я.
Приятель провел рукой по волосам.
– Пока что нет, но они более чем вероятны.
Прозвучал короткий сигнал охотничьего рога.
– Сигнал сбора. Пошли! Нужно занять место, откуда будет видно, что затевается.
Вместе мы пошли туда, где все собирались в круг. В середине пятачка голой земли стоял маленький седеющий человек, весь в коже, выкрашенной в темно-зеленый цвет. На шее у него висел металлический охотничий рог, которым он нас и созвал. Шагах в пяти-шести от него стоял Ганелон, отчим Хроудланда. Как и на пиру, Ганелон поймал мой взгляд, а потом перевел глаза на своего пасынка.
Человек в зеленом поднял руку, призывая к тишине.
– Это Вульфард, главный королевский егерь, – объяснил граф.
– Приветствую вас, Ваше Величество и благородные господа! – начал тот с уверенностью человека, знавшего свою профессию до мелочей. – Завтра у нас будет хорошая охота – олень с восемнадцатью ответвлениями на рогах.
Было слышно, как все вдохнули и затаили дыхание.
– Такой зверь бывает раз в жизни! – шепнул Хроудланд мне на ухо.
Я видел, как встрепенулся король. Он выпрямился и расправил плечи, отчего будто стал еще огромнее.
– Мои люди выслеживали его несколько месяцев, задолго до того, как начался гон, – объявил егерь и, отойдя от центра круга, вынул из-за пояса длинный охотничий нож. Затем наклонился, чтобы начертить на земле небольшой крест.
– Здесь находимся мы… а сюда, – он передвинулся и встал прямо напротив нас, – сюда мы планируем его загнать. – Острие ножа начертило еще один крест на земле. – С позволения Его Величества, предлагаю установить цепь отсюда досюда. – Нож прочертил дугу в обе стороны от второй метки. – Последний сектор огорожен кольями, туда и надо гнать зверя. – Клинок нацарапал V-образный указатель ко второй метке. – До тех пор, пока олень не бросится между кольями, нужно соблюдать строгую дисциплину. Иначе он повернет назад, и мы его упустим. – Маленький человечек замолчал и посмотрел на короля.