– Мистер, это не мы! – взмолился Генри.
Судя по всему, близнецы знали, кто их поймал, и боялись его как огня.
Джордан с трудом поднялся на колени, глядя на своего спасителя снизу вверх. Наверное, он очень важный господин – может быть, даже член того самого комитета. С ума сойти! Ральф как-то объяснил братишке, что член комитета старателей – это нечто среднее между полицейским, принцем и чудовищем из сказок, которые читала мама. И вот то самое сказочное существо смотрит на Джордана – стоящего на коленях, заплаканного, покрытого пылью, с кровоточащими царапинами на голенях, в разорванной рубахе с болтающимися на ниточках пуговицами.
– Вы в два раза больше этого малыша! – сказал всадник. Глаза у него были голубые, необыкновенно яркие – глаза поэта… или фанатика.
– Мистер, мы просто играли! – пробормотал Генри.
– Мистер, мы ничего плохого не хотели!
Всадник перевел горящий взгляд с Джордана на извивающихся в руках близнецов.
– Играли? – переспросил он. – В следующий раз, если я поймаю вас за такими играми, вы и ваш отец будете объясняться с комитетом. Ясно? – Он грубо встряхнул мальчишек. – Вы меня поняли?
– Да, мистер…
– Я вижу, вы играть любите? Так вот вам новая игра, и мы будем играть в нее всякий раз, когда вы хоть пальцем тронете того, кто младше вас!
Мужчина неожиданно бросил мальчишек на землю и, прежде чем они успели прийти в себя, заработал хлыстом. Близнецы рванулись прочь, а он поехал за ними легким галопом и добрую сотню ярдов подхлестывал хулиганов по ногам, заставляя не терять скорости. Потом вдруг развернул лошадь и вернулся к бледному, дрожащему Джордану.
– Молодой человек, если вам пришла охота почесать кулаки, то не стоит связываться с двумя противниками одновременно.
Незнакомец ловко спешился, забросив поводья за плечо, и присел на корточки рядом с Джорданом.
– Где больше всего болит? – спросил он.
Джордану вдруг отчаянно захотелось не показаться плаксой. Он шумно вздохнул, сглатывая слезы. Кажется, мужчина его понял.
– Молодец! – сказал он. – Так и надо. – Вытащив из кармана платок, он вытер грязное заплаканное лицо Джордана.
– Как тебя зовут?
– Джорди… то есть Джордан, – со всхлипом поправился мальчик.
– Сколько тебе лет, Джордан?
– Почти одиннадцать.
Боль от ран физических и душевных начала утихать, сменившись теплой волной благодарности к спасителю.
– Сплюнь! – приказал незнакомец, протягивая платок.
Джордан послушно смочил слюной уголок ткани.
Взяв мальчика за плечо, мужчина развернул его спиной к себе и принялся вытирать кровь на ногах. В небрежном прикосновении мужских рук не было ни капли нежности, но проявленное внимание заставило вспомнить маму. Пустоту внутри внезапно пронзило болью, и Джордан чуть снова не расплакался. Сдерживая слезы, он повернул голову, наблюдая за действиями незнакомца. Сильные пальцы двигались несколько неуклюже. Крепкие, коротко остриженные ногти слегка поблескивали. Тыльную сторону ладони покрывали тонкие золотистые волоски, отсвечивающие на солнце.
Незнакомец поднял взгляд на Джордана. Незагорелое лицо было гладко выбрито, не считая аккуратных усиков над яркими, чувственными губами. Большой нос смотрелся вполне пропорционально на крупной круглой голове, покрытой густой волнистой шевелюрой каштанового цвета. Мужчина был совсем молод – лет двадцать, не больше, – однако в нем чувствовалась такая зрелость и сила, что выглядел он гораздо старше.
Первому впечатлению противоречили едва заметные детали: яркий румянец казался нездоровым и лихорадочно горел на щеках; кожа на лице оставалась гладкой, но в уголках губ и глаз виднелись признаки страдания; в проницательных глазах улавливалась трагическая тень, некая печаль, доступная разве что невинному взгляду ребенка.
Мужчина и мальчик посмотрели друг другу в глаза – где-то в глубине души Джордана что-то повернулось, и он почувствовал сладкую боль: благодарность, щенячья любовь, сочувствие, преклонение и что-то еще, для чего он не знал названия.
Незнакомец встал: крепко сложенный, выше шести футов ростом – Джордан едва доставал ему до груди.
– Как зовут твоего отца, Джордан?
Мальчик ответил, благодарный, что его назвали полным именем, как взрослого.
– Да, – кивнул незнакомец, – я о нем слышал. Охотник на слонов, верно? Давай-ка отвезем тебя домой.
Он вскочил в седло, наклонился и закинул Джордана на круп лошади. Мальчик сел боком и обхватил всадника обеими руками за талию, чтобы удержаться.
Когда они появились в лагере Зуги, Ян Черут торопливо выскочил из-за сортировочного стола и снял Джордана с лошади.
– Он подрался, – сказал незнакомец. – Смажь царапины йодом, и все будет в порядке. Боевой у вас парень!
Ян Черут, обычно резкий и циничный, с этим человеком вел себя подобострастно – прямой взгляд незнакомца на длинноногом скакуне словно лишил его дара речи. Держа Джордана одной рукой, другой он снял с головы старую военную фуражку и прижал ее к груди, раболепно кивая в ответ на распоряжения.
Всадник перевел немигающий взгляд на Джордана и впервые улыбнулся.
– В следующий раз, Джордан, не задирай тех, кто в два раза больше тебя, – посоветовал он и, пустив лошадь рысью, уехал не оглядываясь.
– Джорди, ты знаешь, кто это был? – торжественно спросил Ян Черут, не сводя глаз с удаляющегося всадника. Не дожидаясь ответа, он сказал: – Это самый главный начальник комитета старателей, самый важный господин на прииске… – Ян Черут сделал театральную паузу. – Его зовут Сесил Родс.
– Мистер Родс, – повторил Джордан. – Мистер Родс.
Имя звучало героически, словно взятое из стихов, которые читала мать. Джордан понял, что в его жизни произошло нечто очень важное.
Каждый член семьи Баллантайн нашел свое место – будто оно было заранее для него предназначено. Ян Черут и Джордан занимались сортировкой, воины матабеле работали в шахте, а Ральф, естественно, тоже работал с ними.
Так они находили камни: добывали породу из углубляющихся шахт на крохотных участках земли; вытаскивали ее на поверхность в раскачивающихся ведрах; везли на повозке по осыпающимся дорогам, которые с каждым днем становились все опаснее; промывали и просеивали – и наконец Ян Черут и Джордан обнаруживали алмаз на сортировочном столе.
Вечерами трое-четверо матабеле ждали Зугу под деревцем верблюжьей колючки возле палатки.
– Ну, показывайте, – бормотал Зуга.
Матабеле с гордостью разворачивали лоскут грязной ткани, показывая обломок камня или маленький прозрачный кристалл, найденный на участке. Копая землю, наполняя ведро и высыпая из него породу, рабочие иногда замечали блестящий камешек – за такую находку полагалась награда.
Большинство находок не были настоящими алмазами: матабеле подбирали все блестящие, красивые и необычно окрашенные камешки – агаты и кварц, полевой шпат и горный хрусталь, яшму и цирконий. Алмазы попадались лишь изредка, но за каждый – большой или маленький, прозрачный или окрашенный – Зуга давал золотой соверен из своих тающих запасов. Камешек Зуга прятал в замшевый мешочек, который днем носил в застегнутом нагрудном кармане, а ночью клал под подушку.
Каждую субботу Ян Черут и мальчики садились вокруг обеденного стола под деревцем верблюжьей колючки, и Зуга аккуратно высыпал содержимое замшевого мешочка на листок чистой бумаги. Все вместе они обсуждали недельную добычу – и каждый раз, глядя на мелкие, непрозрачные, низкосортные алмазы, с трудом добытые из глубины Чертовых шахт, Зуга старался скрыть свое разочарование, пытался не обращать внимания на тошнотворное чувство тревоги.
Застегнув нагрудный карман, где лежал замшевый мешочек, Зуга надевал до блеска начищенные Ральфом сапоги, аккуратно заштопанную и отглаженную Джорданом рубашку и садился на гнедого, вычищенного Яном Черутом. С сигарой во рту, он ехал в поселок, старательно делая вид, что вовсе не нуждается в деньгах, и останавливал гнедого возле железной лачуги первого скупщика.
– Чертовы шахты, – с ужасным акцентом бормотал скупщик-голландец, ничуть не обманутый независимым видом Зуги. Присвистнув, он мрачно качал головой, рассматривая содержимое замшевого мешочка: – Они уже убили пятерых, а еще троих пустили по миру. Джоку Дэнби повезло, что ты заплатил ему такую цену.
– Сколько дадите? – тихо спросил Зуга.
Скупщик потыкал пальцем в россыпь крошечных камешков.
– Показать тебе настоящий алмаз? – Не дожидаясь ответа, он открыл железный сейф в стене позади себя.
Почтительно развернув листок бумаги, скупщик показал великолепный сияющий кристалл размером с желудь.
– Пятьдесят восемь карат! – прошептал он. – Вчера купил.
Зуга смотрел на камень, чувствуя кислый привкус зависти.
– Сколько? – спросил он, ненавидя себя за слабость.
– Шесть тысяч фунтов стерлингов! – ответил скупщик, тщательно заворачивая бумагу.
– Шесть тысяч фунтов стерлингов! – ответил скупщик, тщательно заворачивая бумагу.
Он положил алмаз обратно в сейф, закрыл толстую железную дверцу, повесил ключ на цепочку от часов и пренебрежительно глянул на камни Зуги.
– Сорок фунтов, – бросил он.
– За все? – тихо спросил Зуга. Ему нужно накормить шестнадцать человек и заплатить им за неделю работы, а также купить новую веревку – причем по безбожным ценам, которые дерут здесь торговцы.
– Цены упали, – пожал плечами торговец. – Каждый старатель к югу от Вааля приносит мне такой же мусор.
Зуга положил камни обратно в мешочек и встал.
– Сорок я даю в качестве одолжения, – предупредил скупщик. – Когда придешь обратно, больше тридцати не дам.
– Ничего, я рискну. – Зуга приложил руку к полям шляпы и вышел на улицу.
Второй скупщик высыпал алмазы в чашку весов, потом аккуратно добавлял гиречки, пока весы не выровнялись.
– Лучше бы ты на слонов охотился, – сказал он, записывая вес и что-то подсчитывая в тетради с кожаным переплетом. – Рынок алмазов переполнен. Количество богатых дамочек, желающих вешать на шею побрякушки, ограниченно, а за последние несколько лет в Ваале нарыли больше камней, чем за предыдущие шесть тысячелетий!
– Но ведь алмазы используют в часовых механизмах и резцах для стекла и стали, – тихо возразил Зуга.
– Преходящее увлечение! – отмахнулся скупщик. – С алмазами покончено. Даю тебе пятьдесят пять фунтов – хотя эти камешки и того не стоят.
Однажды утром Зуга обнаружил, что Ральф работает бок о бок с Базо, размахивая кайлом в такт песне матабеле. Несколько минут Баллантайн молча смотрел на сына: нежная детская плоть превращалась в крепнущие мускулы; плечи расширились; живот стал поджарым, как у гончей; штаны чуть не лопались по швам, облегая плотные округлые ягодицы, когда Ральф наклонялся, чтобы вытащить кайло из твердой желтой почвы.
– Ральф! – наконец окликнул он.
– Что?
Горло юноши блестело от пота, который стекал ручейками вниз, оставляя следы на пыльной коже, и большие капли блестели на курчавых темных волосках, внезапно появившихся на груди.
– Надень рубашку! – приказал Зуга.
– Зачем? – удивился Ральф.
– Затем, что ты – англичанин. Именем Господа, а если потребуется, моей собственной рукой, ты будешь еще и джентльменом!
В сапогах, застегнутый на все пуговицы, Ральф работал вместе с матабеле – и заслужил сначала их уважение, а потом привязанность и дружбу.
В тот день, когда они встретились в вельде, матабеле были поражены умением Ральфа держаться в седле и меткой стрельбой, уложившей старую антилопу. Теперь они стали принимать юношу за своего – сначала снисходительно, как младшего брата, но постепенно Ральф завоевывал право держаться на равных и в конце концов соревновался с воинами во всем, что они делали. Ему пока не хватало силы и роста, и в соревнованиях он обычно проигрывал. Проиграв, Ральф мрачно хмурился, сводя густые брови над переносицей.
– Хороший спортсмен должен уметь проигрывать с достоинством, – внушал ему Зуга.
– А я не хочу быть спортсменом! И не собираюсь учиться проигрывать! – отвечал Ральф. – Я хочу научиться побеждать!
И он принимался за дело с еще большим упорством.
С каждым днем, проведенным в шахте, Ральф становился сильнее. Детский жирок исчез, юноша вытянулся, не потеряв в то же время в силе. И еще он научился побеждать.
Ральф начал выигрывать соревнования с Базо, лихорадочно заполняя желтой породой одно за другим огромные кожаные ведра – да так, что пыль стояла столбом. Он пришел первым в одной из опасных гонок по лестницам – от дороги до дна шахты: обдирая ладони об веревки; повисая над пропастью, чтобы обойти соперника; словно канатоходец, пробегая по узкой жердочке, не глядя в зияющую шахту под ногами. Даже Базо покачал головой, изумленно вымолвив «Хау!», когда запыхавшийся Ральф встал на дно шахты, глядя на Базо снизу вверх, и торжествующе рассмеялся.
Затем Ральф научился пользоваться боевыми палками. В эту игру мальчики племени матабеле играют с первого дня своей пастушеской жизни в вельде, и Ральфу пришлось нелегко. Овладевая искусством драться на палках, он поневоле научился останавливать кровотечение: не прерывая состязания, засыпал пригоршней пыли нанесенную ударом Базо кровоточащую царапину на голове. За неделю до своего шестнадцатилетия Ральф впервые побил Базо. Схватка проходила на площадке позади крытых сухой травой хижин, построенных матабеле на открытом участке вельда за палаткой Зуги.
Состязание началось с шутливой перебранки: Базо дразнил ученика, лениво переступая с места на место с грацией сонной пантеры. Палки в его руках так и летали, искусно создавая непроницаемый барьер, из-за которого в любой момент мог быть нанесен жестокий удар. Ральф все время поворачивался лицом к противнику – юноши плавно кружили, как пара танцоров. Рубашку Ральф снял, и кожа, по приказу Зуги всегда закрытая от солнца, оставалась молочно-белой – лишь руки и треугольный вырез у горла загорели до черноты.
– Когда-то у меня был ручной бабуин, – сказал Базо. – Бабуин-альбинос, белый, как луна, и такой глупый, что не научился даже самым простым трюкам. Кого-то он мне напоминает, вот только не могу вспомнить кого.
Ральф улыбнулся одними губами, обнажив крупные белые зубы; густые брови были по-прежнему сдвинуты над переносицей. Насмешки Базо он свободно парировал на исиндебеле:
– И как это матабеле пришло в голову учить бабуина? По-моему, должно быть наоборот!
Базо отпрыгнул назад и заухал, начиная гийя – танец воина, бросающего вызов. Он высоко подпрыгивал, палки свистели в воздухе, мелькая с неуловимой для глаза быстротой.
– Посмотрим, так ли ты горазд работать палками, как работаешь языком! – крикнул Базо.
Он без предупреждения бросился в атаку, палка свистнула, целясь в колено Ральфа, но свист оборвался треском ружейного выстрела – Ральф подставил свою палку. Базо мгновенно ударил другой рукой в локоть – снова послышался треск столкнувшихся палок.
Палки трещали все громче, удары искусно отражались, переходя в свист контрударов, которые, в свою очередь, не достигали цели. Кружок зрителей громко подбадривал соперников криками «Й-и-е!».
Базо уступил первым, отпрыгнув назад, – пот покрывал черную бархатистую кожу, грудь вздымалась и опадала, в смехе прозвучала легкая хрипотца.
Обычно за этим следовала передышка: соперники кружили, словно в ритуальном танце, насмехались друг над другом, переводили дух и натирали руки пылью, чтобы крепче держать палки. Однако в этот раз, когда Базо отскочил назад и на секунду опустил правую руку в пыль, готовя новую насмешку, Ральф стиснул зубы и, ожесточенно играя желваками, перешел в атаку: отвлекшийся противник ненароком открылся.
– Й-и-е! – крикнули зрители, подбадривая и предупреждая одновременно.
Базо сделал отчаянную попытку развернуться и отразить неожиданное нападение. Ему удалось подставить палку и смягчить удар, иначе он получил бы перелом: Ральф ударил противника в плечо, и шутки кончились. От удара на коже остался след толщиной с палец, рука почти перестала слушаться. Отражая новое нападение, Базо почувствовал, как палка дернулась и чуть не выпала из онемевших пальцев, а задетое плечо вспыхнуло такой болью, что он невольно закряхтел.
Кряхтение лишь раззадорило Ральфа. Загорелое до черноты лицо исказилось от ярости, зеленые глаза горели холодным огнем, от каждого удара с длинных черных волос слетали капли пота. Матабеле никогда не видели Ральфа в таком состоянии, но все они побывали в сражениях и мгновенно распознали убийственную одержимость воина. Поддавшись возбуждению, они приплясывали и притопывали, подбодряя юношу криками.
– Й-и-е! – воскликнули матабеле, когда Базо попятился, уступая напору Ральфа.
Палки свистели и сталкивались, издавая устрашающий треск. Базо глотал воздух широко раскрытым ртом, за ухом потекла струйка крови, расползлась по горлу и покрыла правое плечо, словно мантия. Скользящий удар в лицо не рассек кожу, но оставил под ней кровяной пузырь размером с орех, который висел на лбу, будто пиявка. Град ударов со свистом и треском обрушивался на Базо, отдаваясь в плече, мускулистой шее и голове.
Еще один удар достиг цели – из носа выползла струйка крови, и блеск белоснежных зубов поблек. От другого удара вздулся след на бедре – раненый Базо поворачивался медленно, неуклюже, и Ральф атаковал, инстинктивно заставляя противника опираться на поврежденную ногу. Палка вновь обрушилась на мышцы: Базо пошатнулся и чуть не упал, с неимоверным трудом сохранив равновесие. Ральф легко отбил бессильную контратаку и ткнул концом палки, используя ее не как дубинку, а как меч. Удар застал Базо врасплох. Пробив защиту противника, Ральф всем своим весом вогнал палку в живот противнику, прямо под дых, – тот согнулся пополам, одна палка упала на землю, другая бессильно повисла вдоль тела. Базо упал на колени, подставляя шею, где между крепкими мускулами торчали острые позвонки.