Старуха оглянулась, позвала:
– Филько, йды туто.
Седой, примерно такого же возраста, что и старуха, подошёл, разглядывая ясными глазами замерших грибников. Особого удивления на его лице не было, как не было беспокойства или страха.
– Блудно ишта их замрею, – сказала старуха. – Треть ходы за последни летось.
– Чёрны вага? – задал вопрос старик, продолжая разглядывать грибников.
– Что? – не понял Олег.
– Увыи идха ото чёрны вага?
– От Чёрного столба, – подтвердил Илья, уловив смысл вопроса.
– Стовп, калин морок, – кивнула старуха.
– Кто вы?! – дрогнувшим голосом спросила Варвара.
Жители деревни посмотрели на неё, как показалось Максиму, с одинаковой жалостью.
– Умыи живаго те Хлумань, – кивнул на деревню старик. – Билорца охоронство. Основград Микоростень. Дале будо Новуград и Свейск-жито. А увыи отоки?
– Из Москвы, – выдавил Илья.
Старик и старуха переглянулись.
– Воремя теки навбоки, – сказала старуха. – Оден соседни живче, застряно – остань повернато николы.
– Давень шлёндрае-то? – спросил старик.
– А? – вытянул шею Илья.
– Он спрашивает, давно мы ходим? – сообразил Максим.
– Давно, часа два… вы нас понимаете?
Жители Хлумани снова обменялись взглядами.
– Увыи не прима выхоче з распадку Чёрны вага, – сказал старик. – Мены триждень выходче до увыи.
– Ешче есь воремя нал, – добавила старуха. – Пусь Малята отведе до распадку на грань.
Старик оглянулся.
– Малята.
Подошёл парень – косая сажень в плечах, пушок на свежих щеках, в глазах смущение и любопытство.
– Здравы бие.
– Отведе хлопы до распадку.
– Подождите! – опомнился Олег. – Вы серьёзно?! Этот ваш Хлумань – в другом… в другом…
– Измерении? – договорил Илья.
– Соседни живче, – закивали старик и старуха. – Увыи шибко наскоро надоть обкруче ко Чёрны вага, а то не верни николы домотри.
– Но…
– Иде!
Кот в сумке мяукнул.
Все повернули головы к Максиму.
– Рыжий, – выговорил он виновато. – Кот.
– Миелов? – удивился старик.
Максим показал сумку с окошком.
Старик подошёл, нагнулся к окошку. Кот уставился на него огромными глазищами.
– Сонечко дитё, – с неожиданным уважением сказал старик. – Помошче?
Кот мяукнул.
Старик разогнулся.
– Шибко идее, щелка зараста, не выди.
– Чёрт, надо сфоткаться! – заволновался Илья. – Никто же не поверит! Вы понимаете, с кем мы разговариваем?! Эта их Хлумань и в самом деле стоит в параллельном мире! Чёрный столб нас сюда перенаправил!
– Мобильные не работают, – напомнила Варвара.
– Ах ты ж ёлки зелёные!
– Иде, иде, – поторопил их старик.
– Спасибо вам! – поклонился Олег. – Рады были познакомиться. Может, ещё свидимся?
Спутник старика по имени Малята зашагал в лес.
* * *Пока шли, Илья попытался разговорить проводника, запасти побольше информации о таинственной стране, которую старик назвал «Билорца». Однако молодой абориген отвечал неохотно, коротко и не всегда понятно, хотя его язык напоминал белорусский, поэтому узнать удалось немного, вдобавок к тому, что уже было известно.
Селение Хлумань окружали леса «на многи чисы вёрст», как выразился Малята. Недалеко от него, в дне пути, располагался городок Микоростень; передвигались местные жители «обоконь» – на лошадях. Ещё дальше – столица края Новуград. Появление группы москвичей возле Хлумани оказалось не первым, сюда уже трижды выходили «пешцыи» путешественники, заблудившиеся в Комягинском лесу после встречи с Чёрным столбом, и один из них не успел вернуться, так и загинул в лесу, по эту сторону границы миров. На вопрос Олега: что значит, он не успел вернуться? – Малята ответил простодушно:
– След остыл.
Перевод не потребовался, сказано было абсолютно по-русски.
Но до столба (Малята называл его Чёрны вага) проводник группу не довёл, остановился в лесу, на берегу какого-то ручья.
– Дале вытойте одне.
– Почему? – не понял Илья.
– Невать умие, – пожал плечами парень, – перейдо граник, опто сгину.
– Нельзя ему, – тихо перевела Варвара, уставшая больше других. – Пересечёт границу – не вернётся обратно.
– Интересно, что он знает о нашем мире? – проговорил Дима.
– Они не сильно удивились, когда нас увидели, – проворчал Олег. – Значит, понимают, что мы соседи. Знают, где стоит граничный камень, отделяющий нашу реальность от их мира.
– Дружище, этот камень – портал, да? – жадно спросил Дима.
Малята отступил.
– Бечь шибко! Щелка зараста!
– Вообще у вас какой год? – поинтересовался Илья.
– Некогда рассусоливать, – сказал Олег. – Бежать надо, пока след не остыл. Нам точно туда? – Он кивнул на чащобу за ручьём.
– Сонечко дитё покаже, – кивнул на сумку с котом проводник. – За им бягне.
– За котом?!
Малята молча повернулся и исчез, только прошелестело.
Все повернулись к Максиму, ошеломлённому словами парня.
– Макс, ты поводок взял? – осведомился Илья.
Максим виновато покачал головой.
– Не подумал…
– А если он удерёт?
– У нас нет выбора, – сказал Олег. – Кот побежит – и мы за ним, со всех ног. Выпускай зверя, Макс, объясни ему ситуацию.
Максим открыл котомку, взял кота на руки, заглянул ему в глаза.
– Спасай, Рыжий! Нам домой надо, домой! Понял? Веди нас к тому чёрному камню, что мы видели. Понял? К Чёрному столбу!
Кот мяукнул.
Максим опустил кота на землю, шагнул вперёд.
– Нам туда, понял?
Кот вытянул вперёд морду, ловя дрожащими ноздрями запахи, и устремился мимо зарослей колючего кустарника, напоминающего акацию, в просвет между деревьями.
Максим последовал за ним. Остальные заторопились следом.
Шли таким манером всего минут двадцать, не больше.
Кот бежал вперёд уверенно, обходя лишь огромные ели, заросли кустарника и высокой, чуть ли не в рост человека, травы. К удивлению компании, на пути не встретилось ни одного упавшего дерева, ни одной кучи валежника, хотя в Комягинском лесу этого добра хватало.
Наконец впереди высветилась прогалина в чащобе. И, ещё не выйдя на поляну, Максим интуитивно ощутил, что кот привёл их к Чёрному столбу.
Выбрались на край поляны, потные и разгорячённые, глядя на высившуюся в центре скалу.
– Что б ты… – начал в сердцах Дима.
– Заткнись! – одёрнул его Фенер. – Нельзя его сердить! Он не виноват. Наоборот, милости просить надо, чтобы выпустил домой.
– Что теперь? – выдохнула Варвара.
– Не знаю, – поскрёб затылок Илья. – Надо было у Маляты спросить.
– Давайте подойдём ближе, мысленно объясним ему… – начал Максим.
– Кому?
– Ну, по сути, это сторож границы…
– Пошли, – скомандовал Олег.
Максим взял заурчавшего кота на руки, поцеловал в холодный нос.
– Спасибо, Рыжий! Всю сметану дома отдам!
Пересекли поляну, путаясь в густой траве, не сохранившей ни одного следа их недавнего пребывания у скалы. Постояли в молчании у чёрного, с искрой, монолита.
– Ну, и что дальше? – поглядел на Максима Илья. – Пускай кота.
Максим выпустил, но кот зашипел и полез по его ноге вверх, цепляясь за штанину острыми когтями. Пришлось снова взять его на руки.
– Не хочет? – удивился Дима.
– Он свою миссию выполнил, – сказал Олег задумчиво. – Ну-ка, парни, давайте ориентироваться по нашим приметам. Солнце пошло к закату, значит – там запад, в обратке – восток, нам примерно туда. Комягино в той стороне. Я правильно рассуждаю?
– Вроде бы так, – согласился Илья.
– Потопали.
Двинулись прочь от скалы, стараясь идти по прямой, и уже через несколько минут почувствовали облегчение. Напряжение, владевшее всеми, стало спадать, будто с душ путешественников упал огромный валун. Дима Бушуев даже засвистел, пока Олег не посоветовал ему «заткнуть фонтан».
Ещё через полчаса вышли на знакомую тропинку, словно вынырнувшую ниоткуда.
– Уф! – с облегчением сказала Варвара, вдруг обнаружив, что забыла свою корзину у Чёрного столба.
– Можем вернуться, – предложил Максим.
– Ой, только не туда! – изменилась в лице девушка.
– Ну, теперь по грибы? – спросил Илья.
На него посмотрели как на сумасшедшего.
– Домой хочу, – жалобно сказала Варвара.
– А я бы сюда ещё разок наведался.
– Псих! – сказал Дима. – А если бы мы там остались, в этой твоей тьмутараканской параллельной реальности?
– Ну и что? Представляете, сколько нового узнали бы? Вообще на Земле много таких мест, где существуют проходы между измерениями, нам повезло, что мы наткнулись на один.
– Да уж, повезло.
– Идём в Комягино, – решил Олег.
– А что мы скажем, вернувшись без грибов?
– Да уж, повезло.
– Идём в Комягино, – решил Олег.
– А что мы скажем, вернувшись без грибов?
– Что мы вообще скажем, где были, – проворчал Олег, посмотрев на кота на руках Олега. – Вот кому памятник ставить надо! Он нас вывел! Я для него тоже сметаны не пожалею.
Кот полез по груди Максима, ткнулся носом ему в шею и сказал «мя».
Ярослав Веров Монохромный охотник
Лучик 1 «Хижина»Он сидел на скамейке перед камином и вырезал Белого Однорога. Это было забавно – смотреть, как оживший Однорог по пути к Выходу прямо на глазах превращался в кого-нибудь другого. В Торопыгу или Носастого, а иногда в Попрыгая. Это было и смешно и грустно. Смешно потому, что, шагая по Полочке, он забавно подпрыгивал, чухался и кружился на месте. У него вырастали новые лапы и хвосты, он покрывался костяным панцирем или начинал хлопать перепончатыми крыльями, он водил в разные стороны, принюхиваясь, большим носом, в который превращался его рог. Но никогда не оставался самим собой – Белым Однорогом. И это было очень грустно.
Грустно потому, что Однорогов в Пятне всего несколько. Он их знал, и они его знали. При редких встречах Белые Однороги величаво кивали ему огромными головами и уходили. У них были заботы, к которым он – Белый Охотник – не допускался. Он всегда немного робел при таких встречах. Непроизвольно поднимал ствол Ружья в небо и слегка приседал, опуская голову. И никогда не стыдился этих Знаков Почтения.
Они издавали Чувство Любви, и их было всего несколько.
Вот и сейчас, заканчивая вырезать хвост, он гадал, во что тот превратится. Он знал: ваять того, кто выше тебя, – занятие глупое и чреватое. Но ему очень хотелось, чтобы Однорогов стало больше.
На Полочке почувствовалось шевеление. Охотник отложил в сторону незавершенную работу. Оживление, Дорога к Выходу, Таинство, которое он не понимал, но которым не переставал любоваться.
Пришли Сроки Шестокрыла. Охотник вырезал его семь Циклов назад, когда прилетевший Черный Вой сожрал их полтора десятка, прежде чем с ним было покончено. Вой упал в куст Круглолиста, так что резать Шестокрыла было из чего. «Странно, – в который раз думал Белый Охотник, – каждый раз, когда Черный Монстр прорывается через Серое, он наносит вред. И он же ломает ветви, мнет кусты – делает все, чтобы у меня был материал для работы. Может, для этого я здесь?»
А на Полочке Шестокрыл неторопливо полз к Выходу – окошку в стене Хижины. Он бугрился шишечками, которые набухали и разрывались, испуская зеленоватые облачка Чувства Веселья, и из них вываливались маленькие Шестокрыльчики. «Три… Семь… Двенадцать… Двадцать два», – считал про себя Охотник и радовался, потому как через Выход его Хижину покинуло на семь Шестокрылов больше, чем сожрал Черный Вой. Значит, Пятно стало чуточку шире. Значит, Серого стало чуть меньше. «Эх, знать бы заранее, сколько их Выйдет, – думал Охотник, снова принимаясь за Белого Однорога. – Почему сегодня их Вышло двадцать два, а в прошлый раз всего трое? А ТОГДА и вовсе ни одного».
И Охотник снова увидел ту картину, когда в Положенный Срок фигурка Шестокрыла не ожила, осела кучкой белых стружек, оставив только Чувство Пустоты. Потом стружки впитались в Полочку, а Чувство Пустоты Охотник слышал и сейчас.
Он снова принялся вырезать. Золотые языки пламени плясали в камине, отбрасывая блики на внутренность Хижины, Хижины Белого Охотника.
Блики весело играли в сказочную игру красок со столом и бревенчатыми стенами, на которых проступали коричневые разводы годовых колец, с вороненым масляным блеском ствола Ружья, заботливо поставленного в угол, и темно-зелеными боками Зарядного Ящика. Они стремительно пробегали по картинам, развешанным по стенам, и от их прикосновения, казалось, Черные Чудовища и Белые Животные оживали и наполнялись Жизнью и красками, которых не увидишь за стенами Хижины. Блики скакали по Белым фигуркам, вырезанным Охотником и расставленным по Полочке, путались в зелено-блескучем облачке Чувства Веселья, оставленном недавно Вышедшими Шестокрылами. И единственно, чего блики сторонились, – размытого пятна Чувства Пустоты на краю Полочки. Того самого места.
Ну и, конечно же, они, неугомонные, носились по самому Охотнику: безжалостно топтали волосы, играли мускулами рук, заполняли глаза. И только прикасаясь к ладоням – замирали. Блики расцвечивали Хижину, но, касаясь фигурки, которую резал Охотник, становились пятнами Белого Света. Такого же, как свет из окна.
Такого же, как сама фигурка.
Пламя рождало блики. Пламя издавало Чувство Тепла и Покоя, к которому Охотник давно привык и которым, тем не менее, очень дорожил.
Охотник закончил работу, отложил в сторону нож и залюбовался фигуркой, осторожно держа ее на ладонях.
Резал из дерева он мастерски. И особенно получались у него Однороги. Потому как старался он повторить каждый изгиб, каждую складку, каждую, пусть даже самую незначительную, мелочь.
Потому, что не было ничего дороже их.
Казалось, даже блики пламени перестали скакать по Хижине и тоже любовались фигуркой. Казалось, вот сейчас маленький Белый Однорог зашевелится, моргнет задумчивыми золотистыми глазами, поведет рогом и спрыгнет с ладоней. Казалось, он даже издает Чувство Любви…
Но нет. Это просто свет из окна. Это просто шевеление ладоней, уставших от работы. Это просто маленькая деревянная фигурка.
Охотник вздохнул и осторожно поставил фигурку на Полочку, рядом с Чувством Пустоты, которое слышалось сейчас особенно остро.
Он немного подумал и по лестнице полез на чердак за Биноклем. Время Сна еще не закончилось, а фигурку он уже вырезал. Захотелось побродить. Да и на Серое он давно не смотрел. Может, получится пару капканов поставить. Да и Краска почти закончилась.
Охотник достал из ящика изрядно запылившийся Бинокль, повесил на пояс мешочек для Краски, зачехлил три капкана. Спустился и взял Ружье. Достал из Зарядного Ящика свои обычные четыре обоймы – осколочную, бронебойную, зажигательную и фугасную. Посмотрел еще раз на фигурку Однорога и толкнул дверь.
Лучик 2 «Пятно»Каждый раз, открывая дверь, он замирал на Пороге. Стоя на Пороге – наполовину в Хижине, наполовину Вне, – он всякий раз чувствовал свою раздвоенность. Та его часть, которая в Хижине, была живой, многоцветной. А та, которая Вне, – белой. Чисто белой. Местами чуть светлее, местами немного темнее, но везде – белой. Граница цвета проходила прямо через тело Охотника, и в этот момент он не смог бы точно сказать – какая его часть более нереальна. Даже блики, вырываясь из Хижины, плясали на земле перед Порогом светлыми пятнами.
Словно цвет кончался на Пороге.
А может, так оно и было.
Цвет был заперт в Хижине. Но Белый Свет через окно падал на стол Охотника белым квадратом.
Охотник снова вздохнул и пошел к Границе Пятна.
Мир был разделен на два цвета – Белый и Черный. В Белом мире росли белые деревья, текли белые реки, бродили белые звери и летали белые птицы. В Черном все было черным.
Между Черным и Белым мирами пролегала ничейная полоса, межа, мир Серого. Ямы и камни, холмы и овраги. Ни кустика, ни насекомого.
Скорее всего – весь Мир был Серым. И на этом Сером разбросаны Черные и Белые Пятна, между которыми шла непрестанная война. Война за Серое.
Пятно Белого Охотника было не очень большим. Когда он впервые это осознал, то ему стало не по себе. Маленькое пятнышко Белого на огромных просторах Серого – есть над чем задуматься. Тем более что через Серое со всех сторон лезут Черные Монстры, от которых свое Пятно нужно любыми силами защитить, – есть от чего впасть в отчаяние.
Но дело делалось, и на отчаяние времени не хватало.
А потом пришла Мысль. «Раз есть Белое Пятно, – говорила Мысль, – значит, должно быть и Черное. Но почему их должно быть по одному?»
И появился Бинокль.
Он представлял собой равнобедренный треугольник, в вершинах которого находились окуляры. Его было удобно положить на нос, и тогда можно смотреть, не помогая руками.
Он сам наводил резкость. В окулярах были крестики и дальномерная сетка. Кроме того, маленький индикатор мерцал цифрами расстояния и пульсировал точкой, когда в поле зрения попадал живой или движущийся объект.
Бинокль был очень удобен. Но для Охотника – практически бесполезен. Черных Монстров Охотник слышал по издаваемым ими Чувствам. Однако через Бинокль Охотник впервые увидел Соседние Черные Пятна. И далекое Соседнее Белое Пятно. До Соседнего Черного Пятна Бинокль показал полторы тысячи шагов, до Соседнего Белого индикатора не хватило.