– Увидите. – Танкред скупо улыбнулся. Он явно гордился своей крепостью, но не спешил выдавать секреты. – Вход находится с другой стороны. До того как здесь обосновались христианские рыцари, северной стены не было, грузы и люди попадали внутрь через проход, ведущий на пляж.
– А теперь? – полюбопытствовала девушка.
– Подождите, немного терпения, и вы все увидите собственными глазами.
Римильда замолчала, предпочитая рассматривать удивительное место, а не приставать с вопросами к неразговорчивому рыцарю.
Вскоре они обогнули плато и оказались около его южной оконечности, почти у самой кромки воды.
Здесь, в стене отрога, виднелось достаточно широкое отверстие, в которое могли запросто проехать две телеги и не зацепиться осями. Изнутри сочился неверный свет факелов.
– Добро пожаловать во врата Тирона!
Танкред тронул бока коня и направил животное прямиком в темное чрево туннеля. Римильда поехала следом.
– Смотри, – показала Калев куда-то вверх. – Мы ниже уровня воды.
Римильда взглянула туда, куда указывала служанка. И точно, сверху капало, но лишь немного, зато в потолке виднелись зловещего вида каменные люки и острые концы металлических решеток.
– Если бы сюда залезли незваные гости, то их бы тут утопили, как котят, – сделала очевидный вывод девушка.
– Да, вы правы. – Фонтевро придержал коня, так что оказался бок о бок с Римильдой. – В туннеле установлены пять подъемных решеток, а из трех дюжин люков в случае тревоги хлынет вода. Туннель затапливает на участке длиной в двести футов, а три решетки оказываются под водой. Здесь только рыба сможет проплыть, а никак не солдаты с оружием.
– Хитроумное изобретение.
Когда туннель закончился и кавалькада снова выехала на свет божий, Римильда ахнула. Порт был великолепен сам по себе: стройные мачты кораблей, белые паруса, запах пряностей и соли. Но западная стена Грота Тирона являлась настоящим произведением искусства, творением рук не божеских, но человеческих. Портал, обрамлявший главный вход во внутренние пещеры, возводился столь давно, что никто и не помнил, кто были его строители. Витые колонны, поддерживающие портик и фронтон, сплошь покрывала резьба. На первый взгляд это был орнамент, но потом становилось понятно, что это абсолютно точная имитация плетей аканта, ядовитого плюща. Римильда вспомнила, что у нее в сундуке есть мамино платье с таким же узором… Как причудливо переплетаются в жизни символы! Мраморные листочки на камне казались живыми, только вот почему-то розовыми, а не зелеными. Стена обрыва была прорезана множеством окон, а в центре, над портиком, на самом верху скалы, виднелась просторная терраса, увитая настоящим акантом и украшенная шелковыми занавесями. Кажется, это покои хозяина крепости. Или его дамы.
Римильда спешилась и прошла следом за Фонтевро сквозь портик в пещеру, служившую здесь главным залом.
– Вас проводят в ваши комнаты, – сухо произнес Танкред. – Я выполнил свое обещание, больше я ничем вам не помогу. Только помните, что никто не сможет покинуть крепость без моего ведома.
Это прозвучало предупреждением: Римильда поняла, что ускользнуть на поиски брата или его могилы не получится. Ад и преисподняя! Вряд ли Танкред прикажет открыть люки и утопит несговорчивую гостью в туннеле, просто велит кому-нибудь из своих людей, выглядевших очень внушительно, схватить Римильду и держать, пока та не поумнеет. И никакой Родд не справится с прошедшим через множество битв крестоносцем.
Кажется, она все так же далека от завершения розысков, как была в Сидоне…
Вежливый слуга, облаченный в восточные одежды (Римильда так и не поняла, кто он – пленный сарацин, служащий своим победителям, или же человек из местных, нанятый за мелкую монетку), по приказу Танкреда провел Римильду и ее сопровождающих в отведенные им покои. Комнаты находились на самом верхнем ярусе, кажется, почти рядом с той террасой, что она видела снизу. Три широких окна выходили на порт и море. Что ж, место отличное. Особенно чтобы броситься со скалы. Это было бы очень романтично, но совсем непрактично. А практично – найти кого-нибудь, кто мог бы поведать о судьбе Кесруана немного больше, чем пожелал Фонтевро. Лучше всего для расспросов подошел бы очевидец.
Судя по всему, порядки в Гроте Тирона весьма отличались от куртуазных уложений Сидона. Кажется, здесь все были заняты делом, никто не шлялся по коридорам без цели. Решив, что самое подходящее время для расспросов – ужин, Рмильда послала Родда и Калев позаботиться об удобствах, то есть добыть воды, ванну и чистые простыни. Удивительно, но никаких проблем с этим не возникло.
Калев вернулась первой и поведала, что в этой части крепости есть такое чудо, как водопровод. Наверху, на плато, стоит резервуар с водой. Он нагревается от солнца. А уже оттуда вода по медным трубам течет в покои лорда и еще несколько комнат. В одной из таких комнат Римильду и поселили. Леди пришла в полнейший восторг, когда из трубы в ванну полилась тепленькая водичка.
Погрузившись по самую шею, Римильда вздохнула:
– Надеюсь, грязную воду здесь не выливают в окна. Хотя… я с удовольствием окатила бы Танкреда де Фонтевро.
– Нет, не выливают. – Калев все успела разузнать. Поистине неоценимая горничная! – По трубе же вода уходит вниз, в море.
– Роскошно живут, – снова вздохнула Римильда. – Солнце греет воду, море уносит грязь…
– И не говори, девочка моя. – Калев помогла хозяйке вытереться. – Только вот лорд Танкред не верит, что сможет это все удержать.
– Знаешь, теперь и я что-то не верю. – Римильда чувствовала, что очень устала. И хоть в чем-то она солидарна с нелюдимым Танкредом де Фонтевро. – Я и раньше считала, что Палестина – это страшная авантюра. Сейчас же я просто в этом уверена.
– К ужину здесь не сзывают, но столы накрывают на закате.
– Отлично.
В окна заглядывали уже последние лучики тонущего в море солнца.
В большом зале Фонтевро не оказалось, Римильду этот факт порадовал. Не очень удобно было бы приставать с расспросами к рыцарям прямо перед его носом.
Ближе к главе стола сидел красавец мужчина и с наслаждением поедал какую-то неопознанную птичку. Мужчина был черноволос, как многие здесь, безбород, но зато с пышными ухоженными усами. Увидев Римильду, он отложил птичку в сторону и встал, приветствуя даму. В глазах его зажегся неподдельный интерес. Только бы обошлось без серенад, тоскливо подумала Римильда. Впрочем, если люди Танкреда походят на него самого, опасаться нечего. Такие мужчины привыкли действовать, а не терять время на песнопения под окном. К тому же… Римильда невольно улыбнулась: здесь, чтобы докричаться до ее окна, нужно иметь поистине мощный голос.
Красавец мужчина широко улыбнулся в ответ:
– Разрешите представиться самому, раз уж лорда здесь нет. Я – Парис де Ритон, сенешаль Грота Тирона.
– Леди Римильда из Дауфа.
– Очарован.
Римильда едва удержалась, чтобы не поморщиться. Неужели она ошиблась? Неужели и здесь рыцари столь же галантны и столь же бесполезны, как и в Сидоне? Но нет, удалой сенешаль тут же исправил первоначальное не особо благоприятное впечатление о себе:
– Мой лорд сообщил мне, что вы – сестра Деневульфа, графа Мобри.
– Да, это верно. – Такой переход напрямую к интересующей ее теме порадовал Римильду. Кажется, ей удалось сразу же наткнуться на нужного человека.
– Мне жаль, что вам не удалось встретиться, – обронил Парис де Ритон.
– Вы знаете что-то о судьбе защитников Кесруана и о моем брате? – Римильда чувствовала себя гончей, напавшей на след.
Де Ритон усадил гостью на скамью, сам устроился напротив и охотно заговорил:
– Я – сенешаль, так что я оставался в Гроте, когда лорд Фонтевро выехал на помощь Кесруану. Армия под предводительством Ахмед-паши, одного из военачальников Саладина, внезапно показалась под стенами Кесруана. Наши союзники в Сирии должны были нас предупредить о таком повороте событий, но герцог Рено Гранье не так давно изрядно насолил тамошнему правителю, так что Ахмед-паше удалось застать Деневульфа врасплох. Прежде чем Мобри сумел послать гонцов за помощью, замок оказался в осаде. Наши наблюдатели увидели дым у горизонта, там ничего не могло так гореть, кроме Кесруана. Лорд Фонтевро немедля собрал отряд и бросился туда, но опоздал. Я сильно сомневаюсь, что он вообще смог бы существенно помочь. Он столкнулся всего лишь с арьергардом армии Ахмед-паши, однако бой пришлось выдержать жестокий. Лишь ночь прекратила битву. Утром наши люди обшарили горящие руины Кесруана, только вот спасти удалось немногих. Фонтевро отправился с новостями к герцогу…
– Так выжившие все же есть! – воскликнула Римильда. – Я должна их увидеть!
– Всего несколько слуг и пара солдат, – грустно покачал головой Парис. – Сожалею, но вашего брата среди них нет.
– Я все равно должна с ними переговорить, – настаивала Римильда. – Вдруг он в плену…
– Я все равно должна с ними переговорить, – настаивала Римильда. – Вдруг он в плену…
– Если бы это было так, паша бы уже затребовал выкуп. – Значит, ее рассуждения по поводу выкупа были верны, если сенешаль предполагает точно так же.
– Он может быть без сознания… – Римильда цеплялась за последнюю надежду.
– Таких пленных сарацины не берут.
– Я не хочу ничего слышать. Я хочу увидеть выживших.
Парис де Ритон внимательно посмотрел в лицо девушке, медленно кивнул и поднялся.
– Хорошо, я провожу вас.
Римильда шла за Ритоном, едва сдерживаясь, чтобы не подтолкнуть его в спину, заставляя идти быстрее. В конце концов они оказались в большом, но скудно освещенном помещении. Кажется, это место находилось глубоко в скале, если вообще не под землей. Вдоль стены стояли тюфяки, на которых лежали раненые, перевязанные люди. Кажется, здесь был госпиталь. У стола со свечой сидел маленький сгорбленный старик в чалме. Парис обратился к нему на местном языке, тот что-то ответил.
– Почти все из них умрут, – перевел де Ритон. – Слишком тяжелые раны. А вот тот парнишка, в углу, выживет. И он уже пришел в себя.
Римильда посмотрела в указанный угол и едва не разрыдалась от смешанного чувства ужаса и облегчения. Это был малыш Этельстан, Этельстан Рот, личный оруженосец Деневульфа. Брат забрал его с собой из Дауфа, и мальчик тогда очень гордился оказанной ему честью. Теперь он подрос, превратился в юношу, и весьма хорошенького. И он жив! Хоть одно знакомое лицо!
Римильда подбежала к тюфяку и рухнула на колени:
– Этельстан!
Юноша ахнул, приподнялся, но тут же упал обратно на подушки – он был еще слаб.
– Миледи Римильда, о миледи! Это вы? Или я умер и попал в рай?
– Это я, Этельстан! Я! – Она с мольбой глядела на него, и оруженосец понял, чего хочет его госпожа.
– О миледи, – проговорил парнишка, заливаясь слезами. – Миледи, ваш брат, граф Мобри, пал в бою, сраженный стрелой сарацина!
– Ах! – Римильда не могла вздохнуть, не могла пошевелиться. Она отказывалась верить словам Танкреда, но рассказу Этельстана поверила сразу.
– Я видел это собственными глазами. Милорд вел солдат на стену, туда, где прорвались неверные, как вдруг стрела, выпущенная одним из них, пронзила его грудь. Он рухнул вниз, на каменные плиты двора. Я пытался пробиться к нему, он был еще жив, но тут сарацины ворвались во двор, я получил удар по голове и упал, а когда очнулся, замок горел, неверные покидали разоренную крепость, а милорд… Я нашел его под завалом камней. Он был мертв. Мне оставалось сделать только одно: похоронить его. Но тут я потерял сознание. А когда очнулся, меня тащили прочь люди лорда Грота Тирона. Кесруан рухнул. Замок стал могилой лорда Деневульфа.
Римильда выслушала рассказ, не проронив ни звука. Затем она положила руку на голову Этельстану. Юноша ни в чем не виноват, он сделал все, что мог, и даже больше. Юное бесстрашное сердце…
– Ты хорошо служил своему господину.
– Я не смог спасти его. – В словах оруженосца звучала горечь. – Я должен был его спасти, защитить. И не смог.
– Это было не в твоей власти. – Не хватало еще, чтобы парнишка всю жизнь терзался чувством вины. – Все в руках Господа нашего.
Этельстан закрыл глаза и, казалось, забылся лихорадочным сном: разговор вымотал его. Римильда встала и взглянула на Париса, тихо стоявшего у нее за спиной.
– В крепости есть священник? – негромко осведомилась она.
– Трое. Здесь есть капелла.
– Я хотела бы, чтобы отслужили заупокойную службу.
– Я провожу вас.
Теперь Римильде совсем не хотелось спешить. Она все узнала и все потеряла. Осталось лишь отдать последний долг брату.
Глава 11
Единственное в капелле окно было закрыто оконным переплетом с витражами. Ничего особенного – Святая Троица, грубо выложенная из кусочков стекла, свет проникает плохо… И все же первые лучи утреннего солнца делали витраж фантастически прекрасным, бросали на лица людей разноцветные блики. Песня красок, танец солнечных зайчиков. Такой красивый и такой живой.
Голос пожилого священника гулко отдавался под сводами зала.
Римильда стояла и иногда закрывала глаза – чтобы слова лучше впечатывались в сердце, оставались навсегда. Это будет ее последняя память о Деневульфе.
Когда брат родился, Римильда уже начала осознавать, что происходит в окружающем мире. Ей было четыре года. Она смутно помнила, как в первый раз вошла в спальню матери и та показала ей крохотного человечка, который почему-то все время плакал и никак не мог умолкнуть. «Это твой младший брат Деневульф», – сказала леди Марианн, а Римильда долго не верила. Как может эта кроха носить такое тяжелое имя, и как же так – брат? Что такое брат, кто он такой?
Потом она узнала. Она научилась заботиться о маленьком брате, рассказывала ему сказки, которые уже узнала от Калев, играла вместе с ним, пела песни. Когда Деневульф подрос, он показывал Римильде, как драться на мечах. Но ей больше нравилась верховая езда, а как звенит оружие, совсем не нравилось.
Затем наступили новые времена. Родители отправились в мир иной, и Деневульф стал графом Мобри. Молодым, горячим, полным радужных идей и планов графом Мобри. Он отправил послание к своему сюзерену, герцогу Рено Гранье, с просьбой призвать его в Палестину.
– Богатства, говорят, рассыпаны там прямо под ногами, сестренка, – рассказывал он Римильде, сверкая глазами. – Просто ходишь и подбираешь с земли золото и алмазы. Я отправлюсь в Святую землю сражаться за Господа нашего и буду вознагражден. Никто не посмеет нам угрожать тогда! Дауф станет самым огромным, самым сильным замком на много миль в округе! Мы никого больше не будем бояться! А ты, сестричка, наденешь шелка и бархат, ты будешь самой завидной невестой! Только дождись моего возвращения!
Только дождись…
Он уехал, оставив Римильду и Дауф, и написал, когда прибыл в Сидон. А после писем не было. Иногда с возвращавшимися из Святой земли пилигримами Деневульф передавал Римильде кое-что, например специи. Однако никаких сундуков с богатствами, никакого триумфального возвращения через год-другой. Графство нищало, соседи показывали зубы, и наконец наступил тот момент, когда нельзя больше было терпеть. Римильда отправилась в путь, и вот – опоздала…
Душный дым свечей струился, подрагивая, вверх и вверх, и Римильда подумала, что так, должно быть, утекает из тела душа. Она течет тонкой струйкой и дрожит пред встречей с Господом. Тот, кто был честен и добр, будет в раю, в Его чертогах. Нет сомнений, Деневульф там. Но почему, почему же так рано?..
Латинский гимн, гимн смерти и вечного покоя, возносился к каменным сводам пещеры, служившей капеллой Гроту Тирона. Римильда, Калев, Родд, поддерживающий бледного Этельстана, – вот и все, кто пришли проводить в последний путь графа Мобри. Не так полагается хоронить Деневульфа из Дауфа. Он должен был умереть в окружении детей и внуков, все графство, до последнего серва, пришло бы проститься с ним. И потом, в главном зале Дауфа прозвучало бы:
– Покойся с миром, граф Мобри! И правь достойно, граф Мобри. – И жезл графа передали бы старшему сыну Деневульфа, прекрасному золотоволосому мужчине в полном расцвете сил. Но нет, не сбылось…
Римильда произнесла последнее «аминь», постояла еще немного, глядя на дрожащие огоньки свечей, повернулась и вышла. Она долго бродила по коридорам и переходам, но никто не обращал на нее ни малейшего внимания. Даже Калев не последовала за ней. Кажется, преданная нянюшка поняла, что Римильде хочется побыть одной. Наконец девушка выбралась на самый верх плато.
Ночные костры уже потухли, на востоке горизонт окрасился розовым, и Римильда знала, что через несколько минут солнце во всем своем грозном величии буквально взлетит на небо, в один миг превращая ночь в сияющий день. Здесь нет долгих рассветов и закатов, тьма мгновенно превращается в ослепительный свет – и наоборот, словно эта земля не знает полутонов, не знает компромисса. Что так влечет сюда людей, будь они рыцари или простолюдины? Вера? Жажда наживы? Слава?
Теперь это все абсолютно неважно. Что бы там ни было, это довело до гибели и ее брата, и ее саму. Все это длинное путешествие, все эти трудности и опасности – все было зря. Погиб Деневульф, погибла она, а следовательно, погиб и Дауф, и все люди графа Мобри. Если Римильда вернется ни с чем – или не вернется вообще, – в любом случае земли и замок потеряны. Возможно, было лучше выйти замуж за Крега или любого другого лорда – и подчиниться, отдать графство? Нет, так Римильда поступить не могла, ведь тогда еще был жив ее брат. А теперь? Что теперь? Вернуться в Англию и засесть в замке, ожидая, пока кто-нибудь ворвется силой и заявит свои права на графство и на нее? И провести остаток дней в сырой и холодной башне, если не отправиться прямиком в могилу? Вряд ли добрые соседи ее пощадят. Она может все-таки подарить земли монастырю… если успеет. Римильда грустно усмехнулась.