Жожо потер большим и указательным пальцами.
Подошел официант с выпивкой. Жожо замолчал, ожидая, когда тот скроется за дверью.
— На днях этот малый, его зовут Жан-Луи, приходит на стройку и ржет, будто узнал самый смешной анекдот в своей жизни. Я работал на крыше, а они разговаривали как раз подо мной. И я все слышал.
— Случаем, не о парижанине, трансвестите и почтальоне?
Жожо закурил, пустив дым в морду псу, обнюхивавшему сахар под столом.
— Смешно, но не анекдот. Теперь слушай: в «Кэсс д’Эпарнь» установили новую охранную систему — электронные глаза, сигнальные прокладки на полу, детекторы металла в дверях, срабатывающие механизмы. Ставила одна крупная компания из Лиона. Обошлось в миллионы.
Генерал был озадачен. Всегда интересно слушать, как банки теряют миллионы франков, но он слыхал вещи посмешнее на похоронах.
— Что тут смешного? Оказался недействительным выписанный чек?
Жожо, ухмыляясь, погрозил пальцем.
— Лучше. Дело в том, что они для надежности перенесли кладовую, всю казну, в самое заднее помещение. Дверь за решеткой из стальных прутьев в пять сантиметров толщиной, тройные запоры… — Жожо выдержал паузу. — Но ни одного электронного глаза. Ни одного.
— Ну?
— Их нет. И знаешь почему? Потому что заглядывающие в свои сейфы клиенты не хотят, чтобы за ними следили из кабинета управляющего, когда они считают деньги.
Генерал пожал плечами.
— Нормальное требование.
— Но самое интересное… — Жожо отхлебнул пастиса и, оглядевшись по сторонам, подался вперед, — самое интересное, что новая кладовая находится точно над выходящим в реку старым водостоком. Точь-в-точь.
— Старым водостоком?
— Помнишь арку, на которую мы только что смотрели? Там у него выход. Двадцать-двадцать пять метров по нему, и мы под полом кладовой. Немного пластика — и бах! Мы там.
— Потрясающе. Потом можно танцевать на сигнальных прокладках на полу, пока не явятся фараоны.
Жожо, ухмыляясь, покачал головой. Ему это явно нравилось.
— Нет. Еще одна забавная вещь. В полу нет сигнализации. Они сочли, что достаточно дверей. Жан-Луи не поверил своим ушам.
Генерал машинально подергал ус — привычка, от которой, как говорила жена, усы казались кривыми. Иль-сюр-Сорг, как он знал, был богатым городишком, где было полно антикваров, имевших дело с наличностью. Несколько часов, посвященных просмотру их сейфов, не будут потрачены зря. В нем шевельнулся интерес. Больше чем интерес, признался он себе: щекочущий нервы азарт, который всегда приходил к нему, когда он готовил дело. Это было то, что он умел, — планировать. Его и прозвали Генералом за то, что он умел работать головой.
Жожо глядел на него как кукушонок в ожидании червяка — нетерпеливый взгляд черных глаз на худом загорелом лице.
— Ну и как? Что думаешь?
— Откуда мы знаем, что это правда? Все это дело плохо пахнет. — Он оглянулся, ища глазами официанта. — Во всяком случае, не помешает выпить еще.
Жожо улыбнулся. Как это на него похоже — сущий пессимист, постоянно выискивает трудности. Но Генерал не сказал «нет».
Толпа редела, люди расходились по домам обедать, а двое приятелей продолжали разговор. Тишину площади нарушал только бой часов на церкви.
«У Матильды», пиццерия на дороге в Шеваль-Бланк, по воскресеньям не работала. Супруга Генерала любила проводить этот день у сестры в Оранже, и Генерал бывал рад возможности поиграть в шары. Однако в это воскресенье шары оставались в ящике в гараже. Генерал ждал гостей.
Он основательно поработал, наметил план действий и дал знать кому надо. Собиралась старая компания (по крайней мере те, кому удалось остаться на воле), чтобы выслушать деловое предложение.
Генерал снял с большого круглого стола оставленные после ночной уборки стулья и поставил бутылки с пастисом и вином, стаканы, миску с маслинами и две большие пиццы. Вполне достаточно, не пировать же они собираются. Он сосчитал стулья. Восемь. Надеялся на десять, но Рауль с Жаком однажды ночью были неосторожны, и полиция во время обычной проверки замела их с пушками и полной машиной украденных ковров. Теперь на несколько лет они вне игры. Генерал при этой мысли покачал головой. Он предупреждал, чтобы не связывались с пушками. Пушки удваивают срок.
Заслышав треск мопеда, он выглянул в заднюю дверь. По пыльной парковочной площадке, кивая головой и расплывшись в улыбке, к нему шагал Жожо. В чистой футболке и по-воскресному выбритый.
— Привет!
Они поздоровались. Жожо заглянул через плечо Генерала.
— Матильда?
— Все в порядке, — заверил Генерал. — Она до вечера в Оранже.
— Отлично. Какой день, а! Как думаешь, получится?
Генерал похлопал Жожо по спине, ощутив под рукой твердую мускулатуру, наработанную ежедневным перетаскиванием камней и мешков с цементом.
— Если все такие крепкие, как ты, получится.
Жожо слишком хорошо знал Генерала, чтобы задавать лишние вопросы. Генерал любил драматические эффекты при полной аудитории. Через уставленный бочонками с пивом узкий коридор они прошли в зал. Жожо оглядел грубо оштукатуренные стены, кованые железные светильники в форме гондол, рекламные плакаты с видами Венеции и Пизы, небольшой отделанный кафелем бар, позади пергаментный свиток со словами: «В кредит не отпускаем» и фотография в рамке — Матильда и Генерал с напряженными лицами, рядом господин при галстуке.
— Славное местечко, очень симпатичное.
Жожо указал на фотографию.
— Кто это?
— Это мэр. Любит пиццу. Отец родом из Италии.
Снаружи послышался шум моторов, и Генерал протиснул свою тушу между стеной и Жожо.
— Угощайся.
В тени припарковались фургон «рено» и забрызганный грязью белый «пежо». Пассажиры стояли шумной группой, один отливал у дерева. Генерал сосчитал. Все в сборе.
— Привет, ребята!
Он направился к ним, корешам, которых не видел несколько лет. Пожимая руки, оглядел каждого. Все были в добром здравии, и он, предвкушая удачу, повел их в ресторан. Все как в добрые старые времена. Респектабельный образ жизни дело хорошее, но время от времени мужчине требуется немного пощекотать нервы.
— Allez! Рассаживайтесь, рассаживайтесь.
Стулья разобраны, Жожо как заместитель командующего старается держаться ближе к Генералу. Бутылки пущены по кругу, стаканы наполнены, сигареты раскурены, Генерал, улыбаясь и дергая себя за ус, оглядел присутствующих.
— Давно не видались. Расскажите, как вы стали миллиардерами. — Никто не горел желанием начать. — Ну? Боитесь, что за стойкой прячется фараон? Рассказывайте.
Никто не преуспел. Фернан, спец по пластиковой взрывчатке, без двух пальцев и с изуродованной шрамом щекой — результат неверно рассчитанного взрыва, работал в гараже. Башир, узколицый араб, любитель ножей с выкидными лезвиями, нашел менее рискованную работу официанта в кафе в Авиньоне. Огромный Клод нашел применение своей могучей спине и сильным рукам, работая вместе с Жожо у каменщика. Братья Борель, коренастые парни с выдубленной ветром и солнцем кожей, завязали с угоном машин и работали у садовника-декоратора близ Карпантра. Из всех старым ремеслом продолжал заниматься один Жан, молчун с ловкими руками. Он зарабатывал на жизнь, очищая карманы на железнодорожных станциях и деревенских рынках.
Генерал внимательно выслушал каждого. Все было так, как он и надеялся. Удача обошла всех.
Снова наполнили стаканы, и он заговорил. Поначалу, сказал он, когда Жожо явился со своей идеей, он не принял ее всерьез. Но по старой памяти и из любопытства кое с кем переговорил, кое что проверил — очень незаметно, очень осторожно — и мало-помалу поверил, что дело может выгореть. Потребуется время, много месяцев, но может получиться.
Лица за столом выражали осторожный интерес. Клод перестал свертывать сигарету и задал вопрос, который был у всех на языке:
— Ну? О чем речь?
— О банке, дружище. Приличном банке с кучей денег.
— Merde, — покрутил головой Башир. — Ты первый, кто учил нас не хвататься за пушки.
— Никаких пушек, — заверил Генерал. — Тебе не понадобится даже твоя пилка для ногтей.
— Ну да? Просто явимся туда и скажем, что вконец разорились, так, что ли?
— Там никого не будет. Банк будет в нашем распоряжении шесть, может быть, восемь часов.
Генерал, улыбаясь, откинулся на стуле. Ему всегда нравился этот момент: они заглотили приманку и ждут. Выпив, он не спеша вытер усы тыльной стороной ладони.
— Теперь представьте, — продолжил он, — субботний вечер во время Ярмарки антикваров в Иль-сюр-Сорг. — Он оглядел внимательные лица. — В будущем году она выпадает на Четырнадцатое июля — город веселится, здесь сотни антикваров, денежки спрятаны на ночь в «Кэсс д’Эпарнь». — Он выдержал паузу. — Куча монет, друзья. И все наши.
Морковка брошена на стол. Ребята молча слушали размышления Генерала о том, как ее взять.
В субботу незадолго до полуночи, когда город веселится, они незаметно переберутся через реку и поднимутся по водостоку. Июльская погода как нельзя лучше подойдет для переправы. Фернан своей пластиковой взрывчаткой взломает пол кладовой. В шуме праздничного фейерверка никто не обратит внимания на еще один глухой удар. Взорвать сейфы пустяк, несколько хлопков. Потом всю ночь можно веселиться, выгребая содержимое.
Фернан потер вот уже много лет напоминавший о себе шрам на щеке.
— Как насчет сигнальной системы? Как правило, она подключена к жандармерии.
Генерал наслаждался, выдавая подробности по чайной ложке.
— Разумеется, — пожимая плечами, подтвердил он. — Так оно и есть. Но они не поставили сигнализацию в кладовой, за исключением двух дверей. Одна ведет в банк, другая, задняя, выходит в небольшой скверик.
Ребята курили, думая о деньгах. Генерал отрезал себе кусок пиццы. Сидевший рядом Жожо нетерпеливо заерзал. Как попасть в банк, он знал. А вот как выбраться и смыться — большой вопрос.
— Итак, — продолжал Генерал, — мы повеселились в кладовой, очистили все сейфы. Настало воскресное утро, наверху базар. Народу полно, машины завязли в толпе, как орехи в восточных сладостях. Но как ни приятно сидеть в кладовой, надо выбираться.
Генерал высвободил живот из-за стола, рыгнул и выковырял спичкой из зубов кусок анчоуса.
— Есть два маленьких неудобства. — Он поднял кверху похожий на обрубок палец. — Во-первых, каждое воскресенье где-то между полуднем и часом дня полиция делает обход. Обычная проверка, но, как только кончается базар, обязательно являются двое фараонов, считают, все ли цветочные горшки на месте, и идут домой обедать. Я наблюдал четыре воскресенья подряд. Во всяком случае, надо убраться до полудня. Очевидно, нельзя уходить тем путем, каким пришли. Даже в июле было бы довольно странно видеть людей, вылезающих из реки с пачками пятисотфранковых купюр. — Он отхлебнул из стакана. — Нет, уходить надо через заднюю дверь, в сквер.
Жожо не донес стакан до рта.
— Через дверь?
— Разумеется, через дверь. — Генерал поднял два пальца. — И здесь возникает вторая проблема. Потому что, как нам известно, на двери сигнализация.
— И сработает сигнал тревоги, — вмешался Башир. — И мы на десять лет снова загремим в писсуар. Нет, спасибо.
Генерал расплылся в улыбке.
— Ты не изменился, старина, — все такой же жизнерадостный оптимист. Но ты кое-что забываешь. У нас есть время смыться. Не много — две-три минуты, может быть, больше, если будет пробка, как обычно бывает в базарный день.
На круглом лице Клода отразилась напряженная работа мысли.
— Но если пробка…
— Будет плохо, — согласился Генерал. — Плохо для машины. Но мы обойдемся без машины. Кому пиццы? Вкусная.
Жан-карманник произнес свою самую длинную речь.
— К черту пиццу. Как будем выбираться?
— Просто. На велосипедах. — Генерал ударил кулаком по ладони. — Через две минуты мы выберемся из пробки и будем за городом, тогда как фараонам останется жать на клаксоны. — Он удовлетворенно дернул себя за ус. — Котелок еще варит.
Предупреждая вопросы, Генерал поднял руки и продолжил разговор. Каждый захватит с собой в кладовую велосипедные туфли, шорты, шапочки и яркие трикотажные майки со множеством карманов, какие носят все уважающие себя велосипедисты. Карманы будут раздуваться, но у какого велосипедиста не раздуваются карманы? Кто станет подозревать, что карманы набиты банкнотами? Кто вообще обратит на них внимание? Они затеряются в многотысячной массе выезжающих каждое воскресенье велосипедистов. Исчезнут. Маскировка идеальная. Летом самое обычное зрелище. К тому же скорость.
— Но внимание! — Генерал предупреждающе помахал пальцем. — Одна деталь: вы должны быть в форме — в состоянии не высунув язык проехать на максимальной скорости двадцать — тридцать километров. Но это ерунда, вопрос тренировки. — Он беззаботно махнул рукой. — У нас для этого месяцы. По сотне километров каждое воскресенье, и вы будете готовы для «Тур де Франс».
Пастис прикончили, и Генерал направился к бару за следующей бутылкой. Сидевшие за столом, переглянувшись, заговорили. Он дал им возможность переварить сказанное, согласиться пойти на дело, прежде чем начать разговор о разделении труда.
— Генерал, — спросил с ухмылкой один из братьев Борель, — когда ты последний раз проехал сто километров?
— На днях. Как всегда — на машине. Господь дал некоторым задницы, годные для седла, только не мне. Тогда дай и мне задать вопрос. — Отвернув пробку, Генерал поставил бутылку на стол. — Когда последний раз у тебя в кармане были деньги? Настоящие деньги?
— Куча монет, — уточнил Жожо.
Борель ничего не ответил.
Генерал, протянув руку, нежно похлопал его по щеке.
— Выпей, — сказал он. — В один прекрасный день будем пить шампанское.
Глава 4
Саймон выехал пораньше, чтобы легче было выбраться из утренних парижских пробок, где на своих «рено-5» господствовали взвинченные кофеином камикадзе, преисполненные решимости утвердить французское превосходство над всяким, кто имел глупость выехать на машине с иностранным номером. Из трех своих машин он выбрал для поездки самую спокойную — иссиня-черный «порше» с откидным верхом, развивающий скорость до ста шестидесяти. Он понимал, что смешно пользоваться ею в Лондоне, где она редко выходила за вторую передачу, — так себе, забава рекламного магната. А вот на автостраде она пойдет — если давить на акселератор и ничего не случится, можно добраться на юг за шесть часов.
За кольцевой автострадой легковые машины сменили грузовики. Он прибавил скорость до ста двадцати. Телефон, который бы в Лондоне непрерывно пищал, извещая о неприятностях с клиентом или о переносе совещания, молчал. Саймон нажал кнопку вызова, пробуя связаться с Лиз. Станция не ответила. Оставалось только ехать и думать.
Свободный, в добром здравии, обладатель пакета акций процветающего агентства — его положению могли бы позавидовать многие. Пока дела шли нормально, он всегда располагал сотней-другой тысяч фунтов, как бы ни сорила деньгами Кэролайн. Вспомнил, как у нее украли карточку «Америкэн экспресс». Несколько недель он не сообщал о потере — вор тратил меньше, чем она. Хотя и в дальнейшем с ней не избежать расходов и неприятностей, всегда можно откупиться.
С работой было не так просто. Труды, связанные с созданием агентства, позади. Оно действует, и теперь остается только держать его на ходу да добывать новых клиентов. Пятимиллионный счет в банке, который в свое время был бы поводом для радостного торжества, теперь всего лишь кость, брошенная Сити. Энтузиазм уступил место хорошо вознаграждаемой скучной работе.
А теперь еще Нью-Йорк… и Зиглер. Когда Саймон оказался вынужденным вслед за «Саатчис и Лоу» начать бизнес в Америке, он совершил обмен акций с «Глобал рисорсиз», весьма агрессивным рекламным конгломератом, возглавляемым одной из самых неприятных личностей. Никто не признавался, что ему нравится Зиглер, но никто и не отрицал его умение работать. Он, казалось, за уши затаскивал к себе клиентов, ошеломляя их обещаниями невиданного сбыта и огромных прибылей. Саймон десятки раз видел его в деле — грубый с подчиненными и почти маньяк в погоне за клиентами. Страх был той дубинкой, которой он пользовался внутри агентства. Он щедро платил сотрудникам, зато потом терроризировал их. Страх другого рода — страх потерять рынок — лежал в основе всех его представлений. Он мог битый час распространяться на излюбленную тему: «Продажа — это война, и эти шельмы только и думают о том, чтобы тебя достать». Как правило, даже самые искушенные клиенты при этих словах начинали нервно оглядываться через плечо.
Саймона с Зиглером (разумеется, за глаза) сравнивали с двумя псами, которые не могут поделить конуру. Каждый из них посягал на чужую территорию. Каждый хотел заполучить всю конуру, в данном случае весь мир. Их взаимная неприязнь маскировалась профессиональной любезностью, которая никого не обманывала, полной шпилек тщательно формируемой перепиской и показным панибратством, когда им случалось вместе появляться на людях. Время для решающей схватки еще не пришло, но оно не за горами. Саймон это понимал, и если когда-то эта мысль стала бы стимулом к действиям, то теперь она только наводила тоску.
Подобно многим деятелям рекламного бизнеса, он частенько подумывал о том, чтобы выйти из дела. Но что взамен? У него не было желания заняться политикой, или стать фермером, или перелезть через забор и стать клиентом, возглавив компанию по производству пива или стиральных порошков. К тому же, что может быть выгоднее рекламного дела? Возможно, он крутился как белка в колесе, зато жил в роскоши, с которой трудно расстаться, не получив взамен значительно более заманчивой альтернативы. И, как большинство его коллег, он преодолевал минутную неудовлетворенность, находя новое развлечение — автомобиль побыстрее, дом побольше, еще одно дорогостоящее хобби. Жить в достатке — не только самая лучшая, но и самая легкая возможность отыграться за все.