Химик ответил, в упор глядя на вожака странников:
– В теле гипера гораздо больше, чем в человеческом, белых мышечных волокон. Белые – это так называемые быстрые волокна. Видел, Василий, как ящерица может долго сидеть на одном месте – и вдруг срывается со скоростью гоночной машины? В этом теле я тоже могу очень быстро двигаться. Уже пробовал, именно так сбежал от Ведьмака возле Завода. И в случае угрозы, если гиперские инстинкты по-настоящему проснутся… Лучше не доводить ситуацию до такого.
– Я – человек веры, ты – человек науки, – отрезал Пророк. – Нам не сойтись никогда.
– Возможно. Но пока у нас общая цель, мы можем действовать заодно, даже внутри совершенно различных матриц.
– Э-э… матриц, брат? – уточнил Пригоршня. – Каких матриц? Мы тут не в фильме, а посреди, как бы тебе объяснить… живой природы.
Химик повернул к нему голову:
– Матрица, Никита, это способ взгляд на окружающее, его восприятия. Для Василия мы сейчас находимся в преддверии адских Врат, населенном бесами и демонами. И преследуем тех, кто собирается открыть Врата, чтоб наводнить землю сатанинскими полчищами. А для меня мы в пограничной области нарушенных причинно-следственных связей, образовавшейся вокруг склейки эвереттовских миров.
– Чего? Какой, мать ее, склейки?
– Это либо случайное, либо спровоцированное кем-то взаимодействие различных ветвей Мультиверсума, и проявление в нашем континууме результатов этого взаимодействия. На квантовом, на микро или на макро-уровне… – он развел руками, звякнув кончиком серпа по сейфу. – Как в данном случае.
– Ну, намудрил, научник, – покачал головой Пригоршня. Он обратил внимание, что и Василий Пророк и Красный Ворон, отвернувшийся от окна, внимательно слушают, будто хоть что-то понимают.
Химик заключил:
– В общем, про все это можно говорить долго. Но на уровне практических действий вывод простой: у нас с Василием разные матрицы восприятия, и поэтому мы с ним действуем внутри совсем разных реальностей, пусть и видим вокруг себя ровно одно и то же.
– Хорошо, брат, а чего тогда, по-твоему, хочет Ведьмак со своими? В матрице Василия – ясно, Ведьмак хочет открыть Врата и впустить сюда сатанинские полчища. А в твоей матрице, то есть в твоем понимании – что ему надо?
– Трансформировать континуум. Или сломать его. Уничтожить. А может, искривить эту ветвь Мультиверсума и… срастить ее с другой.
– И к чему это может привести? Практически, так сказать? Луна нам на башку свалится?
Химик покачал головой:
– Слишком мало информации. Луна, конечно, тут не при чем, но… Сверхвыброс накроет планету? Реальность схлопнется в точку? Я не знаю, не хватает данных.
– Задница континуума, короче всем настанет, если Ведьмак подберется к эвереттовским Вратам и схлопнет реальность в точку сатанинского мира, – подвел Пригоршня черту, сводя воедино две матрицы, и глянул на Пророка. – А, батя, как тебе такой вариант?
Пророк молчал. Сверху донеслись шаги Тохи, скрип.
– Вот, что мыслю, – рокотнул наконец бородач, и Пригоршня уставился на него. Ему вдруг показалось, что лицо главаря странников кого-то ему напоминает. – В речах бродяги-ученого полно туманной мути.
– Ха! Тут я с тобой согласен.
– …Однако же и зерно истины в них кроется. Состоит оно в том, что, как ни называй врага рода человеческого и деяния его – хоть Сатаной, хоть Эвереттом – но, имея общую цель, можем мы объединить усилия. А потому… – он помолчал, огладил бороду и, шагнув к Химику, протянул руку. – Станем на время соратниками.
Химик, помедлив, руку пожал, узкая гиперская ладонь утонула в лапище бородача, и сказал:
– Вообще-то, Эверетт – это фамилия одного ученого, когда-то выдвинувшего любопытную гипотезу. Он потом спился, кстати. От этого и умер.
– Да понятно, – кивнул Пригоршня. – Меньше про склейки с мультиверсами надо думать, а больше о простых человеческих радостях.
– Что ж ты, ради простых человеческих радостей бросил один чемоданчик в одном месте у Аэродрома и сунулся сюда, в самое аномальное пекло? – спросил Химик, отходя от Василия Пророка.
– Это вы о чем речете, бродяги? – осведомился тот.
– Да ни о чем, батя, это старые дела, забудь, – махнул рукой Пригоршня.
Он хотел достойно ответить Химику, но нужные слова на ум не приходили. А и вправду – что ж он так? Вот если подумать: с момента, как попал на болото, ни разу не вспомнил о чемоданчике с деньгами, спрятанном в старом самолете, о мечте своей, о синем море и белой пене, о качающейся на волнах яхте и частной пристани с баром и девчонками в бикини. Зона захватила его, закрутила, он теперь с головой в ней, погряз во всех этих мутантах, болотах, блуждающих городах, искажениях, континуумах, странниках и чудопарках… погряз в аномальщине, и главное – ему же нравится!
Пригоршня огляделся, будто впервые увидел окружающее. Черт побери: ему же это нравится! Хотя тут реально опасно, и можно распрощаться со своей единственной и неповторимой, но не хочется сбежать отсюда. Очень интересно понять, отчего крутится чертового колесо, и что это за дикая стая, найти Полуночника, узнать, куда смылся Ведьмак со своими, хочется помочь Красному Ворону разобраться с его врагом, втоптавшим в землю жизнь наемника. А еще разгадать тайну вездехода, встретиться с Вилом Кисом, чтобы узнать у того, что там за «красная вода» и что за «террбл монстрс» там бродят… Пригоршня ни за что не свалит отсюда, пока не узнает всё, и не доведет все дела до конца!
Он даже стукнул кулаком по ладони, утвердившись в этой мысли, и Химик вопросительно глянул на него.
Красный Ворон, встав коленями на подоконник, буркнул:
– Долго на одном месте торчим. Пора идти.
Тут как раз ноги Тохи показались из люка, и вскоре курносый спрыгнул на пол.
– Ничего не видать! – бодро объявил он. – Джунгли по всему парку. Кусты да деревья, лопухи всякие, колючки. А бурьян – во, выше головы! Дорожки еще видны, которые не совсем заросли, площадки, но мало. И аттракционы видны. Ржавые. Есть здоровенные. Эти, как их… горки американские, справа, далеко. Колесо впереди, тоже далеко. Крутится. И еще скрип какой-то. Мерный такой.
– Что за скрип? – насторожился Пригоршня.
– А не знаю, – Тоха сунул бинокль в рюкзак, накинул на плечо лямку. – Он не от колеса, ближе. Идем, что ли?
– Вы даже примерно не представляете, где может быть Полуночник? – уточнил Химик. – А если его вообще здесь больше нет? Ладно, нам все равно нужно какое-то направление поисков, так что сейчас просто методично обыскиваем Чудопарк. Идем.
Глава 7
За небольшой асфальтированной площадкой снова потянулись кусты, то чаще, то реже. Ворон двигался в авангарде, причем шел он, на взгляд Пригоршни, слишком быстро, будто его что-то гнало вперед. Но все же не бежал, внимательно приглядывался к обстановке, на пустые места сначала осторожно выглядывал… ладно, пусть будет ведущим. Двое странников разошлись в стороны и просматривали, насколько позволяла буйно разросшаяся флора, пространство по флангам. Американский карабин Пригоршня с собой таскать не стал, бросил на земснаряде. Он держал наготове «Стриж», переведенный в режим автоматического огня.
Химик убрал серп в ножны и часто поднимал руку с «асуром», шевелил пальцами, сгибал-разгибал запястье.
– Освоился с ним? – спросил Пригоршня тихо. – Вроде ты пока не пробовал силовым кнутом работать? Я не видел.
– Я его ощущаю, – ответил Химик задумчиво. – «Асур» – как теплый ком на запястье. И я мысленно могу его сильнее нагреть, если посылаю на него такую волну, усилие как бы. Он тогда начинает светиться ярче, над ним возникает язык прозрачного завихрения, растет – это и есть кнут. Остается еще им «выстрелить»… Очень трудно описать словами.
– Вот и у меня похожее было с этими волнами и завихрениями, пока не отключилось. Ладно, ты крути его пока, изучай. Хорошо будет, если ты его освоишь. Пригодится.
– Хорошо, конечно, только мне нужно по-настоящему тренироваться, чего не хочется делать при странниках. Как они такое воспримут?
– Может, решат, что «асур» – сатанинское оружие, и ты черт с рогами. А может – что ангельское, и ты воин Господа, – хмыкнул Пригоршня.
Тоха не врал, полуостров и вправду весь зарос. Место напоминало Аэродром, тоже лабиринт дорожек и проплешин в море зарослей, только тут над ними торчат не остовы самолетов, а всякие крутилки, качалки и брыкалки. И колесо это – ох и колесище! Теперь оно было видно лучше: медленно, натужно вращающаяся громада далеко впереди, покатые кабины на десяток-два человек, между ними – небольшие люльки с навесами, для парочек. Расширяющиеся книзу металлические опоры тонули в море зелени.
У Пригоршни вдруг заложило уши, он потрогал их ладонями и сморщился. Стало больно – как будто ватной палочкой слишком глубоко ковырнул в ухе, и барабанная перепонка отозвалась. В висках заломило, он тихо выругался. И понял, что остальные ощущают примерно то же: Химик шипел и крутил головой, с одной стороны что-то невнятно пробормотал Пророк, с другой постанывал Тоха. Красный Ворон впереди приостановился, поднял руки к вискам. Как будто откуда-то сигнал неслышный идет… И вдруг все закончилось, боль исчезла. Пригоршня заозирался, а Химик сказал:
У Пригоршни вдруг заложило уши, он потрогал их ладонями и сморщился. Стало больно – как будто ватной палочкой слишком глубоко ковырнул в ухе, и барабанная перепонка отозвалась. В висках заломило, он тихо выругался. И понял, что остальные ощущают примерно то же: Химик шипел и крутил головой, с одной стороны что-то невнятно пробормотал Пророк, с другой постанывал Тоха. Красный Ворон впереди приостановился, поднял руки к вискам. Как будто откуда-то сигнал неслышный идет… И вдруг все закончилось, боль исчезла. Пригоршня заозирался, а Химик сказал:
– Никаких аномалий поблизости нет. Я бы заметил зрением гипера.
– Смахивает на действие «уховертки», – зарокотал Василий Пророк. – Есть в Зоне дьявольская метина с таким названием.
Ворон пошел дальше, и они зашагали следом. Что бы это ни было, больше оно не повторялось. Химик через несколько шагов заметил:
– Скрип слышу. Уже давно. Не от колеса, ближе.
– Ага, скрипит, – согласился Пригоршня. – Теперь громче стало. Что он там показывает?
Красный Ворон, остановившись перед тремя деревьями, чьи ветви переплелись в общую крону, сделал остальным знак подождать и скользнул между стволами. Странники сошлись ближе, Василий Пророк грузно топал, Тоха двигался бесшумно. Малый вообще по повадкам – прирожденный следопыт. Только наивный совсем и Пророка этого своего почитает, как Бога.
Снова показался Ворон, махнул рукой, чтобы шли к нему. За деревьями открылась площадка, где стояла карусель: высокий столб, на нем горизонтальное колесо, с обода попарно свисают длинные цепи. На некоторых еще болтаются пластиковые сиденьица, а на одной висит голый человек. Концом цепи ему обмотали шею. Голова свесилась на бок, руки стянуты за спиной ремешками. Дул легкий ветер, и он покачивался, цепь монотонно скрипела.
Тоха прошептал хрипло:
– Это же Мазай. Бацька, дикая стая нашего Мазая подвесила! Что у него с ногами?!
– Он из ваших? – спросил Химик.
– Странник это! Старый Мазай, божья душа! С месяц как пропал. Мы не знали, что он в Чудопарке, думали, так просто пропал. Ушел на охоту, может зверь его какой задрал или что… Надо похоронить! – курносый шагнул вперед, но тяжелая рука Василия Пророка легла на его плечо.
– Нельзя, – покачал головой Пророк.
– Но, бацька! Мы же Витязя, Захара и Карпа не схоронили, так и лежат у озера, зверью на съедение. А теперь что же, Мазая оставим?
– Ты не видишь, что ли? – подал голос Красный Ворон. – Они его над «горчицей» повесили.
Пригоршня пялился на ноги Мазая. Те плавились, как длинный кусок воска, повешенный над печкой. Плотно сведенные вместе, ноги слиплись в единую массу и немного оплыли, ступни потеряли нормальную форму. От них отрывались тяжелые капли и бесшумно падали в лужу слабо подрагивающего густого желе горчичного цвета. Над лужей поднималась дымка. Даже отсюда она казалась едкой – воздух над аномалией будто плавился.
Вокруг «горчицы» пятиугольником стояли столбики из плоских камней, на каждом подрагивали на ветру какие-то ленты и лоскутья, а на верхушках лежали черепа. Все разные: один человеческий, другие звериные, поменьше и побольше. У ближнего – длинные, чуть ли не крокодильи челюсти и скошенный назад узкий лоб.
Пригоршня спросил:
– Они его разукрасили, что ли? Вот психи ненормальные! Это казнь такая? Жертвоприношение? Типа, в жертву Зоне через аномалию…
На груди и животе Мазая виднелся рисунок черной смолой: узкий треугольник, на конце его круг – это напоминало грубое изображение чертова колеса.
– Сатанинский ритуал, – поведал Василий Пророк и повернулся к Тохе. – Осквернено тело брата нашего, и нет больше в нем души. Не Мазай это, а сосуд пустой. А нам дальше идти надо.
– Ага, и побыстрее, – согласился Пригоршня, провожая взглядом очередную каплю, отрывающуюся от тела.
Красный Ворон уже направился в обход площадки, по краю зарослей, и они зашагали следом. Химик, все приглядывающийся к «горчице», сообщил:
– Кстати, эти лоскутья на столбиках – кожа. Не человеческая, по-моему, звериная. Василий, Тоха – так все-таки, что это за дикая стая? Они точно люди? Слишком… – он повел серпом в сторону аномалии, превращенной в алтарь, – нечеловеческая психология. Может здесь живут существа вроде воргов или гиперов?
– С виду – как люди, – возразил Пророк. – Отроки.
– Во-во, они как люди, а вернее – люди и есть! – как обычно эмоционально зачастил Тоха. – Молодые, да, не знаем мы почему так, но все молодые. И стра-а-аные…
– Не шумите! – шикнул Красный Ворон.
Теперь они двигались совсем осторожно, все держали оружие наготове. Цепь с повешенным странником монотонно поскрипывала за спиной, в тишине Чудопарка унылый звук далеко разносился над округой.
Из кустов выступили скамейки, киоск с дырявой крышей, откуда торчали ветки проросших внутри деревьев. Дальше стоял большой открытый павильон: навес, борта по пояс, за ними гладкий пол, на нем с десяток двухместных машинок. От некоторых к протянутой под потолком железной сетке шли изогнутые штыри.
– Автодром это называется, – поведал Пригоршня спутникам. – Так, малый, а ну-ка дай мне бинокль, хочу еще раз осмотреться, а то слишком бесцельно двигаемся.
Тоха поглядел на Пророка, тот кивнул. Химик сел в одну из машинок, взялся за руль, со скрипом его покрутил. Красный Ворон вылез на бортик с другой стороны павильона и оглянулся на остальных, недовольный очередной остановкой.
Получив бинокль, Пригоршня по угловой стойке быстро забрался наверх. Крыша у автодрома была хлипковата, на середину выходить не стал, еще провалится. Осторожно просеменил по краю, сел, свесив ноги, и поднял бинокль.
Они прошли треть, если не меньше, расстояния до чертова колеса. В бинокль были отчетливо видны пустые кабины и ржавая стойка. Ее толстое основание исчезало между кронами деревьев. Огромный обод медленно вращался, и это было единственное постоянное движение на застывшем фоне Чудопарка.
Пригоршня сообразил: что-то не так. Провел взглядом по ободу, слегка поворачивая бинокль. Точно, не почудилось, правая половина колеса видна хуже, чем левая. Оно вращалось по часовой стрелке, кабины неторопливо двигались, поднимаясь от нижней точки влево и вверх, потом только вверх, затем вправо… и, перевалив через вершину, исчезали в струящейся дымке. Как будто всю правую половину колеса скрывала туманная стена. Они почти пропадали из виду, лишь темные пятна маячили в мареве, а обод становился сероватой кривой полоской. Внизу, уже над самыми кронами, все опять становилось видно четко.
Вот уж действительно – чертово колесо! Мутантское какое-то. Что за ерунда там творится, Пригоршня догадаться не мог и, с минуту поизучав мерно вращающуюся громаду, повел биноклем в сторону.
Далеко справа виднелась «американская горка», а примерно на середине между колесом и автодромом стояло большое здание с надписью разноцветными, поблекшими от времени буквами: ВЕСЕЛЫЙ ЦИРК.
Подкрутив настройку, он пригляделся. У здания было узкое длинное крыльцо, по которому шли рельсы, с двух сторон исчезающие в темных проемах. На рельсах стояли вагонетки с сидениями. Стена выше разрисована скелетами, клыкастыми ведьмами, красноглазыми чудовищами, зомбарями с отрубленными человеческими головами в руках и прочей нечестью. И над всем этим, уже на уровне крыши – большая клоунская голова, но не рисунок, а вроде скульптуры, то ли пластиковой, то ли из пенопласта. Здоровенная, выпуклая, уродливая. Красный колпак с бубенцами-черепами, губастая толстощекая харя, выкачанные злобные глаза. Алый нос-шар, разинутый рот, крупные уши, на одном болтается сережка в виде скелета. По-настоящему неприятный клоун-монстр.
Пригоршня повел биноклем дальше, но сразу дернул им обратно.
В широком темном рту клоуна, будто в провале пещеры, стоял человек. Светлая куртка, измазанная чем-то разноцветным, такие же штаны. Длинные белые волосы, большие черные очки, а в зубах трубка. Лицо его, непривычно светлое, почти белое, было повернуто к автодрому. То есть к Пригоршне.
Никаких сомнений не было: это Полуночник. Ведь если подумать – тот, кто ходил по Зоне и рисовал всякие граффити, кто по своей воле поселился в заброшенном парке аттракционов, неподалеку от какой-то жуткой дикой стаи, приносящей людей в жертву аномалиям… Тот, кто пережил первый Сверхвыброс и своими глазами видел возникновение Зоны, находясь в самом ее эпицентре… Как такой человек может выглядеть? Обычно? Вряд ли! А вот парень с рассыпавшимися по плечам белыми космами, в черных очках и с трубкой в зубах, вполне подходит на роль странствующего художника из Зоны. Тем более, что одежда его, кажется, измазана красками. Характерная деталь.
Они смотрели друг на друга. Полуночник опустил трубу и сделал жест влево, то есть по отношению к Пригоршне – вправо. Сложил руки крест-накрест, давая понять, что туда идти не надо. Поманил к себе. Приложил палец к губам.