Пару недель назад она приехала ко мне в гости, имея при себе чудодейственный рецепт. Клубничка, сметана и сливки. Сметану следовало подогреть на паровой бане. Ягодки протереть сквозь сито, при этом удалив из них все зернышки. Кто хоть один раз видел эту вкусную и полезную ягоду, поймет глобальность задачи.
Сливки предстояло взбить, причем не миксером, а специальным венчиком… В общем, Светка трудилась около часа, а потом, всучив мне в руки мисочку, велела:
— Иди в ванную, налей воду, температура должна быть тридцать шесть градусов.
— Не больше и не меньше? — хихикнула я, но Светка юмора не поняла.
— Ага, — кивнула она, — именно так! Наложишь маску на лицо, сядешь в ванну, включишь музыку…
— Какую? — решила уточнить я.
Светка задумалась.
— Любую, чтоб расслабиться. Ты от чего успокаиваешься?
— От сигареты, — честно призналась я, — и шоколадки, а еще детективчик хорошо почитать…
— Ни в коем случае, — взвизгнула подруга, — все вышеперечисленное — яд для кожи!
— И книга?
— Да!!! На глаза следует положить ватные компрессики, пропитанные чаем!
— Укажи сорт листа! Цейлонский, индийский, китайский… Потом зеленый или черный?
— Это без разницы, — отрезала Светка, — ступай.
Держа в руках мисочку, я покорно пошла в свою ванную комнату, посмотрела на смесь сметаны, клубники и сливок, понюхала ее, лизнула, а потом, не сумев удержаться, слопала всю без остатка.
Светке я, естественно, ничего не сказала, и подруга затем долго восхищалась моим цветущим видом.
Остановить Свету в момент рассказа о новом потряса-а-ающем рецепте невозможно, поэтому сейчас мне пришлось слушать ее звонкий голос и изредка выдавливать из себя:
— Угу! Поняла! Вытащить из килограмма огурцов все семечки…
Ясное дело, что избавилась я от Светки не скоро.
В Грызово я заявилась в самую жару. Часы показывали ровно два, солнце немилосердно палило. Погода брала реванш за пронзительно холодный май и бессовестно дождливый июнь.
Я остановилась около небольшого магазинчика и вошла внутрь. Ох, сдается мне, корни произошедших событий зарыты в Грызове. Никакого манекена не было. Соня случайно убила девочку, местную, из грызовских. Другие никак не могли оказаться поздно вечером на дороге. Ребенок не жил в «Ниве», тогда бы от его родителей попросту откупиться не удалось. Следовательно, надо порасспрашивать пейзан. Обязательно найдется тот, кто знает правду, на то она и деревня.
В маленьком поселке практически невозможно сохранить тайну, как ни старайся, а истина выплывет. И еще обычно лучше всех о местных происшествиях знают три человека: медсестра, глава администрации и.., продавщица сельпо. Именно к последней стекаются все сплетни. Соберутся бабы у прилавка и начнут судачить, перемывать кости соседям.
* * *После яркого солнечного дня внутри магазина мне сначала показалось темно. Потом глаза привыкли, и я увидела полки, заставленные всякой ерундой. Вот уж вы, тушенка китайского производства, мыло, веревки, помидоры, спички, электроплитки, ведра, сметана, творог и колбаса сомнительного происхождения.
Продавщица, необъятная тетка весом под тонну, отложила газету и с тяжелым вздохом осведомилась:
— Чево хотите?
— Водички попить, — приветливо улыбнулась я, изо всех сил пытаясь расположить к себе бабу.
— Какую тебе?
— Минералку, если можно.
— Не держу такое в магазине.
— Почему?
— Кто ж ее тут покупать станет? Вода в колодце есть забесплатно! Если очень пить хочешь, возьми-ка кружку да ступай во двор, зачерпни из ведра, — разрешила бабища.
Я последовала ее совету. Несмотря на жару, вода оказалась ледяной, и у меня заломило зубы.
Вернувшись назад, я спросила:
— Кружечку помыть?
— Так поставь.
— Неудобно, потом чаю захотите, а посуда грязная.
— Ха! Дала бы я тебе свою чашку! Это общая, из нее все пьют.
У меня мгновенно возникло желание схватить зубную щетку, но осуществить задуманное было нереально, оставалось лишь злиться на себя за то, что не взяла одноразовую посуду.
— Ты просто так мимо ехала? — продолжала расспросы торговка.
Ответить я не успела. В лавчонку ввалился мужик и заорал:
— Почему?
— По кочану.
— Понял, — кивнул дядька, — после шести, значит.
Оглушительно топая, он ушел, Зина оперлась о прилавок.
— Дело у вас какое? Или просто гуляете?
Я округлила глаза.
— Ну.., в общем, в двух словах и не рассказать.
На лице Зинаиды появилось выражение детского восторга.
— Я никуда не тороплюсь, — заверила меня она, — времени до усрачки.
— Скажите, вы давно в Грызове живете?
— Родилась тут.
— Всех, наверное, знаете.
— А как же, — подбоченилась Зина.
— Может, вспомните, не пропадали ли у кого дети?
Девочка-подросток?
Зина усмехнулась:
— А тебе зачем?
— Надо.
— Ишь какая! Я рассказывай, а она рот на замок!
Сначала сама говори!
Я навалилась на доску, разделявшую нас с Зиной, и, понизив голос, спросила:
— Тайны хранить умеешь? Никому не разболтаешь?
Зинаида постучала большим кулаком по подушкообразной груди:
— Могила!
И тут в магазинчик ввалилась баба, черноволосая, тощая, похожая на потрепанную ворону. Мы мгновенно замолчали.
Блестя глазами, бабенка прогундосила:
— Зинк! Хлеб есть?
— Неа, приходи, Таньк, в ужин.
— Ага, понятно, — кивнула Таня, но не ушла.
Она принялась медленно ходить вдоль прилавков, вздыхать, одергивать застиранный ситцевый халат и чесать голову. Затем вытащила из кармана потертый кошелек и стала перебирать монетки.
— Шла бы ты домой, — не вытерпела Зина, — булки после шести привезут.
— Ага.
— Ступай.
— Уж и постоять нельзя. Да вы болтайте себе, — разрешила Таня, — я не слушаю совсем.
Зина подмигнула мне и сказала:
— Тушенку покупать не стану. Ишь, заломила по сорок рублев за банку. Сама за такие деньги жри!
Я тут же включилась в игру.
— Ну ты жадная! На складе по тридцать девять беру!
Мне заработать тоже надо!
Таня помаялась еще несколько секунд, а потом выскочила за дверь.
— Во дрянь! — воскликнула Зина. — Прямо чует, когда о важном толкуют! Мигом прибежит и уши греет!
А ты сообразительная! Другая и закудахтать могла:
«Какая тушенка?!»
— Ты тоже не промах, — похвалила я собеседницу.
Зина расплылась в довольной улыбке.
— Ага, и дети мои так считают! У других сволочи повырастали, хоть и при отцах. А я своих одна в зубах тянула, выучила, в город отправила, теперь людьми стали. Один врач, другая учительница. Приезжают с подарками, отдыхают и говорят: «Кабы не ты, мамка, капец нам. Все умеешь, все можешь, чистое золото».
Таньку набок скосорыливает, когда такое слышит, мы соседи. Только у ней сын алкоголик горький. Так что у тебя за дело?
Я вздохнула:
— Много лет назад в Грызове должна была исчезнуть девочка-подросток. Причем внезапно. Вечером гуляла, а утром испарилась. Родители шума не поднимали. Вполне вероятно, что они пьяницы или многодетные бедняки. Спустя некоторое время эти люди должны были сделать какое-то приобретение, большое, ценное… Понимаете, Зиночка, я на самом деле частный детектив, и мне поручено расследовать убийство той девочки.
— Чистая Санта-Барбара, — воскликнула Зина, — во, блин! Ща подумаю. У Роговцевых ребенок помер, от дифтерита, они его похоронили.
— Нет, не годится.
— У Аньки Соломатиной сын в Москву учиться уехал, она всем хвасталась, как он там устроился, башли косой режет. Потом менты явились, и выяснилась правда: в тюряге Ленька.
— Опять не то.
— Так многие уезжали, — растерянно сказала Зинаида, — бегут отсюдова. Ленка Переверзева парикмахер в столице, здеся только ночует, Алка Шнырева шмутярой на рынке торгует, Пашка Венкин женился на москвичке…
— Не о них речь! Подросток пропал бесследно и внезапно!
Зина покусала нижнюю губу, потом стукнула кулаком по прилавку.
— Во! Таньку видела? Ну ту, что сейчас здесь крутилась, подслушать, о чем балакаем, хотела?
— Конечно.
— У ней сестра есть, старшая, Фимка.
— Как?
— Серафима. Только наши ее Фимкой кликали.
Танька замуж вышла за Мишку-пьяницу и мыкалась с ним, пока мужик под электричку не попал. А Фимка детей так нарожала! С ней лишь ленивый не спал. Никому не отказывала! Сколько ребят настрогала, не помню, то ли восемь, то ли девять, я в них путалась. Отцы разные, а малыши одинаковые: беленькие, глазастенькие, живчики такие. И, что интересно, все мальчишки, кроме первой. Та девка, Анжелика…
Я внимательно слушала Зину. Увы, рассказанная ею история не казалась мне необычной. Сколько живет в российских деревнях баб, бездумно производящих на свет потомство? Какое количество оборванных, грязных ребятишек с замиранием сердца ждет лета, когда на огороде наконец полезут из земли морковка, кабачки, картошка… Стайки голодных детей ночью шуруют по чужим огородам, своего-то нет, вот и пытаются своровать немного еды.
Анжелика была именно из таких. До октября девочка бегала босиком, а потом влезала в валенки. На фоне далеко не богатых грызовцев ее мать, Фимка, казалась абсолютной нищетой. Зимой в избе не топили, не было дров. Анжелика шастала в ближайший лес за хворостом, но какой толк от прутьев? Вмиг сгорев, они не давали никакого тепла, и хлипкий дом снова покрывался изнутри инеем.
Фимка же не обращала внимания на стужу. Ей, вечно пьяной, мороз был по барабану и даже в некоторой степени радовал. Очередной произведенный на свет младенец, как правило, в январе-феврале благополучно умирал от стужи, и мать облегченно вздыхала: одной обузой становилось меньше.
Зина жалела Лику. Иногда зазывала девочку к себе и кормила горячим супом, а порой отдавала ей старые вещи своей дочери. Однажды летом Зина позвала Анжелику. Девочка мигом принеслась на зов и спросила:
— Воды вам натаскать? Мухой обернусь.
Благодарная Лика старалась услужить доброй соседке. Зина погладила девочку по растрепанным белокурым волосам.
— Сама управлюсь. Смотри, чего я нашла, разбирала на чердаке сундук и наткнулась, померяй, должно подойти!
— Какая красота! — в полном восторге зашептала Лика. — Вам не жалко? Ведь продать можно!
Зина пожала плечами.
— Платье-то не новое, дочке на выпускной вечер шили, белое совсем, маркое. Она его надела, пятно поставила и запихнула в сундук. Носи на здоровье, чего зря-то пропадает.
— Ой, спасибочки, — затряслась Лика, — мне плевать на пятно!
Схватив обновку в охапку, девочка кинулась к себе домой. Зина, качая головой, смотрела ей вслед. Вот несчастное дитя! Угораздило его родиться у Фимки!
Спустя час Анжелика постучала в окно. Зина выглянула наружу.
— Ну как? — спросила девочка.
Продавщица улыбнулась. Лика натянула платье.
Оно оказалось ей чуть широковато в талии и боках, но впечатления вещи с чужого плеча не производило. На голове у девочки был венок из полевых цветов.
— Здорово! — одобрила Зина.
— Пойду в Ивановку, — радостно сообщила Лика, — там танцы, мне надеть нечего было, а теперь вот платье новое, ребята смеяться не будут, а то они меня оборванкой зовут!
— Ивановка? Она ж далеко! Двадцать километров, — удивилась Зина.
— Это по дороге, а я побегу лесом, мимо «Нивы», по полю, до водокачки долечу, а там рукой подать!
— И верно, — вздохнула Зина, — так в пять раз короче. Только поздно не возвращайся, ночью одной страшно.
— Кому я нужна, — заявила Анжелика, — да и нет у нас тут плохих людей, только свои пьяницы, а от местных я отобьюсь! Спасибочки, тетя Зина! Вы завтра за водой не ходите, на двор утречком гляньте. Прибегу с танцев и приволоку вам полнехонькую баклажку.
Выпалив это, Анжелика унеслась. Зина пошла в избу.
Утром баклажка оказалась пустой. Слегка обидевшись на обманувшую ее Анжелику, Зина сходила к колодцу, а потом занялась извечными домашними делами: огород, корова, магазин, ужин… Через неделю до продавщицы дошло: она давно не видела Анжелику.
Обычно девочка забегала к соседке раз в день, но тут не показывалась на глаза семь суток.
Почувствовав некоторое беспокойство, Зинаида подошла к ограде и крикнула:
— Эй, Лика!
Но никто не отозвался.
— Фимка!
Снова тишина.
— Танька! Ау! Вы где? — надрывалась Зина.
Лишь сейчас она сообразила, что со двора соседей уже давно не доносились пьяные визги, плач детей, мат и вопли Таньки, пытавшейся выжить в окружавшем ее бардаке.
Сняв фартук, Зина вышла из своего двора, подошла к избе сестер, постучалась, потом осторожно открыла дверь.
В нос пахнуло сыростью и протухшей капустой.
Под ноги с отчаянным мяуканьем бросилась кошка, Зина обошла помещение, полюбовалась на деревянные нары со скомканными ватными вонючими одеялами, лишний раз подивилась, в какой грязи живут некоторые люди, и поняла: соседи уехали невесть куда. Таня и Фима испарились, очень тихо, не объяснив никому причину бегства. Вместе с ними уехали и дети.
Глава 10
Зина разнесла новость по деревне. Бабы поахали, мужики почесали в затылках. Потом кто-то снял у избы дверь и уволок бочку, стоявшую во дворе. Больше ничего достойного у Таньки с Фимой не нашлось.
Прошло полгода, на дворе стоял лютый февраль, мороз ломал дорогу. Зинаида, проснувшись, как всегда, в шесть, отправилась в туалет и услышала звонкую ругань, доносившуюся с соседнего двора.
Продавщица глянула через забор и обомлела. У избы стояла Танька, одетая в новую цигейковую шубу, такую же шапку и крепкие сапоги.
— Ну уроды, — орала она, — избу оставить нельзя, вмиг разгромят! Дверь у меня приметная! Ща по домам побегу, найду, кто с…л, и убью гада!
Пока Зина хлопала глазами, Танька рванулась к соседу с другой стороны и завизжала, как циркулярная пила:
— А, сукин сын! Чтоб тебе сдохнуть, паралич подцепить! Вот где дверь! И бочка! Неси взад, скот!
— Ты че, — попытался оправдаться сосед, — моя филенка! Висит сто лет на сараюшке!
— А не бреши-ка! — завизжала Танька, потом послышался треск, вопль…
Зина ушла к себе, но домашние дела никак не хотели двигаться. Бабу мучило любопытство. В конце концов продавщица не выдержала, накинула тулуп и ринулась к соседке.
— Привет, Тань, — сказала она, входя в ледяную избу.
— Здорово, коли не шутишь, — мрачно ответила та, — видала, какие пройды? Отъехать нельзя, мигом хозяйство разнесут!
Услышь Зина эту фразу летом, она бы не преминула с ехидством заметить:
— Какое хозяйство? У тебя миски мятой нет.
Но продавщице очень хотелось узнать, куда подевались сестры, поэтому она не стала вредничать, а предложила:
— Пойдем ко мне, погреешься!
Таня поплелась за Зиной, села у стола, накушалась вволю чаю с кашей и, разомлев от еды и тепла, рассказала невероятную историю.
Оказывается, Фима познакомилась с мужиком, нашла его в прямом смысле этого слова на улице. Стояла на шоссе, а он ехал мимо. Надо же было случиться такому везению, что он спросил у Фимки дорогу… В общем, дальше получилась сказка. Мужик оказался страшно богатым и одиноким. Он только что купил квартиру, отремонтировал ее и теперь искал себе домработницу.
Совершенно незнакомая Фима показалась ему самой подходящей фигурой на роль горничной, и мужик позвал ее с собой. Фима мигом согласилась на переезд, Таню она временно прихватила с собой — отмывать апартаменты после покраски стен и потолков дело хлопотное. Сейчас Фима работает у того мужика, а Таня вернулась домой. Шуба, шапка и сапоги — подарок от хозяина.
— Странная история, — протянула я, — если честно, то не очень правдоподобная. Нормальный человек не станет приглашать в свой дом незнакомку, стоявшую на дороге. Потом бригада, делавшая ремонт, как правило, за отдельную плату сама убирает за собой…
Похоже, Фима наврала.
— Уж не такая я дура, чтоб ей поверить! — в сердцах воскликнула Зина. — Ясное дело, набрехала с три короба! Только Фимка тут больше не появлялась, дети ее тоже сгинули, от Анжелики ни слуху ни духу…
— Платье, которое вы подарили девочке, было белым?
— Ага, — кивнула Зина, — дочкино, выпускное.
Народ-то умный. Люди цветное покупают или костюм брючный, чтобы потом носить. А мы по дури одноразовую вещичку приобрели. Надела ее Ниночка на ночь, измазала да в сундук пихнула.
— Ив последний раз вы видели Анжелику в подаренном одеянии с веночком на голове?
— Точно. Другие девочки в сережках щеголяли, а Лике откуда побрякушки взять было? Вот она и решила венком приукраситься. И знаешь чего?
Я вопросительно посмотрела на Зину, она пошевелила толстыми пальцами, унизанными чудовищными перстнями с ярко-красными булыжниками, поправила пергидрольные волосы и заявила:
— Танька с тех пор нигде не работает. Говорит, больная. Ну вроде язвой желудка мается! Во! Ленивая просто! А еще она всем вкручивает, что с огорода живет. Только мы с ней через забор тоскуем, и я хорошо знаю: у ней на грядках ни фига нет! Одна лебеда торчит. По весне Юрка, сынок алкашки, в землю лопатой потыкает, и все, ни картошки они не сеют, ни кабачки, ни зелень. Две яблони, правда, цветут, но какой от них толк?
— И что из того?
— Сама рассуди. Она на печке лежит, парень квасит в темную голову, а деньги есть!
— Откуда?
— Во! Вопрос!
— Может, ты ошибаешься?
— Не! Жрут ведь! Не померли без продуктов.
— Наверное, и правда огород кормит.
— Пустой?
— Небось ночью ходят и воруют с чужих посадок.
— Не, у нас с этим строго, бабы вмиг прибьют.
— В город ездит, там еду ворует.
Зина помотала головой.
— Насчет Москвы верно. Каждый месяц катается, как по часам! Видела, она сейчас тут мелочью трясла?
— Да.
— То-то и оно. Хотела молока купить, и не хватило.
— Думаешь?
— Точно знаю. Всегда так выходит. Ну а теперь прикинь: сейчас башлей нет, она в избе валяется, сын пьяный по деревне шарахается, зарплату им получить негде… А завтра Танька в город скатается и ко мне прибежит. Наберет всего, даже конфет купит, шоколадных. Вот и удивляюсь, ну где она рублики раз в тридцать дней достает? Кто ей их дает? И за что?