Внизу — голубой простор, скорее всего, озеро (свет отражается), самый яркий объект на равнине. А в самой дали, на северном горизонте, снова горы, только уже красного цвета, причем не песчаник, а что-то ближе к алому.
Крайски, окончательно замедлив ход, ткнулся оземь у подножия скалы.
— Теперь осторожно.
— А мы что, не в город разве идем? — Мысль о городе исключительно с женским населением вызывала любопытство.
— Нас туда доставят. А пойдем без спроса, тут нам и конец.
— Они что, так ненавидят мужчин?
— Есть тому причина, — знающе кивнул Крайски.
Вблизи на скалах различались глубокие язвины и впадины, а также множество пещер. У входа в одну из них громоздилась та самая птица— нетопырь. Со сложенными крыльями она странно напоминала высокого, с орлиным профилем, лысача, сцепившего руки за спиной. Завидев идущих, она тревожно рявкнула, отчего из пещер стали вытесняться десятки ее сородичей: дескать, что там происходит. Но, несмотря на грозный вид, враждебности в них не было, и удостоверясь, что летучие чужаки ничего дурного не думают, птицы ретировались в свои пещеры.
Пурпурные овалы-островки оказались чем-то вроде колосящихся злаков — точнее початков, плотных и глянцевитых.
Земля у подножия, черная и странно влажная, была усажена темно— зелеными осколками породы (некоторые острые как рубило). Запах специфический — едкий, можно сказать, лекарственный. Стоять босиком было отрадно мягко и прохладно.
Там, где начиналась трава, торчал высокий, с дерево, куст с плодами — похоже на яблоки, только синие.
— Съедобные? — кивком указал Карлсен.
— Да. Попробовать хочешь?
Вдвоем они подошли к кусту. Синие плоды, напоминающие скорее фиги, были мягки на ощупь. Но сорвать хоть один никак не получалось, даже двумя руками.
Крайски покачал головой.
— Не так надо. Смотри.
Поднявшись на высоту в полсотни футов, он резко нырнул и, проносясь мимо куста, сорвал один плод — на удивление тяжелый, будто из свинца.
— Надо быстро, чтобы он не успел напрячься.
Карлсен попробовал надкусить: кожура жесткая как резина. Крайски хохотнул. Высмотрев камень поострее, он сноровисто прижал плод к земле и надсек. Кожура вскрылась как рана, обнажив мясистую желтоватую мякоть. Запах густой, аппетитный.
— Точно съедобный? — переспросил Карлсен.
— Точно. Только знай наперед: как съешь — летать больше не сможешь.
— Это почему?
— Летаешь ты потому, что у тебя полярность противоположна полярности этой планеты. Но стоит лишь усвоить здешнюю пищу, как перенимается и здешняя полярность.
(Вот тебе и поел… А хочется). Карлсен разочарованно положил плод на землю.
— А я, тем не менее, вкушу, — улыбнулся Крайски.
Опустившись на корточки, он камнем ковырнул мякоть. Взыскательно осмотрев, словно дегустатор блюдо, одобрительно кивнул.
— Ты же летать не сможешь! — спохватился Карлсен.
— В Хешмаре это даже к лучшему. Не ровен час, можно поплатиться жизнью.
Он, выпрямившись, протянул плод Карлсену. Тот приняв было его на ладонь, поспешно обронил: плод сделался теплым как кровь.
— Ты попробуй, — как ни в чем не бывало сказал Крайски.
Карлсен, подняв, осмотрительно поднес плод ко рту. Мякоть оказалась плотной, сытной, хотя с каким-то непонятным фруктовым привкусом: не то перезрелая черника, не то земляника с малиной. Вкуснее, казалось, нет ничего на свете. Проходя по пищеводу, пища вызывала знакомый трепет, свойственный жизненной энергии. Карлсен куснул еще раз.
— Не увлекайся, — предостерег Крайски. — Он слегка хмелит, а навеселе нам быть ни к чему.
— Прелесть какая. Я и не чуял, что так голоден.
— Тогда тебе лучше вон того попробовать.
Крайски подвел его туда, где в сотне-другой ярдов покачивались на высоченных — в рост человека — стеблях пурпурные початки, и молниеносным усилием оторвал один из них. Карлсен взялся было подражать, но проворства не хватило: получилось все равно, что сгибать стальной прут. Крайски, рассмеявшись, повторил прием, все тем же молниеносным движением сорвав еще один початок.
— Это тебе не комара газетой хлопнуть! Тут на планете и плоды и растения борются, чтоб не достаться на съедение.
Опять же, пурпурный початок показался на удивление тяжелым, по земным меркам, кусок гранита.
— И как его едят?
— Просто надкуси как следует. Смотри-ка.
Крайски, взяв початок обеими руками, впился в него зубами. Затем, сплюнув себе на ладонь горсть семян, резко растер их друг о друга. Вытянув сложенные ладони, продемонстрировал: шелуха отделилась. Шелуху Крайски сдул, а семена стал жевать.
Стиснув початок в ладонях, Карлсен сжал челюсти — не семена, а гравий какой-то, даже за зубы боязно. Но стоило отделиться нескольким, как остальные посыпались уже сами собой, став теплыми и податливыми. Подражая Крайски, он растер их в ладонях; шелуха отделилась на удивление легко. Сдул ее, и вот они семена — мясистые, с сытным, прямо-таки мясным вкусом, да еще и теплые.
Всякий раз, когда он подносил початок ко рту, семена сопротивлялись, все равно, что напрягая мускул. Но стоило надкусить как следует, и напряжение пропадало.
Карлсен попробовал выскрести все семена наружу острым камнем — оказалось, так быстрее и проще. После некоторого упорства все семена высыпались совершенно свободно. Удалив шелуху, он стал жадно насыщаться. И опять показалось, что приятней пищи нет.
— А почему теплые-то?
— Они всю свою жизненность сплотили на сопротивление. Стоит его сломить, как она переходит в тепло.
Зерна оказались на редкость сытными, только вызывали странноватую тяжесть. Действительно возникало ощущение, что прибываешь в весе. Доев, Карлсен вернулся к оранжевому кусту и смахнул еще один плод. С обретенной сноровкой это давалось легче: ребенком он горазд был ловить мух на лету — занятие сродни этому. Хотя здесь открылось, что плоды еще и телепаты: напрягаются до того, как поднял руку, так что надо лишь смахивать их сразу, пока не отреагируют.
Нажевавшись сочной мякоти, Карлсен удовлетворенно вздохнул. Прав Крайски: слегка пьянит. Тепло прямиком передалось в пах, вызвав неуемную эрекцию. Перспектива встречи с женщинами наполняла томным вожделением (причина, видимо, в только что поглощенной, энергии), как у чующего еду голодного животного.
Вольготно растянувшись на спине, Карлсен заложил руки за голову. Да, веса несомненно прибавилось, но ничего неприятного в этом нет, даже наоборот. Он зевнул.
— А теперь что?
— Ждем, — коротко ответил Крайски, сидящий спиной к деревцу.
— Ты уверен, что им про нас известно?
— Абсолютно.
— А откуда?
— Для начала, им все должен сообщить джерид, — он кивком указал на «дерево», виднеющееся на горизонте.
— Что-то вроде системы раннего оповещения?
— И гораздо больше.
— Ты сказал, у женщин есть причина ненавидеть мужчин. Из-за чего?
Карлсен посмотрел на него, подняв брови.
— Ты все еще не понял?
— Не забывай, я с этим местом едва знаком.
— Какая разница. Есть же логика. Вдумайся: когда на Земле примечаешь какую-нибудь красотку, чего тебе хочется? Поцеловать, приобнять, затащить в постель. Ты ее, попросту говоря, почитаешь за пищу. Половой акт приносит удовлетворение не хуже еды. Теперь доходит? На Дреде мужчина, добиваясь женщины, хочет поглотить ее, съесть, осушить словно бокал вина.
— И что, при этом обязательно с ней что-нибудь такое, сотворить?
— Нет, конечно. Чаще обходится без этого. Но для них в этом какая-то неполнота… как если бы мужчине на Земле позволялось лишь гладить женщину по волосам, но никак не целовать или тем более любиться. Разумеется…
Он осекся так внезапно, что Карлсен распахнул глаза и поспешно сел. В нескольких футах находилась женщина.
Она пристально смотрела на них из какого-то приземистого транспортного средства, белого, похожего на машину с откидным верхом, только без колес. — Чего вам надо? — резко спросила она.
Язык совершенно незнакомый, но мысль так отчетлива, будто произнесена на английском.
— А-а, Логайя, — сказал Крайски с несвойственной ему робостью. — Рад снова тебя видеть.
Рыжие волосы женщины были подстрижены очень коротко, можно сказать, бриты. Лицо красивое и очень сильное, с неподвижным взглядом, под которым глаза у Крайски начинали бегать.
— Ты знаешь, что вас сюда никто не звал.
— Извиняюсь. Я не знал, что… — Крайски звучал провинившимся школьником.
— Кто этот человек? — она перевела взгляд на Карлсена.
— Я назначен его учителем.
— Вот как, — это ее, похоже, удовлетворило. — И зачем ты его сюда привел?
— Показать вашу планету.
Она продолжала молча их разглядывать, очевидно полностью владея ситуацией — судья, в силах которого казнить или миловать.
Язык совершенно незнакомый, но мысль так отчетлива, будто произнесена на английском.
— А-а, Логайя, — сказал Крайски с несвойственной ему робостью. — Рад снова тебя видеть.
Рыжие волосы женщины были подстрижены очень коротко, можно сказать, бриты. Лицо красивое и очень сильное, с неподвижным взглядом, под которым глаза у Крайски начинали бегать.
— Ты знаешь, что вас сюда никто не звал.
— Извиняюсь. Я не знал, что… — Крайски звучал провинившимся школьником.
— Кто этот человек? — она перевела взгляд на Карлсена.
— Я назначен его учителем.
— Вот как, — это ее, похоже, удовлетворило. — И зачем ты его сюда привел?
— Показать вашу планету.
Она продолжала молча их разглядывать, очевидно полностью владея ситуацией — судья, в силах которого казнить или миловать.
— Я возьму вас, — произнесла она наконец. — Но не могу гарантировать, что вас примут.
— Спасибо тебе, — смиренно кивнул Крайски.
— Полезайте.
Сойдя со своего сиденья, она жестом указала на заднюю, открытую часть машины. Удивительно: роста в ней было всего около пяти футов — властный вид словно придавал ей размеров. На ней было практичное одеяние в коричневую и черную полосу — без рукавов, длиной чуть ниже колена. Фигура ладная, только шире и сильнее, чем у земной женщины. Силы явно хватает, чтобы каждого из них поднять одной рукой.
Задние сиденья были низкими (уселись практически на полу) и покрыты пурпурным материалом, по виду, кожей того плода. Женщина забралась на переднее сиденье. Как только устроилась, машина взнялась в воздух и рванула с такой скоростью, что их придавило к стенке. Двигалась она абсолютно бесшумно. Ясно теперь, как ей удалось незаметно приблизиться чуть ли не вплотную.
Непонятно, как она управлялась с вождением: ни руля не было заметно, ни каких-либо кнопок. Странно то, что, несмотря на скорость, ветер не бил в лицо. Вытянув руку, Карлсен наткнулся на невидимый барьер: понятно, что какое-то силовое поле.
— Ригмар вам не обрадуется, — не оборачиваясь, сказала она. — Она велела мне дать вам от ворот поворот.
— Извини, — промямлил Крайски.
— Твой товарищ гребир?
— Нет, землянин.
— А-а, понятно, — произнесла она вроде чуть приветливей. Впечатление подтвердилось, когда спустя секунду она бросила совсем другим тоном:
— Вы оба смердите.
— Пришлось натереться кровью капланы…
— Да уж вижу, — оборвала она. Крайски поспешно смолк.
Неслись так быстро (где-то сотню миль в час), что пейзаж по обе стороны сливался в рябь — в основном просторы синей степи с островками пурпурных початков. Через какое-то время мимо замелькали возделанные угодья с ярко-желтыми листьями, только слишком быстро, плодов не различить. Потянулись поля — красные побеги, питонами путающиеся по земле. Свыкнувшись уже с тем, что зеленой растительности здесь нет, Карлсен неожиданно увидел ярко-зеленые участки с зародами какой-то травы — длинные скатки, напоминающие колонны античного храма. В сравнении с земной растительностью зелень была гуще, сочнее. Небо к этой поре выцвело до слепяще-белого, от чего все цвета обрели варварскую роскошь тропиков. Пастельных тонов в этом мире не было.
На подъезде к дереву открылась его истинная высота: миля с лишним. Причем именно дерево, а не какая-нибудь абстрактная скульптура. Необычное расположение сучьев стало ясно, когда из облаков верхушку ствола полоснул зигзаг молнии. В небо взвился сноп черного дыма, а верхушку на несколько секунд опоясал огненный венец.
— Как ему удается уцелеть? — спросил он у Крайски.
— Посередине ствола у него проходит своего рода естественный громоотвод. Большинство деревьев на этой планете имеют защиту от электричества.
Скорость начала замедляться над одним из полей, и тогда на деревьях стали различаться черные округлые плоды размером с яблоко. Через несколько минут они выехали на плоскую равнину с милю шириной. По ту сторону открывалось широкое голубое озеро (на Земле такими бывают искусственные водохранилища). В центре озера раскинулся город.
Первое впечатление разочаровывало. Он ожидал чего-нибудь экзотичного, невиданного, с величавыми зданиями вроде солярия на Криспеле. А впереди за длинным плавучим мостом теснился городок с невысокими строениями, чьи серебристые крыши отражали свет. Если б не последние, то вообще можно было подумать, что приехали в летний поселок где-нибудь в лесной зоне Калифорнии. Обильно пушились деревца с золотистыми соцветиями. Единственное, что впечатляло, это странно абстрактный силуэт вздымающегося дерева — смотрелось нелепо, как какой-нибудь небоскреб на фоне хижин.
Карлсен так увлекся панорамой, что буквально вздрогнул, когда машина неожиданно встала. Они находились в полусотне ярдов от моста, где к озеру полого сходил белый песчаный берег: вода лазоревая, ласковая. Силовое поле исчезло — это стало ясно по внезапно ожившему теплому ветерку, приятно пахнущему чем-то вроде лимона и сирени.
— Вот здесь омоетесь, — указала Логайя.
По удивительно прохладному песку они прошли к воде. Карлсен с интересом убедился, что голубизна у нее естественная, словно с примесью соли меди или кобальта. Солнце и белое песчаное дно придавали озеру поистине чарующую привлекательность. Он ступил в мелкую воду: ого! — оказывается, густая, как желе. Причем такая, что и войдешь не сразу.
Крайски, забавляясь, наблюдал, очевидно предугадывая его реакцию.
— Вот это и есть тяжелая вода.
— Ты серьезно?
— Да нет, шучу. Только в самом деле — тяжелая, почти, как ртуть на Земле.
Медленно добредя туда, где вода по колено, он запрокинулся на спину: она подперла его снизу как надувной матрац. Карлсен брел с трудом — еще голени не скрылись, а уже норовило опрокинуть. Нагнувшись, он попробовал плеснуть себе на бедра: с тем же успехом можно было пытаться выкупаться в густом масле. Последовав примеру Крайски, он улегся на поверхность; тело погрузилось на несколько дюймов. Оказалось достаточным, чтобы окатить себя всего и очиститься от крови капланы. Вода, попав на волосы, склеила их как гель. Попало еще в рот: как ни странно, на вкус вода как вода — ни соли, ни горечи, разве что чуть пенистей обычного.
Когда отмылся дочиста, телу стало на редкость прохладно и свежо. Трепет возбуждения в паху, и тот исчез. Логайя, сидя вполоборота на сиденье, терпеливо за ними наблюдала. Возвращаясь по песку к машине, Карлсен, чувствуя влагу на своей коже, спохватился, что совершенно гол. Юбка у нее хотя и поднялась изрядно выше колена, он не испытывал и намека на соблазн: так же неуместно, как подростку чувствовать вожделение к школьной директрисе.
Когда пересекали мост, Карлсен вскинув, голову проводил взглядом дерево-исполин. Не дерево — башня, просто ум заходится. Вздымающийся с западной стороны озера покатый ствол (несколько сот метров в диаметре!) был покрыт какой-то синей плесенью. Непосредственно вверху простирались четыре черных сука, один длиннее другого, концы как будто опалены и расщеплены молнией.
Зачарованный рассматриванием, Карлсен не заметил, как остался позади мост. Неожиданно до него дошло, что машина-то уже едет по улице, мощенной каким-то бледно-синим материалом, а прохожие вокруг — исключительно женщины. На машину смотрели с нескрываемым любопытством, улыбались Логайе, та в ответ тоже улыбалась, махала рукой. Оказывается, женщины здесь различались между собой не меньше, чем в любом городе на Земле (он почему-то думал, что все будут походить на Логайю, чисто по логике: высокая гравитация Дреды как бы предполагает некий усредненный тип — мускулистые, охватистые). А между тем оказалось, что при среднем росте встречаются здесь и стройняшки, и вообще, хрупкие.
Остановились на небольшой площади (одноэтажные здания здесь покрупнее, чем на центральном проспекте). Силовое поле снова исчезло, и повеяло странно приятным запахом, вызывающим ассоциацию с весенним утром. Удивляла и отрадная прохлада.
— Ждите здесь, — велела водительница и выйдя из машины, скрылась в ближайшем здании.
— Ну, как тебе Хешмар-Фудо? — повернулся Крайски.
— По-моему, очень приятно.
Чем-то напоминало Скандинавию: такая же опрятность, продуманность. У дерева, под которым припарковались, листва была золотистого цвета, среди нее благоухали белые цветки-звездочки — запах вроде лимона с сиренью, хотя и ни то и ни это. Одноэтажные дома, построенные, похоже, по типовому проекту, радовали разнообразием оттенков (преобладали голубой и желтоватый) и по архитектуре тоже слегка различались: вон тот, впереди, как бы объят пятнистым розовым спрутом. В обтекаемых крышах зеркально отражалось небо.
На улицах немноголюдно, даже на самой площади прохожих всего десятка три. Одеты просто (в фаворе, судя по всему, туника без рукавов), хотя по цвету и фасону разнообразие впечатляющее. Часто встречался и однотонный наряд вроде купальника, во множестве цветовых вариантов. Карлсен сразу сообразил, что стиль одежды здесь — своего рода искусство.