Дверь распахнулась, в кабинет заглянул незнакомый мне детектив – бледный, черноволосый, с живыми черными глазами.
– О, Дик, ты не один? Извини, я не знал.
– Она уже уходит, – ответил лейтенант. – Сучка, – добавил он отчетливо, так, чтобы я слышала.
Чувствуя отвратительное, опустошающее бессилие, от которого слезы подступали к глазам, я вышла из кабинета. Достаточно было один раз обратиться в полицию, чтобы понять, что она заслужила и насмешки, и ненависть, и все те помои, которыми ее поливали в прессе.
– В чем дело-то? – спросил черноволосый, обращаясь к коллеге.
– Да мексикашка какой-то выхватил у нее сумку на улице, – презрительно ответил Майерс. – Делать мне нечего, бегать его искать по всему городу. В другой раз мисс из Петербурга умнее будет.
– А где это случилось?
– Возле универмага.
– Да? Отлично помню это место и ворье, которое там промышляет. Если он был один…
Окончания фразы я не слышала, потому что ушла, дав себе слово больше никогда сюда не возвращаться.
13
Выслушав мой сбивчивый рассказ, миссис Миллер недовольно покачала головой.
– Вам надо стать жестче, мисс, – сказала она. – Я понимаю, это трудно. Вы иначе воспитаны, у вас другой характер. Но вам придется научиться быть жесткой, иначе вам будет в жизни очень тяжело.
– Он не хотел принимать у меня заявление, потому что считал, что это бесполезно, – сказала я. – Что я могла сделать?
– Пойти к его начальству и нажаловаться. Поднять скандал, если необходимо. Вы не должны спускать пренебрежение к себе, иначе кончится тем, что каждый будет вытирать о вас ноги.
И она посмотрела на меня пронизывающим взглядом, который заставил меня поежиться и опустить глаза.
– Миссис Миллер, – сказала я, – я заплачу вам за квартиру, но позже.
– Конечно, вы заплатите, – усмехнулась старая ведьма. – Но подумайте хорошенько над тем, что я вам сказала.
Я подумала, что с таким же успехом она могла посоветовать хрупкой мимозе превратиться в кровожадного тигра, потому что ему легче живется. Миссис Миллер выдала мне запасной ключ от квартиры (мой был в сумке, которую у меня украли), и я отправилась к себе.
У меня еще оставались несколько долларов из суммы, которую мне заплатила миссис Блэйд, но на неделю их не хватило бы. Проще всего было бы взять в долг у кого-нибудь из коллег, но тут я вспомнила, как они обсуждали меня за моей спиной, и обозлилась до того, что у меня заполыхали щеки. (На самом деле, конечно, я все еще переживала унижение, перенесенное в полицейском участке.)
На следующий день я поехала в Калвер-сити, но в подпольный бар, где работала Сэди, меня не пустили – очевидно, мой взвинченный вид не внушал никакого доверия. Еле-еле я уговорила вышибалу позвать ее.
Сэди не на шутку рассердилась, что мне не дали войти.
– Фил, ты в своем уме вообще? – напустилась она на вышибалу. – Это знакомая Тони Серано!
– Извиняйте, мисс, – мрачно сказал вышибала. – Друзьям Тони мы завсегда рады, а подругам – так особенно.
– Сэди, я только на минуту, – сказала я, отводя ее в сторону. – У меня случилась неприятность – выхватили сумку на улице, а там была зарплата за неделю. Ты не одолжишь мне десятку?
– Конечно, без проблем, – сказала Сэди, полезая в карман фартука. – Сумку просто вырвали или оружием угрожали?
Я рассказала ей, что со мной случилось. Сэди отдала мне десять долларов, и я поблагодарила ее от всей души.
– Я верну, как только смогу, – пообещала я.
– Может, зайдешь все-таки? – предложила Сэди.
– Нет, что-то не хочется. Не лежит у меня душа к веселью. Пока, Сэди, не буду больше тебя задерживать.
– Ну пока, – пожала плечами Сэди и удалилась.
Когда я вернулась домой, позвонила миссис Блэйд и спросила, как я смотрю на то, чтобы напечатать ее новый рассказ. Я ответила, что после ее недавнего романа с нетерпением жду новые плоды ее творчества. Миссис Блэйд смущенно хихикнула и объявила, что, если я не против, она будет у меня через сорок минут.
Она приехала через час и начала с того, что вручила мне пятьдесят долларов.
– Вы принесли мне удачу, – торжественно проговорила она. – Помните, вы говорили, что мой роман такой хороший, что его обязательно напечатают? Так вот, его действительно напечатают! И я уже получила аванс – полторы тысячи долларов!
Ее глаза сияли, губы улыбались, на желтоватых увядших щеках расцвел румянец. Было видно, что она упоительно счастлива, а я – я сидела, таращилась на пять измятых десяток на моем столе и чувствовала себя лживой, малодушной, лицемерной и завистливой – безнадежно завистливой. Почему бы, собственно, не позавидовать человеку, который не только написал роман, но и добился того, чтобы за него заплатили несколько тысяч долларов?
– Поздравляю вас, миссис Блэйд, – выдавила я из себя.
И какого черта я поторопилась, взяв в долг у Сэди? Теперь опять придется тащиться в Калвер-сити, объясняться с угрюмым вышибалой, который словно вышел из фильма ужасов и успел отлично обжиться в нашей реальности, и возвращать подружке Тони эти чертовы десять долларов.
Миссис Блэйд вытащила рукопись рассказа и пустилась в пространные объяснения, что именно она хотела выразить. Она была неистощима, но я не перебивала ее. Терпение – понятие растяжимое, и гораздо легче терпеть мелкие недостатки человека, который приносит вам больше пользы, чем вреда. Неожиданно миссис Блэйд умолкла и с беспокойством поглядела на меня.
– Прошу прощения, мисс Коротич, но… У вас все хорошо? Мне кажется… вы как будто мыслями где-то в другом месте…
– Пустяки, миссис Блэйд, – сказала я. – Представьте себе, вчера у меня выхватили сумку со всеми деньгами. – Моя собеседница тихо ахнула. – Я обратилась в полицию, но там со мной были так грубы…
Миссис Блэйд оживилась и пустилась в длинный рассказ о своих собственных столкновениях с полицией. Она согласна со мной: стражами порядка работают совершенно невыносимые люди, которым платят деньги непонятно за что. Когда ее сыну было десять, в дом забрался вор, и если бы миссис Блэйд не проснулась и не подняла шум, не исключено, что их бы всех зарезали в постелях. Полиция, само собой, никого не нашла. Недавно миссис Блэйд оштрафовали на дороге, придравшись к тому, что знак на автомобиле как-то не так висел. Неудивительно, что в газетах только и читаешь, что о всяких гангстерах, которые грабят, убивают и уходят от преследования. На что вообще можно рассчитывать с такими органами правопорядка?
Когда миссис Блэйд наконец удалилась, я почувствовала, что у меня ноет висок.
Я решила, что завтра же верну долг Сэди, но вечером на следующий день я села переписывать рассказ миссис Блэйд, который мне почти понравился (и пятьдесят премиальных долларов тут были ни при чем). В нем говорилось о девочке, о ее детстве, о незлой, но ограниченной матери и отце, который ставит порядок выше всего и не дает вздохнуть своим домочадцам. В истории чувствовалась личная нотка, и я подумала, что миссис Блэйд до сих пор в глубине души таит обиду на своих родителей за то, что они недостаточно любили ее. Я очень хорошо понимала ее, потому что моя мать никогда не любила меня, а отец, по-видимому, считал, что няньки лучше всего позаботятся обо мне, и редко появлялся в детской. Тут я заметила, что сделала несколько ошибок и пропустила кусок текста, и рассердилась на себя. Вытащив листы из машинки, я извлекла копирку, скомкала их и бросила в корзину, после чего продолжила печатать, на сей раз не позволив себе отвлекаться до самого конца рассказа.
На следующий день после работы я отправилась в Калвер-сити и вернула Сэди десять долларов.
– Жаль, что ты не приехала на полчаса раньше, – сказала она. – Ты как раз разминулась с мальчиками.
– Как у тебя с кино? – спросила я, чтобы переменить тему. – Получается что-нибудь?
Сэди махнула рукой.
– Вчера позвонили, пригласили на съемки. Семь долларов за день работы. На кой оно мне? Анджело расширил кабак, я теперь чаевыми больше за смену получаю. Я тут поговорила с нашими девочками, которые пытались пробиться на студии. Из статистов никуда хода нет, если нет знакомств. Какой смысл сидеть целый день у телефона и ждать, когда позовут сниматься в очередной массовке, если ты так и останешься статисткой?
К тротуару подкатил лимузин, из которого вышел господин с умопомрачительной тростью, в светлом пальто и светлой шляпе. Левый глаз незнакомца закрывала черная повязка, придававшая ему сходство с пиратом. Слева и справа господина в светлом пальто подпирали два телохранителя с квадратными плечами и физиономиями, способными – в зависимости от ваших потребностей – вызвать икоту и вылечить запор одним своим видом. Сэди сдавленно охнула и метнулась к двери.
– Анджело приехал, – бросила Сэди на прощанье. – Ну, я пошла!
По дороге домой я остановила машину, чтобы купить апельсины и зачем-то – охапку роз, притворяющуюся букетом. Впервые со дня смерти Джонни я поймала себя на том, что вновь могу улыбаться. Премия миссис Блэйд решила все мои сиюминутные проблемы, и я больше не была никому ничего должна. Объявление, увиденное сегодня в отделе рекламы нашей газеты, извещало, что в популярной сети магазинов ожидается распродажа платьев по цене от одиннадцати с половиной долларов. Я подумала, что куплю себе платье, а еще сумочку, потому что та, которую я теперь носила с собой взамен украденной, была потрепанной и неудобной. Но как только я вошла в свою квартиру, держа в одной руке ключ, в другой – пакет с апельсинами и старую сумочку, а под мышкой зажав букет роз, я насторожилась, и все мысли о грядущих покупках разом вылетели у меня из головы. Воздух в комнате был прохладнее, значительно прохладнее, чем следует. Я зажгла свет и стала обследовать окна. Так и есть – окно, за которым находилась пожарная лестница, было приоткрыто. Тут я повернулась и увидела на столе, рядом с пишущей машинкой, украденную у меня сумочку.
По дороге домой я остановила машину, чтобы купить апельсины и зачем-то – охапку роз, притворяющуюся букетом. Впервые со дня смерти Джонни я поймала себя на том, что вновь могу улыбаться. Премия миссис Блэйд решила все мои сиюминутные проблемы, и я больше не была никому ничего должна. Объявление, увиденное сегодня в отделе рекламы нашей газеты, извещало, что в популярной сети магазинов ожидается распродажа платьев по цене от одиннадцати с половиной долларов. Я подумала, что куплю себе платье, а еще сумочку, потому что та, которую я теперь носила с собой взамен украденной, была потрепанной и неудобной. Но как только я вошла в свою квартиру, держа в одной руке ключ, в другой – пакет с апельсинами и старую сумочку, а под мышкой зажав букет роз, я насторожилась, и все мысли о грядущих покупках разом вылетели у меня из головы. Воздух в комнате был прохладнее, значительно прохладнее, чем следует. Я зажгла свет и стала обследовать окна. Так и есть – окно, за которым находилась пожарная лестница, было приоткрыто. Тут я повернулась и увидела на столе, рядом с пишущей машинкой, украденную у меня сумочку.
Разом выронив цветы и пакет апельсинов, я опустилась на стул. Бумажный пакет порвался, апельсины покатились по полу, но в тот момент я не обратила на них никакого внимания. На всякий случай я ущипнула себя, но ничего не изменилось: сумочка, которую у меня выхватил ловкий уличный вор, по-прежнему лежала на моем столе, как будто ограбление мне приснилось, как будто она никогда и не покидала квартиры.
Что же такое, в самом деле, творится? Согласитесь, дамы и господа, что если вас обкрадывают, то исключительно для наполнения карманов вора, а не для того, чтобы вернуть вам похищенное. Тут я вспомнила, что в сумке лежал ключ от квартиры, а в нижнем ящике стола я держала пятьдесят долларов, поднесенные мне миссис Блэйд, и кое-какую мелочь. Стремительнее горной серны я скользнула к столу, выдвинула ящик и заглянула в него. Все деньги лежали на месте.
– Нет, с этим надо разобраться, – решительно сказала я себе и взяла сумочку со стола. Внутри лежал только кошелек, и я сразу же поняла, что он не мой, хоть и похож на тот, который я носила с собой. Пудреница, ключ от квартиры, платок, помада, коробочка с леденцами и еще кое-какие мелочи бесследно исчезли. Поколебавшись, я открыла кошелек. В моем должны были находиться двадцать два доллара с мелочью – недельная зарплата плюс остаток от предыдущей. В том кошельке, который я держала в руках, лежало больше полутора сотен долларов разномастными купюрами. Похоже, у грабителя, укравшего мою собственность, неожиданно прорезалась совесть, и он решил возместить мне моральный ущерб.
– Мне надо выпить, – сказала я вслух, чтобы успокоить себя, сделала шаг и чуть не свалилась, наступив на апельсин. Чертыхнувшись, я подобрала апельсины и цветы, закрыла окно, сходила на кухню, выпила воды и вернулась. Спиртного у меня все равно не было, да я его и не любила.
Еще раз тщательно осмотрев чудесным образом вернувшуюся ко мне сумку, я заметила с внутренней стороны ремня небольшое темное пятно, которого прежде там не было. Я села за стол и принялась думать. Потом я заметила, что забыла про цветы, налила в вазу воды, поставила их в вазу и водрузила ее на стол. Двадцать два доллара, превратившиеся в сто пятьдесят, по-прежнему требовали объяснения, как и открытое окно, и деньги в ящике, которыми не пытался завладеть незваный гость. О том, как у меня выхватили сумку, я рассказала миссис Миллер, полицейскому, который сделал все, чтобы от меня избавиться, Сэди и миссис Блэйд. Сумки не возвращаются к хозяевам сами по себе; это очевидно. Я почувствовала, что сложившаяся ситуация требует от меня немедленных действий. Посмотрев зачем-то на розы, я вытащила из ящика стола ножницы, взяла сумку и принялась кромсать ее на мелкие куски. Меня бросало то в жар, то в холод, пару раз я едва не ткнула себя ножницами в палец, но наконец дело было сделано. Куски кожи я завернула в рекламные листовки, листовки засунула в пакет из-под апельсинов, а его закрутила в газету. Прежде, чем лечь спать, я проверила все окна, а наутро вынесла сверток с кусками разрезанной сумки и бросила его в мусорный бак, находящийся в сотне шагов от моего дома.
14
Когда на следующий день я вышла в обеденный перерыв из здания редакции, я сразу же увидела возле своей машины полицейского, который сверял ее номер со своей книжечкой.
– В чем дело, офицер? – спросила я, подходя к нему.
– Вы владелица этой машины? – спросил он. – Мисс Коуро… – Он запнулся.
– Коротич, – подсказала я. – Да, это я. Так в чем дело?
– Прошу вас проследовать за мной. С вами хочет побеседовать детектив.
Я оглянулась. Ну конечно, неподалеку на тротуаре стояли репортеры, с которыми я не то чтобы часто общалась, но все же они меня знали. Не очень-то хорошо для карьеры, когда на глазах ваших коллег вас берет за жабры полиция, и тут уже не имеет никакого значения, виновны вы в чем-то или нет.
– Он симпатичный? – спросила я. На душе у меня скребли кошки, и оттого я ляпнула первую глупость, которая пришла мне в голову.
– Что? – Полицейский вытаращил глаза. – Вы про мистера О’Доннелла?
– Ну да, если детектив – это он. Наверное, мне стоит накрасить губы, как вы считаете?
– Идемте, я вас отвезу, – сказал полицейский, когда обрел дар речи. – Сразу же видно, что вы из газеты. – Он усмехнулся и покрутил головой.
Сев в полицейскую машину, я залезла в сумочку и стала старательно искать тюбик с помадой, которого там не было, потом достала дешевенькое зеркало и принялась придирчиво рассматривать себя. Полицейский поглядывал на меня настороженно. Что-то я явно сделала не так, но что именно?
– Странно, – сказал он наконец. – Вы даже не спросили, за что вас задержали.
Ах ты, черт побери.
– А меня разве задержали? – Я сделала большие глаза. – Мне казалось, при аресте должны зачитывать права… или что-то такое.
– Ну, когда кому-нибудь говоришь, что с ним хочет побеседовать детектив, свидетель обычно напрягается, зачем он нам понадобился, – объяснил мой собеседник.
Свидетель, значит. Я перевела дух.
– Так ведь я недавно была у вас, – сказала я. – У меня выхватили сумку на улице. Разве вы не из-за этого меня искали? Я подумала, что мою сумку нашли…
– Да вы что, – усмехнулся полицейский. – О’Доннелл уже не работает в отделе краж. А даже если бы работал, он бы не послал за вами из-за какой-то сумки.
– А где сейчас работает О’Доннелл? – спросила я, стараясь говорить как можно небрежнее.
– В отделе убийств.
– Ничего себе! И зачем же я ему понадобилась?
– Он сам вам все скажет.
Я вспомнила, что именно Фрэнк Горман и Роджер Экер рассказывали о детективах, работающих в убойном отделе. Если мои коллеги употребляли выражение «не такой тупица, как остальные», его можно было смело считать комплиментом и заносить в личное дело. В любом случае я сильно сомневалась, что мне предстоит приятный разговор.
Участок, как и в прошлый мой визит, был наполнен людьми, которых я в обычной жизни предпочитала избегать. Присутствовали тут и задержанные пьяницы, и бродяги, и какая-то старуха с трясущейся головой, которая визгливым голосом кричала полицейскому, что она не Босуэлл и не Бостон, а Боделейн. Какой-то молодой детектив двумя пальцами отстукивал на машинке документ, не обращая внимания на шум и гам, царившие вокруг него. Судя по скорости, с которой он печатал, он должен был дойти до последней строки к концу месяца.
– Куда теперь? – спросила я у своего провожатого, который маячил возле меня, как тень.
– Идите за мной, – буркнул он.
Мы поднялись по лестнице, миновали узкий коридор, и полицейский постучал в дверь, на которой красовалась карточка с именами трех человек. Фамилии О’Доннелл среди них не было, и я подумала, что он, вероятно, поступил в убойный отдел совсем недавно.
– Войдите! – донеслось из-за двери.
Мой провожатый распахнул ее, и я вошла. Кабинет был крошечный, на двух человек, и как в него умудрились втиснуть третий стол, остается для меня загадкой. На вешалке висели плащ, шляпа и черный зонт, а у окна стоял и прихлебывал кофе из чашки поджарый малый в темно-серых брюках и жилете, поверх которого вилась тонкая золотая цепь. Когда он повернулся, я сразу же его узнала. Это был тот самый молодой черноволосый детектив, который разговаривал с выставившим меня за дверь Майерсом.
– Вот, доставил, как вы и просили, мистер О’Доннелл, – сказал мой провожатый, откашлявшись.
Обычно ирландцы крупные, плечистые ребята, светловолосые или рыжеватые, с неистребимыми чертиками в глазах, но попадаются среди них и такие, как детектив О’Доннелл. Если не присматриваться, его можно было спутать с испанцем или итальянцем, но у ирландцев обычно кожа гораздо светлее, и к ней плохо пристает загар.
– Спасибо, Джо, – сказал детектив О’Доннелл. – Можешь идти.