— Пожалуйста! Вчера вы сказали, что можете помочь людям вспомнить их самое раннее детство.
— К сожалению, мне это не всегда удается. Люди с сильным характером, к каким я отношу и вас, с трудом поддаются гипнозу. Они подсознательно не желают подчиняться воле другого. Поэтому мне понадобится ваше согласие на использование, в случае необходимости, слабого наркотика, чтобы подавить это сопротивление. Так что подумайте. Вы можете прийти ко мне на следующей неделе?
— На следующей неделе?
Конечно же! Как она могла рассчитывать на то, что он сразу же ею займется? Джудит попыталась выдавить из себя улыбку:
— Хорошо. Завтра утром я позвоню вашей секретарше и запишусь на прием.
Поднявшись с кресла, она направилась к столику, на котором оставила свою сумочку и книги.
И увидела ее. Ту самую девочку. На этот раз выбегающей из комнаты. И так близко от себя, что разглядела ее платье. И свитер. Та самая одежда, которая была на ней самой, когда ее нашли в Солсбери, одежда, лежащая сейчас в пакете в стенном шкафу ее вашингтонской квартиры.
Она поспешно шагнула вперед, стремясь увидеть лицо девочки, но малышка, головка которой была вся в золотистых кудряшках, внезапно исчезла.
Джудит потеряла сознание.
Очнувшись, она увидела, что лежит на кушетке в кабинете Пателя, и Ребекка Уэдли держит у нее под носом какой–то пузырек. Острый запах аммиака заставил Джудит отпрянуть и отвести пузырек от своего лица.
— Со мной все в порядке, — проговорила она.
— Скажите мне, что произошло, — потребовал Патель. — Что вы увидели?
Запинаясь чуть ли не на каждом слове, Джудит описала ему свою галлюцинацию.
— Я схожу с ума? — спросила она, закончив рассказ. — Но это все так на меня не похоже. Кеннет всегда говорил, что у меня больше здравого смысла, чем у всех вашингтонцев вместе взятых. Что со мной?
— Что с вами? — задумчиво повторил Патель. — Похоже, та стена о которой я вам говорил, готова рухнуть в любую минуту. Вы близки к прорыву ближе, чем я предполагал. Как вам кажется, у вас хватит сил, чтобы начать лечение, не откладывая, прямо сейчас? Вы подпишете необходимые бумаги?
— Да, да.
Джудит устало закрыла глаза, почти не вслушиваясь в слова Ребекки Уэдли, которая говорила в этот момент, что сейчас она расстегнет ворот ее блузки, снимет с нее сапоги и накроет легким одеялом. Однако рука была твердой, когда она подписывала протянутый Уэдли документ о согласии на лечение гипнозом.
— Хорошо, мисс Чейз. Через минуту доктор начнет сеанс, — произнесла Ребекка. — Вам удобно?
— Да.
Джудит почувствовала, что ей закатывают рукав блузки и стягивают руку жгутом, после чего последовал укол иглой.
— Джудит, откройте глаза. Смотрите прямо на меня. А теперь вы чувствуете, как начинаете постепенно расслабляться.
«Стивен, — подумала Джудит, не отрывая взгляда от доктора, лицо которого начало постепенно расплываться. — Стивен…»
Декоративное зеркало позади кушетки было, по существу, односторонним стеклом, позволявшим, не отвлекая пациента, наблюдать за ним и одновременно снимать на пленку сеанс гипноза. Ребекка Уэдли поспешно прошла в лабораторию. Она включила видеокамеру, монитор, интерком и приборы, которым предстояло следить за пульсом Джудит и ее давлением. Взглянув на них, она отметила замедление пульса и падение давления, значит, Джудит впадает постепенно в гипнотический сон.
Джудит чувствовала, что начинает поддаваться мягким уговорам Пателя расслабиться и уснуть. Ее словно подхватило течением, уносило все дальше и дальше. «Нет, — вспыхнула в ее мозгу мысль. — Нет». Она изо всех сил попыталась побороть эту медленно обволакивающую дремоту.
— Она сопротивляется, — произнесла ровным голосом Ребекка Уэдли.
Патель кивнул и, нажав на шприц, впрыснул Джудит через торчащую у нее в руке иглу для подкожных инъекций небольшую дозу препарата.
Джудит прилагала все свои силы, чтобы проснуться. Каждая клеточка ее существа словно кричала: «Не поддавайся!» Она попыталась открыть глаза.
Патель снова нажал на шприц.
— Вы впрыснули максимальную дозу, доктор. Она не дает себя загипнотизировать. Она уже выходит из–под контроля.
— Принеси мне пузырек с литенкомом, — приказал Патель.
— Доктор, я не думаю…
Патель прибегал к помощи литенкома лишь в случаях тяжелого психического расстройства, когда необходимо было пробиться к заблокированной мозгом части сознания. По своим характеристикам этот препарат был сходен со средством, применявшимся в лечении Анны Андерсон, женщины, которая утверждала, что она является великой княгиней Анастасией. Это был наркотик, способный, если его дать в нужной дозе, воспроизвести, по мнению Пателя, «синдром Анастасии».
Ребекка Уэдли, обожавшая Пателя как гения и любившая его как мужчину, была напугана.
— Реза, — взмолилась она, — не делай этого.
Словно издалека до Джудит донеслись их голоса.
Сонливость начинала проходить. Она пошевелилась.
— Принеси литенком, — требовательно повторил Патель.
Ребекка схватила пузырек и бросилась в кабинет. Протянув Пателю уже открытую бутылочку, она застыла, глядя с замиранием сердца, как он набирает в шприц каплю жидкости и вкалывает наркотик в вену Джудит.
Джудит почувствовала, что она куда–то проваливается. Все звуки исчезли. Вокруг нее была только жаркая тьма, и ее вновь уносило куда–то течением.
Ребекка возвратилась в лабораторию и взглянула на приборы. Пульс у Джудит замедлился, и давление начало падать.
— Все в порядке. Она спит.
Доктор кивнул.
— Джудит, я собираюсь задать тебе несколько вопросов. На них будет нетрудно ответить. Ты не будешь чувствовать какого–либо неудобства или боли. Тебе будет тепло и уютно, словно тебя несет куда–то теплая волна. Мы начнем с сегодняшнего утра. Расскажи мне о своей новой книге. Ты ведь искала какие–то документы?
Джудит снова была в Государственном архиве и беседовала с помощником хранителя. Она рассказала Пателю о реставрации монархии, о потрясшей ее истории, встретившейся ей в самом начале поисков материала для книги.
— Что это за история.
— Король присутствовал при обезглавливании женщины. Карл II был удивительно милосердным монархом. Он проявил щедрость по отношению к вдове Кромвеля, даже простил ее сына, который после смерти отца стал, в свою очередь, лордом–протектором. Он говорил, что в Англии было пролито достаточно крови. Единственные казни, на которых он присутствовал, были казни мужчин, тех, кто подписал смертный приговор его отцу. Как же он должен был ненавидеть эту женщину, если решил присутствовать на ее казни! И почему?
— Это тебя поразило?
— Да.
— И что ты делала после того, как ушла из архива?
— Я направилась в «Ковент — Гарден».
Шаг за шагом Патель вел Джудит все дальше и дальше, к самым ранним ее воспоминаниям. Она рассказала ему о свадьбе с Кеннетом, о дне, когда ей исполнилось шестнадцать лет, затем пять, о приюте, о своем удочерении.
Наблюдая и слушая, Ребекка Уэдли поняла, что Джудит Чейз была необыкновенной женщиной. Память ее продолжала оставаться удивительной ясной: Джудит смогла рассказать о событиях, произошедших с ней в самом раннем детстве. Уэдли вдруг подумала, что, сколько бы она ни присутствовала на сеансе гипноза, ее всякий раз охватывал трепет, когда она видела, как постепенно сознание раскрывает свои глубоко спрятанные секреты, и взрослый, умудренный опытом и уверенный в себе человек, начинает, словно маленький ребенок, шепелявить и заикаться.
— Джудит, до того, как ты попала в приют, до того, как тебя нашли в Солсбери, скажи, что ты помнишь?
Джудит беспокойно помотала головой:
— Нет. Нет.
Приборы показали, что у нее участился пульс.
— Она пытается тебя заблокировать, — быстро проговорила Ребекка.
И в следующую секунду с ужасом увидела, что Патель вновь набирает в шприц литенком.
— Доктор, нет.
— Она уже почти все вспомнила. Я не могу сейчас останавливаться.
Уэдли устремила взгляд на экран. Тело Джудит находилось в состоянии полной релаксации. Пульс был меньше сорока ударов в минуту, давление — семьдесят на пятьдесят. Опасно, подумала Уэдли, слишком опасно. Она знала, что в глубине души Патель был настоящим фанатиком, но она никогда не видела, чтобы он действовал столь безрассудно.
— Скажи мне, что тебя так напугало, Джудит?
Дыхание Джудит было поверхностным и еле слышным.
Речь прерывистой, а голос тихим, но тонким, как у очень маленького ребенка. Они собирались сесть на поезд, и она держалась за мамочкину руку. Внезапно она закричала, как испуганный ребенок.
— Что происходит? Расскажи мне, — голос Пателя звучал необычайно мягко.
— Скажи мне, что тебя так напугало, Джудит?
Дыхание Джудит было поверхностным и еле слышным.
Речь прерывистой, а голос тихим, но тонким, как у очень маленького ребенка. Они собирались сесть на поезд, и она держалась за мамочкину руку. Внезапно она закричала, как испуганный ребенок.
— Что происходит? Расскажи мне, — голос Пателя звучал необычайно мягко.
Джудит вцепилась в одеяло и жалобным детским голоском позвала маму.
— Самолеты–снаряды снова летят, как тогда, когда мы играли. Мамочка сказала: «Беги, беги!» Мамочка не хотела держать меня за ручку. Так темно… Я бегу вверх по ступеням. Там стоит поезд. Мамочка сказала, что мы поедем на поезде.
— Ты села в поезд, Джудит?
— Да, да.
— В поезде ты с кем–нибудь разговаривала?
— Там никого не было. Я так устала. Я хотела уснуть, чтобы скорее увидеть мамочку, когда проснусь.
— Когда ты проснулась?
— Поезд остановился. Снова было светло. Я спустилась по ступенькам… Потом я ничего не помню.
— Все в порядке. Не думай больше об этом. Ты умная маленькая девочка. Можешь ты сказать мне, как тебя зовут?
— Сара Маррсш.
Марш или Марриш, подумала Ребекка. Сейчас Джудит говорила, как двухлетний ребенок.
— Сколько тебе лет, Сара?
— Два.
— Ты знаешь свой день рождения?
— Май, четыле.
Ребекка усилила звук, пытаясь разобрать невнятный детский лепет.
— Где ты живешь, Сара?
— Кент — Корт.
— Тебе там хорошо?
— Мамочка все время плачет. Молли и я играем.
— Молли? Кто такая Молли, Сара?
— Моя сестричка. Я хочу к мамочке. Я хочу к сестричке.
Джудит разревелась.
Ребекка бросила взгляд на приборы:
— Пульс участился. Она снова тебе сопротивляется.
— Мы сейчас закончим, — сказал Патель.
Он коснулся руки Джудит:
— Джудит, сейчас ты проснешься. Ты будешь чувствовать себя бодрой и отдохнувшей. И ты будешь помнить все, что мне рассказала.
Ребекка с облегчением вздохнула. Слава Богу, подумала она. Уж ей–то хорошо была известна жажда Пателя экспериментировать с литенкомом. Она протянула руку, чтобы выключить экран, и тут же застыла, увидев искаженное мукой лицо Джудит, которая в следующую секунду вдруг закричала:
— Остановитесь! Не делайте этого с ней!
Иглы датчиков словно сошли с ума, выписывая беспорядочные кривые.
— Фибрилляция сердца, — крикнула Ребекка.
Патель схватил Джудит за руки:
— Джудит, слушай меня. Ты должна мне повиноваться.
Но Джудит была далеко. Она стояла на помосте, рядом с плахой, у стен лондонского Тауэра. Был десятый день декабря 1660 года…
С ужасом она увидела, как от ворот Тауэра сквозь свистящую и улюлюкающую толпу ведут женщину в темно–зеленом платье и такого же цвета накидке. На первый взгляд женщине было далеко за сорок. В ее темно–каштановых волосах проблескивали серебряные нити. Она шла с гордо поднятой головой, не обращая никакого внимания ни на толпу, ни на окружавших ее стражников. На ее красивом, словно вылепленном рукой скульптора лице застыла маска гнева и ненависти. Веревки, которыми были связаны ее руки, напоминали собой тонкую проволоку и сильно врезались в запястья. В утреннем свете был ясно виден ярко–красный серповидный шрам на правой руке у основания большого пальца.
Джудит была не в силах оторвать своего взгляда от женщины. Внезапно толпа расступилась, пропуская вперед солдат, которые строем прошли к видневшемуся рядом с плахой занавесу. В следующее мгновение их ряды раздались и показался стройный молодой человек в шляпе с пером, темных бриджах и расшитом золотом камзоле. Карл II поднял руку, и толпа дико взревела.
Словно в каком–то кошмаре Джудит увидела, как женщина, которую вели на плаху, остановилась перед колом с торчащей на нем человеческой головой.
— А ну, пошевеливайся, — приказал солдат, толкая ее вперед.
— Вы отказываете мне в прощании с супругом? — Голос женщины был полон ледяного презрения.
Солдаты подвели ее к месту, где сидел король. Вельможа, стоящий рядом с ним, развернул свиток и громко зачитал:
— Леди Маргарет Кэрью, Его Величество считает, что лишить вас жизни путем повешения, изъятия внутренностей и четвертования было бы слишком грубо.
Люди, стоящие ближе всех к королю, заулюлюкали, и кто–то из них крикнул:
— У нее что, не такие кишки, как у моей бабы?
Женщина не обратила на крик никакого внимания.
— Симон Хэллет, — сказала она с неприкрытой горечью в голосе, — ты предал моего мужа. Ты предал меня. Если мне понадобится для этого вырваться из самого ада, я все же найду способ отомстить тебе и твоим родным.
— Хватит с тебя.
Капитан стражи грубо схватил женщину за руку и поволок ее к плахе. В последнем отчаянном усилии она повернула голову и плюнула прямо под ноги королю.
— Лжец! — крикнула она. — Ты обещал милосердие. Лжец! Жаль, что вместе с твоим отцом они не отрубили голову и тебе!
Солдат ударил ее по губам и потащил вперед.
— Эта смерть еще слишком хороша для тебя. Я бы сжег тебя на костре, будь на то моя воля.
Внезапно Джудит в изумлении открыла рот, увидев, что они с узницей поразительно похожи друг на друга. Леди Маргарет заставили опуститься на колени.
— Тебе не удастся стащить его с себя снова, — усмехнулся солдат, покрывая ее волосы белым чепцом.
Палач поднял топор. На какое–то мгновение страшное орудие застыло над плахой. Леди Маргарет повернула голову. Взгляд ее впился в Джудит, моля и требуя. Из груди Джудит вырвался крик:
— Остановитесь! Не делайте этого с ней!
Она ринулась вперед и, упав на колени перед плахой, обняла осужденную в тот самый момент, как топор опустился.
Джудит открыла глаза. Перед ней стояли доктор Патель и Ребекка Уэдли. Она улыбнулась им.
— Сара, — сказала она. — Это ведь мое настоящее имя, правда?
— Что вы помните из того, что нам рассказывали, Джудит? — осторожно спросил Патель.
— Кент — Корт. Я говорила об этой улице, не так ли? Я помню сейчас свою мать. Мы были недалеко от вокзала. Она держала нас с сестрой за руки. И тут появились самолеты–снаряды. Я слышала над головой характерный гул. Завыли сирены. Стихли паровозные гудки. И тут все вокруг закричали. Что–то ударило меня по лицу. Я не могла найти мать. Я побежала и взобралась на поезд… И меня зовут Сара, как я вам уже сказала, Сара Марш или Марриш.
Она привстала и схватила Пателя за руку:
— Как мне вас благодарить? По крайней мере, теперь я могу с чего–то начать. И прямо здесь, в Лондоне.
— Что вы помните последним перед тем, как я вас разбудил?
— Молли. Доктор, у меня была сестра. Даже если она и погибла в тот день, даже если мама тоже погибла, теперь я о них знаю. Я займусь изучением регистрационных книг и найду запись о своем рождении.
Джудит застегнула ворот блузки, опустила рукав, провела рукой по волосам и наклонилась к своим сапогам.
— Если мне удастся документально все подтвердить, могу я просить вас снова подвергнуть меня гипнозу? — спросила она.
— Нет, — твердо ответил Патель. — По крайней мере, в течение ближайшего времени.
После того как Джудит ушла, Патель повернулся к Ребекке:
— Покажи–ка мне последние минуты записи.
С мрачными лицами смотрели они, как выражение шока и ужаса на лице Джудит сменяется яростью, снова слышали, как она кричит:
— Остановитесь! Не делайте этого с ней!
— Не делайте чего с ней? — спросила Ребекка. — Что же такое увидела вдруг Джудит Чейз?
Патель наморщил лоб, и в глазах его появилось тревожное выражение.
— Не имею ни малейшего представления. Ты была права, Ребекка. Я не должен был вкалывать ей литенком. Но, возможно, все обойдется. Если она что и увидела под конец, она ничего об этом не помнит.
— Мы этого не знаем, — ответила Уэдли, — кладя ему на плечо руку. — Реза, я пыталась тебя предостеречь. Ты не должен экспериментировать с пациентами, как бы тебе не хотелось им помочь. Похоже, с Джудит Чейз все в порядке. Молю Бога, чтобы это было так. — Мгновение помолчав, она продолжала: — Я обратила внимание на одну вещь. Скажи, ты не заметил, был ли у Джудит еле заметный серповидный шрам у основания большого пальца, когда она пришла к нам сегодня? Когда я искала вену, чтобы вколоть иглу, его не было. Но взгляни–ка на этот последний кадр, перед самым ее пробуждением. Сейчас он у нее есть.
Погруженный в свои мысли, Стивен Хэллет не замечал ни прекрасного английского ландшафта, ни уже чувствовавшегося в воздухе в этот яркий солнечный день приближения весны. Он ехал в Чекерс, загородную резиденцию премьер–министра, куда она отбыла сразу же после своего краткого появления на коктейле у Фионы. Сегодня утром она совершенно неожиданно вызвала его к себе, и это могло означать только одно: наконец–то она решила сообщить ему о своем намерении уйти в отставку и сказать, кого желала бы видеть своим преемником на посту лидера партии.