— Боюсь, что так. Уверен. Кто-нибудь в Суссексе должен притормозить их.
— Бедная Миранда.
— С ней все будет хорошо. Если снова позвонишь ей, скажи, чтобы она все время интервью крепко обнимала Доминика и все время шептала ему на ухо, что он в безопасности и все эти люди скоро уйдут.
— Хорошо.
— Завтра увидимся, — сказал я.
Доминик был главной темой утренних новостей на телевидении и одной из главных тем в газетах. Миранда, к моей радости, перед камерой держала себя в руках и улыбалась. Молчаливый ребенок казался просто робким. Джон Неррити, гордо подняв голову и встопорщив усы, сообщил, что продажа его победителя в Дерби пройдет так, как и было запланировано, хотя и утверждал, что банкротство тут и близко не лежало; что эта история была лишь тактическим ходом, чтобы сбить с толку бандитов. Все спрашивали, кто спас его сына. Полиция, отвечал Джон Неррити. Выше всех похвал.
В конторе большинство народу, уже видевшие репортаж, с интересом прочли наш с Тони отчет, и на понедельничном заседании мы оба отвечали на вопросы. Джерри Клейтон пару раз поднял брови, но в целом вроде бы никто не пожелал слишком глубоко вникать в то, что мы сделали, кроме помощи советом.
Председатель заключил, что даже если Неррити упрется и не захочет платить, то нам не стоит волноваться. Освобождение Доминика, с довольным видом сказал он, было проведено аккуратно, быстро и не слишком дорого стоило фирме.
Сотрудничество с полицией было великолепным. Славно сделано, ребята. Еще есть дела? Если нет, то заканчиваем.
Тони отправился в ближайший паб, а я поехал в Ламборн. Добрался я туда позже, чем мне хотелось бы.
— Слава Богу, — сказала Алисия, выходя из дому мне навстречу. Мы уж думали, что ты заблудился.
— Застрял в конторе. — Я горячо обнял ее.
— Ни за что не прощу.
В ней появилась какая-то новая беспечность, и это очень радовало. Она повела меня через кухню в официальную гостиную, где Доминик, недоверчиво глядя по сторонам, сидел на коленях у матери. Попси разливала вино.
— Привет, — сказала Попси и поцеловала меня держа в одной руке бутылку, а в другой стакан. — Всегда появляешься со своей волшебной палочкой там, где нужно.
Я улыбнулся ее зеленым глазам и взял стаканы.
— Жаль, что я не на двадцать лет моложе, — сказана она. Я ответил ей понимающим взглядом и повергнулся к Миранде.
— Привет, — сказал я.
— Привет. — Она была тихой и дрожала, словно заболела.
— Привет, Доминик.
Мальчик сурово посмотрел на меня своими глазищами. На дневном свету было видно, что они синие. Темно-синие.
— Вы невероятно, здорово смотрелись по «ящику», — сказал я Миранде.
— Так, как надо.
— Алисия сказала мне... что делать.
— Алисия велела ей хорошо одеться, держаться спокойно и делать вид, что все путем, — сказала Попси. — Я слышала. Она говорит, что ты дал ей хороший урок и что Миранде от этого тоже будет польза.
Попси устроила неформальный ленч на кухне. Миранда ела мало, Доминик ничего не ел. А потом она всех нас повезла в своем «Лендровере» в Даунс, инстинктивно полагая, как я думают, что там, где полегчало Алипии, полегчает и Доминику.
— С тех пор как мы привезли Доминика, он ел что-нибудь? — спросил я по дороге.
— Только молоко пил, — сказала Миранда. — Но даже к нему не прикасался, пока я не попробовала дать ему попить из одной из его старых бутылочек. — Она ласково поцеловала мальчика. — Он всегда пил свое вечернее молоко из бутылочки, правда, маленький? Он всего полгода как от нее отказался.
Мы все молча подумали о том, что Доминик снова впал в детство. Попси затормозила у учебных препятствий.
— Я привезла коврик, сказала она. — Посидим на травке.
Она с двумя девушками села на коврик. Доминик по-прежнему цеплялся за маму, а я оперся о «Лендровер» и подумал, что Попси, наверное, права от покатых холмов струилось такое спокойствие, что его почти можно было потрогать рукой.
Миранда взяла с собой игрушечную машинку, и Алисия стала катать ее по коврику, по ноге Миранды, а затем по ножке Доминика. Он некоторое время сурово, без улыбки смотрел на нее, а затем уткнулся носом в шею матери.
— Они... — дрожащими губами проговорила Миранда, — они... обижали его? На нем не было синяков, только маленькие... но что они сделали с ним, почему он стал таким?
Я сел на корточки рядом с ней и обнял ее за плечи, заодно обняв и Доминика. Он поглядывал на меня одним глазком из-за маминого уха, но не пытался спрятаться.
— Похоже, что они привязывали его к кровати чем-то вроде того снаряжения, которое используется в лодках. Я не видел, но мне рассказали. Не думаю, чтобы снаряжение причиняло ему боль. Он мог немного двигаться — сидеть, стоять на коленях, лежать. Он отказывался есть и иногда плакал, потому что ему было одиноко. — Я помолчал. — Возможно, что они сознательно запугали его больше, чем надо, чтобы заставить его замолчать. — Я снова помолчал. — Там, в полу, было отверстие. Большое, достаточное для того, чтобы туда мог провалиться ребенок. — Я опять замолчал. — Они могли сказать Доминику, что, если он будет шуметь, они бросят его туда.
Миранда вздрогнула всем телом, а Доминик заскулил и отчаянно вцепился в мать. Впервые он издал хоть какой-то звук, и я не собирался упускать случай.
— Доминик, — твердо сказал я, — хорошие полицейские засыпали эту дыру, и маленькие мальчики туда уже не упадут. А те три человека, что увезли тебя в лодке, больше не вернутся. Полицейские посадили их в тюрьму. Никто больше не увезет тебя к морю. — Я замолчал. — Больше никто не станет заклеивать тебе рот. Никто не будет на тебя сердиться и называть плохими словами.
— Маленький мой, — простонала Миранда и прижала его к себе.
— Дырку заделали, сказал я. — Больше нет дыры в полу. Никто туда не упадет.
Несчастного малыша, наверное, всю жизнь будет преследовать этот кошмар. Я часто думал, что любой, кто найдет средство избавить человечество от кошмаров, достоин Нобелевской премии. Я встал и сказал Алисии и Попси:
— Идемте пройдемся.
Когда они встали, я сказал Доминику:
— Расцелуй свою маму. Она все время плакала, когда эти ужасные люди забрали тебя. Ее нужно как следует расцеловать.
Я подумал, что ей нужно было бы, чтобы ее расцеловал муж, который отказал ей в этом. Ей нужна была поддержка сильного взрослого мужчины. Ей придется найти в себе силы, чтобы продержаться вместе с Домиником в одиночку, и выдержит она или сломается — это еще бабушка надвое сказала. Мы с Попси и Алисией неторопливо подошли к родному из учебных препятствий и остановились там поговорить.
— Думаешь, правильно было напоминать ему про дыру в полу? — спросила Попси.
— Занозы нужно извлекать, — сказал я.
— Или рана загноится?
— Да.
— Откуда ты знаешь, как с ним обращались?
— Не знаю. Я просто догадался. Очень похоже, правда? Дыра в полу там была. Он плакал. «Заткнись, сопляк, или мы тебя туда бросим».
Попси заморгала. Алисия сглотнула.
— Скажи Миранде, — обратился я к ней, — для того, чтобы пережить такую страшную вещь, как похищение, требуется время. Пусть не беспокоится, если Доминик станет писаться в постель или будет цепляться за нее. Расскажи, каково было тебе. Какой беззащитной ты себя чувствовала. Пусть она будет терпелива с Домиником, как только первая радость от его возвращения уляжется.
— Хорошо, я скажу.
Попси перевела взгляд с меня на Алисию и обратно, но ничего не сказала. Алисия слегка улыбнулась и высказала то, о чем думала Попси.
— Я тоже цеплялась за тебя, — сказала она, глянув на Миранду. Когда тебя здесь нет, а я впадаю в панику, я думаю о тебе, и это меня поддерживает. Я и об этом расскажу Миранде. Ей самой надо бы за кого-то цепляться. Бедная девочка.
— Тебя послушать, так Эндрю что-то вроде решетки для вьющихся растений, — пробурчала Попси. Мы снова пошли, дошли до следующего препятствия и остановились, оглядывая холмы. Вокруг солнца листьями папоротника тянулись высокие перистые облака — знак того, что погода испортится. Мы никогда не нашли бы Доминика, подумают я, если бы на следующий день после его похищения пошел дожди и на берегу не было бы маленького строителя каналов и его бабушки.
— Знаешь, — внезапно сказала Алисия, — пора мне вернуться к скачкам.
Это прозвучало так, словно слова вырвались сами по себе и удивили ее самое.
— Милая моя! — возопила Попси. — Правда?
— Думаю, сейчас — да, — помедлив, ответила Алисия и нервно улыбнулась. — Кто знает, о чем я подумаю утром?
Все мы, однако, поняли, что это был первый ручеек, пробившийся сквозь плотину. Я обнял Алисию и поцеловал ее. Сейчас это было не просто поздравление, а нечто более горячее, совершенно иное. Я ощутил, как она вспыхнула в ответ и снова потухла. Я отстранился от нее, подумав, что удар пришелся точно. Я улыбнулся, пожал плечами и ничего не сказал.
— Ты нарочно? — твердо спросила Алисия.
— Не совсем, — ответил я. — Это получилось неожиданно.
— Я уверена, что нарочно. — Она испытующе окинула меня взглядом и пошла прочь не оглядываясь.
— Ты оторвал ее от решетки, — весело сказала Попси. — Доктор целует пациентку — как непрофессионально!
— Я бы и Доминика поцеловал, если бы ему от этого стало лучше.
Она взяла меня за руку, и мы вдвоем зашагали, как старые друзья, назад к «Лендроверу» и коврику. Миранда лежала на спине и дремала, а Доминик развалился у нее на животе. Его глаза тоже были закрыты, круглая привлекательная мордашка расслаблена.
— Бедный малыш, — прошептала Попси. — Так жаль его поднимать.
Миранду разбудила вернувшаяся Алисия. Доминик все еще спал, когда мы короткой дорогой отправились домой. На одной из кочек машину тряхнуло, и он, видимо, проснулся, поскольку я увидел, как он сел на руках у Миранды, а затем снова лег, а Миранда склонилась к нему, будто слушая.
Алисия метнула на меня безумный взгляд и тоже наклонилась послушать, но за шумом мотора я ничего не слышал, да к тому же я не видел, чтобы губы Доминика пошевелились.
— Останови, — сказала Алисия Попси, и та, заслышав в ее голосе требовательность, послушалась. Доминик напевал мелодию.
Несколько секунд я слушают тихое мычание. Поначалу мне подумалось, что он мурлычет что-то непонятное, хотя уж точно не на одной ноте.
— Знаешь, что это? — ошеломленно сказала Алисия, когда мальчик замолчал. — Просто не могу поверить.
— Так что? — спросил я.
Вместо ответа она снова пропела музыкальную фразу, в точности как Доминик. Он сел на коленях у Миранды и посмотрел на нее, явно заинтересовавшись.
— Он знает ее! — воскликнула Алисия. — Доминик ее слышал!
— Да, дорогуша, — спокойно сказала Попси. — Мы видим. Теперь мы можем ехать?
— Ты не понимаешь, — едва дыша сказала Алисия. — Это же из «Трубадура»! Хор солдат.
Я уставился ей в лицо.
— Ты хочешь сказать... — начал было я.
Она кивнула.
— Я шесть недель слушала его по пять раз на дню.
— О чем вы? — спросила Миранда. — Доминик не знает никаких опер.
Ни я, ни Джон не любим оперу. Доминик знает только детские песенки. Он мгновенно их схватывает. Я ставлю их ему на кассетах.
— Господи, — с трепетом сказал я. — Попси, поезжай домой. Все в порядке.
Попси добродушно пожала плечами, завела машину и отвезла нас домой. Я сразу же пошел к своей машине за кейсом и принес его в кухню.
— Миранда, — сказал я, — я хочу, чтобы Доминик посмотрел на одну картинку.
Она встревожилась, но препятствовать не стала Она сидела за кухонным столом с Домиником на коленях, а я вынул один из фотороботов Джузеппе и положил фотографию лицом кверху на стол. Миранда с волнением ждала, что Доминик испугается, но ничего не случилось. Он некоторое время спокойно смотрел на портрет, затем отвернулся, прижался к Миранде, уткнувшись носом ей в шею.
Слегка вздохнув, я убрал фоторобот в кейс и кивнул в ответ на предложенную Попси вечную чашку кофе.
— Чао, бамбино, — сказал Доминик. Мы с Алисией резко обернулись, словно нас дерну ли за ниточку.
— Что ты сказал? — спросила его Алисия, и Доминик еще глубже зарылся в волосы Миранды.
— Он сказал «чао, бамбино», — ответил я.
— Да... я так и думала...
— Он понимает по-итальянски? — спросил я Миранду.
— Да нет, конечно же.
— "Пока, малыш", — сказала Попси. — Разве он не так сказал?
Я снова вынул фоторобот Джузеппе и положил его на стол.
— Доминик, милый мой малыш, — сказал я, — как зовут этого человека?
Большущие глазищи стрельнули в мою сторону, но он не сказал ни слова.
— Его зовут... Майкл? — спросил я.
Доминик покачал головой — еле заметно, но явно отрицательно.
— Может, Дэвид?
То же самое.
— Джузеппе?
Доминик даже не сморгнул. Покачал головой. Я немного поразмыслил.
— Его зовут Питер?
Доминик просто смотрел на меня.
— А может, Доминик?
Малыш чуть ли не улыбался. Покачал головой.
— Джон?
Снова отрицание.
— Может, Питер?
Доминик довольно долго молчал, затем медленно, едва заметно кивнул.
— Кто этот Питер? — спросила Алисия.
— Тот, кто забрал его в лодку.
Доминик протянул руку, коротко ткнул в нарисованное лицо пальчиком и тут же отдернул.
— Чао, бамбино, — снова сказал он и прижался к Миранде.
Хотя бы одно стало совершенно ясно, подумал я. Пугал Доминика не Джузеппе-Питер. Малышу, как и Алисии, он нравился.
— Думаю, мальчик не заговорит, — сказал Иглер. — Суперинтендант Райтсворт сказал мне, что он пытался разговорить мальчика, но тот был в шоке, да и мать противилась.
— М-м, — сказал я. — Все-таки это было вчера. Сегодня Доминик явно опознал человека на фотороботе как одного из похитителей, известного ему под именем Питер.
— Насколько, по-вашему, можно полагаться на показания ребенка?
— Они весьма достоверны. Он явно его знает.
— Отлично. А этот Питер — я думаю, что это один из бандитов, чей голос записан на пленку, — он итальянец?
— Да. Доминик усвоил от него два слова — «чао, бамбино».
— Ах ты, лапочка, — загадочно протянул Иглер.
— Сдается еще, — сказал я, — что этот Джузеппе-Питер большой поклонник Верди. Алисия Ченчи говорила, что ее похитители постоянно крутили ей три оперы Верди. Доминик напевал хор солдат из «Трубадура» — одной из этих опер; Вы, случаем, не находили в том доме кассетник?
— Да. — Он говорил так, будто его уже ничто не могло удивить. Наверху, в той комнате, где держали мальчика. Там было только две кассеты.
Одна с поп-музыкой, вторая, парни, с оперой Верди. Да-да, «Трубадур».
— Убедительно, не так ли? — спросил я. — Мы имеем дело с практиком.
— С кем?
— С практиком. Извините, мы в «Либерти Маркет» называем так человека, который регулярно занимается похищениями. Как взломщик сейфов или мошенник. Его работа.
— Да, — согласился Иглер. — У нас есть практик, и у нас есть вы.
Интересно, знает ли этот Джузеппе-Питер о существовании «Либерти Маркет»?
— Его постоянного противника, — сказал я.
Иглер чуть ли не захихикал.
— Смею предположить, что из-за вас ему в Италии стало жарковато, когда кругом появилось полным-полно его портретов. Это прямо ирония судьбы — перебраться в Англию, чтобы снова напороться на вас. Он бы обалдел, если бы узнал.
— Смею предположить, что он узнает, — сказал я. — Существование «Либерти Маркет» — не тайна, хотя мы и не рекламируем себя. Любой опытный похититель когда-нибудь да слышал о нас. Возможно, вскоре мы столкнемся наряду с требованием выкупа с условием не привлекать полицию и «Либерти Маркет».
— Я имею в виду персонально тебя, парень.
— Ого! — Я помолчал. — Нет, это он вряд ли узнает. Он только раз видел меня в Италии, но не здесь. Он не знал тогда, на кого я работаю. Даже не знал, что я англичанин.
— У него припадок будет, когда он найдет свой фоторобот еще и тут, в Англии. — Иглер самодовольно усмехнулся. — Даже если мы его не поймаем, мы быстро загоним его туда, откуда он явился.
— Понимаете, — осторожно сказал я, — вы с Пучинелли оба могли бы распространить эти снимки среди людей, близких к скачкам, а не только по полицейским участкам. Ведь многие проходимцы с виду кажутся вполне порядочными гражданами. Оба похищения, которые мы уверенно можем отнести на его счет, связаны со скачками. Там есть люди, которые должны знать его. Кто-нибудь где-нибудь да знает. Может, напечатать его портрет в газетах, посвященных скачкам?
— Жаль, что я не могу обменяться замечаниями с твоим приятелем Пучинелли, — сказал Иглер. — Иногда мне кажется, что полицейские процедуры скорее препятствуют обмену информацией, чем способствуют ее распространению. Даже в Англии какому-нибудь графству довольно трудно выбить информацию из другого графства, чего уж говорить о полицейских из разных стран в Европе.
— Не вижу, почему бы и нет. Я могу набрать его номер. По крайней мере, у вас тут будет переводчик.
— Позвонить в Италию? Это дороговато, парень.
— А-а. — Я уловил в его голосе нежелание большинства англичан звонить на континент — как будто само по себе это было опасным и трудным делом, а не просто кнопки нажимать.
— Если я захочу узнать какие-нибудь подробности, — сказал Иглер, я попрошу тебя переговорить с ним. То, что я узнал от тебя, проходит под заголовком «информация, полученная из неустановленного источника».
— Я весьма рад.
Он хихикнул.
— Сегодня утром тех трех бандитов будут судить. Под стражей они сидят уже неделю. По-прежнему ничего не говорят. Я дал им отлежаться, пока слушал все записи, но сегодня, после того, что ты мне рассказал, я им задам жару.
Глава 15
Иглер таки вскрыл свои устрицы, но жемчуга там не оказалось. Он, как и Пучинелли, сделали вывод, что никто из арестованных не знал Джузеппе-Питера до того, как тот завербовал их в пабе.