— Мы не причиним тебе никакого зла и не хотим тебя разорить, — сказал капитан. — Мы не китайцы, как нетрудно угадать, но и не шпионы, как ты думаешь. Дай нам переночевать у тебя нынешнюю ночь, но берегись! Если ты сделаешь хотя бы только один шаг по направлению к полиции или к этим шести или семи негодяям, которые вертятся все время перед дверьми, я тебя проткну, как фазана, и изжарю на вертеле. Поклянись, что ты оставишь нас в покое!
— Клянусь! — пробормотал китаец, у которого кровь застыла в жилах.
— Ну, теперь мы договорились Кто предупрежден, тот наполовину спасен; думай, прежде чем станешь что-либо делать.
Он бросил горсть монет на стол и поднялся со своими спутниками на верхний этаж, где, тщательно забаррикадировав двери, они зажгли фонарь и стали совещаться, наскоро ужиная гусем под зеленым соусом.
Оставаться в этой гостинице при той буре, которую они произвели своим появлением в городе, было опасно. Следовало опасаться нападения со стороны шайки, вожаки которой все время сторожили двери в гостиницу, а может быть также и визита полиции, который повлек бы за собой арест и изгнание из Китая. Им грозила опасность навсегда потерять священный меч Будды, а к тому же и проиграть пари.
— Однако мы попали в некрасивое положение, — сказал капитан.
— Если останемся здесь, то нам предстоит не особенно приятное времяпрепровождение. Но как отсюда выйти? А если и выйдем, то куда идти и где искать наших гребцов? Во всяком случае, надо спешить и убираться на джонку. Это мое мнение.
— Ах, какие пустяки! — перебил его американец. — Неужели вас путает шайка мальчишек? Спустимся на улицу и, стреляя направо и налево, пробьемся прямо к реке.
— К черту ваши проекты! — сказал капитан. — Вы не сделаете и десяти шагов, как весь гарнизон города будет у вас за спиной. Что ты предложишь, Мин Си?
— Я одобряю ваш проект, — отвечал китаец. — Но гребцы — найдем ли мы их на джонке? Сперва надо бы в этом убедиться, а потом уже пробираться туда, так как если мы останемся здесь, то завтра они устроят нам под окнами какую-нибудь мерзкую демонстрацию.
— А наши припасы? — спросил американец. Китаец пожал плечами.
— До Учжоу недалеко, — сказал он.
— Китаец прав, — сказал поляк.
— Прав как заяц, — возразил американец. — Как приятно видеть белолицых убегающими через окна, как настоящие воры! Вся моя кровь закипает при одной мысли о таком отступлении. А найдем ли мы виски в Учжоу? Найдем ли мы своих гребцов?
— Кто-нибудь пойдет на поиски.
— Кто же это будет?
— Один из нас, конечно, — отвечал капитан.
— Тогда пойду я, — сказал американец.
— Полноте, Джеймс! Для подобного предприятия требуется осторожный человек, а вы не из таких.
— Что вы хотите этим сказать?
— Что вы слишком горячитесь
— Я буду осторожен.
— Я вам не верю. Предоставьте мне делать так, как я считаю нужным, и уверяю вас, что все пойдет хорошо.
— А если пойду я? — сказал Казимир. — Сэр Джеймс опасен; вы глава экспедиции, следовательно — последний, кто должен рисковать своей шкурой, а я — ни то ни се.
Но и Мин Си намеревался также принять участие в опасном деле, и борьба великодуший угрожала стать нескончаемой. Капитан, чтобы всех удовлетворить, должен был прибегнуть к жребию. Он написал все четыре имени на кусочках бумаги, которые тщательно свернул и бросил в шапку. Мин Си вытащил имя американца.
— Что ж, разве я напрасно предлагал свои услуги? Сама судьба меня выбирает, — сказал Джеймс с торжествующей улыбкой. — Итак, друзья, утешьтесь, я поведу дело как следует.
— Надеюсь, — сказал капитан. — Торопитесь, готовьтесь к выходу.
— Я готов. Но откуда же мне выйти? Перед гостиницей расхаживают шпионы. Найдите мне другой выход, если только это возможно.
— Гм! — промычал поляк. — Это будет нелегко.
— Я не знаю другого выхода, кроме окна, — сказал капитан.
— Хорошо! — воскликнул американец. — Лишь бы мне не переломать себе ноги!
Капитан открыл окно, выходившее на узенькую улочку, застроенную домишками с садиками, и взглядом измерил высоту.
— Двенадцать футов, — сказал он.
— Мне кажется, не очень высоко, — отвечал американец. — Ну-с, будем прыгать… Если я не вернусь, то считайте меня умершим.
Он пожал руки своим спутникам, перекинул ноги на ту сторону окна и прыгнул, погрузившись до самых колен в желтоватую пыль.
— Вы ничего себе не сломали? — тревожно спросил капитан.
— Я цел и невредим, — отвечал американец.
— Видите вы кого-нибудь в конце улицы?
— Ни души. Я иду!
Он знаками попрощался со своими товарищами и пустился в путь, держа руку на револьвере.
Ночь была темная, без звезд и луны, настоящая ночь засад и западней. Не видно было ни единой живой души, исключая нескольких тощих собак, лакавших воду из луж, и не слышно было никаких звуков, кроме скрипа флюгеров и драконов, которые вертелись по ветру.
— Гм! — промычал американец. — Ночка, нечего сказать! Здесь темнее, чем в жерле пушки. Милый храбрый Джеймс, открой глаза и уши. Ах! Если бы я мог найти этих собак-гребцов! Но думаю, что это будет трудновато. Я готов держать пари на тысячу долларов, что они пьяны и неистово храпят в каком-нибудь кабачке.
Разговаривая таким образом сам с собой, храбрый янки прошел по всему переулку и вышел на большую улицу, посреди которой прыгало несколько собак. Две или три из них оскалили на него свои зубы и глухо зарычали.
— Проклятые собаки! — проговорил Корсан. — Даже они рычат на иностранцев. Ну и страна! Здесь все точно бешеные.
Он только хотел завернуть за угол, как вдруг увидел прямо перед собой человека. То был китаец ростом почти шесть футов, с широченными плечами, огромной головой и длинными усами.
— О! — воскликнул американец, кладя руку на револьвер.
— О! — как эхо отозвался великан.
Он приблизился к американцу и поглядел на него сверху вниз, затем, довольный, по-видимому, своим осмотром, стал громко хохотать, открывая огромный рот, доходивший почти до ушей.
— Клянусь Бахусом! — воскликнул американец. — Однако ты храбр, милейший Геркулес, если смеешься мне в глаза, но предупреждаю тебя, что если ты жулик, то не получишь от меня ни одного сапеке.
Великан продолжал смеяться.
— Что такого смешного ты увидел на моем лице? — спросил американец, начинавший терять терпение.
— Ты иностранец, — проговорил великан.
— А' Ты меня знаешь? Тем лучше — кругом! марш! — крикнул Джеймс, выхватывая револьвер.
Гигант не заставил повторять два раза это приказание, повернулся и пустился галопом по узкому переулку.
— Так, отлично! — проворчал американец. — А теперь — рысью! Он зарядил револьвер и ускорил шаг, смотря то направо, то налево, по временам останавливаясь и чутко прислушиваясь.
Так прошел он семь или восемь улиц, сопровождаемый стаей собак, неистово лаявших ему вслед, а потом добрался до большой площади, на которой снова остановился, услыхав странный шум. То было продолжительное мычание, смешанное с каким-то бряцанием и глухими ударами.
— Это река! — воскликнул он. — Благодарение Богу!
Он ускорил шаги и скоро достиг берега Сицзяна, заставленного лодками и барками и освещенного большими фонарями из промасленной бумаги, висевшими на деревьях. Река, яростно катившая свои волны, ревела и стонала, разбиваясь обо все эти суденышки и поминутно сталкивая их одно с другим.
Увидев, что он находится на самом конце мола, американец стал всматриваться в темноту и наконец заметил джонку, привязанную к столбу. Он взошел на нее и поднял тент — джонка была пуста.
— Куда девались эти собаки-гребцы? — пробормотал он гневно. — Однако положеньице, нечего сказать! Что теперь делать?… Подождем их!
И с этими словами американец развалился на циновке, набил трубку, закурил ее и стал ждать, нимало не думая о своих спутниках, дожидавшихся его с мучительным нетерпением. Некоторое время он лежал с открытыми глазами, но потом, частью от усталости, частью убаюкиваемый течением, сомкнул веки и заснул глубоким сном.
Его разбудили шум и крики прибрежного населения, занятого уборкой своих лодок.
— Отлично! — пробормотал американец, лениво потягиваясь и закуривая трубку. — Город просыпается, надо надеяться, что гребцы тоже когда-нибудь проснутся.
Солнце быстро вставало, золотя вершины гор, потом верхушки самых высоких крыш, пагоды, пики, террасы, храмы, а затем дома, домики, хижины и плантации.
Из-под каждого навеса, из-под каждой циновки, покрывавшей лодки, украдкой выглядывало бронзовое лицо лодочника, наблюдавшего за погодой; в каждом окне показывалась голова, бритая и желтая, как спелая дыня; в каждой двери — расплющенный нос и пара опущенных книзу усов.
Отовсюду слышались взрывы хохота, веселые восклицания, монотонные ритурнели, плеск весел, скрип блоков, визг поднимаемых флюгарок20. Некоторые из лодочников отчерпывали воду, другие сталкивали в реку свои лодки, тянули такелаж, поднимали парус, вытаскивали якорь.
Прошло более сорока минут, когда Джеймс увидел Луэ Коа, выходившего из-за утла и раскачивавшегося, как колокол.
— Вот главный разбойник, — сказал он, спрыгнув на берег. — Эй, чертов пьяница! Я тебя жду целых четыре часа.
— А! — воскликнул удивленный китаец. — Так это вы? Я думал, что вы почиваете где-нибудь в гостинице или сидите на корточках перед бочонком шу-шу21 . Разве вы провели ночь на моей джонке?
— Нет, тысяча чертей! Я пришел сюда сказать тебе, чтобы ты готовил джонку, и повторяю, что я жду тебя целых четыре часа.
— Я играл всю ночь с одним лаваду из Учжоу. Итак, мы едем?
— Еще бы! Тут все жители перебесились и нее дают нам проходу.
— А! — протянул кормчий, ехидно посмеиваясь. — Разве мы отправимся, не запасшись провиантом?
— Ты сам это сделаешь. Вот тебе два таэля, да не забудь взять бочонок сам-шиу. Поворачивайся!
Тот поймал на лету обе монеты и пошел, но не спеша и хохоча как сумасшедший.
— Черт тебя подери! — крикнул ему вслед американец. — А теперь направимся во вчерашний кабачок купить пару бутылок джина. Без этого напитка плохо приходится в этой мерзкой стране, — сказал он самому себе и с этими словами тоже направился в город.
Пройдя около полумили, он добрался до кабачка, огляделся вокруг — не следит ли кто за ним, потрогал револьверы и вошел в кабачок с видом победителя. Кабатчик был совершенно один и сидел за своей стойкой. Увидев американца, он широко раскрыл глаза, и на его лице изобразилось необычайное удивление.
— Друг мой, — сказал Джеймс, смеясь, — чего ты испугался, что делаешь такие большие глаза?
— Ничего, — отвечал тот. — Напротив, меня удивляет твоя смелость.
— Не беспокойся, пожалуйста, о моей смелости. Вот тебе таэль, неси мне десять бутылок джину.
— Десять бутылок! Мой джин стоит дороже.
— Что ты говоришь, собака?
— Что мой джин стоит один мао за бутылку.
— Ты мошенник! — крикнул американец, начинавший горячиться. — К счастью, я богат и заплачу, сколько ты просишь. Торопись!
Китаец почесал себе затылок, но не тронулся с места. Казалось, этот мошенник находился в сильном затруднении.
— Ну? — спросил американец.
— У меня нет джина. Если хотите сам-шиу …
Кабатчик собирался выйти, но американец догнал его в два прыжка. Он видел, как тот сделал знак человеку, неожиданно появившемуся на пороге кабачка.
— Ты готовишь мне западню! — заревел рассвирепевший янки.
— Я? — воскликнул китаец.
Корсан схватил его за шиворот и притащил к двери. Здесь он увидел на другой стороне улицы, как раз напротив кабачка, нескольких китайцев, вооруженных мушкетами и длинными ножами.
— Видишь? — спросил американец. — Скажи им, чтобы они ушли, или я разобью твою голову о стену.
— Я не знаю этих людей.
— Очисти мне дорогу, говорю тебе!
— Пустите меня! — крикнул кабатчик.
— Очисти мне дорогу! — повторил американец.
— Помогите! Возьмите этого иностранца!
Американец зарычал, как лев, схватил китайца за середину туловища, поднял и выкинул на улицу с такой силой, что только крепкая голова китайца могла выдержать и не разлететься вдребезги. Отделавшись от кабатчика, Корсан повалил столы и стулья, устроив себе из них баррикаду, и спрятался за ними, в то время как человек тридцать или сорок китайцев с оружием в руках столпились перед дверью и оглашали улицу дикими криками и угрозами в адрес американца.
IX. Белые и желтые
Бедный американец только теперь понял, какую страшную ошибку он совершил, отправившись на розыски злополучного джина, вместо того чтобы спешить в гостиницу к ожидавшим его друзьям, а оттуда на джонку. Он готов был отдать половину жизни за то, чтобы выбраться из этой западни. Мысленно он утешал себя тем, что кто-нибудь из его спутников придет ему на помощь, а пока, в ожидании этой помощи, видел перед собой воющую мстительную толпу, потрясавшую мушкетами, пиками, топорами и палками и готовую разорвать его на куски. Среди них особенно бесновался каким-то чудом уцелевший кабатчик, побуждая самых храбрых вломиться внутрь кабачка и разрушить баррикаду.
В продолжение нескольких минут вся эта толпа ревела и вопила, время от времени забрасывая американца целыми грудами камней, от которых вдребезги разлетались сосуды с вином; потом, убедившись, что неприятель не смеет показаться, шесть или семь человек, вооруженных пиками и мечами, приблизились к двери.
При виде их американец тяжело вздохнул.
— Ну, теперь кончено! — прошептал он. — Я попался, как неопытный мышонок в ловушку. Ну да что делать! Побольше храбрости, Джеймс! Надо постараться отделаться от всех этих желтых рож. Смелее!
С этими словами он придвинул поближе к себе стол, зарядил револьвер и направил дуло на дверь.
Семь или восемь китайцев, ободренных прибытием целой шайки носильщиков, решительно вошли в кабачок и приблизились к баррикаде. Но, увидев американца, поднимавшегося им навстречу с револьвером в руках, остановились в нерешимости, а трое или четверо, трепеща за свою шкуру, показали пятки.
— Недурно! — проворчал Корсан. — Эти мерзавцы не очень-то храбры. Не прыгнуть ли мне вперед?
Он подобрался, как тигр, и прыгнул на лавки, крича за десятерых и направляя вперед дула своих револьверов.
Китайцы, толкая один другого, пустились наутек. С улицы раздалось несколько залпов аркебуз, не причинивших никакого вреда осажденному.
— Негодяи! — ревел Корсан. — Погодите, вы еще у меня попляшете!
Спрятавшись за баррикаду, он прицелился в громадного китайца, заряжавшего мушкет возле двери.
— Ступай к Будде в гости! — крикнул американец, спуская курок. Великан упал, испустив крик ужаса и боли. Несколько человек
бросились к нему и вытащили вон, пока другие палили из аркебуз.
Американец снова поднял револьвер, готовясь стрелять, но вдруг остановился.. В эту минуту его осенила блестящая мысль.
— Увидим! — пробормотал он. — Да! Конечно! Я уверен, что так будет отлично.
Он уперся в ближайшую стену, частично защищенную баррикадой, и налег на нее посильнее; при этом он почувствовал, что стена слегка поддается.
— Я спасен, — сказал себе Джеймс. — Одним ударом плеча я ее высажу, а если уж я буду на свободе, то не советую вам за мной следовать, поганые желтые рожи!
Затем он подошел к стене так близко, как только мог, собрал все силы и начал яростно трясти ее, так что она, не выдержав, дала трещину. Вторым ударом он ее совсем выбил и, нимало не заботясь о потолке, который обрушивался, покрывая собой все, что было в кабачке, вылетел вон. Нельзя было терять ни минуты. Нахлобучив на глаза шапку, засунув руки за пояс, где были спрятаны револьверы и bowie-knife, янки бросился на первую открывавшуюся перед ним улицу и помчался со всех ног. Он уже считал себя вне опасности, когда услышал хриплый голос позади:
— Вот он!.. Лови!.. Держи!..
Тем не менее американец даже не повернул головы, а, подобрав свой кафтан, побежал еще быстрее.
Тридцать или сорок китайцев пустились за ним вдогонку, завывая и паля из аркебуз.
— Я пропал! — прошептал бедный Корсан.
В четыре прыжка он достиг конца улицы, сбил с ног двух человек, пытавшихся преградить ему дорогу, и помчался по другой улице, сопровождаемый толпой солдат, лодочников, носильщиков, торговцев и простых горожан.
— Держи!.. Держи!.. — ревели они.
— В реку иностранца! — вопили другие.
— Бейте его! — кричали солдаты.
Это было еще не все. Из окон, с террас, с крыш дождем летели в беглеца посуда, горшки, черепица, камни, палки, шторы и потоки вонючей жидкости.
Несчастный американец, преследуемый со всех сторон, оглушенный криками и выстрелами, промокший от вылитых на него помоев, избитый камнями и черепицей, совсем изнемогал. Сделав последнее усилие, он долетел до утла новой улицы, которую загораживали четверо лодочников, страшно горланивших и грозно потрясавших увесистыми палками.
— Дорогу! Дорогу! — загремел он, замахиваясь своим ножом.
— Держи его! Лови! Бей! Бей! — кричала вслед разъяренная толпа.
— Подлые трусы! — отвечал американец, бледнея от ярости. — Вы и в самом деле думаете убить меня? Дорогу!
Сильным ударом он сбил с ног одного лодочника, кулаком пригвоздил к стене другого и помчался во весь опор. В затылок ему попал камень, лицо было исцарапано черепком; упавшим горшком пробило шляпу, — а он все продолжал бежать. Наконец в конце улицы он увидел знакомые очертания своей гостиницы. Теперь ничто уже не было в состоянии его остановить.
В десять прыжков он одолел остававшееся до нее расстояние и бросился вверх по лестнице. В эту самую минуту капитан, поляк и Мин Си выпроваживали из двери хозяина и четверых его прислужников.
— Джеймс!