- Да, я жутко везучая. Последние каникулы догуливаю. Вот, догуляла. Утром продираю глаза на вокзале, а мне вот тот, помнишь, одессит Миша и говорит: "Твоим друзьям кто-то продал с рук билеты на мурманский поезд, они в спешке на поезд вскочили и твои вещи забрали". Все правильно. Рюкзак и сумка-то мои рядом с ребятами лежали, а спала я в другом конце вокзала - там скамейка нашлась. Ребята в суматохе про меня и забыли. У меня пятнадцать рэ чудом в джинсах уцелело, паспорта нет - из Симферополя не улетишь. Знаешь, я никогда не думала, что кого-то придется просить, я не знаю, как бы это... сказать. Помоги мне до Харькова добраться, ну пожалуйста!!! Я глазки проводникам строить не умею, и билетов нигде ни черта.. И страшно одной!.. Я больше ни о чем тебя не попрошу, я больше к тебе в душу лезть не буду, прости меня за все, но помоги до Харькова! А там мне родня деньги одолжит, а до Ленинграда я как-нибудь уж сама...
- Как же это тебя угораздило-то? Как это живого человека на вокзале забыть можно? Ты ж не вещь!
- Ну, понимаешь, сейчас время такое - отношения у всех легкие, ни к чему не обязывающие. Знаешь, я это даже непорядочностью боюсь назвать - это именно легкость какая-то... Я ребят ни в чем не виню...
- Ах, вот мы как. Ясно мне теперь, почему одессит Миша считает, что нет больше интеллигенции Я уж чую, ты по приезде вещички заберешь, мило улыбнешься и ни с кем не разругаешься даже. Низзя! Ведь наверняка все чем-то повязаны, может, родители семьями дружат, может, партия уже с кем-то составилась.. А может, ты и сама бы так же кого-нибудь на вокзале посеяла? Да нет, просто вам вместе привычно, ничего не хочется менять. Вот так они и жили... Ну я пошел. Если хочешь, подожди.
И Андрюша пошел класть свои тяжести в камеру хранения, лихорадочно думая на ходу, что же случилось.
"Что же случилось? Меня действительно считают в компании штатным донжуаном, и я уже знакомился с девушками в поездах и на улицах - и все, с иронией и блеском, как хорошая шахматная партия, и каждый раз ухитрялся выманить адрес, и дальше дело не шло... Где-то в разных концах Союза лежат мои адреса настоящие: Казань, Достоевская... И мне никто не пишет и не звонит из ЭТИХ. Значит, мы все не нужны друг другу, как не нужна никому эта красивая девчонка. А почему она должна быть нужна МНЕ? Почему я должен играть в благородство? Мне больше всех нужно? Ну что я плохого сделаю, если вот сейчас сяду на любой автобус и уеду? Тут же сразу на выходе - автостанция. Сесть на любой. И уехать. Я-то ее вещи не заберу, а до Харькова за свои 15 рэ она и без меня доедет. Ну, вспомнит недобрым словом, но зато каждый из нас вернется в свою жизнь. Да-с. Просто все, как самосвал. И подленько. Потому что до Питера без теплых вещей - не дай бог где-нибудь сменится погода, и тогда девчонке худо будет. А родня в Харькове? А вдруг родня дальняя и давно адрес не тот? Или просто родня в отъезде - тоже невелико счастье. Нет. Как я мог ХОТЕТЬ ее бросить? Как я мог?! И наконец, что бы она о себе ни плела, она же все-таки красивая. И одна. И черт его знает, какая сволочь может попасться на пути и что этой сволочи придет в голову. Нет. Мы должны быть в ответе за тех, кого приручили, или как там у Сент-Экзюпери? Нет. Я не уеду. Чем больше негодного творится вокруг, тем больше мы должны оставаться людьми. Господи, только бы с ней не стряслось ничего!.."
Вещи в камеру хранения - и бегом назад. "А вдруг не дождалась? Нет, стоит, значит, тоже во что-то еще верит".
- Как тебя звать-то, коллега ты моя покалеченная?
- Наташка.
- А я Андрей. Пошли заправляться, через сорок минут электричка до Мелитополя. Дальние поезда здесь не штурмуют - это Джанкой.
- Ты на "Скорой" работаешь?
- Да, а как ты допетрила?
- Жаргон у вас, да-а. Немудрено. У наших молодцев на Первой Гвардейской те же обороты, если не хлеще. Ну пошли...
- Ты с Петроградской?!
- Да!
- Здорово! Я там как-то очень не хило встретил Новый год. Ну да ладно, это я как-нибудь потом расскажу. В общем, время, которое у нас есть, - это деньги, которых у нас нет! Погнали!
...Для тех, кто не был в привокзальном ресторане Джанкоя: тут кормят вкусно, дорого и неторопливо. И всегда есть в заначке пепси-кола. Вот и сейчас официантка вынула из холодильника запотевшие бутылочки - "для друга".
- И для меня оставь, мать!
Андрюша хлопнул официантку по плечу. Этот язык официантка явно понимала. Затрапезный вид посетителей ее не смущал: в Крыму не то увидишь.
- Что будем заказывать, молодые люди?
В ресторане в это время рождался очередной скандал. Два пожилых мужика опаздывали на поезд, а кормить их явно не торопились. Днем, видать, пообедать не пришлось. Поезд, куда им садиться, - без ресторана. Лишний день без обеда - годы уже не студенческие. Ситуация читалась легко и однозначно. Мужики допустили тактическую ошибку: сорвались на крик, вызвали ответный, им стали указывать на дверь. Панкратов поймал себя на том, что, хлопнув официантку по плечу, он отбил обед именно у этих двух. И от своего умения находить общий язык хоть с кем, которое со временем приобретает всякий врач "Скорой", стало как-то не по себе.
До их поезда оставалось минут двадцать. До своего - полчаса. Обед уже стоял на столе. Мужчины - о горе! - стали требовать начальство.
- Подойдите сюда, пожалуйста! Да, да, вы! - неожиданно твердо сказал Андрей ошалевшим мужикам. - Садитесь и ешьте, а мы себе закажем еще.
Мужики в нерешительности застыли. И вдруг Наташа сняла очки, подошла прямо к ним и сказала, глядя в упор:
- Ну, пожалуйста. Мы-то сытые, в общем. Я вас очень прошу, садитесь!
...Мужчины доконали обед с волчьим аппетитом, торопливо раскланялись и оставили на столе пятирублевку. Наташка хитро посмотрела на Андрея:
- Господи, мы, оказывается, с тобой еще не забыли человеческий язык?!
- Вспомнишь тут. И без обеда останешься. Ты хоть ела сегодня?
- Завтрак съела, а вместо обеда с горя купаться пошла. Слава богу, купальник на мне остался, так я хоть с морем попрощаться решила.
- Горе ты мое. Сейчас ведь и с ужином распрощаешься!
И тут щелкнул вокзальный матюгальник.
- Пш-пш-ктропоезд Симферополь-Мелитополь опаздывает на сорок минут!
Милый сердцу беспорядок на железных дорогах!
4
Подкатила почти пустая электричка, они вбежали туда, сытые и веселые, и первой заговорила Наталья. Она сняла очки, отчего-то покраснела и здорово от этого похорошела.
- Простите, сэр, а что бы вы делали, если бы меня не встретили? Я понимаю, это несколько нескромный вопрос, но все-таки?
- Извините, мэм, но как раз в этом случае я бы знал, что делать. Я сегодня действительно прочувствовал, что такое - знакомиться в транспорте. Правду дяди и тети говорят - это неприлично и несимпатично! Ты же все мои наполеоновские планы под откос пустила...
- Так тебе и надо, нечего на хорошеньких девочек смотреть! А позвольте узнать, у вас была невеста?
- Была. Сплыла по распределению в целевую аспирантуру.
- Какой полет! А как же любовь...
- Какая там любовь... Была любовь и кончилась, как только я не вписался в орбиту ее полета...
- Тогда это была не любовь, а привычка друг к другу. Обычная история.
- Легко всегда судить постфактум. А пока все происходит с ТОБОЙ, никогда сам себе не признаешься, что любовь у тебя игрушечная. Стыдно же...
- А ты вообще в любовь-то веришь? Может, ее и нет на свете-то?
- Верю, конечно. И есть она, пока по ней кувалдой бить не начинают.
- Какой кувалдой?
- Да все той же. Расчетом, карьерой, "наш" - "не наш". Ну вот, по мне стукнули - я и сдался. Думаю себе: "С любовью у меня не получилось, а жениться надо. По любви не выйдет, по расчету - гадко, остается - на красивой, чтоб не обидно было".
- Высокие же у тебя помыслы. А как с духовной общностью тогда быть?
- Я ж тебе говорил: духовность - ее с ерудицией перепутать легко, а вот красоту - ее ни с чем не спутаешь. У красивых девушек в принципе есть одно уязвимое место. Зачетки у них обычно ни к черту не годятся: учиться-то им некогда. А в городе остаться ой как хочется. Ну вот, они перед распределением и ищут себе жертву. Так что остается только вовремя жертвой прикинуться, остальное уже, как говорится, дело техники.
- А самому потом противно не станет?
- Ну я же с откровенной дрянью знакомиться не собирался. Сколько угодно есть на свете крепких середнячков. Для высоких чувств у них ни воспитания, ни врожденного таланта нет. Все по плану, замужество тоже - ну, как окончание института или покупка телевизора. Люди эти в принципе неплохие, семьи с ними даже крепче получаются, чем по любви.
- А это почему же?
- А потому что расчет - не любовь. Он кувалды не боится, он сам - кувалда. А что любви не было - эти люди потом никому не скажут. Они же книжки читают, телевизор смотрят, знают, что без любви жить не принято. Мне уже обещали с такой девушкой познакомить. И тут - ты...
- Слушала я тебя, слушала и думаю: ты такой же подлец, как все мужики, или все-таки в тебе человека больше?
- Не мне судить. Но я для себя уже решил: чтобы не скатиться на подлость, надо вкалывать в сто раз больше других.
- Не вижу логики. Подлецы тоже часто людишки не ленивые.
- И все-таки когда вкалываешь, то меньше соблазна сподличать ради карьеры. Это уже вроде как лишнее получается.
- С работой - это понятно. А с невестой как?
- С моей-то? А никак. Она заради аспирантуры через меня перешагнула, а я чем хуже? Я тоже через себя перешагну: помимо "Скорой", буду три года свое здоровье гробить, из лаборатории не вылезать. И я ее обгоню с этой кандидатской, невесту свою бывшую. Не в отместку, для себя.
Резкий голос заставил их обернуться назад:
- Памятник тебе из бронзы или из гранита заказывать?
Лысый дядя интеллектуального вида с командировочным "дипломатом", очевидно, уже с утра немного принял.
- Ты одолеешь одну цель, у тебя появится новая. Чем больше достигнешь, тем больше захочешь еще. Я вообще не верю, что кто-нибудь выходит в люди мало-мальски без грязи, просто на ком ее не видно, тому и не стыдно. Так что не пудри даме мозги. Лучше быть проще и скромнее, ближе к массе.
Андрей осведомился довольно сдержанно:
- А по какому праву вы вмешиваетесь?
- Видите ли, я уже человек отпетый. Хронический командировочный, так сказать. Так что я давно уже без тормозов.
- Это что, профессия? Или призвание?
- Скорее судьба. Или, если хотите, диагноз.
- Дядя, тебя какая муха укусила?
- Какая, какая... Такая! Все у тебя хоккей, вот и сидишь болтаешь, что подлость тебе не нужна. Правильно, пока тебе на любимую мозоль не наступят, так и будешь по жизни добреньким ходить. А вот я уже не смогу. Насмотрелся. У меня, между прочим, тоже мыслишки кой-какие насчет жизни есть. Физику учил, борода?
- Учил.
- Закон сохранения энергии помнишь?
- В общих чертах.
- Я тоже не физик. Ну так вот, подлость-то, она тоже из ничего не появляется и никуда не исчезает. Интересная мысль?
- Что же с ней происходит?
- Да мы все передаем ее по цепочке друг другу. Вот тебе сделают гадость или при тебе ее сделают, и у тебя в душе появится такой заряд цинизма, что где-нибудь ты все равно не сдержишься. Наплюешь кому-то в душу или пройдешь мимо там, где мог бы вмешаться и помочь. И следующего человека зарядишь...
- А если не наплюю?
- Это невозможно. Такой заряд в себе долго не протаскаешь. Пока на ком-нибудь не отыграешься, будешь больной ходить. Человек так устроен. Понимаешь, человек так устроен!..
Дядя с "дипломатом" пошел к выходу. Приближалась Новоалексеевка. Не доезжая Мелитополя, они вышли на маленькой станции. Человеческого тепла больше не там, где больше людей, на то и был расчет: в этой дыре со скрипом, но ночлег будет. Объектом атаки выбрали автостанцию. Несколько минут стука разбудили сурового сторожа. "Шо нада?!!" - "Ночевать не пустите?" - "Три рубля с носа, а то много вас тут шляется!"
Не очень уловив связь между твердой таксой и количеством ходоков по запорожской степи, потрепанные молодые люди покорно раскошелились. Комфорт соорудили: расстелили на вокзальных скамейках два московских спальника; завтра в Харькове их отдавать, а пока нечего церемониться. Чем-то закусили, чай одолжили у деда и расхотели спать. Включили Андрюхин "Панасоник", или, по-свойски, "поросенка", что у рижского матросика был куплен по божеской цене - все ночные дежурства за пятый курс. С "поросенком" вылезли на улицу - ночь в августе, на юге, звезды большие - какой тут сон. Мир вовсю гудел музыкой. По "Маяку" Алла Борисовна, по Франции чтой-то разухабистое, под аккордеончик, по Италии Пупо, Тото, кто-то. И вдруг из темноты резкий, чистый, добрый и ироничный голос Джона Леннона. Голос, который знают без малого все четыре миллиарда ныне живущих. Андрей вынес из домика гитару, протянул Наташке:
- Поехали! Песни распевать не стали - время позднее. По очереди задумчиво бренчали, пока из домика не вышел дед:
- Не пойму я вас, черти, за шо тры рубля отдали? Залетай по одному!
Дед забурился и заперся у себя в каморке, а им осталась целая автостанция и два спальника на вокзальных скамейках. Первой разделась и нырнула в спальник Наташа. Андрей тихо вошел, запер автостанцию изнутри и улегся сам. Дедуля оказался молодцом - поднял к первой электричке, помог упаковаться и прямо в электричку их сонными и засунул. До Мелитополя отоспались, в вокзале умылись и перекусили, по очереди сторожа вещи, перед Запорожьем замелькала в окнах днепровская вода и захотелось передышки.
Вещи в камере хранения, вокзальный ад за бортом, город тоже. Они лежали на песке в укромном углу Хортицы, откуда не видно, что находишься в центре русского Рура, и их никто не видел. Наплавались до одури и изучали друг друга в пляжном обличье. "А купальник у нее точно как у кинозвезд - однотонный и до предела открытый". Наташка перехватила взгляд:
- Во-первых, не пялься. А во-вторых, тут смотреть нечего, он не фирменный, я сама с итальянской выкройки слизала.
- Да я не об этом думаю. Ну как, думаю, такая красивая до последнего курса незамужней дотянула?
- А что ж не дотянуть? Я за институт нигде больно в свете не мелькала, там без меня есть кому помелькать.
- А ты чем же занималась, пока они мелькали?
- Да так, всем помаленьку. А все больше работала в реанимации - сначала санитаркой, потом сестрой, а сейчас в реаниматоры и подамся.
- В принципе не бабское дело, хотя баб туда порядком напускали.
- А мне и так все говорят, что у меня повадки мужицкие. И в юбке-то почти в институт не ходила, только в джинсах и в любимом свитере.
- Выходит, весь институт свою хорошую внешность от всех прятала?
- Вроде так. И еще очки, конечно. Тоже хорошего мало.
- Так все ж в твоих руках. Сходила бы, контактные линзы поставила.
- Очередь большая, а близорукость у меня средняя. Мне неловко встревать, линзы-то очень многим гораздо нужнее, чем мне. Ничего, переживу.
...Доктор, ну до чего же ты славная! Боишься кому-то встать поперек дороги, даже если речь идет о твоих глазах. Панкратов вспомнил, как их группа на пятом курсе ворвалась в кабинет какого-то шишки-окулиста и потребовала вне очереди поставить линзы вот такой же скромняге с десятью диоптриями близорукости, и как стали ухлестывать за Галкой кавалеры, когда открылось миру ее иконное лицо и глаза, большие и детские.
- Наташка! - сказал он.- А по-моему, дело не в твоих трепаных джинсах. Просто мы все разучились любить нормальных, живых людей. Ищем каждый киногероя, а друг мимо друга проходим и не замечаем. А вот скажи, ты хоть раз кинозвезд не на экране, а вот так просто, нос к носу, видела?
- Да, видела. В Ленинграде все ж таки живу.
- Ну и как они тебе?
- Люди как люди. Ничего с виду особенного нет. Как мы с тобой, такие же.
- Правильно. Только их гримируют, освещают и выгодным ракурсом снимают. Так что, если говорить о внешности, а не об актерском таланте, мы бы с тобой очень не худо с экрана бы смотрелись.
- Ишь размечтался. Про нас сымать нечего.
- Да я ж не об этом. Просто у многих из нас будто два мира. Смотрит человек киношку, весь мир для него раздваивается. Там, на экране, - люди красивые, дела настоящие. А в своей жизни - дела мелкие, люди некрасивые. И вот начинает такой человечек на собственную жизнь будто с экрана смотреть: на себя сверху вниз и на других сверху вниз. Главным образом на других, ясно дело.
- Ну пускай смотрит. Дуракам закон не писан.
- А если от этого дурака твоя судьба зависит? А он же как на всех смотрит, так со всеми и поступает. Потому что для него все, что не с экрана, на одно лицо. А не могут все быть на одно лицо. Ты в кондитерской Вольфа была когда-нибудь? Это у вас, в Питере.
- Конечно. Там Пушкин бывал, музей сейчас открыли.
- Думаешь, вот когда Пушкин с друзьями там собирались, они знали, что они - плеяда, эпоха и солнце русской поэзии?
- Ну, я понимаю, не знали и знать не могли. Но ты к чему это?
- Да вот у нас одна скамейка есть в Казани, где компашка наша собирается. И я часто думаю: а вдруг там когда-нибудь придется мемориальную доску ставить: "Здесь в такие-то годы собирались такие-то светила"? А сейчас эти светила друг друга в грош не ставят, ссорятся по мелочам, нервы треплют...
- Да ради бога. Гениям закалка не во вред, легкая жизнь их убивает.
- Не в этом суть. Просто не надо искать гениев и героев где-то в потустороннем мире. Надо искать людей среди людей. У меня друг один очень хорошо как-то сказал: "Не надо бояться вглядеться в человека, который заведомо кажется эпизодом в твоей жизни". Это просто, но до этого надо дойти. Ну пошли. На вокзал.
До Харькова доехали без приключений, разбрелись по родственникам и сговорились встретиться завтра днем у "Кристалла" в парке, где всегда стоит хвост за мороженым.
5
Вот и встретились. Харьков не Крым - не сговариваясь, приняли оба приличный вид. Теперь к этому требовался соответствующий интерьер. Двинули по барам. В шоколадном баре Андрей зачем-то на минуту отошел от столика и вдруг почуял на плече тяжелую руку. Обернулся. За спиной стоял колоритный хлюст.